Десятый "проводник" (гет)

Вполне красивый домишко у этого старичка. Интерьер выполнен в старинном стиле, как только входишь внутрь, сразу проникаешься атмосферой шестидесятых: просторная гостиная, в которой располагается миниатюрная красочная мебель; полки с книгами в дальнем углу; куча портретов на стенах; небольшой простаивающий камин с несколькими дровами внутри; на дальней стороне комнаты видна кухня, отполированная до блеска. В целом очень даже приятное место, где царит чистота и порядок. Либо старичок такой опрятный, либо женился весьма удачно.

— Прошу, — он кладёт шляпу на кофейный столик, снимает перчатки и присаживается на кресло, предлагая сделать мне тоже самое.

Я без лишних слов подчиняюсь хозяину дома. Как только сажусь, глаза машинально устремляются в сторону тех самых фотографий над камином. Многие из них черно-белые и изображают более молодую версию старика вместе с кучерявой особой, обладающей весьма привлекательными чертами лица. Жена, судя по всему. На цветных фотографиях к ним добавился ещё широкоплечий юноша, являющийся абсолютной копией отца. Даже ДНК-тест не нужен, как говорится. И везде одни счастливые улыбки. Глядя на старика, сидящего передо мной, такого не скажешь. Грустно становится, когда подмечаешь эту разницу между фотографиями и реальностью.

Мы с Лизой пару раз невзначай затрагивали тему расширения семьи, но дальше плоских шуток в стиле «презики вроде ещё в ходу в этой стране» дело не доходило. Может, оно и к лучшему. Я, если честно, никогда не видел себя в роли отца. Быть может, потому что у меня его никогда и не было. Непросто примерять модель поведения, с которой никак не знаком. Сразу возникает страх, что где-то свернёшь не туда. И жить потом с осознанием того, что твой ребёнок тебя терпеть не может, как-то не комильфо. Хотя так, наверное, любые отцы думают. Мама мне как-то говорила: «Главная задача родителя не в том, чтобы жопу вытирать или в школу отвозить. Главное задача в том, чтобы не проебаться». Думаю, отец бы на это ответил: «Легко сказать». Попивая мохито в Доминикане, или где там это хуйло сейчас находится. А вот что сказали бы родители Лизы, даже представить не могу. Она выросла сиротой и никогда их не знала. Наверное, поэтому, она так сильно меня полюбила. Я ведь являюсь по сути её единственной семьёй.

— Ну, спрашивайте, — говорит мне старик, запрокидывая ногу на ногу.

— Как вас зовут?

— Айзек, — спокойно отвечает он.

— Роб, — представляюсь в ответ. — Итак, ваш сын «отсутствует», и вам удалось с ним связаться?

— Да, — признается он.

— Как?

— В один день я зашёл в цветочный магазин, чтобы купить пионы на могилу Дороти… — берет старик небольшую паузу, отведя взгляд в сторону так, словно вспоминает что-то. — Женщина возле меня случайно обронила сумочку, и я наклонился, чтобы помочь. Наши руки соприкоснулись, и спустя миг я обнаружил себя в том месте. Оно было незнакомым, но в то же время вселяющим чувство… чего-то родного. Там я и нашёл своего мальчика.

— Вы пытались его вернуть?

— Я хотел. Вы не представляете, насколько сильно я этого хотел, — впервые его начало прорывать на сильные эмоции. Щеки Айзека становятся румяными, а к глазам подступают слезы. — Но в последний момент я понял, что этого нельзя делать.

— Почему? — недоумеваю я.

— Вы не поймёте, даже если я скажу. Вы должны это лицезреть воочию. Прикоснитесь, и осознание придёт к вам само.

— Прикоснуться к кому?

— К чему, — поправляет он меня и встаёт с кресла. — Увидите, — он делает два шага и останавливается аккурат возле меня. — Не теряйте времени зря, иначе не успеете. Второго шанса не будет.

— Нет, постойте… — лишь успеваю сказать я до того, как его рука прикасается к моей. Сию же секунду дыхание перехватывает, по всему телу пробегают мурашки, а в ушах громко звенит. Через мгновенье всё это прекращается, и я открываю глаза.

* * *

Меня окутывает прохлада с ног до головы, когда я обнаруживаю себя лежащим в каком-то непонятном месте. Подо мной, кажется, галька. Поднимая глаза, я вижу бескрайний морской простор. Волны с шумом прибывают и убывают, не доходя до меня всего пару футов. На небе не видно солнца из-за туч. Всё вокруг такое… синее, такое… холодное. Я медленно встаю на ноги, пытаясь переварить факт того, что старик не врал. Он по-настоящему отправил меня куда-то.

Тяжело дыша, я краем глаза подмечаю что-то и тут же оборачиваюсь. Увиденное ввергает меня в шок. Люди. Несчётное количество людей стоит на берегу пугающе ровными рядами. Мужчины, женщины и дети. Все одеты в монотонный темно-серый костюм со шляпой, и у каждого над головой зонт того же цвета. Их тысячи, я не вижу им конца, не могу сказать, насколько глубоко простирается их строй. Стоят непоколебимо, уставившись куда-то за водную гладь, не моргая и едва ли дыша. Они будто бы… выключены. Раскрыв рот, я осматриваю ближайшего парня получше. Его лицо мне знакомо. Это один из пропавших студентов. Их фото показывали по телевизору.

