Бумажная сказка (джен)

Если вдруг вы увидите в пёстрой толпе янтарное солнце —

Знайте, это гуляет Астра.

У Астры волосы — что выцветшая солома, и весьма странно, что в них не сплела гнездо какая-нибудь весёлая сорока. Пряди вечно были спутаны, но это скорее добавляло юноше шарма, присущего бродячим художникам. Одевался — небрежно, говорил — рассеянно, и, кажется, сам порой забывал, кто он такой.

Астра был звёздочкой, упавшей с неба.

Но, как ни странно, упал он в самые тёплые и мягкие руки на свете. Его звали Стефан, и он был горной рекой, сверкающей в лучах солнца. Стефан поймал Астру зимой, среди льда и снегов, когда светлый юноша случайно поскользнулся и едва не сломал себе руку. Рассмеявшись, они решили выпить пряного чая и немного поговорить. Чайные разговоры нужны людям не меньше, чем воздух.

Стефан отличался от Астры. В его тёмных янтарных глазах — не таких, как у новоиспечённого друга — всегда блестела меланхолия, которая подарила его взгляду нечто томное, стылое, схожее с поздней осенью. У Стефана в глазах цвела осень, а у Астры — беспечное лето с белыми ночами.

Они подружились.

Рядом с разгульным ветром, бушующим в душе Астры, поселилась тихая чайная молчаливость, присущая Стефану. Вдвоём они распивали пряный чай, вдвоём на льду катались и даже — опять же, вдвоём — научились колдовать.

Однажды в библиотеке, в которой они прятались от скуки и зимнего мороза, Стефан обронил слово о том, что любил в детстве играться с бумагой и бумажными фигурками. Астра расцвёл! И тут же вытащил из бездонного кармана брошюрку.

— А покажи!

Стефан смутился. Внезапно — Астра и опомниться не успел — в тёплых руках запорхал журавлик, кивающий головой в разные стороны. Встрепенулся и, расправив острые бумажные крылья, вспорхнул к библиотечному потолку.

И с тех пор, не пропуская ни дня, они учились колдовать.

Золотистые, небесные искры танцевали на их руках и бумажных фигурках, которые вдруг оживали и даже вели себя, как люди: обижались, радовались и порой смеялись, издавая бумажное шуршание. Иным словом — Астра и Стефан дарили бумаге жизнь, хоть и сами порой не знали, зачем. Астру веселили бумажные человечки, а для Стефана это был всего лишь маленький шанс вернуться в бумажное детство.

Иногда они гостили на чердаке Стефана. Весь его дом был похож на громадную музыкальную шкатулку — гляди, как бы не испугаться движения в картине. На чердаке же, на котором Стефан жил в детстве, всё насквозь пропахло старой бумагой, что от времени стала похожа на засохший осенний лист.

Однажды, потроша книгу ради бумажных страниц, Астра, скучая, заметил тёмный треугольник.

— Что это? — полюбопытствовал Астра. — Как будто бы что-то древнее и смешное.

— Посмотри! Вдруг, — Стефан неожиданно рассмеялся: — вдруг это карта сокровищ!

Они развернули старый треугольник и рассмеялись ещё больше: это и впрямь была старая карта. По шершавой бумажной ржавчине ползла тонкая змейка, овивающая изумрудные леса и звёздные поля, и клыки её впивались в красный крестик, над которым скромно было подписано: «БУМАЖНАЯ МУДРОСТЬ».

Астра и Стефан посмотрели друг на друга и, встрепенувшись, побежали собирать вещи в свой бумажный поход.

* * *

Они шли день и три ночи, затем отдыхали, распевая песни над костром, и снова шли, но уже три дня и всего одну ночь. Бумажные журавли освещали им путь, а бумажные мосты помогали им перебраться через овраги и болота.

Душистый май только-только расцветал на земле, и для путников — уставших, но до ужаса вдохновлённых — всё вокруг казалось шелками на платье юной танцовщицы. Астра брёл, пританцовывая, и бумажные человечки кружились над его головой; Стефан шёл спокойно, покладисто, и его шелестящий голос вихрился песней, растворяющейся в пройденных путниками просторах.

Но однажды песнь Стефана стала мрачнее и тяжелее, как будто бы грудь его налилась свинцом. У Стефана выцвели глаза — вместо сияющего янтаря они стали медными — и движения стали слишком уж робкими, неуверенными.

— Что с тобой такое? — спросил Астра, остановившись около лесного порога. — Ты сам не свой.

А Стефан — он грустный, и его свинцовый голос звучит слишком тихо:

— Я и сам не знаю. Внезапно стало очень тоскливо…

— Почему? — не отставал он, всё сильнее раздражаясь из-за усталости.

— Не знаю, — эхом отозвался Стефан, отведя взгляд в сторону. — Я по дому скучаю.

Внезапно у Астры от ярости покраснели уши и кончик носа. Вообще-то, он был добрым человеком, но долгая дорога и усталость уже легла под его глазами тёмно-синими мазками.

