Карт-бланш на плохое поведение (гет)

1996 год, 28 октября

Оказывается, органично влиться в размеренно-скучную жизнь Хогвартса после насыщенного событиями лета очень и очень непросто. Особенно когда есть пусть и хиленькая — находящаяся буквально на последнем издыхании — надежда на посещение Хогвартса кузеном и лучшим другом по совместительству.

Как назло, время будто сходит с ума: оно то тянется невыносимо медленно, точно мысли Уизела и Лонгботтома, то несётся вскачь, словно взбесившийся гиппогрифф.

В общем, первые полтора месяца учёбы проходят для Драко весьма и весьма неровно. И нервно тоже.

Он ходит на пары, что-то записывает, отрабатывает заклинания и даже выполняет свои обязанности старосты факультета, хотя, надо признать, занимается этим спустя рукава, почти полностью свалив их на свою коллегу. И не чувствует за собой никакой вины. Тем более что староста девушек, Панси Паркинсон, только рада помочь ему.

Блейз смеётся и весело укоряет Драко тем, что он, якобы, пользуется влюбленностью Панси, даря бедняжке надежду на взаимность. То, что сам он поступает так с большей частью старшекурсниц Хогвартса — и даже с некоторыми гриффиндорками! — темноволосого слизеринца совсем не смущает. А когда Драко указывает ему на прокол в логике, Забини лишь пожимает плечами, усмехается и, проведя перед зеркалом сорок минут, мчится на очередное свидание.

Мысли же Драко так или иначе всё время крутятся вокруг грядущего Турнира, точнее, вокруг вопроса о том, кто из дурмстранговцев посетит Хогвартс. И будет ли среди отобранных дядей кандидатов его собственный сын.

Валяющийся на кровати Малфой, усмехаясь, начинает читать доставленное с утра усталым и злобным Герцогом письмо из Дурмстранга. Ответ на его собственное, отправленное еще второго сентября. Второго сентября! Кузен отвечал на одну маленькую записку почти два месяца!

Привет, Дракон. Хотя… какой ты дракон? Так, дракончик мелкий, — привычно здоровается кузен, и Малфой делает мысленную пометку страшно отомстить мелкому чудовищу, которое младше его на целых полтора месяца.

Спрашиваешь, буду ли я в составе делегации, которая отправится в Хогвартс? Ну, конечно…

Я тебе ничего не скажу! Сам подумай, разве так будет интересно? Вот и я думаю, что нет. Так что сам узнаешь.

До встречи, Малфой! Скорой… или не очень скорой. Кто знает?

А да, я же знаю! Но тебе не скажу. — Драко буквально видит ехидную ухмылку кузена, когда он, привычно сидя на подоконнике и подобрав под себя одну ногу, пишет издевательские строчки.

P.S. А вообще на твоём месте я бы больше беспокоился о том, кто войдёт в состав делегации Шармбатона. Помнится мне, была там одна француженка…

Дойдя до постскриптума, Малфой на миг застывает, причём полностью, кажется, даже мысли останавливают свой лихорадочный бег. К счастью — или несчастью — ненадолго, и вскоре разум Драко начинает с прежним нервным возбуждением выдавать рваные обрывки воспоминаний и ассоциаций.

Шармбатон. Француженка. Светлые волосы. Прищур голубых глаз. Яркая улыбка.

Габриэль Делакур.

Малфой со стоном утыкается лицом в подушку, пергамент выскальзывает из разжавшихся пальцев и с негромким каким-то обиженным шуршанием падает на каменный пол. А Драко переносится мыслями на три с лишним месяца назад.

* * *

1996 год, июль

Угловато-красивый, подсвеченный светом многочисленных огней силуэт Эйфелевой башни на фоне ночного парижского неба — основное достоинство небольшого ресторанчика на крыше старинного особняка. И то, за что множество туристов готово, не задумываясь, выложить несколько сотен евро. Но сидящие за расположенным у самого края крыши столиком, с которого открывается наилучший вид на главную достопримечательность Парижа, молодые люди явно не относятся к их числу. Они вообще обращают мало внимание на то, что их окружает.

