Гарри Поттер и глина Эдема (джен)

Он ждал в безвременьи, и оно не кончалось. Он мог бы сказать, что это длилось долго, но совершенно не ощущал хода времени. Иногда без видимых причин его сознание или подсознание рождало мысли, и он переживал их, как будто со стороны. Одна из мыслей была вопросом «существую ли я?», и он не сразу вспомнил, что такое «я». Когда же все-таки вспомнил, то пришел к выводу, что он, должно быть, не существует, и его это ничуть не обеспокоило.

Потом пришла боль. Боль не была сильной, но выводила из равновесия: что-то острое упиралось в спину. Он удивился: значит, у него есть спина? Потом удивился тому, что способен удивляться, и внезапно осознал, что нет, он все же существует и даже имеет имя. Его зовут Гарри, и он лежит на холодной и неровной каменной поверхности.

Гарри открыл глаза и сквозь разрушенный потолок Храма Творения увидел небо, по которому ветер гнал кучерявые облака, освещенные рассветным солнцем. Что с ним произошло? Он помнил, как стоял рядом с каменным алтарем вместе с Гермионой, когда их накрыло волной странной магии Дамблдора, и потом… Потом было безвременье, полное отсутствие чувств и мысли, возникающие из ниоткуда.

Он попытался встать, и все тело пронзила боль. С трудом Гарри повернулся на бок, и только тут осознал, что на нем нет ни клочка одежды. Альбус Дамблдор оставил его в Храме Творения. Одного. Голого. Все еще не осознав произошедшего, он поднял взгляд и увидел, что рядом с ним лежит что-то темное и массивное, очертаниями схожее с человеком. Гарри протянул руку, чтобы коснуться его пальцами, но тут же отдернул ее. Это был голем — один из виденных им на алтаре, и он, Гарри, лежал рядом с ним. Но где другие два? Быть может, магия Дамблдора пробудила их, и теперь они рыщут по Храму, готовые расправиться с непрошеными гостями? Директор сказал, что они почти неуязвимы, и значит сразить их будет много сложнее, чем тролля, которого запустил в Хогвартс профессор Квиррелл, одержимый Темным Лордом. Даже если бы у него при себе была палочка.

Сзади послышался шорох, и он рывком обернулся, едва не упав от боли, пронзившей все еще непослушное тело. Позади него с алтарной плиты пыталась подняться совершенно голая Гермиона, опираясь на дрожащие руки. Когда она взглянула на него, ее глаза расширились, и она отпрянула:

— Гарри! Почему ты… — И только тут она осознала, что с одеждой у нее дела обстоят ровно так же. Попытавшись прикрыться руками, что ей удалось лишь в небольшой степени, она завопила: — Отвернись сейчас же! Не смотри на меня!

Остолбеневший Гарри поспешно отвернулся, но громким шепотом отозвался:

— Тихо! Они могут услышать!

— Кто может услышать? — спросила Гермиона, в голосе которой все еще слышалось возмущение, и, судя по шороху, сползла с плиты. — Что вообще произошло? Я помню, как профессор Дамблдор начал какой-то ритуал, а потом…

— Я помню то же, что и ты. — Гарри спрыгнул на пол, почувствовав, как острый осколок мрамора впился ему в левую стопу, и прихрамывая двинулся к груде нанесенных ветром веток в намерении соорудить себе что-нибудь способное прикрыть наготу.

Осторожно покосившись на Гермиону, он увидел, что она уже занята тем же самым, укрепляя на поясе свежую ветвь дуба при помощи длинных стеблей чего-то похожего на плющ. Его взгляд не остался незамеченным.

— Не смотри! — возмущенно воскликнула Гермиона, махнув в его сторону рукой. — Вот уж не думала, что ты из таких.

— Прости, — поспешно отворачиваясь, отозвался покрасневший Гарри. — Я нечаянно.

