О друзьях и... (джен)

Клубничный лёд и ванильный рожок, пожалуйста.

Глядя на Азирафаила, Кроули представлял себе мороженое. Белое, воздушное, невероятно сладкое и сдобренное хрустящей вафелькой. Совсем не холодное — от него потом точно не станет болеть горло, даже если много съесть. Вот зубы от сладости свести может, не более. Лёгкое, пышное, натуральное. Без грамма красителей и ароматизаторов — чистое молоко и ваниль, натурпродукт. Правильное до невозможности, не способное удивить, но привлекающее своим постоянством и надёжностью. Такое не подведет, не заляпает ботинки преждевременным таянием, не оставит после себя ничего лишнего — ни упаковки, ни палочки. Только послевкусие. Мягкое, прохладно-молочное, в меру освежающее, в меру насыщающее.

Вертя в руке такой вот рожок, Кроули буквально ощущал, что держит в руках капельку Азирафаила, его съедобную копию, и невольно улыбался себе под нос, надеясь, что эта улыбка не выдаст его с потрохами. Надеясь, что старый друг никогда не узнает, как сильно древний демон смог прикипеть к ангелу.

Кроули не любил мороженое. Никакое и никогда. Можно даже сказать, он его ненавидел, но именно это ему почему-то понравилось. Сперва своим видом. Посредственным, даже немного глупым, но каким-то… Настоящим, что ли. Без напускной мишуры, которая лишь убивает вкус. Без тонны ненужных элементов: застревающих в зубах орешков, шоколадной крошки и драже. В ванильном мороженом был тот необходимый минимум, с которым Кроули даже мог смириться и который в итоге стал ему необходим.

Как и Азирафаил. Занудный моралист в белом пальто.

Пожалуй, именно из-за этого сходства Кроули и полюбил ванильное мороженое настолько, что сделал его своим постоянным лакомством. Впрочем, ангелу об этом рассказывать он не собирался.

Кроули напоминал фруктовый лёд. Почёму-то именно клубничный. Наверное потому, что у Азирафаила была на клубнику жутчайшая аллергия. Его земное тело тотчас покрывалось пятнами и начинало чесаться, стоило только лизнуть или куснуть что-то, содержащее в том или ином виде эту ягоду. И всё равно, несмотря на все неудобства, Азирафаил раз за разом заказывал именно клубничный лёд, потому что у него был самый необычный, непростой и многогранный вкус из всех, что ему доводилось пробовать.

Помимо аллергии это мороженое таило в себе ещё одну напасть: стоило съесть его быстрее или больше допустимого, как горло тут же начинало болеть, и Азирафаил неделями ходил осипшим. А ещё после него всегда приходилось отмывать руки — липкий сок успевал растечься и по пальцам, и по ладонями, а если особо не везло, пачкал даже белоснежную одежду. И, само собой, вечно нужно было придумывать, куда потом деть палочку.

Да, в клубничном льде было множество недостатков, но все они меркли перед необъяснимой, граничащей с безумием или даже с одержимостью потребностью угощаться именно им. Совершенно несытное, наполненное красителями, ароматизаторами и одному мороженщику известно какой ещё ерундой, оно продолжало манить, откладываясь лишними килограммами на боках.

Азирафаил, конечно же, отдавал себе отчёт в том, что безобидное и низкокалорийное на вид, на самом деле оно оставалось сладостью, а сладость — это последствия. Для гемоглобина, давления, веса. И кошелька, если уж говорить откровенно. Потому что даже за такое простое с виду мороженое платить нужно было ничуть не меньше, чем за любое другое. Азирафаил ругал себя, но всё равно платил — были ли у него варианты? Может, в самом начале, когда вкус не успел захватить его полностью, и были, но очень скоро потребность стала невосполнимой.

Расплачиваясь с мороженщиком за свою порцию, ангел прекрасно понимал, что подобный ход вещей — единственно возможный. Понимал и думал отчего-то о Кроули.

Демон рядом с ним изучал содержимое своего рожка, улыбаясь какой-то одному ему понятной мысли, и Азирафаил не смог не улыбнуться в ответ. Его холодный, опасный, непростой товарищ стоил любого риска.

В этот момент язык коснулся гладкой ледяной поверхности, и Азирафаил подумал, что даже если к вечеру его всего обсыпет, а на утро он не сможет говорить, через какое-то время он непременно придёт сюда вновь. На ту же скамейку под кленом, за тем же клубничным льдом. И будет приходить до конца своих дней.