О друзьях и... (джен)

Я не читаю книги.

Кроули не любил читать. Совсем. Не любил скрипучее шуршание бумаги, её непонятный запах. Бесконечные стеллажи в лавке Азирафаила, до верху забитые цветастыми фолиантами, от которых рябило в глазах, казались Кроули чем-то нелепым, ненужным, слишком человеческим. У него было достаточно знаний о мироздании, истории, географии и науках, чтобы интересоваться подобного рода записями; было у него и своё, удивительное, многогранное воображение, не требующее подпитки историями и легендами. Да что там: он повидал столько людей и знал столько историй — настоящих, невообразимых, — что любые человеческие фантазии меркли на их фоне.

Кроули находил книги бессмысленными, по крайней мере для такого древнего, мудрого создания, как он или Азирафаил, и искренне недоумевал, почему ангел всё время ходит, уткнувшись в тот или иной томик своим острым вздернутым носом. По всей видимости, чтение приносило Азирафаилу удовлетворение, но порой Кроули замечал на глазах своего ангельского друга и слёзы: не то грусти, не то радости, не то умиления — поди его, ангела, разбери. То, что книги так действуют на Азирафаила, Кроули не одобрял, и сам ни разу не попытался вникнуть ни в один текст, опасаясь, что эта напасть способна помутить и демонический рассудок. Кроули не хотел рисковать. Не хотел себя обрекать — а вдруг! — на нежелательные чувства. Да и не было у него на подобное времени. Ни минутки.

У демона вроде него, ответственного не только за падение первых людей, но и за достойное воспитание Антихриста, уж точно не могло оставаться времени на всякие мирские глупости. Если Азирафаил считал, что обязан прочесть то или иное — это было сугубо его личное дело, которое Кроули никоим образом не касалось. И то, что он привозил из удалённых уголков земли редкие фолианты для коллекции друга, было просто проявлением вежливости, не более.

А ещё ему нравились горящие глаза Азирафаила, вертящего в руках новый образец, нюхающего его, шуршащего страницами. Нравилось выражение лица, отражающее благоговение и радость, нравилась широкая улыбка и тихое «спасибо». Кроули отмахивался, делая вид, что ему плевать; убеждая, что не сделал ничего особенного, и что книга чуть не сама прыгнула ему в руки, когда он выполнял какую-то тёмную миссию для своего господина. То, что иногда он преодолевал тысячи километров исключительно ради нового библиотечного экземпляра, он умалчивал — Азирафаилу знать об этом было абсолютно не за чем.

Кроули не любил книги, но он любил старого друга, а потому носился с этой сомнительной литературой не меньше самого Азирафаила и знал, что если ангел однажды попросит его, он прочтет. Даже несмотря на неприязнь и отсутствие времени. Прочтет что угодно и в любом объёме, просто чтобы снова увидеть счастливую улыбку, румянец на пухлых розовых щеках, услышать довольный смех. И даже, откровенно говоря, готов был прочесть что-то сам, без просьб. Когда-то. Не сейчас, но потом. Непременно однажды. Очень и очень нескоро, но совершенно обязательно. Не интереса ради и без единой капли желания, но чтобы стать к доброму другу ещё чуточку ближе.

Азирафаил книги обожал. Он любил их той любовью — безумной, бесконечной, безусловной, — которой должен был любить только Бога. Но если Бога ему полагалось любить в силу профессии, к книгам это чувство он питал исключительно самого себя ради. Ради себя же он содержал целую лавку: прекрасную, удивительную, любимую. И в ней было очень и очень много книг.

