Бумажная сказка (джен)

Домой они отправились втроём.

Когда у Стефана и Астры появилась та, о которой они могли заботиться вдвоём, в них словно бы вспыхнул костёр, искры которого затанцевали в их глазах. Песни стали звонче, танцы — резвее.

Во время коротких передышек они обучали Илту своему бумажному мастерству. Бумаги в их альбомах было хоть куда, и потому, если у девочки не получалось с первого раза, у неё всегда был второй шанс.

А иногда — когда на опушках становилось скучно — Астра вплетал в её чёрные кудри рукодельных бумажных журавлей. Если Илта злилась — они прижимали свои острые крылья, а если веселилась — они хлопали ими, словно белые голуби.

Стоит ли говорить, что один лишь Стефан оставался причёсанным?

Втроём они прошли сквозь пшеничные поля, которым не было конца и края; они побывали среди тысячи солнц, которые цвели подсолнухами, и прошли такие дремучие леса, что иной раз слышали ауканья людей, которые, будучи умершими, всё так же искали выхода из древесного лабиринта.

Однажды они пришли к старой деревне. По тропинкам, между избами, бегали перепуганные курицы и хлопали крыльями так же, как и журавлики в волосах Илты. Жителей у деревни не было — кажется, троица лишь мельком увидела священника с белыми волосами, который спешил по своим священным делам.

— Признаться честно, — тихо пробормотал Стефан, держась за голову. — Я бы хотел немного отдохнуть. Я плохо себя чувствую.

Астра нахмурился, а Илта, держа Стефана за свободную руку, тяжко вздохнула:

— У тебя щёки красные, а голос стал как будто бы липким.

День догорал в сиреневых сумерках. В воздухе пахло речкой и свежескошенной травой — а ещё, если быть чуть внимательнее, — парным молоком. Когда в одной из избушек зажёгся свет, Астра широко улыбнулся и, придерживая Стефана под локоть, повёл семью к хозяевам.

Дверь им открыл сухопарый старик — совсем немного похожий на того, которого они встретили у раскидистого дуба. Лицо его было изрезано морщинами и укрыто тенью; в выцветших глазах — тоска и немного жестокости.

— Что вам нужно? — хмуро прорычал старик, окинув бесцветным взглядом всю троицу. — На попрошаек не похожи.

— Мы души гулящие, — ответил Стефан, но тут же зашёлся в больном кашле и сделал шаг назад, прячась за Астру.

— Пожалуйста, позвольте нам переночевать под Вашей крышей, Дедушка! — взмолилась Илта, хватая старика за сухую руку. — Моему брату плохо, и ещё одну ночь он на ногах не продержится!

Дедушка замялся, рыча что-то в свою седую бороду.

— Чего ты там стоишь, холод напускаешь?! — прогрохотал внезапно женский голос за его спиной. — Кыш от двери, пёс шелудивый!

Внезапно, позади Дедушки появилась его жена — низенькая и пухленькая, как самовар, с расцвеченными тяжким трудом щеками. Её рыжие косы потемнели и стали напоминать цветом древесную кору, и седина лишь немного прибрала их.

Возможно, своей тяжёлой рукой она бы и захлопнула дверь, если бы не увидела Илту.

— Ой ты, батюшки! Что за красота?! — заохала Бабушка.

От нее приятно пахло дровами и овечьей шерстью, и Илта, хоть и немного испуганно, но все же улыбнулась ей.

Илта рассказала Бабушке о произошедшем, и та с радостью разрешила им всем остаться на ночь.

— В тесноте, да не в обиде! — прохохотала она и впустила всю троицу в дом.

Однако Стефан, опирась на плечо Астры, увидел, что на лице Дедушки как будто бы замерцала затаенная злоба.

* * *

Стефана уложили в постель, но к полуночи жар его усилился. Илта совсем не отходила от него и даже не обратила внимание на то, что Бабушка с Дедушкой куда-то пропали.

Астра то и дело менял Стефану полотенце на лбу. Он молчал, но по его опущенным плечам было видно, как он расстроился.

