Умирая, скажи... (гет)

Алиса проснулась в холодном поту, тут же замахав руками перед собой, будто отталкивая кого-то, жадно хватая пересохшим ртом воздух. Ей вновь приснилась та страшная женщина в окружении трех не менее страшных мужчин. По комнате разносился их жуткий смех, а из их палочек вырывался какой-то яркий свет.

Он причинял боль.

Невыносимую боль.

Алиса помнила, как кричала, срывая горло и катаясь по полу от жутких мучений, а еще, последнее, что она помнила, перед тем как отключиться, — глаза василькового цвета, бездушно смотрящие на нее. Глаза человека, который страдал вместе с ней.

Умирал вместе с ней.

Терял рассудок вместе с ней…

Восстановив дыхание, она потянулась и присела на койке, оглядываясь, будто изучая то место, где она оказалась. Вновь.

Она просыпалась здесь каждый день, но судя по ее поведению, редко узнавала, где находится.

Фрэнка она практически не воспринимала. О понимании того, что они супруги, и говорить было нечего. Остатки сна целыми днями мелькали где-то в ее голове, не отпуская Алису, постоянно пугая ее.

Фрэнк ей почти не помогал — он и сам погряз в мучительных видениях, практически не узнавая жену. Они просто привыкли к тому факту, что живут постоянно вместе, но задумываться о чувствах больше не могли.

Однако периодически в их больничной жизни мелькало между ними что-то, что очень хотелось бы назвать любовью. Но чаще в палате царила гармония пустоты и утраты. Некая безысходность.

Алиса спустилась с кровати на четвереньки и открыла тумбочку, скрипом разбудив Фрэнка, спящего недалеко от нее ближе к ширме, которая отделяла их от остальных пациентов. Шкафчик был почти полностью заполнен «Лучшими взрывающимися жевательными резинками Друбблс», одну из которых Алиса схватила и, быстро засунув лакомство в рот, аккуратно положила фантик поверх тумбочки. Яркий ягодный вкус быстро растворился в куче маленьких взрывов на ее языке, заставив губы женщины блаженно растянуться.

Она поднялась на ноги и по привычке подошла к кровати Фрэнка, аккуратно опустившись на край. Мужчина поднялся и, точно скопировав позу жены, уселся рядом.

Они не проронили ни слова.

Просто сидели, не двигаясь.

Глядя куда-то в пустоту.

В такие моменты, Алиса не чувствовала ничего, видения отступали, давая женщине свободу. Она радостно парила в облаках, полностью расслабляясь. Но стоило только ей посмотреть в глаза Фрэнка, как тяжесть прошлого придавливала ее стальным прессом, лишая возможности двигаться и мыслить.

Его родные васильковые, и совершенно пустые глаза.

Обычно проходило несколько часов перед тем, как она или Фрэнк впервые поднимались с кровати. Чаще уходила Алиса: она шла к мусорке, кидала туда жвачку и вновь подходила к тумбочке и, опустившись на четвереньки, доставала новую упаковку.

На этот раз они просидели так три часа, и Алиса вдруг придвинулась чуть ближе к Фрэнку, взяв его за руку. Она на нее даже не смотрела, просто держалась, приводя мысли в порядок.

Насколько это возможно.

Фрэнк же удивленно уставился на руку, но вскоре и в его взгляде все эмоции растворились, уступив мрачному бездушию.

Через пятнадцать минут к ним заглянула санитарка. Взгляд Алисы прошел будто сквозь нее. Очевидно, это была новенькая, потому что Тину и Кейт Алиса так или иначе узнавала, тихо вставая и молча подходя к ним. Женщина долго к ним привыкала, но потом начала воспринимать их почти как Фрэнка: как данность, даже привычку. Хотя Фрэнк ей был еще и помощником…

Деловито осмотрев пациентов, новая санитарка что-то пробормотала себе под нос по поводу мусора и, схватив с тумбочки Алисы фантик, понесла его в урну. В ту же секунду больная моментально выросла перед носом девушки. Женщину было не узнать: глаза метали молнии, а тело, казалось, было полно энергии. Ледяной голос приказал:

— Отдай.

Содрогнувшись, санитарка попыталась оправдаться тем, что мусор надо выкидывать, но Алиса просто молча сделала маленький шаг вперед, практически нависнув над маленькой девушкой. Та, поджав в испуге губы, быстро протянула женщине фантик, удивленно пронаблюдав за тем, как Алиса, заполучив столь ценный для нее кусочек фольги, мурлыкая и покачиваясь из стороны в сторону, подошла к своей тумбочке и аккуратно положила его на деревянную поверхность.

Во второй половине дня (фантиков на тумбочке было уже три) к ним за ширму заглянула довольно странная парочка: старая дама могучего вида в зеленом платье и остроконечной шляпе с чучелом стервятника, а рядом с ней довольно пухлый подросток с добрым и наивным лицом.

