Добро пожаловать в Куббсвилль, или Посторонним W (джен)

Вир

Блондинки чаще прочих влипают во всевозможные неприятности и, вопреки многочисленным байкам и анекдотам, далеко не всегда способны выпутаться из них без посторонней помощи. Это только кошкам свойственно прилепляться на все четыре лапы, а блондинки не кошки.

Поэтому когда от Эйви пришел аларм, Вир первым делом кинулась искать Блондинку Ру, резонно полагая, что старшая беспокоится именно за нее. Но на этот раз Блондинка была совершенно ни при чем. Она уютно свернулась в своем гнездышке, смакуя воспоминания о последнем краткосрочном контракте и восхитительном твердом, с которым недавно рассталась. Для Ру все твердые были восхитительны, на то она и Ру. Главное, что она была у себя, от окружающей действительности отгородилась воспоминаниями надежно, чуть ли не до полного закукливания, мерцала удовлетворенно и полусонно, а значит, и в неприятности влипнуть никак не могла. Эйаи не про нее алармила.

Но тогда про кого?

Ответ был очевиден, хотя и не слишком приятен. Об одноразовых подпрайдниках или даже включенных на два-три экстренных случая даблах Эйви беспокоиться бы не стала, а из основного состава в активном режиме сейчас только Крошка. И вряд ли случайностью можно назвать то обстоятельство, что именно он до сих пор у руля, хотя все сроки вышли.

Если неприятности у него, то это паршиво. И очень.

Проблемы Блондинки Ру всегда сваливались на ее прекрасную пустую головку извне и совершенно неожиданно, они всегда были ужасны, глобальны и совершенно неразрешимы — но исключительно лишь для такой законченной блондинки, как сама Ру. Проблемы Крошки были куда мельче и незаметнее на первый взгляд, часто и вообще проблемами не выглядели. Так, досадный пустячок. Они прятались внутри, если не приглядываться — и не заметишь. Только вот разрешению они не поддавались. В принципе. Ну, во всяком случае, окончательному разрешению. Потому что проблема у Крошки на самом деле была лишь одна, остальные так, следствия. И называлась эта проблема «персональный долгосрочный контракт».

И с этим невозможно было ничего поделать.

Крошка вляпался в него много лет назад, еще совсем наивным только что отпочковавшимся юнцом. Так иногда случается, что первый же заключенный контракт оказывается сразу же долгосрочным. Редко, да, но бывает. Тут ничего не поделаешь, кому-то же должно не повезти, так почему кому-то другому?

Неприятно, кто спорит, и надолго, но не так уж и паршиво, если разобраться — всегда ведь остается возможность перемежать, подрабатывая по мелочи на стороне, пока твой контрактник спит. Ничего серьезного таким манером, конечно, не поймаешь, но прожить вполне можно, та же Ру, к примеру, только такими одноразками и пробавляется, на долгие она просто неспособна; а если уж совсем прижмет — сопрайдники помогут, на то они и сопрайдники, прайд для того и существует, глупо об этом даже и напоминать.

Куда реже случается, что первый же контракт оказывается персональным. Это хуже. Тут и опытный не всякий сумеет достойно справиться, а у только что отпочковавшихся юнцов еще не наработаны привычки делиться и уступать, и потому всем прочим при таком раскладе какое-то время приходится жить и работать лишь урывками, точно подстраиваясь под периоды работа-отдых контрактера вляпавшегося сопрайдника.

Спасает в таких случаях лишь то, что персоналки крайне редко бывают длительными: месяц-полтора, и можно вздохнуть свободно. И даже вместе посмеяться над пережитым.

Крошке не повезло дважды. Первый же его контракт оказался и персональным и долгосрочным одновременно. Один случай на миллион. Вернее, на девятьсот девяносто три тысячи триста двадцать шесть, Вирр как-то подсчитала от нечего делать.

Иногда Вирр была очень близка к тому, чтобы почти что возненавидеть ту ничего не понимающую и по большому счету ни в чем не виноватую дурочку, на которую Крошку заперсоналили. Вирр частенько за ней наблюдала со стороны, с самой себе не очень понятным болезненным любопытством и странноватым привкусом то ли зависти, то ли недоумения, но лично старалась не встречаться.

Ни к чему. Хватит с той и Крошки.

