Принц (гет)

Тишина города подобна едва сдерживаемому выдоху, разрываемая парой взмахов веслом подле загруженной пьяццы. Здесь, в полумраке узкого канала, зимние деньки обращаются медлительной шуршащей темнотой, что бархатной мантией скользит по стенам. Волны усмехаются, теряясь в камнях, и томно прижимаются к лодкам, словно влекомые руками и языком.

Крошечные каналы окутывают город словно шарф, окружая своими бездонными водами, а темный камень главной пьяццы и большие рабочие здания не принадлежат ни богачам, ни носителям власти, а потому не имеют значения. Потрясающий узорчатый мрамор, позолоченные фонари и отполированное до блеска дерево украшают лагуну, открывая вид на Гранд-канал, — ненужный, бессмысленный фарс, на который, привыкнув, не бросишь и случайного взгляда. Скрытые пути, ведущие прямо к воде, чаще доступны лишь купцам да слугам. А мостики настолько узкие, что двое мужчин едва могут пройти по ним рядом.

Гондола, блестящая от капель воды, проскальзывает в один из таких незаметных каналов. Вечер еще не наступил, но низкий туман уже накрывает воды, и в воздухе разливается солоноватый свежий бриз, который Гиперион вдыхает с наслаждением.

Напротив него, на маленькой скамье, ютятся дочери — строгая Дафна и мрачная Астория, и обе скрывают красоту за масками, за темными вуалями. У этого города глаза есть даже на затылке, но более всего он жаждет увидеть то, что спрятано.

Гиперион знает и потому велит гондольеру плыть по узким каналам. Лишь пару раз он позволяет дочерям открыть лица и с удовольствием отмечает, как город просыпается, почуяв новую тайну.

* * *

И вот он, вот он секрет: в городе, где продается все, богатейший тот, чьи товары в почете.

* * *

Дафне семнадцать, и, глядя без интереса в окно, она всматривается, как розоватые оттенки заката легко подпрыгивают и отражаются от камней Гранд-канала. Раздолье бала позади то утихает, то вновь разливается болтовней — точно приливы и отливы беспокойных вод лагуны. Ей слышится смех Астории, громкий и чистый, словно звон колокольчиков, какому учила их гувернантка.

Лесть и обольщение, обольщение и лесть.

Обернувшись, Дафна видит, как сестра жеманно улыбается Драко, прикрываясь веером. Ее маска не скрывает глаз, и когда Драко наклоняется что-то сказать, Астория чуть заметно хлопает темными ресницами. С годами он устал от присущего Дафне спокойствия, от ее отказов наряжаться и флиртовать, льстить и обольщать, и с тех пор искал отвлечения на стороне.

Она обратила взгляд на хрустальный бокал и светлую жидкость в нем и вдруг почувствовала острую тоску по терпкости фрукта, украденного с прилавка, по свободным одеждам мальчишки и свежему воздуху ночи.

У Гермионы глаза загорелись, когда Дафна рассказала ей про бал, и она понятия не имела, как описать влажную духоту переполненной залы, чересчур приторный привкус сорбетов, удушающий аромат пахучих масел. То, что в своем платье, затянутом на все завязки, она едва может вдохнуть.

При мысли о чистом воздухе Дафна отворачивается от заката и идет через комнату, но пару шагов спустя чья-то рука утягивает ее за талию в толпу танцующих. Даже скрой он свои поразительные волосы, она узнала бы этот резковатый аромат чистоты, что отрезвляет больше, чем засахаренный лед, который она держала в руках, пока Драко не поставил его на поднос слуги.

— Вы еще не подарили мне танец, леди Гринграсс, — бормочет он, кружа ее по зале, пока она пытается сдержаться от гримасы.

По чуть сжатым губам Дафна понимает, что он ее заметил — прореху в маске, и корит себя за глупость. Жар и усталость накатывают волнами, они отвлекли ее от самого главного. Она опускает взгляд и видит, как ее тень чуть отклоняется от места, где должна быть. Усилием воли она возвращает ее на место и когда вновь смотрит Драко в глаза, в них чистое любопытство.