— Ты! Ты меня уже достал, — яростно шепчет один из них, высокий худощавый блондин с бледным заостренным лицом, — ну почему ты просто не можешь жить нормально? Обязательно надо ввязываться в драку?! — юноша, на вид ему лет пятнадцать-шестнадцать, не больше, потирает скулу, напоминая своему собеседнику о том, что совсем недавно на ней красовалась грандиозная ссадина.

Его визави пожимает плечами и легкомысленно бросает:

— Да ладно тебе возмущаться, Малфой. Можно подумать, сам бы смог просто так пройти мимо, — парень выглядит ровесником блондина, но ниже его на полголовы и может похвастаться торчащими во все стороны чёрными волосами и зелёными глазами.

Эти слова вызывают очередную вспышку ярости Малфоя, главным образом вызванную тем, что он не может отрицать правоту высказывания.

— Не мог, ты прав, — успокоившись, со вздохом соглашается он, — но больше я в маггловские драки не ввязываюсь, пусть там хоть сто красоток просит о помощи.

— Тебе напомнить у кого из нас завтра свидание с этой красоткой?

— У меня, — самодовольно ухмылка, — сам виноват, надо было больше внимание девушке уделять, а не драке.

Его друг философски пожимает плечами, ничуть не расстроившись:

— Ешь, давай уже, а то остынет. А папа говорит, что утку в апельсиновом соусе тут готовят просто потрясающе. Да и вино ничего, хотя, конечно, ему далеко до того, что выращивают в виноградниках твоего отца.

Сидящий за соседним столиком француз, сегодня решивший сменить амплуа с хозяина ресторана на его гостя и по стечению обстоятельств неплохо понимающий английский, недовольно поджимает губы, мысленно чертыхаясь в адрес избалованных богатеньких мальчиков, ничего не понимающих в настоящем вине. К счастью для них, бизнесмен в мистере Гризмане берёт вверх над французской эмоциональностью, и он игнорирует возмутительное высказывание черноволосого наглеца, забронировавшего один из самых дорогих столиков и сделавшего заказ на круглую сумму.

— Ну как тебе? — спустя некоторое время, заполненное лишь едва слышным звяканьем столовых приборов, осведомляется брюнет у Малфоя, аккуратно промокая губы льняной салфеткой.

— Обидно признавать, но, Сириус, как всегда, прав.

— Это же Сириус, — юноши тихо и понимающе смеются.

Незаметно приблизившийся молодой официант в белоснежной рубашке и чёрном жилете бесшумно расставляет на столике креманки с шариками шоколадного мороженого, щедро посыпанными тертыми орехами и политыми кленовым сиропом.

Малфой вежливо кивает и на безупречном французском благодарит молодого человека.

— О мороженом Сириус ничего не говорил?

— Не-а, но его вид мне уже нравится, — усмехается брюнет, зачерпывая серебряной ложечкой лакомство и отправляя его в рот. — Классно! Даже вкуснее, чем у Фортескью.

— Серьёзно? — недоверчиво смотрит на него Малфой, спеша убедиться сам. — Ты прав! — попробовав, соглашается он.

Месье Гризман едва может сдержать улыбку: так забавно выглядят юные англичане, уплетающие мороженое, позабыв о вине.

— Может, ещё по порции? — печально глядя на опустевшую вазочку, предлагает брюнет и, не дожидаясь согласия, сообщает: — Я буду ванильное с клубникой.

— Ты меня с официантом перепутал?

— Нет, просто ты по-французски лучше говоришь.

— Поттер, ты серьёзно думаешь, что в заведении такого уровня официанты не говорят по-английски?

— Такого уровня?

— Только не говори мне, что ты даже не обратил внимание на цены.

Брюнет пожимает плечами:

— Ты же знаешь, у меня плохо с переводом одних валют в другие — евро, фунты стерлингов, доллары… Я что, все их помнить должен?

— Когда ты разоришься, даже не приходи ко мне просить в долг, — закатывая глаза, угрожает Малфой.

— Ой, хватит занудствовать, просто закажи мне мороженое, о'кей?

Качая головой, Малфой подзывает официанта и заказывает ещё две порции десерта. Прекрасно разобравший, что вместо ванильного мороженого он просит фисташковое, мистер Гризман усмехается.

— Эй, — вмешивается названный Поттером, — я не настолько ужасен во французском, чтобы не понять, что ты говоришь! — и на довольно беглом французском, в котором, однако, в отличие от блондина проскальзывает заметный акцент, меняет заказ.