— Алиса, Фрэнк!.. — тут же начала что-то говорить старуха, но молодая женщина не слушала: взгляд ее был прикован к застенчивому мальчику, робко ей улыбающемуся.

— Привет, мама, — еле слышно пробормотал он.

В руках Невилл держал так горячо любимый им кактус, за которым он столь трепетно ухаживал последние годы.

— Мам, пап, я принес вам мою Мимбулус Мимблетонию. Это очень редкое и хорошее растение. Но оно умеет защищаться, — Невилл поставил горшок на подоконник и широко улыбнулся: он готов был отдать что угодно ради своих, пусть и сумасшедших, родителей.

Алиса тихонько подошла к подоконнику и коснулась кактуса, из которого тут же брызнула доза смердящего сока. Невилл подскочил к матери, хлопоча, чтобы все убрать, как она внезапно расхохоталась, муслякая между пальцами противную жидкость и размазывая ее по бледной коже. Посетители застыли, не веря своим глазам: Алиса почти никогда не говорила, что уж тут было говорить о смехе.

К женщине подошел Фрэнк и пальцем мазнул на себя тошнотворную жидкость. Алиса улыбнулась и намазала ему еще смердящего сока на лицо, после чего они оба со смехом полностью вывозились в этой вонючей жиже.

— Хорошо, что ты принес этот кактус, Невилл, ты молодец, — хлопнула его бабушка по плечу, аккуратно, но настойчиво поворачивая внука к выходу. Он попытался было запротестовать, но миссис Долгопупс тут же шикнула на него и скорее покинула палату.

Алиса и Фрэнк даже не заметили ухода родственников, продолжая по-детски возюкаться в грязи. Только в душе Алисы что-то дернулось, заставив ее схватить фантики с тумбочки и выйти в коридор в поисках сына.

Но его уже не было.

Алиса бы так и простояла до вечера, если бы ничего не понимающий Фрэнк не пришел и не вылил ей на голову очередную порцию сока, заставив ее со смехом вернуться за ширму.

Перед сном новая санитарка помыла их и уложила со словами, что им необходимо поспать. Ни Алиса ни Фрэнк даже не сопротивлялись, послушно заняв свои места на белых кроватях. Перед сном начиналось их время, и они неизменно тратили его на разговоры. Обычно первой начинала говорить Алиса:

— Фрэнк, — тихонько звала она. — Фрэнк…

Вечер — единственное время, когда женщина вспоминала, как зовут ее мужа, чего нельзя было сказать о нём: Фрэнк не забывал имени своей жены.

Никогда.

— Алиса… — будто эхом отозвался мужчина.

Они даже не смотрели друг на друга, их взгляды изучали потолок или стену, но в комнате не было ни шороха, ни звука, если не считать их тихие голоса.

Они звали друг друга, несвязно вспоминали о смердящем соке, называя его водичкой, но сегодня разговор был уж слишком коротким: Алиса почувствовала как устала от всего пережитого и после длительного молчания умоляюще прошептала:

— Не оставляй меня, Фрэнк…

У любого, кто слышал ее голос, шли мурашки по коже, и новая санитарка, тайно наблюдавшая за ними из-за ширмы, не была исключением. Откуда ж ей было знать, что именно это Алиса говорила каждый день, засыпая, и всегда получая такой же неизменный ответ от Фрэнка:

— Я всегда буду с тобой, Алиса.

Услышав заветную фразу, женщина блаженно закрыла глаза, быстро погружаясь в очередной кошмар, в котором определенно фигурировала Беллатриса Лестрейндж.

Алиса неприметно сидела на стульчике возле подоконника, чинно сложив руки на коленях и глядя не то на подарок сына, не то изучая унылый пейзаж за окном. Молодая женщина, она выглядела почти как старуха: ранее черные волосы поседели, морщины избороздили ее лицо, карие глаза миндалевидной формы потеряли свой теплый оттенок, и только руки выдавали ее истинный возраст. Встреться с ней обычный человек на улице, он бы ни за что не поверил, что ей нет и сорока…

В комнату влетела та самая новая санитарка, привнося в палату живость и хорошее настроение:

— Алиса, Фрэнк! Я придумала вам занятие! — проработав с ними несколько дней, Эли не выдержала этой безысходной атмосферы, за все время разбавленной лишь раз весельем от испачкавшей все Мимбулус Мимблетонии. Девушка решила во что бы то ни стало попробовать пробудить в них чувства, ведь было видно, как они любят друг друга, просто не понимают… Не зря же диалог перед сном всегда заканчивался одинаково:

— Не оставляй меня, Фрэнк…

— Я всегда буду с тобой, Алиса.