Азирафаил наслаждался всем: рельефом обложки под пальцами, хрустом новой или шелестом старой бумаги, запахом свежей краски — если книга приходила к нему прямиком из типографии, или непередаваемым запахом страниц — если она пропиталась долгими годами существования. Азирафаил любил каждую историю: будь то научный трактат, жизнеописание или проза, потому что так он словно мог прикоснуться к человечеству. К его истории, тайнам людских сердец. Он делал первые робкие шаги вместе с младенцами, составлял нелепые признания в любви с неопытными юнцами, махал шпагами с полководцами и правил с монархами. Азирафаил любил становиться на один уровень с человеком, приумножая полученный практический опыт теорией. Конечно, Кроули не говорил, но явно думал, что куда полезнее было бы вместо чтения заниматься чем-то реальным и познавать то или иное на собственном опыте, но Азирафаил был с ним не согласен. Ему вовсе не хотелось учиться на своих ошибках, а книги готовили его. К любым ситуациям, начиная от склоки в очереди за блинчиками, заканчивая вторжением каких-то там марсиан — если б они существовали, конечно. Впрочем, учитывая, что божественный план никому до конца неизвестен, инопланетяне могли и быть припрятаны, подобно тузу в рукаве, на самый что ни на есть чёрный день. Который, к слову, неумолимо приближался.

Азирафаил ни на секунду не забывал о предстоящем Апокалипсисе и в книгах же силился найти какое-нибудь практическое руководство на этот случай. Хоть иногда и искал его там, где его заведомо быть не могло.

Кроули ворчал, но постоянно пополнял коллекцию Азирафаила новыми экземплярами, и вид у него в тот момент был такой, словно он победил всё воинство небесное, не меньше. Гордость, удовлетворенность. И потому, даже если подобная книга в библиотеке имелась, Азирафаил расплывался в самой искренней и счастливой улыбке из всех возможных и от души благодарил демонического друга за проявленное внимание, отмечая, как старался — крайне безуспешно — в такие моменты Кроули сдержать ответную улыбку.

Азирафаил знал, чувствовал, что демону интересно, и был совершенно уверен, что однажды Кроули сдастся и прочтет первую — и, наверняка, не последнюю книгу, — но не хотел его к тому подталкивать, чтобы не спугнуть ненароком. Азирафаил умел ждать, и пока ждал, составлял список того, что понравилось ему больше всего, чтобы однажды, когда друг будет готов, подсунуть этот список ему. А потом, за чашечкой чая в какой-нибудь уютной кафешке, обсудить прочитанное — он верил, что, пусть не скоро, но это случится. Потому что иногда чудеса случаются и с демонами. А Кроули был больше, чем демоном — он был его лучшим другом.

Они убили его… Моего лучшего друга…

Говоря о смерти, Азирафаил никогда не думал о своей безвременной кончине. Как истинный ангел, он беспокоился о ближних своих, а иногда и не особо ближних, но только не о себе. Нет, он ценил собственное существование и не хотел бы исчезнуть ни с лица земли, ни с лица небес, но мысль о возможности подобного не ввергала в ужас. «Расстраивала» было бы словом куда более точным. Азирафаил нисколько не удивлялся подобному порядку вещей, больше его поражало другое.

Кроули. Шесть тысяч лет соперничества, вражды, прописанной самими небесами — участь древнего демона не должна была его заботить. И всё же, когда Кроули попросил достать для него святой воды, Азирафаил испугался. До паники, до волос, встающих на затылке дыбом, до дрожи в коленях. Конечно, Азирафаил давно отдавал себе отчёт, что они с Кроули совершенно непостижимым образом из врагов уже давно превратились в друзей; также он помнил, что, будучи ангелом, не может не заботиться о всякой душе, в том числе демонической, но только в момент, когда Кроули попросил для себя хотя бы пару ложек святой воды, Азирафаил понял, что всё же боится смерти. Боится холодного ничто, которое случается с демонами после столкновения с орудием Господа.

Азирафаил чуть не впервые ощутил бесконечное бессилие, которое ввергло его просто в неангельское отчаяние. Он проплакал всю ночь, представляя, как дорогой друг накладывает на себя руки, зажатый со всех сторон силами тьмы, пришедшими отплатить ему за предательство. Проведя шесть тысяч лет в своей земной оболочке, Азирафаил и не знал, что она способна на такие чисто человеческие проявления эмоций, и так же сильно, как горевал, ангел и радовался, поражённый и удивлённый силой своей привязанности. Он не мог допустить, чтобы Кроули однажды узнал о его слабости — наверняка, демон бы рассмеялся в ответ на подобное признание. Нет, рассказывать Кроули о своих дружеских чувствах Азирафаил не мог. Как не мог допустить и страшной картины, стоящей перед глазами. Кроули, демоны и лишь святая вода между ними.