— Зато ты попрактиковался во французском, бабушка будет довольна.

— Лучше бы я попрактиковался во французских поцелуях!

— Ну, извини, — усмехается Малфой, — в этом я тебе точно никак не смогу помочь.

Они как раз доедают по второй порции мороженого, жмурясь от удовольствия и запивая его горячим шоколадом — Поттер и молочным коктейлем — Малфой, когда внимание Поттера привлекает неприятная сцена, разворачивающаяся на другой стороне ресторана.

Одинокая девушка, так же, как и парни, наслаждающаяся мороженым, но запивающая его кофе, оказывается атакована вниманием двух разгоряченных вином молодых людей.

По-хозяйски усевшись за её столик, парни лет двадцати-двадцати пяти на вид, судя по красноречивым жестам, приглашают девушку составить им кампанию в рандеву по ночному Парижу.

— Дорогой ресторан, а? Элитное место? — иронично приподнимает бровь Поттер. — Я знаю, ты не хочешь вмешиваться, так что подожди меня здесь, хорошо? Я быстро.

— Ты идиот?

— Что?..

— Ты серьёзно решил, что я буду просто сидеть здесь и наблюдать за тобой? — холодно смотрит на кузена Малфой. — Мало ли что я сказал? Вместе пойдём. И не спорь! — рявкает он на открывшего было рот Поттера.

— Я хотел сказать, что у тебя мороженое на щеке, но раз тебе все равно, то я молчу, — усмехается тот.

— Точно идиот. Идём. Чем быстрее мы с эти покончим, тем лучше.

Отвлекшись на свою спутницу ‒ прекрасную светловолосую нимфу — мистер Гризман пропускает момент, когда англичане, встав со своих мест, неспешно оказываются за столиком очередной нуждающейся в их помощи дамы.

— Привет, — Поттер непринужденно устраивается на последнем свободном стуле и подмигивает растерянно смотрящей на него девушке, — проблемы?

Боковым зрением он успевает оценить обстановку и чуть расслабиться. Нет, он и раньше не сомневался в том, что у них получиться поставить зарвавшихся магглов на место, но сейчас понял, что сделать это можно будет без особого шума. Вот и хорошо. Малфой, конечно, считает его транжирой и мотом, но оплата штрафа за хулиганство в ближайшие планы Гарри точно не входит.

— Ты кто такой? — зло смотрит на него один из французов, невысокой, крепко сложенный блондин.

— Я-то? Я — её брат, да, Мари? — весело говорит Поттер, мысленно умоляя незнакомку подыграть ему.

— Да, — лицо девушки скрыто в тени, но Гарри видит, как по её губам скользит лёгкая улыбка. И к счастью, она быстро понимает его замысел.

— Да? — сомневается француз. — А он тогда кто? — небрежно кивает в строну застывшего рядом с Поттером Малфоя. И Гарри не может сдержать издевательский смешок — по гордости кузена только что нанёс впечатляющий удар какой-то маггл.

— Он? О, это жених нашей Марии, ну, знаете, объединение капиталов, договорной брак и всё такое, вот я и привел его на сестрёнку со стороны посмотреть, оценить. А тут вы, ребята. Как-то не очень красиво получается, да? — легкомысленно болтает Поттер, сияя дружелюбной улыбкой.

А Малфой, пользуясь его спиной в качестве прикрытия, достает из кармана брюк палочку и накладывает на французов лёгкий «Конфундус», после чего молодые люди, заплетающимися языками принеся извинения «Марии», покидают ресторан.

— Спасибо, — уже когда они трое, расплатившись, оказываются на ярко освещенной, но пустынной улице, говорит девушка и, улыбаясь, добавляет: — Невербальный «Конфундус» — это, конечно, здорово, но вы уверены, что вам ничего за это не будет?

Тогда Драко впервые сумел рассмотреть её лицо — улыбающееся, весёлое, окруженное ореолом платиновых волос. И тогда же он понял, что пропал. Навсегда. Утонул в голубых глазах, запутался в длинных волосах…

Тогда он впервые влюбился.

Потом было многое: ночные прогулки по Парижу, катание на лодке по Сене, экскурсии в Лувр и совместные походы в тот самый ресторан, вальс под скрипку уличного музыканта и встреча рассвета на набережной. Были долгие поцелуи и тёплые объятья, её смех и голубые глаза, преследовавшие его во снах.