— Ну, так и иди домой! — внезапно выкрикнул Астра, с детской обидой глядя на друга. — А карту — отдай!

И боль от этих слов пронзила Стефана, словно сотня пуль. Смахнув расцветшие на глазах слёзы, он и впрямь отдал карту — только, мести ради, разорвал её на две равные части — и, обернувшись, ушёл восвояси.

Астра так и остался у реки, продолжая сжимать в руке половинку ржавой карты.

Целую ночь они оба не спали — злились и плакали, вороша костры и глядя на сияющие звёздные мириады. Им обоим было очень больно, но они так и не смогли вернуться друг к другу или хотя бы извиниться.

Однако в душе Стефана всё ещё цвели воспоминания о коньках и пряном чае, и, чувствуя себя немного виноватым, он на рассвете нарисовал часть своей карты на крылышке журавлика и отпустил птичку в сторону лесного порога.

А вечером — сам того не ожидая — Стефан увидел вернувшегося к нему журавлика. На крыле у него — небрежно нарисованная часть карты Астры.

И Стефан улыбнулся: не всё ещё потеряно!

Каждый вечер и утро они обменивались частями своей карты, словно бы желая всё исправить, но слишком опасаясь разговаривать друг с другом. Они дорисовывали свои карты и следовали им — разными путями, но с единым желанием встретиться у «Бумажной Мудрости».

Наконец, когда май уже начал отцветать, они встретили друг друга у громадного дуба с изумрудными листьями. Ни единого слова не сказали друг другу, но обнялись так крепко, как только можно обняться после долгой (и глупой) разлуки.

Вокруг них танцевали бумажные звёздочки.

— Где же сокровище? — рассеянно спросил Астра, оглядываясь.

Внезапно на ветке дерева сверкнуло что-то белоснежное, и Стефан, рассматривающий дуб, закричал от испуга. С ветки, вниз головой, свесился бородатый старик, закованный в сотню белоснежных одежд. Его серебристая борода почти доставала до земли, как и длинные седые кудри. Его глаза — горящие, как два драгоценных камня, с любопытством глядели на странников.

— Что-что я вижу? — голос старика был похож на полуночное уханье совы. — Что я вижу? Оба красивые, оба молодые, и вы оба любите колдовать! Фортуна улыбается мне!

В его бороде сверкнули жемчужные зубы. Кивнув, старик кубарем свалился с ветки и, сразу же поднявшись на свои сухие ноги, рассмеялся (заухал — как старый филин).

— Кто вы такой? — недоверчиво спросил Стефан, пытаясь завести Астру за свою спину.

Старик закивал головой, словно неваляшка.

— Кто я такой? Кто Я такой?! Да я самый известный колдун во всём мире! Бумажный колдун! Ну, смотри!

Своей сухой рукой он дотянулся до уха Стефана и тут же вытащил из-за него бумажную розу.

— Видишь? Из бумаги!

И, пока изумлённые Стефан и Астра глядели на тощие смуглые пальцы, бумажная роза расцвела — и исчезла в вихре бумажных бабочек, в которые превратились лепестки.

— Сердце у тебя ранимое, — закивал головой старик, глядя на Стефана. — А у тебя, — он вдруг указал на Астру, — у тебя оно как из песка!

Стефан и Астра очень смутились, но старичок не унывал:

— Ха-ха! Вы пришли по карте, которую я нарисовал во времена своей молодости! Ну что ж, вы заслужили мой подарок, конечно!

Вдруг, встрепенувшись, он достал из-под складок своих белоснежных одежд старый потрёпанный дневник в кожаной обложке.

— Вот! Этот дневник — моя вековая мудрость, моя бумажная мудрость! Прошу, возьмите её. Я уж стар, и борода моя достаёт до пят, но вы — молоды и красивы. Живите ярко, несите мою мудрость сквозь века!

И Стефан, хлопая ресницами, принял книгу из рук старика.

Она была старой и хрустящей, как осенние листья, и пахла целыми эпохами. Внутри — мириады иллюстраций, что были также красивы, как и холодные звёзды в чёрном небе. Блестящие и золотые, серебристые и кобальтовые, мягкие и пёстрые — в этой книге были тысячи самых разных иллюстраций, которые рисовались разными людьми в разные времена. В середине книги — три бумажные мудрости.

* * *

Три мудрости из дневника сумасшедшего волшебника* * *

Мудрость первая: Очень сложно от холода убежать, но ещё сложнее этот холод обуздать.

Мудрость вторая: Колдуйте словами.

Мудрость третья: Нет вкуснее напитка, чем звенящая по стаканам свобода.

— Но что это значит? — в унисон спросили Стефан и Астра, оторвав взгляд от сияющей книги.

Вокруг них — майский ветер и изумрудные ветви.

И больше — никого.

Когда май отцветал, Астра и Стефан отправились домой. Им было немного грустно из-за того, что сокровище оказалось совсем не тем, что они ожидали, но они были рады и впечатлениям об Известном Бумажном Колдуне. Да и от ссоры не осталось и следа: Астра всё так же танцевал, прыгая по бумажному мосту над речкой, а Стефан щебетал соловьём, вплетая в свой голос бумажную радость.