Да и опасалась сорваться в ненужное, очень уж понять хотелось — зачем? Если ты вся такая из себя просто супертвердая, что берешь долгосроч — зачем еще и персоналить? Должна же ты понимать, на что обрекаешь партнера… или не должна?

Много ли вообще понимают твердые?

Но ведь не туристка все же. Туристке было бы простительно, они сроду никогда ничего не понимают, хоть и твердые, но туристы и не заказывают долгосрочей, у них жесткий график и спать им некогда да и не за чем, они даже и потратиться-то как следует не успевают обычно.

Возненавидеть Крошкину контрактерку по-настоящему не получалось никак. Может быть, сказывалось влияние Крошки, он-то ведь ее обожал, и легкие отголоски этого обожания не могли совсем уж не касаться остальных сопрайдников. К тому же она действительно была не такой уж и плохой, ничего сверх лимита не требовала, вполне себе приятный вариант. Мог бы быть. Если бы не жесткая персонализация. Но даже ее она вряд ли нарочно сделала, все-таки твердые, даже самые умненькие, слишком многого не понимают.

Очень хотелось как-нибудь самой встать у руля и подкараулить ее, когда Крошка спит или занят, или даже просто выбрать момент и перехватить, отодвинуть, Вирр это умела — и объяснить этой непонимашке, что она творит, на что обрекает и самого Крошку, и весь его прайд в целом своим непониманием. Может быть, давно уже надо было это сделать, послав все крошкины просьбы туда, где им самое место.

Иногда Вирр говорила себе, что сама не понимает, почему до сих пор этого так и не сделала. Но она врала. На самом деле она отлично понимала.

Крошка — не Блондинка Ру. Он не простит.

Не покажет вида, да, но и не забудет. Крошка забывать не умеет, Ру эту функцию отработала полностью.

Крошкин персональный долгосроч означал для прайда короткие и очень бурные периоды полуголодного урывочного существования, перемежаемые куда более длительными и спокойными временами вполне себе сносной жизни.

Обычно плюсом персоналки является нелимитированный доступ ко всему, что контактер согласен отдать во время активной фазы, на коротеньких персоналках многие умудряются набрать чуть ли не годовой запасец. Но не в этот раз. И вовсе не по вине Крошкиной непонимашки. Она-то как раз была не жадной и делилась всем, чем могла, да только вот Крошка сам никогда не брал лишнего. Не ругать же его за то, что такой честный!

Хорошо, что твердые любят много и долго спать, иначе было бы совсем сложно. Пока крошкина контрактерка спит, прайд и сам может слегка отдохнуть, а заодно подзаработать и даже сделать кое-какие запасы — пригодится, когда она снова проснется и придется снова сидеть на жесткой диете.

Быстренькие контракты, дополнительные дежурства, демо-экскурсии — они хватались за все. Все, кроме Крошки, конечно. Его при этом словно бы и не было. Да и не могло быть, у него же браслет персоналки, а значит — никаких временных левых контрактов. Никаких подработок. Никакой пользы для прайда, ну разве что кроме случайно пойманной или выклянченной. Но Крошка же викинг, для него побираться в толпе — нож острый…

Стоп.

А чем это тогда он сейчас занят? Откуда вот это, вкусненькое? И вот это… и вот…

Аккуратно пробравшись бочком туда, откуда можно уже и посмотреть, Вирр убедилась — Крошка именно что побирался. Конечно, по своему, устроив из простого подбирания оброненного настоящее представление. Но иначе он не был бы Крошкой.

В синей форменной кепке и синих же рабочих штанах, голый до пояса, эффектно поигрывая мускулами и замаскированным под швабру сачком, он танцевал стриптизера-уборщика. Весело, с огоньком и даже как-то аристократично, что ли. Наблюдать Вирр умела лучше всех в прайде, возможно, потому Эйви ее и позвала. Вот и сейчас, обнаружив источник беспокойства, окруженный плотной и довольно перспективной толпой любопытствующих, она не стала его окликать или как иначе проявлять свое присутствие, осторожно устроилась чуть поодаль, наблюдая и анализируя.

Вряд ли это было осознанным решением — скорее, рефлексом, Вирр сама прописала его в базовую матрицу выбранной ею для себя модели Кеттикет, только основа плюс аналитика, и более никаких модификаций, благодарю покорно. Свое поведение Вирр анализировала всегда, и это тоже было прописано в ее матрице.

Итак, что мы имеем?