Они словно сошли с ума, расставаясь лишь для того, чтобы на несколько часов показаться дома (она) и в гостинице (он). Они почти не спали и редко ели. Они любили. Искренне, по-настоящему, всерьёз! Так, как можно любить только впервые… Так, как можно чувствовать только в шестнадцать, отдавая всего себя другому человеку.

А еще Габриэль оказалась вейлой. Точнее, четвертьвейлой. И студенткой Шармбатона. В общем, волшебницей. Такой же, как он. И к их прогулкам по магловскому Парижу прибавились походы в волшебный квартал. Иногда к ним присоединялся Гарри, и как ни странно, присутствие кузена Драко ни мешало ни ему самому, ни Габриэль. Может, потому что это был Поттер? Умеющий быть тактичным и до ужаса обаятельным Поттер?

…Это было самое чудесное лето в его жизни…

А потом что-то случилось. Волшебство закончилось. Что-то сломалась в их безоблачных доселе отношениях.

И началось что-то другое.

Изматывающее, мучающее, полное злой ревности, гневных взглядов, слёз, подозрений и криков. Габриэль оказалась ревнивой, как настоящая вейла. А Малфоя, как назло, угораздило встретить во время свидания с ней ту самую магглу, из-за которой они с Гарри ввязались в драку. Самое смешное, что сам Малфой о ней давно забыл. А вот Габриэль не смогла проигнорировать происшествие. Помучив его неделю, она... Она бросила его! Она! Мать её! Бросила его. Его!

Просто холодно сообщила, что не видит в их отношениях будущего. Да ещё и объявила, что это он, точнее, его «непостоянная» натура во всем виновата! Тогда смог только недоверчиво-истерически рассмеяться, чем, похоже, разозлил её ещё больше. А он не верил. Мерлин! Он никак не мог поверить, что она серьёзно. Что она и правда разрушит их волшебство.

Но она разрушила. Не стала слушать его оправданий, а тепло голубых глаз сменилось арктическим холодом.

…В тот день он возненавидел Париж.

А на следующий они с Поттером и парой его приятелей из Дурмстранга рванули в США.

Гарри сделал все для того, чтобы его кузен отвлекся от мыслей о светловолосой Габриель. И иногда Малфою даже казалось, что у него это получается. А затем приходила ночь… и она. Смотрела на него весёлыми голубыми глазами и лукаво улыбалась. Но постепенно образ Габриэль в памяти Драко все же стал затуманиваться, прятаться под обилием новых ощущений и мимолетных знакомств... И к середине октября Малфой уже был уверен, что пришёл в себя. Что забыл её, и что он вовсе не был так уж сильно влюблён

Он ошибся. Стоит ему только представить, что Габриэль окажется рядом с ним, как сердце ускоряет ход, а во рту пересыхает.

Габриэль. Габриэль. Его Габриэль. И плевать, что она так не думает. Плевать, что она, может быть, забыла его. Он сможет показать, что она ошиблась. Сможет вернуть её.

Внезапно Драко понимает, что она может и не приехать. Он ведь даже не знает, как она учится! Сочтет ли её директор возможным дать ей шанс? А если Кубок выберет её? Это же опасно! Так, стоп. Драко глубоко вдыхает и медленно выдыхает. Приди в себя, Малфой! Успокойся. Незачем беспокоиться о том, чему при всем желании помешать не сможешь. А значит, и не думай, я сказал, не думай сейчас о Габриэль Делакур! Осталось два дня. А потом ты увидишь её... Или не увидишь. Но повлиять ты ни на что можешь, а потому приди уже в себя. Выполни домашнее задание или полетай, раз уж нет тренировок по квиддичу.

Мерлинов Поттер! Если бы не его письмо, Малфой сейчас бы не разрывался на части от волнения. Да, поиздевался над ним кузен знатно. Небось, оборжался, пока письмо писал, мелкий идиот.

Хоть бы он приехал! Без кузена рядом Малфой точно свихнется, особенно если встретится с Габриэль…

Драко со вздохом поднимается с кровати, подбирает упавшее письмо и, сунув его в карман брюк, идёт делать домашнее задание. Устроившись за столом в гостиной и оценив взглядом кучу учебников и пергаментов, скривившись, перебирается а библиотеку — без дополнительной литературы ему явно не обойтись. Под строгим взглядом мадам Пинс обменивается неприязненным взглядом с Грейнджер и, жалея о том, что нет волшебного аналога наушников, а маггловский вариант в Хогвартсе не работает, сосредотачивается на учёбе.