Когда он копался в груде ветвей, пытаясь найти хоть что-то сохранившее достаточное количество листьев, послышался звук шагов. Гарри прислушался. Кто-то быстрым и уверенным шагом двигался к ним от входа в Храм, и это определенно не был голем. Может быть, это профессор Дамблдор вернулся за ними? Может, тут произошла катастрофа, и он ходил за помощью? Гарри тихо окликнул Гермиону и застыл, не спуская глаз с темного прохода, по ступеням которого уже скользили первые солнечные лучи, проникшие сквозь пролом в верхней части противоположной стены. Им овладело смутное беспокойство, и оно не было связано с приближавшимся человеком. Что-то неправильное было в том, что он видел, но он никак не мог понять, в чем дело. Задумавшись об этом, он едва не пропустил момент, когда незнакомец показался в проходе.

— Уже очнулись? — послышался насмешливый голос, и его обладатель вышел на свет, прищурившись, когда лучи солнца скользнули по его лицу. — Я принес вам одежду. Едва успел: не думал, что она понадобится двоим.

Гарри остолбенел. Даже Гермиона, на несколько мгновений забыв о стыдливости, во все глаза смотрела на вошедшего, прежде чем в панике метнулась за бесформенную мраморную глыбу, присыпанную пожелтевшими листьями. Не узнать этого человека было нельзя. Длинная черная мантия, кривая ухмылка, фиолетовый тюрбан на голове… Когда Гарри в последний раз видел профессора Квиринуса Квиррелла, тот со страшными ожогами умирал в подвале Хогвартса рядом с зеркалом Еиналеж, и шансов остаться в живых у него не было.

— В чем дело? Надеюсь, вы не подались в нудисты? — нарушил молчание Квиррелл, подходя ближе и разворачивая сверток, который держал в руках. — Ваша одежда, мисс Грейнджер. А это — ваша, мистер Поттер.

Глядя на Квиррелла, невозможно было сказать, что когда-то он был безвольной оболочкой Темного Лорда. Стоявший перед ними маг лучился силой и здоровьем, в его глазах не было и тени отчаяния загнанного зверя, которая порой мелькала во взгляде того, прежнего преподавателя Защиты от темных искусств. Казалось, он возродился и прожил жизнь заново, исправив все фатальные ошибки себя прежнего. Но как такое может быть?

— Вы же мертвы, — тихо сказал Гарри. — Я помню, как вы умирали!

— Не совсем так, — возразил профессор. — Но позвольте мне объяснить все позже. Здесь не следует долго находиться.

— Нет уж, будьте добры объясниться сейчас, профессор! — воскликнула Гермиона, которая отчаянно пыталась натянуть мантию непривычного покроя, не показываясь при этом из-за своего импровизированного укрытия. — Тот-Кого-Нельзя-Называть…

— Лорд Волдеморт мертв, мисс Грейнджер, — перебил ее Квиррелл. — Однако я уверен, что рано или поздно он снова воплотится, и к этому моменту мы должны быть готовы. И, что важно, вы к этому должны быть готовы, в особенности Мальчик-Который-Выжил — если, конечно, он желает выжить и на этот раз.

— Профессор, что у вас на затылке под тюрбаном? — без обиняков спросил Гарри, проигнорировав колкость. Он уже полностью облачился, и теперь стоял перед Квиррелом, глядя ему в глаза.

На лице Квиррелла снова появилась кривая ухмылка, и он сделал шаг вперед, заставив друзей невольно отступить.

— А вы как думаете, мистер Поттер? — иронично спросил он. — Моя порядком поредевшая шевелюра, очевидно. Этот тюрбан достался мне в награду за то, что я…

— …Избавили от зомби какого-то африканского принца, — закончил за него Гарри. — Да, я помню. Вот только ни слову в этой истории не верю. Я видел, что скрывается у вас под тканью.

— В самом деле? — поднял бровь Квиррелл и принялся разматывать свой головной убор, беспечно мурлыкая под нос что-то из Вагнера.

Гарри замер, краем глаза отметив, что Гермиона уже полностью оделась и направляется к нему, не отрывая настороженного взгляда от профессора. Квиррелл стащил с головы последние полоски фиолетовой ткани, под которыми оказались аккуратно уложенные черные волосы. Затем профессор картинно развел руки и не спеша повернулся спиной. Волосы на затылке и впрямь начали редеть, но больше ничего экстраординарного там не наблюдалось: обычный затылок обычного человека.

— Теперь вы удовлетворены? — с неприкрытой насмешкой в голосе спросил профессор. — Если у вас больше нет ничего срочного, то прошу вас все же последовать за мной.