Крошка выбрал малый танцпол слева от релакс-центра. Чуть поразмыслив, Вирр этот его выбор одобрила — твердых тут, конечно, поменьше крутится, чем на основной площади перед входом или даже на внутреннем дансинге, но зато они почти все новички, а новички куда активнее тратятся, причем даже неприцельно. Да и конкурентов тут меньше на порядок, все побирушки пасутся как раз на основной, там их коронное место.

Впрочем, назвать Крошку побирушкой язык не поворачивался. Он не подбирал оброненное случайно или брошенное из жалости, нет — он играл, тормошил, провоцировал, танцевал — и ловил, ловил, ловил, перехватывая самые сложные подачи и с безмятежной улыбкой уводя добычу из-под самого носа остальных-прочих. Викинг, чтоб его! Душа танцпола.

Похоже, он сам себя назначил главным блюдом в меню сегодняшней вечеринки и продавался на совесть, с полной отдачей — вот он я весь, берите, не жалко. Плату ловил играючи и словно бы снисходя, без лишней суетливости, но при этом не роняя ни грана. Его сачок так и мелькал, то сжимаясь в короткую трубку не длиннее пальца феечки, то выстреливая длинной тростью шагов на пять за случайно брошенным издали восхищенным взглядом или раздраженной репликой.

До Вирр с запозданием дошло, зачем Крошка приделал сачку телескопическую ручку и почему не пожалел на ее украшение чешуек детского кокона. В перенасыщенной разнообразными эмоциями атмосфере чешуйки почти непрерывно мерцали, то и дело озаряя зал разноцветными всполохами не хуже так любимого твердыми стробоскопа и вызывая дополнительные восхищение, удивление, зависть — не важно, главное, что они не оставляли никого равнодушным. Сачок из тривиального и не совсем приличного для показа в обществе инструмента по сбору дани превратился в украшение. Сачок помогал Крошке продаваться.

Привычно пригасив выхлоп эмоций до минимума и потому не опасаясь выдать себя, Вирр наблюдала и анализировала. Уровень, профессионализм, качество, артистичность, плотность выборки. Не придраться. Хорошо работает мальчик. Только, пожалуй, чуточку слишком нервно. Напряжен чуть сильнее, чем того требуют обстоятельства. Это его напряжение, невидимое посторонним, и не давало Вирр окончательно успокоиться и устраниться — ничего ведь не случилось, с Крошкою все в полном порядке, вон как хорошо работает, нашел лазейку. Молодец.

Напряжение, да еще то, что Эйви никогда не алармила впустую.

Так.

Еще раз пинаем сову. Теперь внимательнее…

Крошка флиртовал со всем залом сразу и с каждым посетителем в отдельности, независимо от пола и твердости, но так, чтобы каждому сразу же на подсознанке становилось понятно — ничего серьезного тут не будет, надеяться не на что и опасаться тоже нечего, все останется на уровне именно что легкого флирта, можно расслабиться и получать удовольствие. Левой рукой при этом работает с чуть большей акцентировкой, чтобы всем сразу же был ясно виден браслет. Тут все гладко и чисто, не подкопаешься, честность у викингов в базовой прошивке, нарушение контракта не сумеет приписать и сам мистер Кейн.

Работает качественно? Без вопросов. Искрометно, зажигательно и безличностно настолько, что невозможно обидеться даже при сильном желании. Тут тоже чисто. Он задирается и смешит, сыплет анекдотами на грани фола и почти непристойными комплиментами, но все его оскорбления тоже по сути комплиментарны.

Нет, опасность грозит не отсюда. Да и тугую струю ответного удовольствия не портят нотки раздражения и агрессии, охрана скучает по углам — нечего гасить. Разве что легкие пикантные добавки на любителя, да и те в минимальных количествах.

Вирр принюхалась. Ну да, кто бы сомневался! Легкая кислинка сожаления — такое чудо, а уже на браслете. Острая горечь зависти — повезло же кому-то. Чуть пощипывающая язык прохлада решимости — найду себе такого же, только пониже, с темными волосами и девочку.

Нет, тут все в полном порядке.

Крошка виртуоз, ему вон даже от своих кое-что перепадает. Куда более скупо, конечно, это только беспечные твердые бесконтрольно разбрасываются чем ни попадя, от своих такой щедрости не дождешься, они знают цену каждому нра-ненра, пусть даже и случайному, они над каждой капелюшкой эмоции трясутся и никогда не уронят по небрежности или ротозейству.