В их душах искрилось тепло, потому что юноши знали: вдвоём им нипочём даже самая длинная и ухабистая дорога.

Перебравшись через очередную канаву (Стефан даже подал Астре руку, потому что тому было трудно удержать равновесие), они тяжко вздохнули.

— Тоже устал? — Стефан, не отпуская руку Астры, влюбчиво взглянул на него.

Астра рассеянно кивнул головой.

— Тогда давай поищем место, где сможем отдохнуть?

Астра снова кивнул.

И Стефан, стеля бумажные мосты над болотами, принялся вертеть головой в разные стороны: где бы им остановиться?

Внезапно, за валежником Стефан увидел груду обломанных ветвей, под которыми дремала пухлая землянка. Он указал на нее Астре, и юноши, вобрав в грудь побольше елового воздуха, пошли стучаться и просить приюта.

Сперва они подумали, что землянка пустует, но затем услышали чьи-то легкие морозные шажки.

Дверь им открыла девочка, которой внешне было не больше тринадцати. Ее кудри, что были чернее вороньих перьев, ниспадали водопадом до самых белых пят; в морозных глазах ее выла вьюга и сияла небесная лáзурь. От нее пахло тьмою и утренним инеем на еловых ветвях; даже дрожащие руки ее были холоднее самого севера. Она глядела угрюмо — и, кажется, немного равнодушно.

— Как тебя зовут? — спросил Астра, выглянув из-за плеча удивленного Стефана.

Она недоверчиво поглядела на юношу-солнце.

— Мое имя Илта, — ее голос — холоднее стали. — А вы кто такие?

— Меня зовут Стефан, — улыбнулся он, почесав каштановый затылок. — А его зовут Астра. Мы волшебники и пытаемся попасть домой. Можно мы немного отдохнем у тебя, Илта?

Девочка лишь равнодушно пожала острыми плечами и откинула дверь в сторону — петель у нее не было, и тот же Стефан мог запросто ее отворить.

Внутри домика все пропахло холодом и землей.

— Словно в могиле, — поежился Астра и принялся растирать свои плечи, надеясь согреться.

Солнца почти не было в этой землянке, и внутри царствовал мрак. Глаза Илты сверкали, словно у зверя, но не было в них ни злобы, ни жизни.

— Почему у тебя так холодно, Илта? — спросил Стефан, обернувшись к ней.

— Мне всегда холодно, поэтому холодно и моему дому.

— А где твои родители?

— Я не знаю, — Илта сильнее укуталась в черную шаль на своих плечах. — Им было так холодно и одиноко рядом со мной, что я решила уйти.

Тогда Стефан, слегка боязливо переглянувшись с Астрой, протянул ей свою руку.

— Мы рады познакомиться с тобой, Илта! — он улыбнулся, но тут же вздрогнул от девичьего холода, который обжёг его руку.

Когда растёкшаяся по воздуху неловкость сменилась тишиной, Астра стал зачаровывать маленьких дельфинов из бумаги, которые, светясь изнутри мягким лазурным светом, вскоре заплескались в воздухе, словно в океане. Стефан, вытащив из сумки конвертик с травами, заварил ягодный чай и угостил им Илту. Чашка, впрочем, моментально остыла в её холодных руках.

— Почему ты такая холодная? — спросил Астра, пристроившись рядом с отдыхающим на табуретке Стефаном. — Даже твои глаза, — он указал на свои, травяные, — похожи на лёд. Что же с тобой случилось?

— Однажды я каталась на коньках на замёрзшем озере и повстречала злого колдуна. Ему стало неприятно, что я веселюсь, и он заморозил моё сердце. С тех пор мне всегда холодно, и моя кровь похожа на талый снег.

Стая бумажных дельфинов тут же закружила вокруг её тонкой шеи, подкидывая к потолку роскошные чёрные кудри и освещая её бледное лицо мягким сиянием. Глаза её блестели, как два красивых сапфира, но вместо жизни в них вихрилась взрослая тоска.

Она тяжко вздохнула и посмотрела на свои холодные босые ступни, которые не доставали до земли. Кровать была для неё слишком большой и неудобной, но ей было всё равно. Илта была одета в большую чёрную юбку и синюю рубашку, на которую была наброшена шаль, но даже сквозь эту одежду Стефан увидел, как плечи девочки задрожали. Она не плакала — кажется, совсем не умела — но её ресницы покрылись инеем, как раз вместо слёз.

Юноши переглянулись, и сердца их наполнились тоской и печалью. Им стало так жаль девочку, что они без слов поняли друг друга и, горько улыбнувшись, предложили Илте загадать желание.

— Сегодня, — горячо начал Астра, сжимая чайную кружку. — Сегодня будет звездопад. Ты знаешь, что это значит? Что все желания исполнятся! Ты можешь написать своё желание на листочке бумаги, съесть его в полночь, глядя на падающую звезду, и желание твоё исполнится! Я сам так много раз делал, и это всегда срабатывало!