— Извините, профессор Квиррелл, но мы лучше подождем возвращения директора, — возразил Гарри. — Я не знаю, каким чудом вы смогли выжить, но после того, что я видел, у меня нет оснований доверять вам… Даже если сейчас вы не под контролем Темного Лорда.

Квиррелл тяжело вздохнул и посмотрел на Гарри с выражением бесконечного терпения на лице. Потом, не говоря ни слова и не обращая ни малейшего внимания на враждебные взгляды Гарри и Гермионы, принялся заново сооружать тюрбан на голове. Только сейчас Гарри обратил внимание, что ткань заметно отличалась от той, которую он запомнил: по краям фиолетовой полосы сверкали вплетения золотой нити, а на внутренней стороне мелькнула вышитая той же золотой нитью надпись, которую он разобрать не успел. Закончив, Квиррелл поднял на них взгляд и будничным тоном сообщил:

— Дамблдор за вами не придет. Он вообще, полагаю, не придет сюда в обозримом будущем. И вы оба не вернетесь в Хогвартс — уж точно не раньше, чем от Волдеморта и его Пожирателей Смерти останутся одни воспоминания. Впрочем, даже тогда для этого не будет особого смысла. Я позабочусь о том, чтобы вам было где жить и где учиться, я обеспечу вам достойный уровень безопасности, но и только. Вас ждет новая жизнь, и уверяю вас, у нее немало преимуществ перед прежней.

Гермиона, вспыхнув, выбежала вперед, вырвав руку у пытавшегося ее удержать Гарри.

— Да о чем вы говорите?! Мне не просто нужно вернуться в школу, у меня осталась семья, которая меня ждет! Я не знаю, что думал директор…

— Уж поверьте, директор все продумал. А вам, мисс Грейнджер, и вовсе не на что жаловаться: вы по собственной инициативе встряли в эту историю. Идите за мной, а по дороге я все объясню. — Квиррелл, не дожидаясь утвердительного ответа, развернулся и пошел к выходу. — Правда, вряд ли вы будете в восторге от этого объяснения.

Гарри, одарив Квиррелла мрачным взором, двинулся за ним. По дороге он взял за локоть Гермиону и взглядом попросил следовать за профессором. Гермиона, все еще вне себя от возмущения, снова вырвала у него руку и пошла впереди, стараясь поспеть за быстрым шагом Квиррелла. Гарри в недоумении от импульсивного поведения подруги только хмыкнул и поспешил следом. «И что это с ней? Неужто злится, что я ее на секунду голой увидел?» Покачав головой, он решил оставить всякие попытки анализа ее поведения и переключился на более простой и насущный вопрос.

— Профессор Квиррелл, мы идем за вами, но я все еще жду объяснений. Как вы смогли выжить? Как смогли избавиться от Волдеморта? Почему Дамблдор бросил нас в этих руинах?

Квиррелл издал короткий смешок и замедлил шаг. Обернувшись, он мельком бросил взгляд на Гарри, и выражение его лица последнему понравилось куда меньше, чем сам факт появления старого врага. Встречаться с недоброжелателями Гарри было не впервой: семейство Дурслей сделало все, чтобы это стало для него нормой жизни. Но впервые человек, который, по идее, должен желать ему смерти, смотрел на него с выражением острого сострадания.

— Ну что ж, — наконец произнес профессор и снова замедлил шаг, позволив ребятам нагнать его, — начнем с того, что мне нетрудно было выжить, потому что я никогда и не был при смерти. И одержим Темным Лордом тоже не был. Мистер Поттер, мы с вами никогда раньше не встречались. Человек, которого вы помните под именем Квиринуса Квиррелла… Это был не я.

Нельзя сказать, что Гарри был чрезвычайно удивлен: чего-то подобного он и ожидал. Но одно дело — услышать такое объяснение от директора, которому он всецело доверял, и совсем другое — от вероятного врага, который уже не раз вводил его в заблуждение.

— Вы хотите сказать, что кто-то использовал оборотное зелье, чтобы выдать себя за вас? — недоверчиво спросил Гарри, припомнив свое собственное приключение с перевоплощением в Грегори Гойла.

