Ад пуст (джен)

Когда Звездочёт увидел двух сморщенных, маленьких, беззащитных и розовых близнецов, его сердце болезненно сжалось.

Они мирно спали в двух стеклянных капсулах, изнутри освещённых мягким бледно-жёлтым светом. Эти аппараты, больше похожие на огромных жуков, управляемых новорожденными младенцами, предназначались для диагностики заболеваний нового человека, для предотвращения осложнений, которые могли возникнуть в процессе рождения, и для введения в тело ДНК-роботов, если это требовалось (а требовалось это в тех случаях, когда необходимо было вернуть к жизни умершего человека). Звездочёт окинул долгим взглядом всех детей, спящих в отдельных капсулах. Пятьдесят восемь. Среди них лишь его дети появились естественным путём, из округлившегося живота матери, а не искусственно — из пробирок и трубок. И среди пятидесяти восьми детей мирно спал убитый, всем ненавидимый, вечно сгорающий от гнева Зверь.

Пятьдесят восемь — не совсем верное число. Количество подозреваемых сокращалось до двух детей. Его, Герберта Дирка, детей.

Он пришёл сюда с одной целью — сомкнуть крепкие, мозолистые ладони на слабеньких детских шейках, подарить им лёгкую, безболезненную, быструю смерть, пока они не начали жить. Два розовых, маленьких, никому не причинивших вреда мальчика, один из которых уже проснулся и пустил пузырёк из слюны. Звездочёт против воли улыбнулся, глядя на это нелепое создание, которое напугало само себя и тут же зашлось плачем, сжало крохотные кулачки, заёрзало кривыми ножками. Он почувствовал, как тепло в его душе, вызванное этим существом, до углей сжигает его израненное горем сердце.

Его руки стали невыносимо тяжёлыми. Звездочёт чувствовал, как силы покидают его именно в тот момент, когда они больше всего были ему нужны. Если он не убьёт Зверя сейчас, то он вырастет и в новом теле станет сильнее и могущественнее прежнего. Но кто из них Зверь? И чем будет Звездочёт отличаться от Зверя, если убьёт беззащитное дитя?

Голова кружилась. Он выпил, прежде чем явиться сюда. Это был крепкий коньяк, привезённый Валетом с Земли из страны под названием Норвегия. Звездочёт не разбирался в крепости земного алкоголя, но после первого стакана у него закружилась голова и обдало жаром внутренности. Выпивка должна была сделать его смелее. Должна, но не сделала. Он смотрел на своих детей и не мог сделать того, к чему обязывал долг.

— Крепкие, здоровые малыши, — бесстрастным, прохладным голосом произнесла Доктор. Она была в белом медицинском халате, надетом поверх чёрной шёлковой рубашки и чёрных узких брюк. Перед её глазами мелькали маленькие полупрозрачные окошки с данными. — Не спешу тебя поздравлять.

— Да… не с чем.

— Если тебя тяжело… сделать это, с ними могу разобраться я, — она надавила на висок, и окошки данных исчезли. Звездочёт видел безжизненные, равнодушные ко всему, карие глаза Доктора с красноватыми бликами света. С близкого расстояния они были похожи на две бездны, глядя в которые можно задохнуться от страха. — Для меня всё равно ничего не значит человеческая жизнь.

— Говоришь, как Он.

После громкой победы людей над чудовищем имя Зверя боялись упоминать даже мысленно. Слишком долго он держал в страхе людей Сирисо, слишком долго отправлял своих отвратительных тварей на Землю. Настолько долго, что превратился во всемогущее и вечное зло.

— Чтобы победить Зверя, нужно быть Зверем, — она произнесла это без каких-либо эмоций, как всегда сдержанно. — Или я не права?

— В своих взглядах ты доходишь до безумия.

— Будь я здравомыслящим человеком, я бы уже давно… — она осеклась, сжала губы в линию и не проронила ни слова. Звездочёт смотрел, как она хмурит брови, и смутно осознавал, что впервые видит на лице Доктора нечто похожее на эмоции. — Ты принял решение?

Он виновато опустил голову, стоя перед лишённой эмоций женщиной. Он не знал, что случилось в жизни Доктора, никогда этим не интересовался, лишь видел, как она день за днём методично уничтожает в себе человека. Каждый раз, когда по щекам текли слёзы, она глубоко вонзала скальпель себе в живот и тут же сгибалась от невыносимой боли. Каждый раз, благодаря силам, рана бесследно заживала. И каждый раз это повторялось опять и опять, пока эмоции не исчезли в её сердце, как ненужный элемент, как злокачественная опухоль в совершенном теле робота.