Он решает сделать за раз все накопившееся задания, чтобы освободить следующие пять-шесть дней. Конечно, то, что зададут завтра или послезавтра, сделать заранее невозможно, но и так он существенно сократит собственную нагрузку. А значит, сможет посвятить всё своё время кузену и Габриэль. Думать о том, что они не приедут, Драко себе запретил.

Несмотря даже на слабый голос логики, уверенной в том, что Сириус не рискнет привезти Мальчика-Который-Выжил в Англию.

Ведь Гарри давно повзрослел и уже может справиться с проблемами, которые несёт за собой образ Героя. В конце концов, это же Поттер, Поттер, которого любит, хоть и не признается в этом под угрозой «Круциатуса», даже Люциус Малфой. К тому же рано или поздно Гарри все равно придётся перестать скрываться за стенами Дурмстранга. Так почему бы не выбрать Хогвартс, чтобы впервые продемонстрировать Мальчика-Который-Выжил широкой общественности?

Драко надеется, что Сириус рассуждает именно таким образом.

Дойдя до ЗОТИ, Малфой мрачно радуется: теоретических заданий Грюм не задаёт вообще. Но на самом деле слизеринец бы лучше написал пару-тройку длиннющих эссе, чем терпел жутковато-реалистичную манеру ведения занятий отставного аврора. Хотя бы потому, что Грюму какой-то пьяный пикси втемяшил в голову, что лучший способ обучить студента заклинанию — применить его к нему самому.

Нет, Малфой, конечно, слизеринец и все такое, но подобный подход напрягает даже его. Слишком... Жёстко. А вот Поттер с его маньяческим интересом к боевым заклинаниям явно стал бы любимчиком Грозного Глаза. И вполне возможно, что даже взаимно. Но то Поттер. Он просто не мог вырасти другим с Сириусом-то Блэком в отцах и с пяти лет большую часть года проводящим в Дурмстранге. Да он «Ступефай» в девять лет освоил! Какая-то наивная старшекурсница повелась на умоляющий взгляд зелёных глаз. А потом ждала, пока изнемогающие от хохота подруги её не расколдуют. Одолженную-то палочку, маленький Поттер, не будь дураком, направил прямиком на юную учительницу.

Малфой, усмехается, вспоминая, с каким восторгом рассказывал эту историю Гарри и как хохотал Сириус, и, придвинув пергамент поближе, со вздохом сосредотачивается на эссе по зельеварению.

* * *

1996 год, 30 октября

Деканы факультетов строят радующихся отмене последней пары учеников в колонны.

— Уизли, поправьте шляпу, — слышит Малфой команду МакГонагалл. — Первокурсники, вперед. И пожалуйста, не толкайтесь!

Студенты Хогвартса рядами спускаются по главной лестнице и выстраиваются перед замком. Дует холодный вечер. Сгущаются сумерки.

— Скоро шесть, — Блейз устремляет взгляд на дорогу, ведущую к главным воротам. — На чем, по-вашему, они едут? На поезде? Как думаешь, Тео?

Главный слизеринский умник пожимает узкими плечами:

— Сомневаюсь,

— А как тогда? На метлах? — предполагает Забини, глядя в усеянное крупными звёздами небо.

— Не думаю. Путь-то неблизкий.

— Может, портал? — теряется в догадках Драко. Хоть он и является племянником директора и кузеном студента Дурмстранга, об этой школе ему едва ли известно больше, чем остальным.

— А может, у них разрешается аппарировать до семнадцати лет?

— На территории Хогвартса аппарировать невозможно, — скривившись, напоминает Тео, — ладно, Забини, но ты-то, Дафна, должна знать.

Девушка с улыбкой пожимает плечами:

— Извини, забыла.

Слизеринцы, как и остальные студенты Хогвартса, внимательно обшаривают взглядами небо. Ни малейшего признака летящего предмета. Как всегда, тишь и покой. Драко начинает замерзать. Скорей бы уж появились гости! Скорей бы узнать, есть ли среди них Гарри и Габриэль!