— Но у меня нет бумаги, — вроде бы грустно, а вроде бы и равнодушно ответила Илта.

— Она есть у нас! — обрадовался Стефан и протянул девочке маленький клочок бумаги вместе с маленьким карандашиком. — Через пару минут как раз будет полночь, ты успеешь!

Тогда Илта, недоверчиво взглянув на бумажных волшебников, кратко написала своё желание на клочке бумаги и крепко сжала его в своей холодной белой руке.

* * *

Желание Илты за 15 минут до полуночи* * *

«Хочу убежать от холода»

Затем они втроём отворили дверцу без петель и вышли на улицу. Ночь в лесу — это шуршание мягких рысьих лап и мерное урчание, смешанное с треском веток и сверчков. Воздух пах ночью и звёздами, а за волшебниками, не отставая ни на шаг, плыли светящиеся бумажные дельфины. Увидев дельфинов, мягкая рысь навострила кисточки на своих ушах, а старая сова, выпучив испуганные жёлтые глаза, едва не свалилась с ветки, возмущённо заухав.

В небесах расплескались молочные брызги, на которые Астра восхищённо указывал пальцем.

— Вот, смотри! Когда увидишь росчерк в небе — это будет означать, что звёздная принцесса куда-то бежит, а за нею развевается фата. Желания, которые мы загадываем в полночь — это блёстки на её фате, и принцесса с радостью отблагодарит нас за них. Увидишь звёздную фату — и сразу ешь своё желание! Не пропусти! Вон, гляди!

Стефан засмеялся, когда увидел сияющую белую полосу в бархатном небе. Илта, не раздумывая, сразу же съела бумажку со своим желанием и, проглотив её, зажмурилась, ожидая встречи со звёздной принцессой.

Рука Стефана, как и дельфин у ленты в его тёмных вьющихся волосах, тут же вспыхнула янтарным огнём. Илта распахнула морозные глаза и испугалась — ветер поднял её над землёй, а в груди её засияло багровое бумажное пламя. Огонь Стефана охватил её холодное сердце и сию же секунду растопил; иней тут же растаял на её ресницах, а в левом глазу замерцал янтарь, схожий с тем, что томился в глазах Стефана.

Когда ветер опустил девочку на землю, она тут же звонко рассмеялась, словно тысяча лесных ключей, и бросилась в объятия Стефана и Астры.

Целую ночь они пели и танцевали под звёздами, не решаясь вернуться в холодную и одинокую землянку.

* * *

На следующее утро Илта помогла им собраться в дорогу, но Стефану казалось, будто бы глаза её — янтарный и синий, как ночь, — как-то неестественно блестели.

— Ты чем-то расстроена? — спросил он её.

— Нет, всё хорошо!.. — Илта задорно улыбнулась, но улыбка её дрожала. — Я просто подумала о том, как буду скучать по вам.

Их разговор услышал Астра. Он на секундочку отложил свои бумажные звёздочки.

— Но ты можешь пойти с нами! — предложил Астра, и на лице Илты тут же расцвела улыбка. — Если тебе некуда идти — пойдём домой, вместе с нами!

На том они и решили. Астра сделал для Илты бумажные туфельки с крылышками, с помощью которых она могла бегать по воздуху, словно птица. Стефан тихонько прикрыл дверцу без петель и, улыбаясь, побежал за Астрой и Илтой, на ходу сочиняя песнь о храброй девочке, у которой на руках цвёл мороз.

Домой они отправились втроём.

Когда у Стефана и Астры появилась та, о которой они могли заботиться вдвоём, в них словно бы вспыхнул костёр, искры которого затанцевали в их глазах. Песни стали звонче, танцы — резвее.

Во время коротких передышек они обучали Илту своему бумажному мастерству. Бумаги в их альбомах было хоть куда, и потому, если у девочки не получалось с первого раза, у неё всегда был второй шанс.

А иногда — когда на опушках становилось скучно — Астра вплетал в её чёрные кудри рукодельных бумажных журавлей. Если Илта злилась — они прижимали свои острые крылья, а если веселилась — они хлопали ими, словно белые голуби.

Стоит ли говорить, что один лишь Стефан оставался причёсанным?

Втроём они прошли сквозь пшеничные поля, которым не было конца и края; они побывали среди тысячи солнц, которые цвели подсолнухами, и прошли такие дремучие леса, что иной раз слышали ауканья людей, которые, будучи умершими, всё так же искали выхода из древесного лабиринта.

Однажды они пришли к старой деревне. По тропинкам, между избами, бегали перепуганные курицы и хлопали крыльями так же, как и журавлики в волосах Илты. Жителей у деревни не было — кажется, троица лишь мельком увидела священника с белыми волосами, который спешил по своим священным делам.

— Признаться честно, — тихо пробормотал Стефан, держась за голову. — Я бы хотел немного отдохнуть. Я плохо себя чувствую.

Астра нахмурился, а Илта, держа Стефана за свободную руку, тяжко вздохнула:

— У тебя щёки красные, а голос стал как будто бы липким.