Тем более ценно — бросают ведь, даже они. Нет, не бросают — одаривают.

Эти сверхценные нрашки от коллег, редкие и тяжелые, Крошка ловил с еще большей тщательностью, что ли, — чуть более точным движением, чуть более уважительно, сопровождающая хохма или байка чуть более для своих.

Мелочь, конечно, твердые не обратят внимания — свои же заметят. И оценят правильно. Нет, с этой стороны опасности тоже ждать не стоит.

Крошка, где же прячутся твои неприятности? Что такое сумела заметить Эйви, чего Вирр не видит в упор? Вот же он, и все с ним в полном порядке: танцует, каламбурит, рассыпая улыбки, шутя без продыху и со всеми заигрывая…

Заигрываясь.

Вот оно!

Эйви — опытный глава прайда, она действительно заметила и предугадала заранее. Теперь, поняв, что нужно высматривать, Вирр тоже видела скрытую за безудержным и бесшабашным весельем истерику. Стабильную такую истерику, давно и прочно загнанную в железные рамки, скрученную в тугой комок и не имеющую ни единого шанса прорваться наружу ничем иным — никогда, ни при каких обстоятельствах. И оттого еще более страшную и разрушительную.

Эйви была права — Крошка шел вразнос. Знать бы еще, что послужило причиной, было бы проще разобраться… А разбираться придется именно ей, Вирр, тут Эйви тоже права, Крошка в таком состоянии никого из остальных к себе и близко не подпустит, обсмеет с головы до ног, выставит паникершами и ускользнет, танцуя, а пружина закрутится еще на малую чуть — может быть, ту самую чуть, которая и окажется достаточной для слома. И тогда мало не покажется всем.

Порулить он точно не даст, тут и вопросов нет, он же сейчас как феечка на взлете, на него разумные доводы не подействуют. И Вирр, пожалуй, единственная, от кого он не станет шарахаться, Вирр наблюдатель, ей руль и даром не нужен, и Крошка это знает. Ну, во всяком случае, должен знать. Все ведь знают. Зря, что ли, столько лет и так тщательно создавала она себе подобную репутацию? И потому шансов у Вирр намного больше. Если разобраться, то сейчас только у нее они и есть вообще, шансы эти.

— Ррезон? — спросила она нейтрально, когда Крошка вынырнул из плотной толпы танцующих, чтобы отдышаться, и оказался в зоне доступа. Сначала, правда, пришлось довольно долго выжидать удобного стечения обстоятельств, потому что кричать и пробиваться с вопросами издалека было бы неправильным со стратегической точки зрения.

Ничего. Все наблюдатели умеют ждать, Вирр не исключение. Дождалась. И теперь вот разглядывает отражение его осунувшегося широкоскулого лица в зеркальной колонне и снова ждет — на сей раз ответа.

Жаль, что своему сопрайднику невозможно посмотреть в глаза — только вот так, через отражение. Твердые утверждают, что глаза — зеркало души, то есть уже и сами по себе отражение, а не суть, а много ли можно разглядеть в отражении отражения?

Крошка заметил ее давно, она видела. Но первым бы никогда не заговорил, это же Крошка. И держался поначалу поодаль, настороженно выжидая и делая вид, что совсем забыл про ее присутствие. Ждал подвоха. Не дождался, слегка успокоился, пошел навстречу и вынырнул почти рядом; значит, готов к общению. Ну, насколько это возможно для Крошки в нынешнем его состоянии.

Но — все-таки вынырнул рядом. Сам сделал первый шаг. Это радует.

— Ррезон надррываться, спррашиваю?

Крошка пожал плечами:

— Польза. Должен же и мой клювик что-то таскать.

Вроде бы пошутил, тон достаточно игривый и легкомысленный. Только вот отражение… Безмятежная широкая улыбка чуть дрогнула, заострилась, на секунду сделавшись более похожей на оскал. И вряд ли в этом была вина стробоскопа, Вирр как раз смотрела в инфрадиапазоне, чтобы отследить перегрев. К рецепторам она не подключалась из вежливости, используя только визуалку. Но даже если судить только по зонам перегрева, вымотался он неслабо. А по виду и не скажешь, держится хорошо и все так же улыбается почти безмятежно.