К счастью, Дамблдор, стоящий с другими учителями в последнем ряду, в эту минуту восклицает:

— Чует мое сердце — делегация Шармбатона недалеко! — собственное сердце Драко совершает кульбит. Габриэль!

— Где? Где? — радуются студенты, вертя головами.

— Вон! — указывает какой-то семикурсник с Рэвенкло на небо в стороне Запретного леса. Нечто огромное, куда больше метлы, даже целой сотни метел, летит по иссиня-черному небу, быстро увеличиваясь в размерах.

— Дракон! — пищит насмерть перепуганный первокурсник.

— Ты что, дурак? Это летучий дом! — уверенно заявляет второй. Его догадка оказывается близка к истине. Гигантская черная тень почти касается верхушек деревьев. Льющийся из окон замка свет озаряет приближающееся чудо — огромную синюю карету, подобную башне. Ее тянут по воздуху дюжина крылатых золотых коней с развевающимися белыми гривами, каждый величиной со слона. Первые три ряда учеников подаются назад.

Заходя на посадку, карета снижается с бешеной скоростью. И наконец, с оглушительным громом, от которого Лонгботтом, подпрыгнув, наступает на ногу Монтегю, копыта золотых коней — размером с хорошее блюдо — касаются земли на опушке Запретного леса. Следом приземляется карета и катится, подпрыгивая на гигантских колесах; кони кивают головами, выпучив огромные огненно-красные глаза.

Открывается дверца, украшенная гербом: две скрещенные золотые палочки, из каждой вылетают по три красные звезды; с облучка прыгает парень в голубой мантии, наклоняется, что-то нашаривает на полу кареты и разворачивает золотые ступеньки. Тут же почтительно отпрыгивает назад, и из кареты появляется черная лаковая туфля размером не меньше детских санок, и сразу же за ней перед изумленными зрителями предстает ее обладательница.

Женщина, стоявшая на первой ступеньке и озиравшая ряды ошеломленных зрителей, кажется даже огромнее школьного лесничего. Она входит в полосу света, падающего из окон замка, и обнаруживается, что у нее красивое лицо с оливковой кожей, темные волоокие глаза и крупный орлиный нос, блестящие волосы собраны в низкий пучок на шее. Дама с головы до ног закутана в черную атласную мантию, на шее и толстых пальцах поблескивают превосходные опалы.

От Габриэль Драко знает, что это — мадам Максим, директриса Шармбатона.

Дамблдор аплодирует. Ученики вторят. Многие встают на цыпочки, чтобы лучше разглядеть великаншу. Лицо ее расплывается в улыбке. Она подходит к Дамблдору и протягивает сверкающую драгоценностями руку. Директор, и сам роста немалого, лишь слегка склоняется для поцелуя.

— Дорогая мадам Максим! Добро пожаловать в Хогвартс!

— Дамблёдорр, — произносит мадам Максим грудным голосом. — Надеюсь, вы пребываете в добром зд'гавии?

— Спасибо. Я в превосходной форме.

— Мои ученики, — небрежно машет она назад огромной ручищей.

И Драко, чье внимание ненадолго приковала к себе мадам Максим, наконец, замечает вышедших из кареты подростков лет пятнадцати-шестнадцати. Их десятка полтора, и все они дрожат от холода в мантиях из тонкого шелка. Кое-кто обмотал голову теплым шарфом. Драко, мысленно проклиная преподавателей, поставивших его в предпоследний ряд, щурясь, пытается рассмотреть среди них Габриэль. Та? Слишком широка в кости. Эта? Нет, брюнетка.

Слишком высокая.

Черноглазая.

А это вообще парень!

Малфой сжимает пальцы в кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Её нет?

— Блэк уже приехал? — интересуется мадам Максим.

— С минуты на минуту ждем, ‒ отвечает Дамблдор. — Вы его будете здесь приветствовать или пойдете сразу в замок?

— Лучше пойдем в замок. Тут у вас холодно. Только вот кони...

— Наш преподаватель ухода за магическими существами сочтет за счастье о них позаботиться. Он вот-вот вернется, только уладит небольшое недоразумение. Его... э-э... подопечные требуют повышенного внимания.

— Его соплохвосты, — шепчет Блейз.