День догорал в сиреневых сумерках. В воздухе пахло речкой и свежескошенной травой — а ещё, если быть чуть внимательнее, — парным молоком. Когда в одной из избушек зажёгся свет, Астра широко улыбнулся и, придерживая Стефана под локоть, повёл семью к хозяевам.

Дверь им открыл сухопарый старик — совсем немного похожий на того, которого они встретили у раскидистого дуба. Лицо его было изрезано морщинами и укрыто тенью; в выцветших глазах — тоска и немного жестокости.

— Что вам нужно? — хмуро прорычал старик, окинув бесцветным взглядом всю троицу. — На попрошаек не похожи.

— Мы души гулящие, — ответил Стефан, но тут же зашёлся в больном кашле и сделал шаг назад, прячась за Астру.

— Пожалуйста, позвольте нам переночевать под Вашей крышей, Дедушка! — взмолилась Илта, хватая старика за сухую руку. — Моему брату плохо, и ещё одну ночь он на ногах не продержится!

Дедушка замялся, рыча что-то в свою седую бороду.

— Чего ты там стоишь, холод напускаешь?! — прогрохотал внезапно женский голос за его спиной. — Кыш от двери, пёс шелудивый!

Внезапно, позади Дедушки появилась его жена — низенькая и пухленькая, как самовар, с расцвеченными тяжким трудом щеками. Её рыжие косы потемнели и стали напоминать цветом древесную кору, и седина лишь немного прибрала их.

Возможно, своей тяжёлой рукой она бы и захлопнула дверь, если бы не увидела Илту.

— Ой ты, батюшки! Что за красота?! — заохала Бабушка.

От нее приятно пахло дровами и овечьей шерстью, и Илта, хоть и немного испуганно, но все же улыбнулась ей.

Илта рассказала Бабушке о произошедшем, и та с радостью разрешила им всем остаться на ночь.

— В тесноте, да не в обиде! — прохохотала она и впустила всю троицу в дом.

Однако Стефан, опирась на плечо Астры, увидел, что на лице Дедушки как будто бы замерцала затаенная злоба.

* * *

Стефана уложили в постель, но к полуночи жар его усилился. Илта совсем не отходила от него и даже не обратила внимание на то, что Бабушка с Дедушкой куда-то пропали.

Астра то и дело менял Стефану полотенце на лбу. Он молчал, но по его опущенным плечам было видно, как он расстроился.

Внезапно, Астра и Илта прижали ладони к своим ушам, вздрогнув от грохочущих голосов. Стефан застонал от боли в голове.

Пожилая пара, ругаясь, потеряла всякий стыд перед гостями и едва ли не била посуду. Никто не знал, почему они ругались, но терпеть этот шум было невозможно; именно их ссоры распугали всех жителей деревни, которые разбежались в разные стороны как перепелки.

Пока они ругались, на небе сгустились тучи, и на землю хлынул холодный дождь.

— Почему вы кричите? — спросила Илта, не отрывая рук от своих ушей.

— Я ненавижу его! — прогремела Бабушка.

— Она мне жизнь испортила! — завывал Дедушка.

За окном зарычала гроза.

Бабушка с Дедушкой вот уж полвека прожили вместе, но однажды почему-то перестали понимать друг друга; вскоре непонимание обернулось ненавистью. Они так громко ругались, что Илта со Стефаном даже зажмурились.

Однако Астра — будь он котом, его шерсть бы вздыбилась — заметил, что в глазах Бабушки и Дедушки блестели слёзы, которые они всячески игнорировали.

Не вытерпев, Астра хлопнул своей белой ладонью по столику около кровати.

— Замолчите! — рыкнул он, и звёздочки в его глазах стали холодными иглами. — Вы так громко ругаетесь, что я не слышу собственного сердца!

Астра встал, взъерошил свои пшеничные волосы и развёл Бабушку с Дедушкой по разным углам комнаты. Они всё ещё бросались словами, не желая молчать, и тогда Астра, развернув свой альбом, вырвал из него два бумажных листка и заклеил ими их рты.

Он погасил все огни.

— Когда за окном поют белые ночи, — поучительно сказал он, кружась в темноте. — Нельзя ни грустить, ни ругаться. Знавал я одну девицу, что грустила летом. Она была красива, остроумна и невезуча, как мир. Летом она бегала по лесам и много-много плакала — а из слёз её вырастали цветы…

Внезапно, в темноту взмыли белые листы из альбома Астры. Они сами складывались в цветы, светящиеся изнутри тёплым светом, и носились по комнате белыми ласточками. Куколка из бумаги, танцующая на золотой макушке Астры, иногда прыгала по бумажным цветам, как Дюймовочка, и от одного лишь её прикосновения они распускались, как самые настоящие полевые цветы.

— Эта девушка не имела крыши над головой, но весь мир был её домом. Где цветут луговые цветы — там жила она, роняя свои слёзы на летнюю землю. Если мы будем шуметь попусту — слёзы её станут горше, и лето увянет. Зачем расстраивать её ещё сильнее?