Квиррелл лишь покачал головой и невесело улыбнулся. В животе у Гарри появилось нехорошее чувство, в горле встал комок. Почему-то возникла уверенность: что бы там ни готовился сказать профессор, пережить это будет нелегко, и Гарри не торопил Квиррелла с ответом. Они прошли сквозь дверной проем, рядом с которым все так же стоял без движения глиняный голем. В ярких лучах утреннего солнца он уже не казался настолько угрожающим, как прошлым вечером, но Гарри все равно постарался отодвинуться в сторону, проходя мимо.

— Мы не знаем доподлинно, кем и когда построен Храм Творения, — продолжил Квиррелл, — но в этом месте мы можем перевоплощать личность человека в голема. И не просто личность. Меняется структура голема, причем на самом глубинном уровне, и он становится копией этого человека, практически неотличимой от оригинала — за исключением ран, увечий и следов перенесенных болезней. Это своего рода способ обрести бессмертие… Если только не забывать, что речь идет о создании копии, а не о переселении душ. В этом, собственно, и состояло исходное назначение големов, насколько мы смогли выяснить. Конечно же, Темный Лорд искал это место, как и многие до него. Впервые за сотни лет Храм был обнаружен в ходе одной из экспедиций, организованных нацистами в период Второй мировой, однако воспользоваться им они не успели, да и не знали как.

— Так преподавателем Защиты от темных искусств был голем с вашей личностью? Вы это имеете в виду? Но зачем?..

— Я всю сознательную жизнь потратил на изучение утраченного знания и был первым за долгий срок, кому удалось воплотиться в големе. Но мне помешали. Я не знал, что в момент проведения мною обряда дух Волдеморта тщетно пытался взять под контроль тело того же самого голема. Что получилось в результате, вы уже видели — моя искалеченная копия. Благо я успел предупредить Дамблдора, когда она вернулась в Хогвартс, будучи носителем личности Волдеморта. Надо отдать должное директору: он воспринял это на редкость спокойно и ничем не выдал, что знает тайну… Мне же с этого момента путь в Хогвартс был закрыт.

Гарри лишился дара речи. Слова профессора поразили и Гермиону, которая недоверчиво посмотрела на него и попыталась возразить:

— Дамблдор знал об этом? Но почему же он допустил…

Квиррелл только отмахнулся.

— Чтобы Волдеморт утратил бдительность и выдал свои планы, а заодно и возможных союзников, конечно же. Старина Альбус — кто угодно, только не наивный простак, и крайне редко совершает стратегические ошибки. К несчастью, одну из них он все же совершил сейчас благодаря вам, мисс. Не думайте, что он жесток и склонен играть человеческими судьбами — это не доставляет ему удовольствия. Просто этот человек так и не вернулся с войны: все происходящее вокруг для него — часть боевых действий, каким бы мирным ни казалось время. Он планирует на много шагов вперед, и оттого его решения могут порой показаться безжалостными.

— Ну хорошо, допустим, мы вам поверим, — неохотно проговорил Гарри, — но как со всем этим связан я? Зачем директор привел меня сюда и оставил… на ваше попечение?

Квиррелл остановился, посмотрел на Гарри и тяжело вздохнул. По выражению его лица Гарри мог бы предположить, что профессор Квиррелл собирается диагностировать у него четвертую стадию рака. Он уже хотел задать прямой вопрос, но сдавленное восклицание Гермионы заставило его обернуться. На лице подруги читались чистейший ужас и понимание.

— Я вижу, мисс Грейнджер уже осознала. Так и думал, что из вас двоих она умнее, — без особых церемоний заметил Квиррелл.

— Да что такое, черт возьми?! — взорвался Гарри. — Что вы имеете в виду?

Но он все понял еще до того, как Квиррелл сказал хоть слово. Да и как было не понять? Поведение Дамблдора в Хогвартсе, ритуал, оборвавший цепь его воспоминаний, пробуждение на каменном алтаре, где из трех големов остался только один…

— В нашем распоряжении было три неактивных голема, — ровным тоном начал профессор, — и одного из них Альбус Дамблдор решил сделать хранилищем вашей личности, мистер Поттер, на тот случай, если оригинал будет уничтожен Волдемортом. Вот только в ритуал вмешалась мисс Грейнджер, так что мы лишились двух големов, каждый из которых — величайшая ценность. Директор после проведения ритуала вернулся в Хогвартс с двумя учениками, которым стер память о визите в Храм, а мне поручил позаботиться о копиях. То есть о вас. Сожалею.