Польза.

В этом весь Крошка, в базовой модели викингов рыцарство прошито чуть ли не первым законом, быть бесполезным для них — хуже смерти. Сказать, что все последние годы Крошка жил на грани психоза и распада личности — значит, сильно преуменьшить, на грани он отдыхал в самые благополучные свои дни, все остальное время пребывая далеко за этой гранью.

Вирр подозревала, что Крошка давно бы покончил с собой. Если бы, конечно, знал способ сделать это, не причиняя вреда сопрайдникам.

Будучи хорошим наблюдателем и неплохим аналитиком, Вирр знала по крайней мере четыре таких способа. И прикладывала массу усилий, чтобы Крошка не только не узнал, в чем они заключаются, но даже и не заподозрил, что они вообще существуют. Невозможно, и точка. Вопрос закрыт. Спасибо викинговской прошивке, хоть тут срабатывала на благо.

Но на другие глупости его вполне хватало — так, например, года три назад он попытался перестать есть. Совсем. Потому что посчитал себя не вправе тратить заработанное другими, когда сам зарабатывать не может. И так ведь все хитро обставил, не сразу и раскусили — говорил, что занялся йогой и перешел на особый режим питания, а на самом деле просто втихаря перекрыл наглухо все энергоканалы, ведущие к нему от сопрайдников. И ведь все время на шуточках и улыбочках, потому и заметили, лишь когда чуть ли не насквозь просвечивать начал. Ох, и настучала же ему тогда Эйви, прямо по дурной рыжей башке. Больше он таких фокусов не выкидывал.

— Инъекторр от обжоррства не трребуется? И покррупнее…

— Запас, — он снова пожал плечами, улыбаясь белозубо. — Много не мало, лишнячок не рвет сачок.

Легкая хрипотца в голосе и почти неуловимая дрожь обертонов вряд ли заметна кому из посторонних. Только вот Вирр не посторонний.

— Веррю.

Она была слишком хорошим аналитиком, чтобы продолжать спор, когда продолжение не только не имеет смысла, но может еще и плохо кончиться. Крошка рвался в бой и не хотел признавать, что устал почти до предела и сил на этот бой у него просто нет. Он не стал бы ничего слушать, словно неналетавшаяся феечка. И надо быть полным идиотом, чтобы спорить с феечкой…

Проще подождать.

Судя по состоянию его мышц и связок — времени у него осталось не так уж много, он давно держится лишь на эмоциях, а они штука ненадежная и вот-вот выгорят окончательно.

Ждать действительно пришлось недолго. И десяти минут не прошло, как Крошку повело на не очень-то и сложном пируэте, перегруженные нервы закоротило, и он промахнулся. Почти. Вирр ловко подхватила управление, буквально под локоток, аккуратненько завершила движение, поймав все что требовалось, и тут же отступила, не успев вызвать возмущения столь грубым перехватом — видишь, мол? Я не навязываюсь. Не пытаюсь диктовать. Помогаю просто и спокойно уйду, если скажешь.

Не сказал. Даже рыжей башкой чуть дернул — знак высшего проявления благодарности. Отличненько.

— Дашь поррулить? — спросила нейтрально, как о чнм-то неважном. Думала ещн и зевнуть, но не стала — перебор. — Давно не рразминалась.

Не вслух, конечно, спросила — легким касанием, чуть поднятой бровью, чуть большей близостью, чем принято. И в ответ получила столь же невербально-нейтральное:

— Если заняться нечем…

Дальше они работали уже вдвоем — Вирр с повышенной щепетильностью делила нагрузку, нарочито, почти демонстративно, всем своим видом показывая: «Не узурпатор я, просто помощник. Не больше».

Крошка поначалу сильно напрягался, но потом перестал. Может, поверил, может, усталость сказывалась, Вирр все больше и больше приходилось брать на себя. В какой-то момент она сказала: «Закрругляемся», и он не стал возражать.

Уйдя с танцпола, Крошка не успокоился, и Вирр пришлось долго выгуливать его по улицам, заигрывая со всеми подряд и приставая к прохожим. Легко, весело, играючи и словно бы невсерьез, но собрали неплохо. Крошку трясло. Легкий тремор, отмеченный Вир в самом начале, перешел в крупную неостановимую дрожь. Не сговариваясь, они разделили обязанности — голкиперила теперь только Вирр, а Крошка веселил, подначивал и провоцировал, выбивая нужное. Сейчас он не смог бы ничего поймать, он бы и пустого сачка в руках удержать бы не смог, они оба это понимали, но старательно обходили молчанием, сохраняя видимость равноправного партнерства.