Внезапно, куколка схватилась за пролетавшую мимо птичку, и вместе они превратились в бумажного мальчика с полосочкой-шрамом на глазу. Мальчик пробежал по воздуху прямо к Илте, и едва ли не утонул в её чёрных морских кудрях.

— А ласточки, которые кружили вокруг девушки-лето, дружили с одним мальчиком. Не было у него имени, и все так и звали его: Ласточка. Был он пиратом, но был он несчастен: было ему страшно и одиноко. Однажды на корабль к нему попал молодой Офицер, и звёзды горели в его голубых глазах.

Вокруг Астры — плывут бумажные корабли самой тонкой работы. Под потолком светило бумажное солнце, а звёзды сами сыпались в белые ладони рассказчика — прямо как к офицеру, о котором вихрился рассказ.

— Офицер тот звёзды мог с неба срывать. Зацепился он за луну и построил себе небесную лодку из звёзд и небесной синевы. Был Офицер счастлив и вовсе не зол на пиратов — протянул он Ласточке руку и сказал: «Вперёд, мой друг, пойдём со мной! Научу я летать тебя среди птиц, и больше не будет тебе одиноко!». И полетел Ласточка вместе с ним, долетел до города и больше никогда не грустил — смех его лился реками рядом с Офицером, с которым они по ночам летали среди вольных птиц.

Астра оглядывается — и видит, что Стефан уже задремал в своём гнезде из пледов и одеял. Спала и Бабушка, а вот Дедушка и Илта держались из последних сил. Смотрели они на бумажные корабли и бумажных Ласточку и Офицера как на ещё одно чудо света, а мягкий бумажный свет озарял их лица и души.

Но, внезапно — в глазах Астры замерцало что-то неуловимое и странное, как будто бы похожее на слёзы.

— А за их полётом любил наблюдать один мальчик. Ему тоже было одиноко, но он боялся мира вокруг себя. Он терялся среди красок и звёзд, но однажды — когда Снежная Королева убаюкала город в колыбели из снегов и метелей — встретился он с таким же потерянным мальчиком. В глазах его был мерцающий янтарь, и на что бы он ни взглянул — всё казалось ему драгоценностью. Они стали дружить и путешествовать — и в их руках таяли самые холодные сердца, а самые простые слова наполнялись волшебством. Вместе они сражались — или дружили — с огнедышащими драконами и танцевали среди тысячи озёр, которые казались им осколками небес.

Голос Астры наливался слезами, и вот он уже шептал:

— И не страшны им были никакие ссоры и разногласия, потому что они любили друг друга так сильно, что любви их завидовали солнце и луна.

И бумажная магия расцветала в руках и словах Астры. Вот багряный дракон, извергая кудрявые бумажные полоски, рычит на две бумажные фигурки — а вот они уже вместе рассекают по тёмной комнатке, расцвечивая слушателей разными мягкими цветами.

Астра оглянулся — и под мерный храп Дедушки уже спала убаюканная Илта, укрывшаяся своими волосами как одеялом.

Колдовство из бумаги и слов наконец-то всех примирило.

* * *

На следующее утро Стефан выздоровел и чувствовал себя как никогда хорошо и весело. С самого утра он обнимал Астру — а тот, строптивый, всё пытался улизнуть — и всё нахваливал его сказки, которые невозможно описать ни единой песней. Илта не отставала — она всё рассказывала о том, как ей нравились глаза Астры, когда он рассказывал о Звёздном Офицере и Янтарном Мальчике.

Целое утро они щебетали — и даже не заметили, как грустная Бабушка собрала им по корзинке в дорогу.

— Хорошие вы, души гулящие, — улыбалась она, утирая слёзы. — Вот бы и мне так уметь.

— А чем любовь не колдовство? — спросил Стефан, расчёсывая длинные кудри Илты.

— Какая уж там любовь… Я уж и не помню, когда мы с Дедом говорили друг другу о любви. А ведь молодой он был таким красивым, таким певучим! Как ты, Астра, да только выцвел он, стал чёрствым и грубым. Не видать мне любви…

Сердца их наполнились тоской и грустью. Переглянувшись, они твёрдо решили помочь пожилой паре!

Затащив Дедушку в комнату, Илта, как самая юркая, тут же выскочила за дверь и захлопнула её — а Астра со Стефаном подпёрли её скамейкой и метлой.

— Мы не выпустим вас, пока не поговорите! — прокричал Стефан. — Вы тоже волшебники — вот и зачаруйте друг друга словами!

И Бабушке с Дедушкой не оставалось ничего, кроме как сесть друг напротив друга и неохотно начать разговор. Каждый раз, когда они начинали кричать, Астра бил кулаком по двери, как бы предупреждая. Тогда они утихали и, как бы не противились, всё же искали другие пути для выражения своих чувств.

Когда Бабушка с Дедушкой уж совсем притихли, бумажные волшебники открыли дверь и сильно удивились: улыбаясь, они вытирали слёзы в объятиях друг друга и бесконечно говорили о том, как любят друг друга.

Волшебники улыбнулись — они таки научили их колдовать своими словами!