Как только Дамблдору удаётся уверить явно сомневающуюся мадам Максим в том, что Хагрид сумеет справиться с исполинскими конями, шармбатонцы во главе с директрисой заходят в замок. Драко кажется, что среди них мелькает фигурка Габриэль, но нет и намёка на её серебряные волосы… «Все-таки не приехала», — с горечью понимает он.

— А дурмстрангские кони тоже, наверное, не меньше? — обращается Монтегю к Тео и Блейзу через головы Паркинсон и Крэба с Гойлом.

— Будут больше этих — даже Хагриду с ними не справиться, — качает головой Нотт. — Если, конечно, соплохвосты его уже не прикончили, — язвительно добавляет он.

Холод начинает пробирать до костей. Кто-то поглядывает на небо. Тишину нарушает только фырканье и стук подков золотых коней мадам Максим.

— Слышите? ‒ вдруг восклицает Блейз. Откуда-то из темноты доносится престранный звук — погромыхивание, сопровождаемое всасывающим хлюпаньем, как если бы гигантский пылесос двигался по речному руслу.

— Озеро! — кричит гриффиндорец Ли Джордан. — Гляньте на озеро.

Стоя на возвышении у замка, все отчетливо видят внизу черную гладь воды, которую теперь уже нельзя назвать гладью. В середине озера появляется завихрение, затем огромные пузыри, глинистый берег захлестывают волны, и вдруг в самом центре возникает воронка, как будто на дне вынули огромную затычку. Из самой ее сердцевины медленно поднимается длинный черный шест. «Корабельная снасть», — догадывается Драко.

— Это мачта, — поясняет он Блейзу и Дафне. Тео и сам знает. Величественный корабль неторопливо всплывает из воды, мерцая в лунном свете. У него странный скелетоподобный вид, как у воскресшего утопленника. Тусклые огни иллюминаторов походят на светящиеся глаза призрака. С оглушительным всплеском корабль, наконец, выныривает весь и, покачиваясь на бурлящей воде, скользит к берегу. Вскоре раздаётся звук брошенного на мелководье якоря, и на берег спускают трап. С борта сходят пассажиры, и в иллюминаторах мелькают движущиеся фигуры. Все они величиной не уступают Крэбу с Гойлом! Но вот они входят в падающий из окон замка свет, и Драко видит, что не такие они и большие, просто на них лохматые шубы. Человек, шедший первым, одет в другие меха — гладкие, блестящие, серебристые.

— Директор Дамблдор! ‒ радостно восклицает он, поднимаясь по склону. ‒ Как поживаете?

— Благодарю, прекрасно, Сириус.

Среди студентов словно проходит волна, рождая звуки:

— Сириус Блэк?

— Тот самый?!

— Не может быть!

Сириус, высокий, стройный и, несмотря на годы, сохранивший ту особую дерзко-аристократичную красоту, что свойственна лишь чистокровным Блэкам, одаривает студентов Хогвартса приветливой улыбкой. «Сириус в своём репертуаре», — ухмыляется Драко, заслышав восхищённые вздохи женской части Хогвартса.

Подойдя к Дамблдору, дядя обменивается с ним крепким рукопожатием, а затем директор Хогвартса, что-то сказав, заключает Блэка в объятья.

— Хогвартс, — улыбаясь, смотрит Сириус на замок. — Как хорошо снова быть здесь. Ребята, идите сюда. В тепло. Вы не против, Дамблдор? Ребята немного замёрзли.

— Конечно, Сириус! О чём ты говоришь? — студенты Дурмстранга строем проходят мимо, и Драко замечает среди них ухмыляющегося кузена. Он подмигивает Малфою и ниже опускает голову, старательно скрывая лицо. Но когда Поттер почти скрывается в дверях замка, его настигает голос Дамблдора:

— Гарри, мальчик мой! Подойди-ка ко мне.

Вечерний воздух сковывает звенящая тишина, а взгляды трёхсот с лишним человек, обучающихся и преподающих в Хогвартсе, больше не отрываются от студентов Дурмстранга. И каждый пытается понять, не ослышался ли он. Правильно ли понял.

— Конечно, профессор Дамблдор, — звонко говорит один из северян, послушно приближаясь к Дамблдору.

И как только он покидает строй, толпа взрывается криками:

— Гарри Поттер!

— Это Гарри Поттер?!