И всё равно он сделал это: набрал и принёс целый ангельский термос, вмещающий куда больше видимого. Потому, что знал: если Кроули надумал, он добудет, пусть даже ему для того придётся подвергнуть себя смертельной опасности. Азирафаил уступил, понимая, что других вариантов просто нет, и снова плакал вечером, тщетно стараясь выбросить из головы образ умирающего друга. И в этот момент Азирафаил особенно сильно боялся смерти. Безумно, как может бояться только древний и вечный, и всё, что ему оставалось: верить. Не в силу небес или прощение демонов, а в Кроули. Ведь если кто и мог бы победить на первый взгляд непобедимое, то только он.

Кроули смерти не боялся. Да что там! — её он знал лично. Достаточно тесно, чтобы помнить, что у неё воняет изо рта и что с ней лучше не играть в покер. СМЕРТЬ была не слишком приятным собеседником, и всё же Кроули знал, что в случае чего всегда сможет заговорить ей зубы. Этим ценным умением было просто необходимо обладать тому, кто, вопреки здравому смыслу, всё же решался сойтись со СМЕРТЬЮ в карточном поединке. Кто бы сомневался, что Кроули решался!

Однако, зная своих тёмных дружков слишком хорошо, Кроули понимал, что иной раз смерть может стать лучшим исходом, ведь Подземный Мир таил множество вещей куда более жутких, чем даже прикосновение главного из Всадников Апокалипсиса.

Именно потому Кроули нужна была святая вода: чтобы бороться. Очень-очень нечестно, как может бороться только демон, который хочет не просто жить, но и ещё, как минимум, здравствовать. Азирафаил, конечно, на его просьбу распсиховался — насилие он не одобрял категорически, — но воду достал. Да ещё и не пару ложек, как Кроули просил, а целый термос. Теперь можно было устроить коллегам по дьявольскому цеху поистине ангельский приём.

Кроули не боялся. Ни гнева сослуживцев, ни внимания со стороны светлых сил. Он не боялся умереть, потому что был уверен: выкрутится. Шесть тысяч лет выкручивался, не впервой. Нет, смерти он не боялся, не боялся и СМЕРТИ. И был уверен, что во всем и всегда будет оставаться победителем.

Он ошибался.

Там, среди дыма и горящих книг, среди жара и пепла, Кроули осознал, как же сильно он боится СМЕРТИ и как в действительности он слаб перед её рукой. Тщетно пытаясь отыскать среди этого кошмара друга, Кроули вновь и вновь раскаивался, что был настолько слеп и глуп. Он, древний демон, плакал подобно земному ребёнку, до хрипоты срывая горло. Он знал и прежде, что есть вещи пострашнее смерти, конечно. Но, по глупости своей, думал, что способен справиться с любой из них. А вышло, тысячи лет он находился в сладком заблуждении. Реальность оказалась куда более горька, чем самый горький змеиный яд, и она сжигала Кроули заживо. Жалила сильнее бушующего вокруг пламени. А он всё плакал, бессильно ударяя кулаками по паркетному полу.

Всё что Азирафаил любил, исчезало безвозвратно, забирая с собой прекрасные годы бессмертного существования Кроули и его лучшего друга. За те долгие минуты, пока Кроули считал Азирафаила мёртвым, он самым жестоким образом убедился, что смерти стоит бояться. Не своей, но тех, кто дорог и любим. И когда ангел вновь оказался рядом, Кроули понял одно: повторения он не допустит. Как бы ни была страшна СМЕРТЬ, он сразится с ней и будет сражаться вечно, если потребуется. За Азирафаила — тот этого, без сомнения, достоин.

Клубничный лёд и ванильный рожок, пожалуйста.