— Герберт? — услышал он за спиной обеспокоенный голос Кобры.

— Привет, — улыбнулся он, чувствуя, как слова душат его, как глаза жжёт от горьких слёз. — А я… стал отцом.

Кобра протянула к нему руки и крепко-крепко обняла, как было принято у землян, и как совершенно не принято на Сирисо. От неё пахло розмарином и ежевикой, и одета она была в старые выцветшие джинсы и полинявшую футболку. Звездочёт закрыл глаза и легонько похлопал Кобру между лопаток.

— Я не могу…

— Герберт, — раскрыв глаза, произнесла Кобра. — Не убивай…

— Это поставит наши жизни под угрозу, — равнодушно отрезала Доктор.

— Слушай, — мгновенно завелась Кобра, выпустив Звездочёта из объятий. — Ты говоришь о жизнях детей! Детей! Неужели ты такой монстр, что готова спокойно отдать их на смерть?!

— Это в моих приоритетах.

— Какие, к чёрту, приоритеты?! Это же дети! А что если… Он солгал? Что если Он блефовал и знал, как ударить Герберта больнее?

— Исключено. Мы не сомневаемся в могуществе Зверя. Он прекрасно контролировал свои тело и разум, ему ничего не стоит контролировать перерождение.

— Откуда такая уверенность? Разве на Сирисо вообще были случаи перерождения?

— Да… — хрипло ответил Звездочёт. — Доктор — тому подтверждение.

Кобра испуганно сделала шаг назад. Взгляд Доктора остался равнодушным и лишённым жизни, но Герберт чувствовал исходящее от неё мрачное ликование. Они никогда не ладили. Ни один день не проходил у этих двоих мирно, ни одна тренировка не заканчивалась без обморожения и ожогов. Слишком полярными были их характеры. Взрослая, образованная и хладнокровная Доктор и юная, вспыльчивая оборванка Кобра.

— Прервать их жизнь легко, — холодно начала Доктор. Она говорила негромко, но Звездочёту казалось, что её голос наполняет всё его существо. — Сдави шею, Герберт.

— Н-нет, — голос Кобры дрогнул. — Герберт, не надо.

— Давай. Избавь себя от бремени. Спаси человечество. Что же ты медлишь?

— Верно, — выдохнул Звездочёт, и его голос стал тоньше и слабее.

— Герберт… ни один из них ещё не стал Им…

— Это твой долг. Ты поклялся бороться со Зверем до самой смерти.

— Сейчас! — он сорвался на крик, в котором слышались подавляемые слёзы. — Сейчас…

— Нет…

Герберт смотрел на двух спящих детей, и его мысли метались от одной женщины к другой. Он не мог приказать им замолчать. Обе сражались с ним плечом к плечу, обе видели смерть и разрушения, учиняемые Зверем, и обе не позволили себе бежать с поля боя. Доктор боялась. Она видела слишком много обугленных трупов, слишком много людей разрывали на части отвратительные твари, брызжа лавой вместо слюны и издавая утробный рык, настолько много, что её разум сдался. Кобра была молода, напугана не меньше, и в то дикое время, которое ей довелось пережить, для неё самым ужасным было убийство. Зверь сжигал людей тысячами, и даже тогда человек всё равно по какой-то причине убивал человека. И для Кобры, для обыкновенной девочки, оказавшейся в эпицентре войны, это было настолько страшно и несправедливо, что она замыкалась в себе и плакала, вспоминая безымянных людей, погибших от пули, ножа или сильных рук. Именно поэтому она не могла убить тех, кто по доброй воле перешёл на сторону Зверя и стал врагом человечества. Он атаковал Кобру, а она лишь уклонялась в ответ, ослепляла и пыталась незаметно сбежать. Именно в такие моменты вмешивалась Доктор. Один удар скальпеля, напившегося её крови, по обнажённой коже противника, и он взрывался тысячами осколками окровавленного прозрачного льда.

— Сейчас, — устало проговорил Звездочёт, дрожа всем телом, сжимая и разжимая трясущиеся руки.

Один из малышей, проснувшись, сморщился и заплакал, сжимая крохотные кулачки, будто бы приготовившись к бою. Второй, пускавший пузырьки из слюны, спал, широко раскрыв рот.