— Порой разговор так нужен людским душам, — щебетал Стефан, заглядывая в дневник мудреца. — А мы, пожалуй, пойдём: нас ждёт дорога домой!

Теперь уже им то и дело попадались разные деревушки или даже маленькие города. В одном они встретили брата с сестрой, которые были похожи на два солнышка, и сестрица заплела Илте тяжёлую косу с золотыми и синими лентами — в тон её разноцветным глазам.

Астра окончательно передал Стефану все наброски и карты, и теперь лишь нежился под солнцем в своей соломенной шляпе с пшеницей (он нашёл её в том же городе, что и Илта — ленты для волос). Стефан же не нашёл себе ни лент, ни шляпы, и страшно расстраивался из-за этого: ему казалось, что за всё путешествие у него не осталось ни единого воспоминания, ни единой ленты, ни единого пшеничного колоска.

Поэтому и карту он старался прочесть на каждом своём шаге; ему казалось, что, исследуя потрёпанную бумагу, ему не нужно будет отвлекаться на грустные мысли.

Внезапно Астра, жуя какую-то найденную травинку, засверкал глазами и указал на колодец, что виднелся прямиком с холма, на котором они отдыхали.

— Я знаю этот колодец! — вспыхнул он. — В нём самая вкусная вода во всём нашем городе!

Стефан изумился: разве это их город? Дома словно выцвели, да и жители заскучали — их бледные тени семенили по тусклым улицам и даже не улыбались солнечному дню.

— Я думала, ваш город будет веселее, — слегка огорчённо сказала Илта, взяв изумлённого Стефана за руку.

— Давайте для начала напьёмся воды из колодца: авось и выясним, что случилось, — Астра, поднявшись на ноги, поправил свою шляпу и выплюнул травинку.

Стефан и Астра, придерживая друг друга под руку, аккуратно спустились с холма; Илта всё также бродила по воздуху на своих бумажных крылатых туфельках. Стоило девочке лишь дотронуться до жестяного ведёрка, как Астра, схватив её, воскликнул:

— А ты знаешь, что детям нельзя к колодцам приближаться?! Хозяин Колодца очень любит воровать красивых деток! Вот возьмёт и утащит тебя в свою чёрную воду!

Илта вскрикнула и уронила ведро прямиком в воду — только верёвка сверкнула. Она попыталась убежать от смеющегося Астры, и тут же врезалась в медвежьего мужчину, который бесшумно подошёл к ним.

Он был крепок, высок и бесконечно одинок — это было видно по его холодным глазам, похожим на январский лёд. Они были настолько бледны и тусклы, что Илте показалось, будто бы зрачки и впрямь были вморожены в лёд.

— Вы будете набирать воду? — вполголоса спросил он, грустно рассматривая Илту, Астру и Стефана. — Мне нужно как можно скорее набрать воды.

— Вы куда-то спешите? — лениво спросил Астра, запрыгнув, как кот, на бортик колодца.

— Да, спешу. Вот уже завтра мне исполнится 33 года, а я ещё не закончил свой гроб.

— Не закончили — что? — вздрогнул Стефан.

— Гроб.

— Зачем он вам? — потускнела Илта, глядя разноцветными глазами на почти-мёртвого-мужчину.

— Это долгая история.

— А мы и не спешим, — повёл плечом Астра и, перелив воду из колодца в вёдра мужчины, предложил: — Давайте мы вам поможем донести воду, а вы нам расскажете её?

Мужчина тяжко вздохнул, но сопротивляться не стал.

— Мне уже больше тридцати лет, но я ни разу не любил и меня тоже не любили. У меня такая неинтересная и скучная жизнь: я ничего не добился и ничего не умею — только деревья умею резать. Мне уже и поздно что-либо менять, я уже почти старик, поэтому я и колочу себе гроб. В нём я проведу свой День Рождения, потому что больше мне никто не подарит подарков, а без них День Рождения не может существовать.

Илта тяжко вздохнула, и бумажные журавлики в её волосах грустно прижали свои крылья к выбивающимся из косы кудрям. Пока он рассказывал свою историю — вернее, её отсутствие — они уже и пришли к его дому: маленькому, как будто бы сжавшемуся под огромными небесами и раскидистыми домами. В его саду, цветущему сорняками, красовался почти сколоченный деревянный гроб, по стенкам которого струилась изящная талантливая резьба.

— А как вас зовут? — спросила Илта, прижимая руки к своему холодеющему сердцу.

Мужчина задумался.

— Я уж и не помню, меня так давно не называли по имени, — он окинул резной гроб тусклым взглядом и сказал: — Но раз я мастерски умею резать дерево, называйте меня Мастером.

Вся троица очень тяжело вздохнула. Им было жалко такого талантливого человека, но они не знали, как помочь ему.

До тех пор, пока в янтарных глазах Стефана не вспыхнуло что-то звёздное.

— А хотите, мы научим вас, Мастер, кое-чему? — разулыбался он.

— Чему?

— Пить свободу! — радостно воскликнул Стефан, хлопнув по столетнему колдовскому дневнику, которого почти не выпускал из рук.