Гарри молчал. Он не мог найти слов, да и не пытался: чувство было такое, как будто его сбросили со скалы на камни. Можно привыкнуть к ударам судьбы, отбирающей у него одно за другим то, что он любил и считал самым дорогим в жизни. Он лишился родителей до того, как получил шанс узнать их. Он лишился нормального детства, проведя свои ранние годы в безумной семейке Дурслей. В прошлом году он был готов лишиться Хогвартса, а потом и самой жизни. Но на этот раз…

На этот раз он лишился самого себя, и это было хуже всего. Помнить все, ощущать себя прежним Гарри, но при этом с полной ясностью понимать, что его прошлая жизнь ему уже не принадлежит — это было даже не больно — подходящего слова в его лексиконе просто не находилось. В смятении он оглянулся на Гермиону и, увидев на ее лице отражение тех же чувств, вдруг понял, что ей-то хуже вдвойне. Она не была сиротой, а своих родителей лишилась только сейчас. Ей еще никогда не доводилось быть никем.

— Но, профессор, — выдавил он из себя внезапно севшим голосом, — это же… Этого не может быть… Это же я. Я помню все, и я…

Но он не верил тому, что говорил, и Квиррелл, судя по невеселой кривой ухмылке, прекрасно это видел.

— Мистер Поттер, на вас нет очков, но готов поклясться, со зрением у вас все в порядке. А добравшись до любого зеркала, вы легко убедитесь, что ваш знаменитый шрам на лбу отсутствует. Я не пытаюсь ввести вас в заблуждение, и чем раньше вы прекратите заниматься самообманом, тем быстрее адаптируетесь к своей новой реальности.

Гарри опустил голову и выдохнул. Сказать было нечего: Квиррелл не лгал, и, как ни странно, Гарри был благодарен ему за прямоту, пусть и сдобренную оттенком цинизма. Но дело не только в нем одном. Он повернулся к Гермионе и посмотрел ей в глаза, чтобы увидеть, как гаснет в них последняя надежда на то, что это какой-то идиотский розыгрыш, и он, Гарри, сможет дать всему вменяемое объяснение. Она помотала головой, всхлипнула и сделала шаг назад. Потом еще один.

— Гермиона… — произнес Гарри, еще не зная толком, что хочет ей сказать.

Она развернулась и со всех ног побежала ко входу в Храм Творения, где по-прежнему виднелось застывшее изваяние стража.

— Гермиона, осторожно! — крикнул он. — Голем!..

Если страж отреагирует на бегущую девушку как на попытку нападения… Одного удара будет достаточно, чтобы покончить с Гермионой. Гарри и без того потерял сегодня слишком многое, чтобы лишиться еще и последнего близкого человека на планете. Он рванулся было следом, но в этот момент на его плечо опустилась рука.

— Не волнуйтесь, — спокойно отозвался Квиррелл, — голем ее пропустит. Однако теперь нам придется возвращаться за мисс Грейнджер. Многовато проблем создает ваша подруга, надо сказать.

— Я схожу за ней, профессор, — сказал Гарри. — Пожалуйста, подождите здесь, иначе… Будет дольше.

Квиррелл пожал плечами, но спорить не стал. Он вздохнул, прислонился к ближайшему дереву спиной и скрестил руки на груди, глядя, как Гермиона, напрочь проигнорировав стража, вбежала в здание. Гарри кивнул профессору и побежал за ней.

Гермиону он нашел рядом с алтарем. Она сидела на полу, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом. Ее плечи вздрагивали от рыданий, и, глядя на девушку, Гарри вдруг ощутил, как его накрывает с головой волна черной ненависти. Чувство было настолько сильным и всеобъемлющим, что Гарри поначалу даже не понял, кто являлся его объектом. Он ненавидел Волдеморта, по чьей вине были разрушены жизни огромного количества людей: магов и маглов. Он ненавидел Дамблдора, который заманил его сюда, даже не объяснив в своей вечной манере того, что его ждет. Он ненавидел Квиррелла за его холодный рационализм и трезвомыслие. Все это было верно — но только отчасти. Больше всего он сейчас ненавидел себя — за то, что не мог ничего сказать, ничего сделать, чтобы его подруге не было так больно.

