Тетрадь смерти, последнее желание и первосортные сладости (гет)

Тело доставили в полдень, спустя четыре часа после гибели. Смерть исказила красивые черты девушки, превратив её лицо в бледную маску скорби. Её белый костюм испачкался в грязи и пыли, кое-где одежда была разорвана. Светлые волосы превратились в чёрные сосульки от запёкшейся крови. Ей прострелили затылок.

И всё же, она не была мертва. Эл дотронулся до её шеи, осторожно коснулся ледяной кожи, прощупывая пульс. При большой кровопотере пульс на запястьях не прощупывается, а при выстреле в затылок, как оказалось, он не прощупывается и на шее. Задумавшись, Эл опустил голову ей на грудь, закрыл глаза и прислушался. И ощутил удар сердца. Сильный, громкий и единственный. Он подействовал на Эл отрезвляюще, словно пощёчина.

— Ватари, — произнёс он. — Извлеки пулю.

— Слушаюсь, — ответил Ватари, оправляя перчатки.

В такой работе услуги профессионального хирурга были не нужны. Если девушка мертва, не столо беспокоиться, что хирургическое вмешательство убьёт её. Если она не могла умереть… Эл задумался. Должно быть, это ужасно неприятно, когда холодный пинцет изнутри копошится в мозгах, царапает их, касается. Нужно будет хотя бы извиниться перед незнакомкой.

Ватари легко перевернул её на живот. Удивительно… насколько послушным, податливым и беспомощным может быть человек, если его убить. Пуля пробила ей череп, проделала в нём широкую чёрную дыру, которую едва прикрывали волосы. Эл опустил взгляд. Была эта девушка бессмертной или нет, ей вряд ли хотелось, чтобы кто-то разглядывал её увечье.

Ватари срезал её волосы и небрежно бросил длинные пряди на пол, срезал лишнюю кожу, удалил осколки кости. Он быстро извлёк пулю. Смятую, тяжёлую и всю в крови, Ватари бросил её на неглубокое стальное блюдце.

— Эл, — негромко произнёс Ватари, словно боясь потревожить покой мёртвой. — Что дальше?

Эл подошёл к девушке, шаркая ботинками по полу, наклонился к ней и прошептал:

— Сколько тебе нужно времени?

Ватари тяжело вздохнул. Он не надеялся на какой-либо ответ и не верил, что кто-то мог выжить после падения с двадцать восьмого этажа.

— Два… — раздался сдавленный, хриплый, слабый голос в звенящей тишине. Голос больше похожий на предсмертный хрип. — Часа…

— Что-нибудь нужно? — сохраняя спокойствие, спросил Эл.

— За… кажи… пиццу…

Эл кивнул, девушку он решил больше не тревожить. Он не знал, как проходит процесс восстановления, да и не хотел этого знать. Всё происходящее мешало ему здраво рассуждать: бессмертная девушка, умеющая ходить сквозь стены, сотни умерших от сердечного приступа и бесполезная бомба на площади Пикадилли. Порой Эл казалось, что его сводила с ума бессонница. Однако… этой ночью он выспался, а галлюцинации не рассеялись: девушка по-прежнему была бессмертна, площадь уничтожена, а люди не воскресли.

— Эл… — обратился к нему Ватари, когда они покинули комнату. Его голос, обычно спокойный и уверенный, дрожал. — Откуда такая уверенность?

— Я предположил, что пуля не убила её, но парализовала и притормозила регенерацию. И оказался прав. К тому же, она выжила после падения с двадцать восьмого этажа.

— Мы не нашли тела. Она могла упасть на двадцать седьмой и спастись.

— Тогда как объяснить её проникновение в мой кабинет? Её нет ни на камерах видеонаблюдения, её никто не видел… — Эл не дождался ответа. — У меня есть предположение, куда она могла исчезнуть после прыжка в окно. Либо она провалилась в грунтовые воды, и её течением отнесло к Темзе, по которой она за целую ночь проплыла пятнадцать километров, а утром её застрелили в той закусочной. Либо более реалистичный вариант: у неё был сообщник, и она рухнула на грузовик. Грузовик отъехал, а её никто не успел или не смог увидеть и услышать.

Ватари пришлось согласиться с предположениями Эл. Да у него и не было другого выбора.

Оставшись в своём кабинете, Эл терпеливо ждал, когда истекут обещанные два часа. Ватари тоже ждал этого, наверное, даже с большим нетерпением. Во второй раз в своей жизни он столкнулся с настоящим чудом, со сверхъестественной тайной, которую ему хотелось разгадать. Первым чудом в его жизни был Эл.

Для девушки Эл заказал тридцать шесть видов пиццы — все из ближайшей настоящей итальянской пиццерии. Было бы гораздо проще, если бы девушка захотела чего-нибудь сладкого: сладостей у Эл в запасе было куда больше, чем каких-то тридцать шесть видов.