— Я не понимаю, — тихо шепчет он, наклоняя ее назад, а затем опять притягивая к себе, — что такое во мне настолько тебя отталкивает.

«Ты не он», — хочется сказать Дафне, но вместо этого она добавляет в тон толику кокетства.

— То, что я не наряжаюсь и не хохочу, не значит...

— Ты не твоя сестра, — просто перебивает он. — Я этого не жду. Я жду, что ты уделишь мне хоть каплю своего внимания.

Дафна молчит; наверное, впервые в жизни Драко удалось удивить ее.

— Мы все еще помолвлены, Дафна, — тихо говорит он, передвигаясь, до боли впиваясь пальцами в ее талию, в ее ладонь. — И я не допущу, чтобы из-за тебя люди считали меня дураком.

— Я... — начинает она.

Я не хочу.

Я бы не стала, если бы могла.

Я хочу, чтобы ты отпустил меня.

Теплая волна пробегает по коже, словно отделившись от самой музыки, и Драко резко выпускает ее из рук.

Дафна спотыкается, и кто-то подхватывает ее под локоть. Повернувшись, она с удивлением узнает темное золото знакомых глаз.

— Миледи Гринграсс, — говорит Гермиона, — если не ошибаюсь?

— Нет, — не в силах оторвать взгляда от подруги, рассеянно отвечает Дафна. Обычно спрятанные под кепкой волосы Гермионы лежат на плечах беспечной волной, и у заколки нет шансов их удержать. — Я хотела сказать... нет, вы не ошибаетесь.

— Приятно познакомиться, миледи, — произносит Гермиона, вдруг приседая в поразительно изящном реверансе, и пусть Дафна видит в ее широко распахнутых глазах страх, они также полны счастья, и легкий неподдельный румянец покрывает щеки Гермионы. — Я леди Грейнджер из...

Если раньше Драко хмурился, глядя на Дафну, то теперь он с усмешкой поворачивается к Гермионе.

— Очень невоспитанно для дамы представлять саму себя, — перебивает он, презрительно кривя рот. — И что это за имя такое...

Под взглядом Гермионы Драко резко замолкает, глядя, как свет отражается от ее серебристой маски. Дорогой на вид, как и платье, и Дафна с довольным возмущением понимает, что и то и другое принадлежит ее гардеробу.

Целую долгую минуту Драко и Гермиона просто смотрят друг на друга.

— Обычное имя, — наконец говорит Гермиона, и в ее голосе нечто новое, такое, чего Дафне никогда не приходилось слышать: странная смесь презрения и надежды. — В том и суть.

Драко сглатывает и бессознательно поднимает руку, будто хочет погладить Гермиону по щеке.

— Леди Грейнджер, — шепчет он так тихо, что Дафна едва улавливает интонацию за трелью музыки. Но это не имеет значения, потому что тихое благоговение, с каким он произносит имя, все его острые звуки, — не для нее. Он подает Гермионе руку. — Не желаете ли вы потанцевать со мной?

Гермиона не отвечает, но ее взгляд не отрывается от глаз Драко, и она без раздумий вкладывает свою ладонь в его. Что-то трещит, щелчок энергии вспыхивает в воздухе, когда они касаются друг друга, и Дафна, краснея, отступает, понимая, что стала там лишней — еще тогда, когда они впервые столкнулись взглядами.

Она направляется к лестницам, но Драко и Гермиона ничего не замечают. Пробираясь к галерее, она видит, как пара кружится по зале в толпе других, и даже на расстоянии понимает, что сейчас они потеряны для всех, кроме друг друга; что Драко прижимает Гермиону к себе крепче, но мягче, чем Дафну когда-либо; что их тела, их руки, даже их дыхания находят друг в друге полную гармонию.