Крошка педант и зануда, как любой викинг, простой имитации облика ему мало, подавай тождественность биохимии! А теперь вот расплачивался. Адреналин — хорошее изобретение твердых, Вирр и сама им нередко пользовалась. Но когда он выгорает…

Крошкины эскапады делались с каждым разом все более короткими и вялыми, а перерывы между ними все увеличивались. Похоже, его потихонечку отпускало. Вот и ладненько.

Потом они просто бродили, уходя все дальше и выше от центра, по окраинным улочкам, становящимся все более похожими на норы. Молча.

Крошка был немного смущен и благодарен — Вирр отлично это чувствовала. В том числе и за то, что она до сих пор так ни о чем его и не спросила. Эйви все-таки умница, что не сунулась сама — сама она наверняка бы не удержалась если не от выволочки, то хотя бы от расспросов. Эйви ответственная, она за всех переживает. Вирр — совсем другое дело. Она предпочитает наблюдать и анализировать. А переживают пусть всякие блондинки. Ну и Эйви, ей по статусу положено. А Вирр не переживает, ей плевать. Ну, почти.

Крошку ощутимо тянуло наверх, и они забирали все выше и выше от яруса к ярусу. Но Вирр не беспокоилась — истерика прошла. Просто переизбыток эмоций, как своих, так и собранных, не давал сразу остановиться, распирал, требовал хоть какого-нибудь выхода. Это лечится, и долгая прогулка — лекарство первейшее. Перегретую феечку тоже надо долго выгуливать перед тем, как усыпить, это любой пестун знает.

Вирр мысленно улыбнулась постоянно возникающей аналогии. Узнай Крошка о столь нелестном для себя сравнении — наверняка бы обиделся. Нет, виду бы, конечно же, не подал — все же гордый викинг, а не какой-нибудь там эльф, нежный и трепетный. Но сам бы наверняка испереживался весь, лишь усиливая сходство. Все мы в чем-то остаемся феечками, даже если кокон давно истлел.

Окончательно угас Крошка лишь на верхних качелях. Весь сразу как-то сник, сгорбившись на широком сиденье. Похоже, на танцполе он все-таки слегка надорвался, и отлично это понял, потому так легко и отдал сачок Вирр — сам он сейчас стремительно терял энергию, словно проколотый воздушный шарик. Но об общем запасе позаботился. Одно слово — викинг!

Вирр с философской обреченностью подумала, что обратно, похоже, тащить его придётся ей. От Крошки сейчас никакой помощи. Хорошо бы удалось уговорить его свернуться и закуклиться, тогда было бы проще, но вряд ли получится, с его-то паранойей. Вон как сопротивляется — его уже рубит, мог бы спокойно заснуть, во сне потери минимальны да и надрывы заживают быстрее, но ведь нет. Сопротивляется, топорщится, трет глаза и упрямо держит форму. Беспокоит его что-то помимо Вирр, но Вирр слишком хороший аналитик, чтобы спрашивать даже сейчас. Захочет — сам скажет.

Она осторожно потянула шкурку чуть на себя. Тронула лапкой сиденье, просунула хвост через фигурно-решетчатую спинку. Крошка не возражал. Даже подвинулся чуток, уступая побольше места, но совсем не ушел и сворачиваться не стал. Вот и ладненько. Посидим. Помолчим. Может быть, и домолчимся до чего важного.

Он заговорил, когда впавшая в полусонное оцепенение Вирр сама была уже почти готова свернуться и уснуть.

— Лорин. Она приходила. Ко мне сегодня.

Хорошо, что эти слова не требуют ответа. Не будь Вирр столь сонной или будь чуть более эмоциональной — наверняка бы отвесила себе хорошенькую мысленную затрещину. Отличный наблюдатель, говоришь? И даже вроде как аналитиком себя считаешь? Веррю. Хороший наблюдатель и уж тем более аналитик никогда бы не пропустил мимо ушей столь важное событие, как визит старшенького отпрыска к одному из сопрайдников. Тем более — проблемных сопрайдников.

— Ребенок. Она сдала тесты, получила разрешение и хочет своего ребенка. От меня.