— Где? Где? Я не вижу…

— Да отойди ты, идиот! Где Поттер?

— Поттер, Поттер, Поттер!..

Деканы факультетов, с трудом утихомирив студентов, проводят их в Большой зал и буквально силой усаживают на места. Под сводами зала витает возбужденно-потрясённый гул, студенты Хогвартса никак не могут поверить, что только что видели самого Гарри Поттера. И то, что лицо его было скрыто в тени, лишь подогревает их интерес.

Студенты Шармбатона уже сидят со столом Равенкло, и Драко снова убеждается, что Габриэль среди них нет… Ну хоть кузен приехал! Вошедшие вместе со всеми воспитанники Сириуса уверенно выбирают стол Слизерина, и Блейз издевательски усмехается, заметив разочарованную мину на лице Уизли.

Спустя несколько минут в дверях Большого зала появляются трое: Дамблдор, Сириус Блэк… и его крестник.

Гарри Поттер.

Мальчик-Который-Выжил.

Герой магического мира.

И снова повисает тишина. На этот раз ошеломлённая.

Выглядит герой первой войны, доблестный убийца Волдеморта и спаситель магической Британии, мягко говоря, необычно.

Торчащие во все стороны тёмные волосы и зелёные глаза — единственное, что объединяет Гарри Поттера с тем образом, что создали в воображении обывателей редкие колдофото «Ежедневного Пророка» и прочих, менее достойных доверия, изданий. Расслабленно стоящий рядом с крестным отцом и Дамблдором юноша не может похвастаться высоким ростом и могучей фигурой — он невысок, худощав, и даже лохматая шуба — форма Дурмстранга — не может этого скрыть. Но то, что поражает всех и каждого в Хогвартсе — это дважды проколотое левое ухо и неизвестным образом закрепленные на тёмной брови металлические шарики.

Определённо, появление Мальчика-Который-Выжил в Хогвартсе едва ли могло вызвать большее потрясение.

На губах Гарри то и дело мелькает насмешливая улыбка, и наиболее разумным представителям Хогвартса сразу становится понятно, что тот искренне наслаждается всеобщим изумлением.

Малфой усмехается — кузен в своём репертуаре. Довёл до шока пару сотен человек и рад. Он украдкой показывает Поттеру большой палец ‒ шалость удалась! ‒ и удостаивается такого же едва заметного кивка лохматой головы.

— Я ведь на самом деле сейчас в кабинете зельеварения? Просто надышался парами очередного шедевра Лонгботтома? — жалобно спрашивает Забини, шокированно глядя на легенду магического мира.

— Увы, друг, — с трудом выдавливает из себя Нотт, — ты вполне адекватен.

— А мне нравится, — неожиданно говорит Дафна, — смело и ярко. Сразу видно, что парень не собирается подстраиваться ни под чьё мнение.

Драко усмехается краями губ — о да, Гарри уж точно наплевать на то, как отреагируют консервативные англичане на его, мягко говоря, вызывающий облик.

— Какой ужас! — выдыхает Паркинсон. — Не лицо, а маска варвара!

— Нормальное у него лицо, — не соглашается Дафна, ‒ симпатичное даже..

— Симпатичное?! Что в нем симпатичного? И что это такое на его брови?

— Это? Называется пирсинг, маггловское изобретение, — рассеянно отвечает Драко, героически давя смех.

— Маггловское? — приподнимает брови Забини. — Я думал, в Дурмстранге нет даже полукровок, не говоря уж о грязнокровках.

— Так и есть, — ну, кроме самого Поттера — но северяне, а особенно русские практически не отделяют свою культуру от маггловской, ‒ поясняет Драко.

— А ты откуда знаешь? — подозрительно щурится Нотт, но Малфой не успевает ответить. Профессор Снейп из-за преподавательского стола бросает в сторону расшумевшихся слизеринцев злой взгляд чёрных глаз, молча приказывая подопечным заткнуться. И Драко замечает, что их декан с трудом удерживает на лице привычную каменную маску. Неужели эпичное появление Поттера повлияло и на него, пробив обычное равнодушие профессора?

А Мальчик-Который-Всех-удивил, насладившись вниманием к собственной неповторимой персоне и вежливо кивнув Сириусу и Дамблдору, также уверенно, как и его соученики пару мнут назад, подходит к слизеринскому столу.