Правосудие слепо (джен)

— Мам, ты действительно не можешь отправлять на штрафстоянку автомобиль учителя Генри только потому, что она тебе не нравится. Кроме того, кому может не нравится Мэри-Маргарет Бланшард? — спросила Эмма с дразнящей усмешкой, опуская свою чашку на столик в кафе «У Бабушки».

Она вернулась в город пару месяцев назад и только начала привыкать к рутине, частью которой было выпивать чашечку кофе с мамой, посадив сына в школьный автобус. Мисс Бланшард, — Эмме приходилось напоминать себе о том, что она может называть женщину по имени, — была учителем в начальной школе Сторибрука, сколько она помнила. И было что-то успокаивающее в том, что Генри будут учить те же люди, что и ее. Эмма всегда знала, что Реджине не нравится мисс Бланшард. Часть ее, — маленькая подлая часть, которая делала ее хорошим судебным специалистом, — наслаждалась наблюдением за тем, как легко ее матери удавалось помыкать учительницей. Будто мышь, схватившая кусок сыра. Или, возможно, дело было в Реджине.

В детстве она на самом деле не замечала этого. Сколь ужасающе подлой могла быть ее мать. Главным образом потому, что Реджина сильно старалась держать это в тайне от нее. Когда Эмма была подростком, это вызвало немалое количество бунтов, включая жуткий скандал практически посреди главной улицы, о котором, можно быть уверенной, город до сих пор судачит. В Сторибруке ничего особо не менялась, и подобные вещи надолго застревали в умах людей.

— Мисс Бланшард нарушила правила парковки. Я просто, как и должно хорошему мэру, позвонила в дорожную полицию, чтобы удостовериться, что они выполняют свою работу.

Эмма покачала головой. Ее мать была мэром, сколько она себя помнит, и была хороша в этом. Городом Реджина управляла, как собственным домом. Как по маслу. Организованно. Небольшое количество хаоса, вносимого Эммой, казалось, не раздражало ее, ведь это означало, что ей есть теперь к чему приложить руку.

— Она на семь сантиметров заехала на линию. И я абсолютно уверена, что им нашлась и другая работа.

Эмма наклонила голову.

— Или это еще и из-за Грэма?

Это была, безусловно, самая странная словесная баталия из всех, в которых она участвовала. Из-за того, что Грэм поцеловал ее. Не то, чтобы Эмма в принципе возражала против того, чтобы целоваться с ним. Он был очень симпатичным мужчиной, и милым, но каким-то лихорадочным, будто не в своем уме, не говоря уж о том, что он был любовником ее матери. Когда в возрасте шестнадцати лет Эмма застала их выскальзывающими из номеров «У Бабушки», она подумала, что это круто, но, увидев лицо матери два дня назад, разуверилась в таком взгляде на ситуацию. Это не была ревность — не к Грэму, точно, и не к ней. Какая-то смесь темного гнева, которую она редко видела в своей матери, если, конечно, дело не касалось Мэри-Маргарет Бланшард.

Реджина изобразила на лице свою улыбку политического деятеля.

— Дело не в шерифе Грэме. Ты тесно сотрудничаешь с ним, какие-то чувства должны были появиться.

Эмма потянулась через стол и положила ладонь на ее руку.

— Нет у меня никаких чувств к Грэму, и, конечно, я не собираюсь уводить парня у своей матери. Даже если в этом городе встречаться особо не с кем.

Лицо Реджины смягчилось, и нежная улыбка, которую Эмма хорошо знала по своему детству, появилась вновь.

— Я уверена, что где-то в этом городе тебя ждет прекрасный принц, Эмма.

— Я согласна даже на барона или лорда, не боящегося обязательств. Такие в этом городе есть, мама?

— Только в сказках, Эмма.

* * *

Мэри-Маргарет Бланшард нервно вышагивала по комнате в ожидании. Она всегда вызывалась добровольцем, когда нужно было укомплектовать стенды перед Днем Шахтера, но в этот раз Эмма Миллс предложила помощь, а мэр Миллс настояла. Потому что мэр никогда и ни в чем не могла отказать своей дочери. Не то, чтобы Мэри-Маргарет много отказывала девочке, когда учила ее, хотя та и была довольно своевольным и хулиганистым ребенком. Такими становятся дети, когда знают, что им может сойти с рук что угодно. Ну, почти что угодно. Когда Реджина Миллс сердилась на свою дочь — это было то еще зрелище.

Горожане все еще болтали о тех выходных, когда мэр поймала дочь под открытой трибуной с капитаном футбольной команды. Но задира, ставшая законником, не была в списке людей, с которыми Мэри-Маргарет хотела бы проводить много времени. Даже притом, что Генри стал одним из лучших ее учеников.

Блондинка в превосходном, шитом на заказ, костюме вошла в комнату, и улыбка ее была не такой, какую ожидала увидеть Мэри-Маргарет. Больше в стиле Генри, чем подростка, которого она помнила.

— Мисс Бланшард, простите за опоздание. На работе задержалась.

— Я и не знала, что в городе столь много преступлений, чтобы заставить вас напряженно трудиться.

— Преступлений — нет, а вот документов — да. Иногда я задаюсь вопросом, не созданы ли документы проклятием злой ведьмы в наказание нам.

Легкая улыбка была не тем ответом, который ожидала Мэри-Маргарет. Возможно, Эмма Миллс стала кем-то большим, нежели просто дочерью своей матери.

— Начнем?