Поэтому он просто молча сел рядом и взял ее ладонь в свою. Гермиона подняла руку, и Гарри подумал, что она снова попытается отмахнуться от него, но вместо этого она подвинулась ближе и обняла его обеими руками, доверчиво уткнувшись заплаканным лицом ему в грудь.

— Гермиона… — тихо произнес он, погладив ее по волосам, — ты напрасно так… Знаешь, ты — все еще ты. И я — все еще я. То, что есть теперь очень похожие на нас люди, ничего не значит.

— Гарри, — очень тихо, почти шепотом, произнесла она, — я теперь никогда не увижу своих родителей… своих друзей. Они для меня теперь все равно что умерли. Как я могу теперь показаться там? Дамблдор ведь неспроста не взял нас обратно в Хогвартс. Он не хотел, чтобы Темный Лорд знал о существовании копий.

Ощутив, как она снова затряслась от рыданий, Гарри бережно прижал ее к себе и осознал, что сам глотает слезы, изо всех сил стараясь не разрыдаться вслед за Гермионой. Он глубоко вдохнул, попытавшись успокоиться.

— Ты увидишь своих родителей, — как можно более уверенным тоном сказал он, стараясь, чтобы его голос не дрогнул, и с удивлением отметил, что сам начинает верить в сказанное им, — ты по-прежнему их дочь. Когда все это закончится… Когда мы победим Волдеморта, мы оба сможем вернуться. Неужели ты думаешь, что твои родители будут меньше любить тебя лишь потому, что у тебя теперь есть сестра-близнец?

Она ничего не сказала, но терзавшие ее рыдания постепенно стихли. Гарри больше ничего не говорил, и через какое-то время Гермиона осторожно высвободилась из его объятий.

— Пойдем, Гарри, — сказала она. — Узнаем, какую новую жизнь приготовил для нас профессор Квиррелл.

Странное дело, но им больше не владело глубокое чувство утраты, с которым он пришел к плачущей Гермионе. Слезы приносят облегчение, он знал это, но сомневался, что именно они сейчас были причиной изменений в его мировосприятии. Почему-то Гарри не хотелось это анализировать, как будто он боялся спугнуть нечто важное, что ощутил только недавно. Лучше оставить невысказанным этот момент истинной реальности — более истинной, чем вся жизнь фальшивого Гарри Поттера.

Профессор ждал их у входа, и по выражению его лица нетрудно было догадаться, что он почти утратил терпение. Когда они подошли ближе, Квиррелл резко развернулся и повел их прочь от руин в направлении стоявшего неподалеку мощного древнего дуба с темным дуплом, зиявшим на уровне груди.

— Одновременно со мной коснитесь задней стенки дупла, — скомандовал профессор и, дождавшись, когда они подойдут ближе, протянул руку в темноту.

Когда тошнотворная круговерть прекратилась, Гарри осознал себя сидящим на траве. Вокруг по-прежнему росли деревья, но это уже не был тот дремучий лес Албании, который они только что покинули. Не был окружающий ландшафт похожим и ни на одно место близ Хогвартса, на что, впрочем, Гарри и не рассчитывал. Поднявшись на ноги, он помог встать Гермионе и повернулся к профессору.

— Где мы теперь? — спросил он.

— Кленцепарк, — отозвался тот. — Мы сейчас в черте Ингольштадта, в Германии. Теперь какое-то время нам придется идти пешком.

Он махнул рукой в направлении группы белых замковых башен, видневшихся из-за деревьев, приглашая следовать за ним. Они приняли приглашение и вскоре, пройдя полосу, усаженную деревьями, оказались на обширном поле, до сих пор покрытом густой зеленой травой, несмотря на сезон. Квиррелл повернул направо и повел их к пешеходному мосту, не обращая внимания на удивленные взгляды редких прохожих, которыми те одаривали путешественников в непривычных для маглов одеяниях.