Глядя на Азирафаила, Кроули представлял себе мороженое. Белое, воздушное, невероятно сладкое и сдобренное хрустящей вафелькой. Совсем не холодное — от него потом точно не станет болеть горло, даже если много съесть. Вот зубы от сладости свести может, не более. Лёгкое, пышное, натуральное. Без грамма красителей и ароматизаторов — чистое молоко и ваниль, натурпродукт. Правильное до невозможности, не способное удивить, но привлекающее своим постоянством и надёжностью. Такое не подведет, не заляпает ботинки преждевременным таянием, не оставит после себя ничего лишнего — ни упаковки, ни палочки. Только послевкусие. Мягкое, прохладно-молочное, в меру освежающее, в меру насыщающее.

Вертя в руке такой вот рожок, Кроули буквально ощущал, что держит в руках капельку Азирафаила, его съедобную копию, и невольно улыбался себе под нос, надеясь, что эта улыбка не выдаст его с потрохами. Надеясь, что старый друг никогда не узнает, как сильно древний демон смог прикипеть к ангелу.

Кроули не любил мороженое. Никакое и никогда. Можно даже сказать, он его ненавидел, но именно это ему почему-то понравилось. Сперва своим видом. Посредственным, даже немного глупым, но каким-то… Настоящим, что ли. Без напускной мишуры, которая лишь убивает вкус. Без тонны ненужных элементов: застревающих в зубах орешков, шоколадной крошки и драже. В ванильном мороженом был тот необходимый минимум, с которым Кроули даже мог смириться и который в итоге стал ему необходим.

Как и Азирафаил. Занудный моралист в белом пальто.

Пожалуй, именно из-за этого сходства Кроули и полюбил ванильное мороженое настолько, что сделал его своим постоянным лакомством. Впрочем, ангелу об этом рассказывать он не собирался.

Кроули напоминал фруктовый лёд. Почёму-то именно клубничный. Наверное потому, что у Азирафаила была на клубнику жутчайшая аллергия. Его земное тело тотчас покрывалось пятнами и начинало чесаться, стоило только лизнуть или куснуть что-то, содержащее в том или ином виде эту ягоду. И всё равно, несмотря на все неудобства, Азирафаил раз за разом заказывал именно клубничный лёд, потому что у него был самый необычный, непростой и многогранный вкус из всех, что ему доводилось пробовать.

Помимо аллергии это мороженое таило в себе ещё одну напасть: стоило съесть его быстрее или больше допустимого, как горло тут же начинало болеть, и Азирафаил неделями ходил осипшим. А ещё после него всегда приходилось отмывать руки — липкий сок успевал растечься и по пальцам, и по ладонями, а если особо не везло, пачкал даже белоснежную одежду. И, само собой, вечно нужно было придумывать, куда потом деть палочку.

Да, в клубничном льде было множество недостатков, но все они меркли перед необъяснимой, граничащей с безумием или даже с одержимостью потребностью угощаться именно им. Совершенно несытное, наполненное красителями, ароматизаторами и одному мороженщику известно какой ещё ерундой, оно продолжало манить, откладываясь лишними килограммами на боках.

Азирафаил, конечно же, отдавал себе отчёт в том, что безобидное и низкокалорийное на вид, на самом деле оно оставалось сладостью, а сладость — это последствия. Для гемоглобина, давления, веса. И кошелька, если уж говорить откровенно. Потому что даже за такое простое с виду мороженое платить нужно было ничуть не меньше, чем за любое другое. Азирафаил ругал себя, но всё равно платил — были ли у него варианты? Может, в самом начале, когда вкус не успел захватить его полностью, и были, но очень скоро потребность стала невосполнимой.

Расплачиваясь с мороженщиком за свою порцию, ангел прекрасно понимал, что подобный ход вещей — единственно возможный. Понимал и думал отчего-то о Кроули.

Демон рядом с ним изучал содержимое своего рожка, улыбаясь какой-то одному ему понятной мысли, и Азирафаил не смог не улыбнуться в ответ. Его холодный, опасный, непростой товарищ стоил любого риска.

В этот момент язык коснулся гладкой ледяной поверхности, и Азирафаил подумал, что даже если к вечеру его всего обсыпет, а на утро он не сможет говорить, через какое-то время он непременно придёт сюда вновь. На ту же скамейку под кленом, за тем же клубничным льдом. И будет приходить до конца своих дней.