— Это как?

Стефан задумался, и тень от нависшей над ним рябины расцветила его красивое лицо причудливыми солнечными узорами. Через минуту он попросил всю оставшуюся бумагу у Астры, вытряхнул свои альбомы и собрал бумажных журавликов с волос Илты. Он даже попросил Мастера расколотить резной гроб на дощечки, которые, по его мнению, очень им пригодятся.

Стефан взмахнул руками, и на его ладонях заплясали язычки янтарного пламени. Вскоре оно охватило и всю бумагу, разложенную перед Мастером; та, сворачиваясь сама собой, вскоре стала единым полотном, которое само сложилось в самого большого бумажного журавлика на свете. На его спине запросто могли поместиться несколько человек.

Астра и Илта, поняв намерения Стефана, окунули в ящички с клеем всю оставшуюся бумагу, на которую и прикрепили резные дощечки расколоченного гроба. Деревянная резьба должна была защищать крылья журавлика от непогоды и колючек.

Мастер изумлённо смотрел на бумажное колдовство, не смея поверить своим бледным глазам. Он вмиг забыл о своей трагедии и даже Дне Рождении; всем его вниманием завладел прекрасный журавлик, разминающий свою длинную шею и роскошные крылья.

— Несите свои самые важные вещи, — ухмыльнулся Астра.

Мастер, очнувшись, запрыгнул в маленький домик и вынес оттуда сумку с едой и кое-какими деньгами: он столько раз хотел отправиться в путешествие, что всегда держал её наготове (хоть она и не пригодилась ему ни разу до сегодняшнего дня).

Илта на своих бумажных туфельках взяла Мастера за его мозолистые руки и поднялась вместе с ним на спину журавлика. Мужчина, изумлённо поглаживая белую бумажную шею птички, удивлённо глянул на Стефана и Астру.

— Но что теперь? — спросил он.

— А теперь — путешествуйте! Пейте воду из горных порогов, пейте южное вино и северный чай. Живите! Пускай путешествия станут вашей плотью и кровью! Несите своё деревянное волшебство во все уголки мира! — вслух сказали Астра и Стефан, солнечно улыбаясь.

Мастер едва ли не расплакался; сунув руку в карман своей куртки, он, рассыпаясь в благодарностях, вытащил какой-то маленький предмет и бросил его Стефану.

— Это лишь маленькая благодарность вам! Обещаю, что пришлю вам самое вкусное вино из первой же страны, до которой мы с Журавлём долетим!

Стефан поймал благодарность: это оказалась красивая длинная серёжка из дерева, которую Мастер выточил своими собственными руками. В первую очередь Стефан предложил её Астре и Илте.

— Мои кудри черны как ночь, и под ними не будет видно такой красивой серёжки, — улыбнулась польщённая Илта, многозначно взглянув на Астру.

— Я такой рассеянный, что могу носить только шляпы, а такие маленькие предметы быстро теряю, — кивнул Астра, переглянувшись с Илтой.

Тогда Стефан, немного покраснев от смущения, защёлкнул клипсу на своём правом ухе. И Мастер, и Илта, и Астра вмиг были очарованы его робкой благодарной улыбкой, которая из-за серёжки теперь выглядела ещё красивее и милее.

— Вы заходите к нам, хоть иногда! — сказал на прощание Астра, отсалютовав Мастеру.

Тот дал обещание и взмыл вместе с журавликом в кудрявые облака — только бумажные крылья мелькнули.

И вот теперь, с чистым сердцем, все трое направились домой.

Они быстро дошли до их двухэтажного маленького домика, который, казалось, только их и дожидался. После долгого путешествия они чувствовали себя счастливо, но устало, и потому сразу же рухнули спать; даже, кажется, двери не закрыли. Заснули они моментально и проспали весь оставшийся день.

* * *

Когда за окном сгущались сумерки, вся семья наконец-то проснулась. Пока Астра и Илта продолжали потягиваться и сонно зевать, Стефан ушёл заваривать для них чай. Однако, спустившись в сумеречном свете (а окна в их доме были настолько большими, что половина звёздного неба освещала лестницу и комнаты) на кухню, Стефан зажёг несколько свечей, а затем, обернувшись, удивлённым голосом позвал Астру и Илту.

Когда они пришли по его зову, они увидели в руках Стефана деревянный ящик с роскошной и неповторимой резьбой; в ящике — бутылка красного вина и красивая записка.

* * *

Записка Мастера* * *

«Милые друзья, вы так вдохновили меня, что я за первый же день оказался в чудесной южной стране с кудрявыми виноградниками. Южанам так понравились украшения, которые я сделал во время полёта, что они подарили мне это вино в обмен на моё мастерство. Надеюсь, вам оно понравится! Теперь я знаю, как правильно пить свободу, и буду очень рад поделиться ею с вами! В следующий раз я пришлю вам кофе с востока или молоко из деревушек у подножья гор!»

И радость расцвела в их добрых сердцах, и улыбки засияли на их светлых лицах, освещаемых разве что несколькими золотыми свечами.