Ген (джен)

Этот день был полон неожиданных встреч и знакомств. С утра, после более месячного отсутствия, явился с инспекцией Семён, как всегда напористый и говорливый, убедился в завершении первого этапа работ по выращиванию тридцати человекоподобных химер, предназначенных для освоения Марса. Осмотрел каждый из тридцати боксов с зародышами искусственно смоделированных особей, выращивание и одновременное обучение которых должно было проходить по многим направлениям наук, как технических, так и гуманитарных. Затем Семён заочно представил Максиму кандидатуру специалиста по нейропсихологии и психогенетики, которая прибыла одновременно с ним и дожидалась его приглашения. Но после телефонного звонка и короткого разговора, сославшись на срочные дела, ушёл.

В ожидании предстоящего собеседования Максим расположился в конференц-зале для официальных приёмов, представляющем ту часть его рабочего пространства, состоящего из нескольких помещений, куда допускались сотрудники его лаборатории.

За столом, снабжённым встроенным в столешницу монитором, он оперативно отслеживал текущую информацию, его пальцы машинально разыгрывали партитуру ответных команд, когда в кабинете появилась она.

— Здравствуйте, — тихо, с ели заметной улыбкой, поприветствовала вошедшая и после небольшой паузы добавила, — Вы даже не предложите мне присесть.

Услышав обращенную к нему фразу, Максим смутился таким упрёком, быстро встал, слова застряли в горле, обогнул стол и пошёл ей навстречу.

— Извините, задумался. Проходите, присаживайтесь.

Первое чувство легкой растерянности и неловкости быстро прошло, уступив место любопытству. Что-то было в её облике такое, что Максиму с первого взгляда показалось, что он давно знает эту изящную женщину средних лет. Какой-то импульс исходил от её взгляда, и он невольно пытался вспомнить, где мог видеть её раньше, и не сразу понял, что слышит её голос, а не мысленный шепот его владелицы, которая, расположившись на стуле, уже приложила личный жетон, имплантированный в запястье руки, к сканирующему устройству.

На дополнительном мониторе с правой стороны стола появились её личные данные:

Аэлита Эдуардовна Вебер, затем последовал список её специальностей: психогенетик,

нейропсихолог, гемеллолог, тестолог и перечень проектов, в которых она принимала участие.

Пробежав взглядом по экрану монитора, Максим полюбопытствовал:

— Эдуард Всеволодович ваш отец?

— Да. А моё имя, сами понимаете, его личная прихоть, — с улыбкой ответила Аэлита.

— Недавно имел честь познакомиться с ним и с его грандиозным проектом принципиально нового звездолёта. Наша с вами задача обеспечить ему достойную команду. Жду вас завтра и рассчитываю, что используя ваш опыт, мы сможем на основе уже имеющихся данных функциональных геннограмм спрогнозировать контролируемый репертуар социального поведения группы.

Вечером, когда Максим вернулся домой, его ждал ещё один сюрприз. Только он вышел из лифта, сразу встретил Гена, явно поджидавшего его у самых дверей. Максим вопрошающе посмотрел в его зелёные мятежные глаза, в вертикальных зрачках которых отразилось его лицо, как в зеркале. Встречный оценивающий взгляд сиял радостью. Ген торжественно заявил, что теперь является точной копией Максима, а два недостающих сантиметра роста компенсировал высотой каблуков новых ботинок.

Смотреть на другого, как на самого себя в зеркало, было забавно. Но только сейчас, увидев Гена, Максим понял, что в Аэлите ему показалось таким знакомым, она была неуловимо похожа на него самого. У неё были такие же зелёные глаза, та же ирония во взгляде, и даже черты лица были похожи, только всю эту картину завершал «водопад» ярких каштановых волос, весёлыми волнами сбегающих на плечи.

— Поздравляю! Эта и была конечная цель твоих устремлений?

— Это только начало. Теперь-то ты не против, чтобы я приступил к работе вместо тебя в госпитале верхнего яруса?

Хотя вопрос Гена и не явился для Максима полной неожиданностью, но больше всего в данный момент ему стали интересны мотивы, его побуждающие. Понимая, что уклончивый ответ Гена не устроит, а рассчитывать на его честное признание Максим не надеялся, оставалось попытаться считать эту информацию с его подсознания.

Пауза явно затянулась. Видимо он освоил какие-то новые методы сокрытия своих мыслей, так как Максим опять наткнулся на стихи, звучащие и заполняющие мысли Гена:

« До донца душа испита и забрана тобой,

И тело моё избито изменчивой судьбой.

Так забери всё, что осталось, с собой.

Мне ясно, что никогда я не стану тобой.

Я вновь один на линии разлома своей судьбы,

И змей внутри меня сжимает снова петлю моей отчаянной мольбы.