Дверь в комнату, где лежала девушка, негромко открылась. Незнакомка сначала выглянула, а после осторожно вышла. И она была совершенно цела, даже волосы, которые срезал Ватари, чтобы извлечь пулю, заново отросли, но она сама всё ещё была в чёрных пятнах от запёкшейся крови.

— Мне нужен душ, — проговорила она, критическим взглядом осматривая свои кровавые, рваные одежды.

— Ватари, — произнёс Эл, сидя на диване в гостиной, убрав ноги под себя.

— Пройдёмте за мной, — дрожащим голосом произнёс старик. — Но сначала ответьте мне… вас застрелили, а вы мало того, что выжили, так ещё и заказали пиццу…

— Вас что-то удивляет?

— Обычно люди после такого умирают…

— Вот как? — ответила она. — Надеюсь, их убийцы несут справедливое наказание.

В душе она провела около часа. Как выяснилось, большую часть этого времени она пыталась выстирать свой костюм обычным мылом. У неё получилось, вещи, пускай и рваные, больше не были перепачканы в пыли и крови. Но пока одежда, ей пришлось надеть вещи Эл. Его однотипные белые водолазки без рукавов висели бесформенными мешками на её стройном теле, брюки не держались на талии, поэтому, пока её вещи не высохнут, она решила ходить в одной водолазке. И от этого Эл чувствовал себя неловко.

— Как тебя зовут? — спросил он, когда девушка открыла первую коробку с пиццей.

— Гефьён.

— Фамилия?

— Её нет. Просто Гефьён.

Она придвинула открытую коробку с пиццей к Эл, предлагая разделить еду с ней.

— Гефьён, — повторил Эл, касаясь большим пальцем нижней губы. — Есть ли способ убить тебя?

— Есть.

— Какой?

— Этого я не хочу рассказывать, — она доела кусок пиццы. — Пусть это будет моя единственная тайна от тебя.

— У тебя есть сверхъестественные способности?

— Да.

— Ты запретила мне умирать. Что это значило?

— Это сложно объяснить, но… думаю, ты сможешь понять, — она прожевала второй кусок пиццы, оттягивая время, думая, с чего начать. — Твоё имя теперь принадлежит мне.

Эл остановил на Гефьён немигающий взгляд.

Она рассказала о богах смерти, об их мрачном мире, в котором бесконечно скитаются души людей, чьи имена записали в особую тетрадь. Она назвала имена всех богов, рассказала о Короле Смерти и о важных правилах той тетради, с помощью которой можно убить человека. Бог смерти или человек, держащий в руках тетрадь, убьёт другого, если знает его имя и видел его лицо. Гефьён рассказала и о глазах, которые способны видеть имя и дату смерти.

— Мой запрет способен обмануть даже Короля Смерти, — проговорила Гефьён. — Глядя на меня, он увидит твои имя и дату смерти. А, глядя на тебя, он увидит моё настоящее имя.

— Без даты смерти?

— Дата смерти мерцает. Обычно богов это отпугивает. Такие, как я, их естественные враги, конкуренты в пищевой цепи.

— И чем вы питаетесь?

— Жизнями. И яблоками. Когда я была моложе, из-за яблока между моим культом, человечеством и богами смерти разгорелась жестокая война. Вы её называете Троянской.

— Мне кажется, или ты только что пошутила?

— Кто знает, — она улыбнулась.

— Сколько ещё существует запретов?

— Двадцать шесть. Некоторые из них дают сверхъестественные способности тому, кому что-то запретили.

— Например, тебе?

— Да. На меня наложили один из самых могущественных запретов, — она закрыла глаза ладонью. — Мне сказали: «Запрещаю тебе изменяться».

— Понятно, — ответил Эл. — При запрете нужен зрительный контакт. И к людям со способностями попала в руки тетрадь смерти.

— Верно. Именно поэтому мне нужна твоя помощь. Я не хочу, чтобы их убили. Я люблю их. Но… по-другому нельзя. Мои любимые подчинились богу смерти. Теперь им одна дорога — в Небытие. Они… никогда не увидят сады.

Гефьён потёрла глаза тыльной стороной ладони, пряча слёзы.

— Они продолжат убивать, — проговорила она. — И их не остановят ни стены, ни оружие, ни полицейские. Сам видел, на что они способны. Я тоже не могу их остановить. Они не слушаются. Но я всё ещё могу рассказать о них, и о том, какие запреты на них наложены… и что я им разрешила. Эл… прошу, помоги мне.

— Хорошо. Я возьмусь за это дело.

— Спасибо, — Гефьён низко опустила голову. — Обещаю, после смерти я проведу твою душу к садам так далеко, как только мне будет позволено.

— Давай для начала поработаем.

— Хорошо. Думаю, стоит начать с самого слабого, но самого полезного. Ему я разрешила…