Внезапно, Астра и Илта прижали ладони к своим ушам, вздрогнув от грохочущих голосов. Стефан застонал от боли в голове.

Пожилая пара, ругаясь, потеряла всякий стыд перед гостями и едва ли не била посуду. Никто не знал, почему они ругались, но терпеть этот шум было невозможно; именно их ссоры распугали всех жителей деревни, которые разбежались в разные стороны как перепелки.

Пока они ругались, на небе сгустились тучи, и на землю хлынул холодный дождь.

— Почему вы кричите? — спросила Илта, не отрывая рук от своих ушей.

— Я ненавижу его! — прогремела Бабушка.

— Она мне жизнь испортила! — завывал Дедушка.

За окном зарычала гроза.

Бабушка с Дедушкой вот уж полвека прожили вместе, но однажды почему-то перестали понимать друг друга; вскоре непонимание обернулось ненавистью. Они так громко ругались, что Илта со Стефаном даже зажмурились.

Однако Астра — будь он котом, его шерсть бы вздыбилась — заметил, что в глазах Бабушки и Дедушки блестели слёзы, которые они всячески игнорировали.

Не вытерпев, Астра хлопнул своей белой ладонью по столику около кровати.

— Замолчите! — рыкнул он, и звёздочки в его глазах стали холодными иглами. — Вы так громко ругаетесь, что я не слышу собственного сердца!

Астра встал, взъерошил свои пшеничные волосы и развёл Бабушку с Дедушкой по разным углам комнаты. Они всё ещё бросались словами, не желая молчать, и тогда Астра, развернув свой альбом, вырвал из него два бумажных листка и заклеил ими их рты.

Он погасил все огни.

— Когда за окном поют белые ночи, — поучительно сказал он, кружась в темноте. — Нельзя ни грустить, ни ругаться. Знавал я одну девицу, что грустила летом. Она была красива, остроумна и невезуча, как мир. Летом она бегала по лесам и много-много плакала — а из слёз её вырастали цветы…

Внезапно, в темноту взмыли белые листы из альбома Астры. Они сами складывались в цветы, светящиеся изнутри тёплым светом, и носились по комнате белыми ласточками. Куколка из бумаги, танцующая на золотой макушке Астры, иногда прыгала по бумажным цветам, как Дюймовочка, и от одного лишь её прикосновения они распускались, как самые настоящие полевые цветы.

— Эта девушка не имела крыши над головой, но весь мир был её домом. Где цветут луговые цветы — там жила она, роняя свои слёзы на летнюю землю. Если мы будем шуметь попусту — слёзы её станут горше, и лето увянет. Зачем расстраивать её ещё сильнее?

Внезапно, куколка схватилась за пролетавшую мимо птичку, и вместе они превратились в бумажного мальчика с полосочкой-шрамом на глазу. Мальчик пробежал по воздуху прямо к Илте, и едва ли не утонул в её чёрных морских кудрях.

— А ласточки, которые кружили вокруг девушки-лето, дружили с одним мальчиком. Не было у него имени, и все так и звали его: Ласточка. Был он пиратом, но был он несчастен: было ему страшно и одиноко. Однажды на корабль к нему попал молодой Офицер, и звёзды горели в его голубых глазах.

Вокруг Астры — плывут бумажные корабли самой тонкой работы. Под потолком светило бумажное солнце, а звёзды сами сыпались в белые ладони рассказчика — прямо как к офицеру, о котором вихрился рассказ.

— Офицер тот звёзды мог с неба срывать. Зацепился он за луну и построил себе небесную лодку из звёзд и небесной синевы. Был Офицер счастлив и вовсе не зол на пиратов — протянул он Ласточке руку и сказал: «Вперёд, мой друг, пойдём со мной! Научу я летать тебя среди птиц, и больше не будет тебе одиноко!». И полетел Ласточка вместе с ним, долетел до города и больше никогда не грустил — смех его лился реками рядом с Офицером, с которым они по ночам летали среди вольных птиц.