В воздухе сама магия — она ощущает ее всем сердцем, и она льется от них двоих, заставляя волосы Драко мерцать, а кожу Гермионы сиять. Ей интересно, что сказал бы в эту секунду мастер Снейп, интересно, знает ли он, что Гермиона пришла. У Дафны появляется чувство, что лишь немногие вещи ускользают от внимательного взора мастера Снейпа, когда она идет в личные комнаты Малфоев в поисках свежего воздуха.

Она пожелала освободиться от обязательства посещать балы, от роли старшей дочери одного из богатейших людей города, а затем ее подруга возникла из ниоткуда и окончательно и бесповоротно очаровала ее суженого. В проеме двери, ведущей в кабинет, ей приходит мысль, что она, наверное, должна злиться, но на самом деле Дафну отчего-то переполняет облегчение и странная тоскливая зависть, далекая от Драко и Гермионы, зависть к тому, как они сложились друг с другом, будто утерянные частички паззла.

А когда она уже подумывает прилечь на большое мягкое кресло, до нее доносится какой-то звук, она замечает полоску серебристого света под дверью кабинета лорда Малфоя. Ей помнится, что Люциус внизу, говорит с ее отцом, и Дафна хмурится, и прислоняется ухом к двери возле изящного подсвечника.

Слышно, будто кто-то беспорядочно открывает и закрывает шкафчики. Дафна хмурится все сильнее. По щелчку пальцев дверь бесшумно отворяется перед ней, и она замирает, а все мысли разом вылетают из головы.

Кабинет в беспорядке, ящики распахнуты и разграблены, обрывки пергамента разбросаны по полу. А в центре всего этого хаоса, за столом Люциуса, стоит мужчина и со знанием роется там, будто точно знает, что ищет.

В голове крутится мысль позвать стражу, патрулирующую палаццо. Слова вертятся на кончике языка, но Дафна все смотрит на вора, на его длинную мантию, странную шляпу и простую черную маску, и все крики забываются, потому что она не может оторвать от него глаз.

Он одет как многие на балу — все-таки это маскарад для дам и плутов — но в манере, в позе чувствуется какая-то легкость, в том, как вещи сидят на нем, — очевидный факт того, что они надеты не ради забавы.

— Вам не следует быть здесь, — тихо говорит она, заходя в комнату и закрывая дверь за собой.

Мужчина подпрыгивает и смотрит на нее, и за мгновение Дафна успевает заметить в зеленых глазах удивление, а затем он отодвигается от доски и быстро создает рукой вспышку, заклинание — вот только годы безжалостных тренировок мастера Снейпа не прошли для нее даром, Дафна быстрее, она одним изящным движением вытягивает заколку из волос и, будто танцуя, ныряет под его руку, а в следующую секунду уже прижимает кинжал к его горлу.

— Ах, — выдыхает он тихо и чуть сужает глаза под маской. — Не думал, что кто-нибудь будет наверху.

— Что ж, — говорит она с ноткой строгости и сама едва не морщится. — Очевидно, вы ошибались.

— Очевидно, — кивает он, криво улыбаясь уголком рта. Его беспечность раздражает, и очаровывает, и раздражает вдвое сильнее за свое очарование, и Дафна сужает глаза.

«Осторожно, — звенит в голове предупреждение голосом мастера Снейпа, когда она вспоминает, как вор пытался послать в нее заклинание. — Он тоже волшебник».

— Откуда я тебя знаю? — оглушенная этим чувством, шепчет она. И ощущает искру магии, совсем как внизу, в зале, только теперь внутри себя, жалящую изнутри, подобно его взгляду.

Глаза, изумрудно-зеленые, сияют ярче любых драгоценных камней ее отца.

— Я понятия не имею, — отвечает он, пожимая плечом, но глаза не лгут, и ее сердце запинается, расслышав эхо смеха из прошлого.

«Я тебя знаю», — вновь думает она, и мурашки бегут по шее, а на кончиках пальцев, растворяясь в магии, таится имя, но это не может быть... не может быть...