— Эй? — молвлю я, сглатывая ком в горле и слыша, как бешено колотится моё сердце.

Нет ответа. Я щелкаю пальцами прямо перед его глазами. Ноль реакции. Парень продолжает отрешённо смотреть на горизонт. Все моё нутро сжимается. Кажется, меня начинает охватывать паника, потому что дышать становится труднее. Я вновь оборачиваюсь в сторону моря и пытаюсь разглядеть объект интереса, но ничего не подмечаю. Лишь чистую воду, периодически накатывающуюся к моим ногам. И тут вспоминаю слова Айзека. «Прикоснитесь». Я неторопливо опускаюсь на корточки и подвожу дрожащую ладонь к воде. В дюйме от неё замираю — закрадываются подозрения и ещё больший страх. Собрав всю смелость, всё же решаюсь завершить начатое и опускаю руку.

Всё тело от головы до пяток резко охватывает какое-то необъяснимое чувство, словно меня зажали в тиски. Слышу гул, который становится с каждым мигом громче и громче. Тучи начинают желтеть, и я вижу огненные шар, падающий с небес. Он с оглушительным грохотом сталкивается с морем где-то далеко за горизонтом. Ярчайшая вспышка едва не ослепляет. Тут же поднимается гигантская волна воды, которая надвигается прямо на меня, одновременно превращаясь в горячий пар. Я вижу ещё несколько таких же огненных шаров, падающих по всем сторонам света. В ужасе я вскакиваю и приготавливаюсь бежать, но стоило мне вытащить руку из воды, как всё исчезает. Ни волны, ни пара, ни горящих облаков — ничего. Только спокойное серое море.

Ошарашенный этим видением, я вновь смотрю на всех этих «костюмчиков» с зонтами. И в этот момент до меня доходит. Все кусочки мозаики складываются воедино, образуя душераздирающую картину. Вот она — правда, которую все ищут. Однако никто к ней не готов.

Сохранив хоть какую-то ясность в голове, я начинаю идти вдоль берега.

— ЛИЗА! — во всю глотку кричу я и перехожу на бег.

Господи, их же здесь тысячи, как мне её найти? Я чувствую, как время истекает. Проскакиваю по рядам, продолжая звать свою жену, но отклика не слышу. Ну где же ты, родная? Где же ты? Вглядываюсь в каждое каменное лицо, стоящее на этом берегу, но всё никак не вижу её милое личико, её голубые глазки, её пухленькие губки, её круглые щёчки.

— ЛИ-И-ИЗА-А-А! — ору я, находясь посреди громадной толпы людей, начинаю терять надежду и заливаюсь горькими слезами. — Пожалуйста! — прошу я Вселенную… Бога… всех, кого только можно. Дайте мне знак, ради всего святого! Дайте мне увидеть её!

И вот вдали затылок с до боли знакомыми рыжими локонами. Моё сердце замирает. Господи… вот же она! Я подрываюсь с места и мчусь во весь опор. С каждым шагом мне становится легче. Четыре месяца поисков и вот, наконец, она здесь. Остаётся лишь каких-то три-четыре ярда до долгожданной встречи.

Я не сразу осознаю, что снова нахожусь в гостиной. Перед глазами отпечаталась картина того места, словно свет лампы, если на неё долго смотреть. Айзек заинтересованно смотрит на меня, держа за руку. Я вскакиваю с кресла и беспокойно оглядываюсь по сторонам.

— Нет, нет, нет… — приговариваю я, отказываясь верить в то, что время истекло. — Нет! Верни меня обратно! — перевожу взгляд на Айзека.

— Простите, но я не могу… — досадно пожимает он плечами. — Это путешествие можно совершить лишь один раз. Я говорил…

— Нет… — судорожно наматываю круги по гостиной, качая головой. — Нет, я тебе не верю!

— Это так, Роб, простите… — искренне сожалеет старик.

— А ну верни меня обратно! — я злобно хватаю его за лацканы пиджака.

— Это невозможно! — пытается оттолкнуть меня он.

— Верни меня, блядь, обратно! — чуть ли не срываю голос, всё крепче сжимая ладони.

— Роб…

— Верни меня обратно! — я, преисполненный гневом, бью Айзека кулаком по лицу, отчего он теряет равновесие и падает на пол. — Верни! — вновь не сдерживаюсь и бью старика. Рассудок мой затуманен, и я не соображаю, что творю. Я продолжаю бить. Мои бинты становятся красными от крови, а его лицо… Кроваво-багровое месиво вместо глаз, носа и рта сложно было назвать лицом. Я смотрю на это и не могу остановиться. Лишь один человек может… мог совладать со мной. И я проебал свой последний шанс на воссоединение. Настаёт тот самый миг, когда приходит осознание. — Нет… — шепчу я, перестав колотить уже безжизненное тело старика. — Что… что я… — падаю на бок, в шоке глядя на свои окровавленные руки, на брызги на камине и кресле. Моя душа разрывается на части, и я начинаю рыдать, прикрыв лицо. — Верни меня обратно… — сворачиваюсь я калачиком. Мой гнев уходит, и на его место приходят скорбь… сожаление… вина… и отчаяние…