Астра оглядывается — и видит, что Стефан уже задремал в своём гнезде из пледов и одеял. Спала и Бабушка, а вот Дедушка и Илта держались из последних сил. Смотрели они на бумажные корабли и бумажных Ласточку и Офицера как на ещё одно чудо света, а мягкий бумажный свет озарял их лица и души.

Но, внезапно — в глазах Астры замерцало что-то неуловимое и странное, как будто бы похожее на слёзы.

— А за их полётом любил наблюдать один мальчик. Ему тоже было одиноко, но он боялся мира вокруг себя. Он терялся среди красок и звёзд, но однажды — когда Снежная Королева убаюкала город в колыбели из снегов и метелей — встретился он с таким же потерянным мальчиком. В глазах его был мерцающий янтарь, и на что бы он ни взглянул — всё казалось ему драгоценностью. Они стали дружить и путешествовать — и в их руках таяли самые холодные сердца, а самые простые слова наполнялись волшебством. Вместе они сражались — или дружили — с огнедышащими драконами и танцевали среди тысячи озёр, которые казались им осколками небес.

Голос Астры наливался слезами, и вот он уже шептал:

— И не страшны им были никакие ссоры и разногласия, потому что они любили друг друга так сильно, что любви их завидовали солнце и луна.

И бумажная магия расцветала в руках и словах Астры. Вот багряный дракон, извергая кудрявые бумажные полоски, рычит на две бумажные фигурки — а вот они уже вместе рассекают по тёмной комнатке, расцвечивая слушателей разными мягкими цветами.

Астра оглянулся — и под мерный храп Дедушки уже спала убаюканная Илта, укрывшаяся своими волосами как одеялом.

Колдовство из бумаги и слов наконец-то всех примирило.

* * *

На следующее утро Стефан выздоровел и чувствовал себя как никогда хорошо и весело. С самого утра он обнимал Астру — а тот, строптивый, всё пытался улизнуть — и всё нахваливал его сказки, которые невозможно описать ни единой песней. Илта не отставала — она всё рассказывала о том, как ей нравились глаза Астры, когда он рассказывал о Звёздном Офицере и Янтарном Мальчике.

Целое утро они щебетали — и даже не заметили, как грустная Бабушка собрала им по корзинке в дорогу.

— Хорошие вы, души гулящие, — улыбалась она, утирая слёзы. — Вот бы и мне так уметь.

— А чем любовь не колдовство? — спросил Стефан, расчёсывая длинные кудри Илты.

— Какая уж там любовь… Я уж и не помню, когда мы с Дедом говорили друг другу о любви. А ведь молодой он был таким красивым, таким певучим! Как ты, Астра, да только выцвел он, стал чёрствым и грубым. Не видать мне любви…

Сердца их наполнились тоской и грустью. Переглянувшись, они твёрдо решили помочь пожилой паре!

Затащив Дедушку в комнату, Илта, как самая юркая, тут же выскочила за дверь и захлопнула её — а Астра со Стефаном подпёрли её скамейкой и метлой.

— Мы не выпустим вас, пока не поговорите! — прокричал Стефан. — Вы тоже волшебники — вот и зачаруйте друг друга словами!

И Бабушке с Дедушкой не оставалось ничего, кроме как сесть друг напротив друга и неохотно начать разговор. Каждый раз, когда они начинали кричать, Астра бил кулаком по двери, как бы предупреждая. Тогда они утихали и, как бы не противились, всё же искали другие пути для выражения своих чувств.

Когда Бабушка с Дедушкой уж совсем притихли, бумажные волшебники открыли дверь и сильно удивились: улыбаясь, они вытирали слёзы в объятиях друг друга и бесконечно говорили о том, как любят друг друга.

Волшебники улыбнулись — они таки научили их колдовать своими словами!

— Порой разговор так нужен людским душам, — щебетал Стефан, заглядывая в дневник мудреца. — А мы, пожалуй, пойдём: нас ждёт дорога домой!