— Я не позволю тебе обокрасть хозяев, — говорит она, стараясь звучать твердо, приподнимает подбородок и глядит ему прямо в глаза, не обращая внимания на глупое сердце, что совсем путает мысли, когда он поднимает облаченную в перчатку руку и касается кинжала.

— Что ж, — выдыхает он и пальцем отодвигает лезвие, наклоняясь все ближе к ней. — Я едва ли могу уйти с пустыми руками, верно?

Дыхание сбивается под его взглядом, а рука, держащая нож, дрожит, и лезвие бьется о щетину, но Дафне все равно, ей все равно, потому что она шепчет «верно» и роняет кинжал на землю, обоими руками за его лицо хватаясь, и срывает маску, отбрасывает шляпу, и...

— Гарри, — шепчет она, когда его пальцы касаются лент ее собственной маски, когда очерчивают скулы и приподнимают подбородок.

— Дафна, — выдыхает он с облегчением, и звук ее имени на его губах заставляет ее пульс замереть на мгновение. Они смотрят друг на друга, и она думает, как забавно было завидовать Драко и Гермионе, когда...

— Ты когда-нибудь кого-нибудь целовала? — дразняще спрашивает Гарри, и она вспоминает, вспоминает, пусть это и было целую жизнь назад, когда они были совсем детьми, чистыми и беззаботными.

— Однажды, — выдыхает Дафна, потому что для нее лишь тот раз имел смысл. — Очень давно.

Его улыбка поразительна будто произведение великого художника, но она никогда не сравнится с ощущением его губ на ее губах, его руках на ее талии. Двенадцать лет назад, когда они были совсем детьми, это было просто игрой, ничего не значащей и легко забытой, но на самом деле это было всем, совсем как сейчас.

Твердость его мышц под пальцами, его имя, бьющееся в голове, движение его языка, вкус черного чая и жженого сахара — сильнее всего, что она когда-либо представляла. Магия вспыхивает искрами, когда она проводит руками по его спине и очерчивает плечи, а он легко касается ее шеи.

А в следующую секунду он вдруг ускользает, моментом оказываясь стоящим на подоконнике. И держит тонкую кожаную книжку, украденную со стола, в одной руке, а в другой — мерцающее в свете лампы...

— Как ты посмел! — восклицает она, достаточно разозленная, и проводит по ключицам, которые больше не украшает драгоценное ожерелье.

Припухшие губы растягиваются в извинительной усмешке.

— Я никоим образом не мог уйти с пустыми руками, моя леди, — говорит он. — Мои товарищи не обрадуются, узнав, что я позволил себе отвлечься.

Дафна вдруг думает о Гермионе и о том взгляде, которым она смотрела на Драко.

— Мне кажется, по крайней мере один из твоих товарищей уже достаточно отвлекся, — говорит она.

Темная бровь приподнимается, заметная даже под маской, которую он успел надеть обратно, и магия разливается в воздухе, до тех пор пока она едва может вздохнуть.

— Как бы там ни было, — медленно произносит он. — Я получил то, зачем пришел, — и махает ей книжкой, а Дафна сужает глаза.

— Зачем ты пришел?

У него хватает совести покраснеть, и она с удовольствием наблюдает, как он осознает, что сказал и начинает бормотать что-то бессвязное.

— Какая жалость, — прохладно произносит Дафна, решая, что он получил свое, — что то ожерелье стоит так мало.

Гарри переводит взгляд с Дафны на пару мерцающих камней и обратно.

— Какая жалость, — повторяет он, медленно улыбаясь, — украсть безделушку, но оставить сокровище.

Взгляды встречаются, и комната вдруг слишком маленькая, нужно лишь преодолеть расстояние, нужно лишь сделать один единственный шаг...

«Но не сегодня», — Дафна знает, видя сожаление в изгибе его рта.

— Что-то мне подсказывает, следующим я обкраду твоего отца, — говорит Гарри на прощание, а затем выскальзывает из окна, исчезая в непроглядной спасительной темноте.