О, человек, как это гордо себя назвать,

Моя судьба лишь только о том мечтать.»

— Прекрати немедленно и мотивируй свой очередной каприз.

— Ты так изволишь к этому относиться? — прищурив глаза, воскликнул Ген, и в сочетании с насмешливой чуть заметной улыбкой его взгляд показался Максиму вызывающе наглым.

— Мне необходимо твоё содействие... В человеческом госпитале я смогу принести больше пользы. Все твои знания скопированы во мне, но мне нужна практика, а у тебя высвободится время. Что тут не понятного? Мне скучно!

Его взгляд был по-прежнему азартный, в нем сквозила внутренняя радость.

— Ты не торопишься, Ген?

— Тебе, что сложно сделать для меня чип с кодом доступа?! А сетчатка моих глаз полностью соответствует твоей, я уже десятки раз проверял, сканер не видит разницы. Давай попробуем!

Максим отлично понимал, что если вопрос Гена зазвучал таким образом, то необходимо обеспечить ему поле деятельности, занять его новой работой, которая не оставит ему ни времени, ни возможности погружаться в самокопание, уходить в мир отрицательных эмоций, а рано или поздно, он всё равно узнает истинные мотивы такого интереса. Ген явно в последнее время утратил интерес к мутантам, особенно после внезапной гибели светящейся звезды, которую Максим назвал «Специозой» и в нарушение всех инструкций тайно переселил в свой дом, а допускать его к эксперименту по марсианской программе, лично курируемой Семёном, он не мог.

— Ладно, ладно! Всё будет по-твоему. Только не торопись, идём ужинать.

* * *

Этим же вечером необъяснимая тревога гнала Изольду домой, не дождавшись лифта, она бросилась бежать вверх по лестнице. Случилось что-то ужасное, она чувствовала это...

Первое, что она увидела, вбежав на свой этаж, то что дверь квартиры была приоткрыта...

«Ограбление?», — подумала Изольда, но не это пугало её.

В квартире она перво-наперво бросилась к террариуму, чтобы проверить, как чувствует себя маленький Мехент. Дверцу террариума она и раньше не закрывала, но Мехента в нём не было. Возможно где-то спрятался.

Поиск не принёс утешительного результата, кроме того Изольда заметила, что всё в квартире оставалось на своих местах. Не было видно практически ни каких следов чьего-либо пребывания.

Всевозможные мысли крутились в сознании Изольды калейдоскопом красочных образов, возвращая память к тому дню, когда она осталась одна после ухода Максима, которого она тоже до того, как узнала его настоящее имя, звала Мехентом.

Она помнила, как отчаяние после его ухода сменилось желанием провести генеральную уборку всей квартиры, в результате которого намерение что-то делать, а не сидеть и горевать, увенчалось неожиданной находкой кокона-яйца. Тогда Изольда не сразу поняла, что это такое, потому что стенки кокона помутнели, утратили былую прозрачность и его содержимое не было видно. Кокон разбух и казалось вот-вот лопнет. Он закатился под посудомоечную машину и пролежал там всё это время.

«Жаль, наверное прокис,» — подумалось Изольде, но любопытство взяло верх над благоразумием, и она ножом вскрыла оболочку кокона...

Как оказалось: густое прозрачное содержимое кокона не имело зловонного запаха и растеклось по столу. Окончательно разломив оболочку, которая на ощупь напоминала старую резину и легко разрушилась от прикосновения, Изольда извлекла маленького белого цвета змеёныша. Он был миниатюрной копией того огромного змея, которого она чуть меньше трёх месяцев назад случайно купила в зоомагазине и нарекла Мехентом. Змеёныш не подавал признаков жизни и был туго закручен в клубок.

Изольда расправила безжизненное тельце змеёныша, поглаживая массирующими движениями вдоль тела, и уложила его в миску с теплой водой, чтобы смыть остатки слизи. Потом, заворачивая в мягкое махровое полотенце, ощутила, что тело змеёныша стало более упругим, будто он просыпался.

«Надо его срочно накормить,» — мелькнула мысль. — «Если бы это был новорожденный детёныш обычной змеи, то не существовало бы и спешки, его нужно накормить или заставить хитростью заглотить голыша мышки в течении первых двух недель. Но это клон Мехента, и у него совсем другой метаболизм. Голодать ему подобно смерти.»

Изольда решила первый раз принудительно накормить едва живого змеёныша перепелиным яйцом. Она и сама любила полакомиться такой едой, поэтому всегда имела запас. Но засунить целое яйцо в рот змеёныша она не решилась. Поэтому, набрав содержимое одного яйца в шприц и сжав с боков голову змеёныша пальцами, добилась того, что он приоткрыл пасть, после чего Изольда осторожно ввела содержимое шприца. После кормления отнесла его в террариум, включила освещение , чтобы он мог согреться, а сама для большей уверенности решила проконсультироваться со специалистами на сайте змееводов, к которым уже обращалась раньше. Получив кучу рекомендаций, что необходимо обязательно в таких запущенных случаях применять курс витаминов и целый список других препаратов, Изольда поспешила в ближайший зоомагазин, оставив маленького Мехента греться в террариуме.