— К слову, как у вас с немецким? — внезапно спросил профессор. — Большинство жителей здесь понимают ваш родной язык, но вы здесь надолго, так что…

— Я знаю немецкий, — спокойно ответила Гермиона.

Гарри пришлось признаться, что c этим языком у него дела обстоят плохо, и пообещать как можно быстрее его освоить, в ответ на что Квиррелл издал неопределенный звук, в котором явственно слышалось сомнение. Когда они ступили на железный настил пешеходного моста, он пояснил:

— Донауштег. Наверное, почти в каждом городе есть что-то подобное: мост, куда наведываются влюбленные, чтобы оставить символ своего союза. — Квиррелл указал на перила, сплошь покрытые навесными замочками, и отчего-то этот чуждый Гарри город стал ему капельку ближе и понятней.

Должно быть, что-то подобное ощутила и Гермиона: Гарри увидел, как обреченность в ее взгляде на секунду сменилась теплотой, а губы тронула легкая улыбка. «Любовь — универсальный язык», — вспомнилось ему. Этот язык понимают все… Все ли? На каком языке можно договориться с такими, как Волдеморт? Понимают ли они хоть какой-то язык, кроме языка грубой силы?

Сойдя с моста, они пересекли пролегавшее по берегу шоссе и оказались на пустынной автостоянке рядом с белым средневековым замком, башни которого Гарри увидел за деревьями сразу после прибытия в город. Никакой готической изысканности: отвесные белые стены, прямые линии, скаты крыш ясно давали понять, что назначение замка — надежная оборона, и его строителям было не до высокой эстетики.

— Нойе Шлосс, — с мрачной торжественностью провозгласил Квиррелл, остановившись. — Новый Замок. Мы практически на месте, осталось лишь спуститься в Сумрак.

— Спуститься куда? — недоуменно спросил Гарри.

Квиррелл, не удостоив его ответом, сделал шаг вперед, огляделся, развел руки в стороны и произнес неожиданно низким голосом:

— Иллюминати интрабунт хик!

Гарри показалось, что все вокруг окуталось дымом, но это было не так. Воздух остался чист, только успевшее высоко взойти солнце внезапно померкло, как будто на него наложили гигантский светофильтр. Теплый осенний день пропитался прохладой, и наступила мертвая тишина: ни пения птиц, ни шума машин, ни выкриков дорожных рабочих у обочины шоссе. Не было и самого шоссе: очертания города заметно изменились. Вокруг них располагалась группа зданий, архитектура которых мало напоминала строения современного Ингольштадта, — скорей уж модернизированные дома XIX века.

Но самое впечатляющее изменение произошло с Новым Замком. Он стал шире, обзавелся рядом бастионов, а в его центре теперь возвышалась гигантская башня, уходящая в небеса. Она больше, чем потрясала, — она устрашала и давила на психику своей непомерной громадностью. Сохраняя общие архитектурные черты с остальной частью замка, башня имела и свои собственные особенности. По всей высоте она была укреплена металлической арматурой, тускло поблескивавшей в свете солнца, что придавало ей одновременно древний и футуристичный облик, схожий с потерпевшим крушение миллионы лет назад звездолетом пришельцев.

Гарри перевел взгляд на изменившийся вход в замок. Теперь по обе стороны от него стояли статуи в три человеческих роста, выполненные в античном греческом стиле. Одна изображала женщину в тоге с шипастой диадемой на голове — она держала над входными ступенями факел, горящий призрачным синим огнем, и здорово напоминала Статую Свободы в Нью-Йорке. Вторая — могучий мужчина, тоже с факелом, образующим скошенное перекрестье с факелом женщины и полыхающим ярким оранжевым пламенем.

— Геката и Прометей, — сказал профессор Квиррелл, когда они подошли к ступеням. — Символизируют союз магии и технологии.

— Но что это за… организация? — спросила Гермиона, когда они прошли под факельной аркой и поднялись ко входу. — Я никогда не читала ни о чем подобном.

Квиррелл ухмыльнулся, сделал приглашающий жест в сторону высокой, обитой черненой сталью двери, и произнес:

— О нет, вы о ней читали, мисс Грейнджер, и предостаточно. Добро пожаловать в Академию техномагии Айзентурм, высшее учебное заведение ордена Иллюминатов.