А вот на такое промолчать уже невозможно никак. Но и отвечать следует со всей осторожностью, мостик слишком уж ненадежен.

— Ну… Лоррин — взррослая девочка…

— Она моя дочь!

Осторожность и еще раз осторожность. По поводу детей у Крошки пунктик. И даже куда серьезнее, чем по поводу собственной бесполезности. Не прописанный — приобретенный. Бывает и так.

— Лоррин — уже не ребенок, Кррошка. Уверрена, она в куррсе, откуда беррутся дети.

— Хороший производитель. Это она так говорит, что я, мол, один из лучших миксеров, ее не устроит абы что, ей обязательно нужен микс, и лучший. Она навела справки. И вообще наблюдала.

— Рразумная Лоррин.

— Да. Ай-Кью 176. Зеленая карта на размножение, ежемесячно сдает яйцеклетки. А теперь вот премировали…

— Пррипоминаю. Это врроде как ее вторрой кррупный прремиум? Но перрвый она не рреаризовала, отсррочила. Почему? И почему теперрь?

— Двойняшки. Она хочет двоих чигрантов сразу, и хочет их от меня. Говорит, так шансы на удачный микс хотя бы одного увеличатся вдвое.

— Рразумно… и… непрриятно. Кррайне.

А вот тут необходима пауза. И снова осторожность.

— Лиз не рразоррвёт контрракт.

— Думаешь?

Слишком быстро, слишком нейтрально. Боится! Он же действительно этого боится панически, вот же балда! Но вряд ли заперсоналившая его непонимашка глупа настолько, чтобы бросить такое сокровище. К нашему общему сожалению, хотя Крошка наверняка бы с этим не согласился.

— Уверрена.

Вот так. Без малейшей паузы и самым твердым тоном.

— Даже ради дочери?

— Тем более рради дочерри!

Еще более уверено, ещё более твердо. Тем больше, чем меньше испытываешь на самом деле. Твердые странные и иногда ведут себя совершенно непредсказуемо, с ними никогда ни в чем нельзя быть уверенным до конца. И иногда они ради детей вытворяют такое, что ни в какие мембраны не лезет…

— Лорин. Она говорит, что знает свою мать. И сумеет с нею договориться.

— Прримитивное врранье, подрростковая брравада. Не перреживай, не уговоррит.

— Дочь. Лоррин все-таки ее ребенок. К тому же первенец. Первый ребенок — у них это очень важно.

— Рребенок — это что-то кррохотное, теплое и пушистое, жалобно мяукающее и прросящее молока. Лоррин — взррослая и теперрь. Когда же Лиз прроснется — Лоррин будет еще взррослее. Старрше. Уже не рребенок. Конкуррентка. Говоррю же — не берри в голову.

Крошка глубоко вздохнул. Его потихоньку отпускало. Вирр не была уверена, что это ее заслуга, скорее он просто до смерти устал бояться. Или просто до смерти устал.

— А если все-таки…

— Пррекррати. Паникерр.

— Фазы. Лорин их подогнала. Сегодня легла. Просто наизнанку вывернулась, чтобы уложили вовремя и разбудили синхронно с матерью. Пытался отговорить, бесполезно. Она… решительная. Очень. И привыкла добиваться всего, чего хочет. Она… очень похожа на Лиз…

Вот оно!

Вот чего он боится на самом деле. Вернее — кого. Самого себя он боится. Балда! Вот взять бы и настучать по этой глупой рыжей башке! Жаль, что Вирр не Эйви, Эйви бы точно настучала.

Только вот это сейчас вряд ли помогло бы.

— Пррекррати себя накрручивать. — Вир сделала вид, что оговорки не заметила. — Лиз — не дурра. Она доррожит тобой и не дрружит с Лоррин. Она не поррвет контрракт. Тем более рради той, с которрой и дня не могла пррожить, не рразрругавшись.

Благодарить Крошка никогда не умел. Вот и сейчас он просто ушел, даже не попрощавшись. Только что был — и вот уже нет его.

Вирр осталась сидеть на покачивающейся скамейке почти неподвижно, только кончик хвоста чуть подергивался. И черные ушки, пожалуй, были чуть более прижаты, чем надо бы для безмятежности. Потому что — хотя Крошке вовсе и необязательно об этом знать — вопрос все еще оставался открытым.

Что, если?..

* * *