Эти невольные воспоминания лишь бередили душу и воображение.

* * *

На следующий день на утреннем заседании Максим сформулировал перед Аэлитой задачу, исходя из того, что внутри группы особей с одинаковым генотипом дисперсия развития будет определяться только средовыми и информационными различиями, поэтому, искусственно создавая эти различия, необходимо выделить лидера, получив отличный от остальной группы фенотип.

Аэлита пообещала, что учтет это при разработке учебной программы, но предупредила, что характер фенотипических проявлений генотипа не может быть протестирован для всех возможных сред их обитания, поскольку имеет не известное множество вариантов. И если в традиционной среде, наиболее присущей Марсу, в условиях лаборатории создаётся иллюзия пределов для формирования определённого фенотипического изменения нервной системы эмбрионов, то всё равно нет уверенности, что дальнейшее развитие, в процессе которого генотип будет подвергаться необычным воздействиям, не приведёт к возникновению таких особенностей поведения, которые в обычных условиях при данном генотипе были бы невозможны.

* * *

В назначенный срок завершилось обустройство третьего котлована, соединённого подземным переходом с лабораторией, где также подходил к своему финалу первый этап эксперимента, ускоритель роста оправдал возложенные на него надежды, и окончательная стадия выращивания всех тридцати особей завершалась. Наступал тот момент, когда вся эта группа человекоподобных химер достигла взрослого состояния и будет извлечена из взрастивших их боксов и обустроена в оборудованных для их проживания отсеках нового экспериментального космического корабля.

В их сознание нейропсихологами на протяжении всего этого времени методом ежедневного обучения и внушения был заложен основной принцип существования — выживание. Ибо цель жизни любого биологического вида есть бесконечное выживание, особенно если выживать предстоит в агрессивных условиях Марса.

В обычном состоянии внешне эти химеры мало чем отличались от людей, их небольшой рост с лихвой компенсировался физической силой, значительно превосходящей человеческую, а заложенная в их геном способность к трансмутации позволяла этим разумным существам мимикрировать, становясь похожими на тот вид, с которым требовалось взаимодействие, одновременно позволяя их организмам, приобретать новые необходимые функции и приспосабливаться к различным условиям существования.

Сегодня Максим случайно обнаружил, что эта едва сформировавшаяся группа, возникшая как результат его эксперимента, становится нерасторжимым «Я»...

Случайно он вторгся в их общее информационное поле и погрузился в омут образов, распознавание которых и логическая обработка произошла мгновенно. Этот односторонний контакт поразил Максима не только своим наличием, но и тем, что эта группа, а точнее семья, на самом деле уже обладала сложнейшей ментальной структурой взаимодействия. И теперь это ментальное единение на уровне постоянного телепатического контакта в корне меняло все устоявшиеся представления о системе воспитания.

Видимо для возникновения такого стабильного ментального поля наверняка существует критический порог, либо его возникновения, либо разрушения этой структуры, которая может существовать очень локально, не растекаясь на значительную территорию, и поддерживаться определённом количеством мыслящих химер. По мере накопления численности эта информационная среда сможет вероятно существовать независимо, проявляя качество непрерывности, в результате чего каждый новорожденный тождественный разум сможет в кратчайшее время стать мыслящей особью, способной обучаться необходимой на данном этапе специальности. И чем многочисленнее оно будет становиться, чем продолжительнее существовать, тем более объёмные и глубокие знания будут накапливаться.

Возникало ощущение, что если обращаешься к одному, тебя слышат и понимают все. Поначалу Максим предположил, что возможно это впечатление создалось из-за одинаковой внешности клонов, так как их лица выражают одну и туже эмоцию. Отвлечься от этого впечатления не позволял даже тот факт, что расцветки комбинезонов, надетых на этих клонов, не повторяются, и кроме того каждый вместо имени был пронумерован числами от одного до тридцати.

Они были прекрасны, но где предел совершенства — в многофункциональности одного организма или в их совместном взаимодействии — Максим так для себя ещё не решил.

Провожая эту уникальную группу на освоение нового пространства, только он знал, что в каждом из них пребывает частица его самого, но даже сам их создатель не мог бы предугадать, как воспримет в последствии это выжившее и размножившееся сообщество породившее их человечество, как брата, друга или как соперника?

Ситуация оставила своему создателю, уже давно отбросившему в сторону белые перчатки и далеко перешагнувшему красную черту в науки, лишь новые сомнения.