Эли встала посреди комнаты, держа в руках обычные гусиный перья, чернильницу и несколько пергаментов. Дождавшись, пока пациенты обратят на нее внимание, она громко объявила:

— Мы с вами будем учиться читать и писать!

Как ни странно, Алиса вдруг оторвалась от ничегонеделанья и молча подошла к новой санитарке, чуть склонив голову набок. В ее взгляде сквозила некая заинтересованность. Она взяла из рук Эли лист пергамента и опустилась на пол прям там, где стояла. Ее пальчики нежно поглаживали чуть шершавую бумагу, а губы мелко шевелились, будто Алиса что-то говорила, но ни звука не вырвалось из ее рта. Через несколько секунд рядом с ней опустился и Фрэнк, выжидающе уставившись на санитарку.

Бодро кивнув, Эли раздала своим подопечным перья и потихоньку начала объяснять, что же такое буква «А», и как ее писать.

Спустя три часа санитарка обреченно выронила перо: ей хотелось плакать. Алиса и Фрэнк оказались на удивление терпеливыми учениками, однако терпения не хватало у самой Эли: за все это время они так и не смогли выучить ни одной буквы. Сначала все пошло как по маслу — руки Фрэнка и Алисы сами вспомнили, как пользоваться пером, и женщина тут же начала рисовать цветочки, напевая себе под нос. Радости Эли не было предела: она боялась, что придется объяснять еще и это, но с этим проблем не возникло, а вот дальше…

Алиса и вечно хмурящийся Фрэнк внимательно слушали Эли — насколько она могла это оценить, — но среди кучи палочек спустя три часа так и не смогли найти букву «А», с которой все и началось. Девушка готова была взвыть от досады, но сдаваться она не собиралась. Уложив своих подопечных, она встала за ширмой, слушая, о чем они говорят. Говорящий более разумные вещи Фрэнк на этот раз молчал, а Алиса так и не сказала ничего толкового, постоянно повторяя: «Я все равно тебе ничего не скажу!». Возможно, она разговаривала со своей мучительницей, возможно просто бредила непонятно о чем. Но в ее голосе слышалось столько боли, что хотелось помочь, но Эли понимала: это невозможно.

От такого не спасти.

По комнате разнеслись еле слышные всхлипы: Алиса в который раз мысленно переживала пытку, наблюдая будто со стороны, как она и Фрэнк как куклы ломаются напополам, потом еще раз…

Потом еще…

И еще…

На душе осталось полное опустошение, эмоции практически покинули Алису, оставив только уже почти привычный страх.

Страх, к которому нельзя привыкнуть…

Сквозь слёзы прошептав: «Не оставляй меня, Фрэнк», — и дождавшись ответа мужа, Алиса наконец закрыла глаза и практически сразу окунулась в небытие.

С той первой попытки Эли научить Алису и Фрэнка читать прошло уже две недели, а они так и не сдвинулись с мертвой точки. Санитарка использовала много разных способов, чтобы объяснить все доступно и понятно, но теперь возможности ее фантазии иссякли. Эли, ожидавшая уже хоть какого-то результата, не выдержала и бессильно заплакала, когда Алиса в очередной раз нарисовала крестик вместо буквы «А», а Фрэнк указал на квадрат…

Алиса, успевшая привязаться к Эли, потому что она занималась с ними как никто до этого, осознала, что происходит что-то неправильное. Она опустилась на колени рядом с девушкой и безмолвно положила ей голову на плечо.

Эли, тронутая до глубины души, успокаивающе прошептала, погладив Алису по голове: «Все хорошо, дорогая. Я просто хотела вам помочь… Похоже, не получится…». В голосе Эли Фрэнку почудилось столько горечи, что он вдруг нахмурился и подполз к ним поближе.

Алиса протянула ему руку, желая скопировать движение санитарки и погладить мужа по голове, но он перехватил ее и нежно повернул ладонью вверх. В его глазах загорелось понимание. Губы его беззвучно зашевелились, и он мягким движением приподнял рукав легкой алисиной рубашки, обнажив ее татуировку. Эли, никогда не видевшая ее раньше, наклонилась, чтобы посмотреть, как тут же вновь залилась слезами, стоило только ей прочитать, что там написано. Алиса удивленно поднесла руку к глазам и начала внимательно изучать татуировку, что-то неразборчиво бормоча себе под нос. Вдруг ее лицо прояснилось, и она, ткнув пальцем, протянула Эли руку, четко выговорив: «А». Девушка сначала не поверила своим глазам, как указательный палец сдвинулся вниз по руке и остановился, а Алиса, улыбаясь, повторила: «А». Вдруг из-за ее плеча вынырнула рука Фрэнка и он, указав на последнюю букву в ее татуировке, довольно произнес «А».

После этого дело пошло настолько быстро, что Фрэнк и Алиса почти за неделю выучили все оставшиеся буквы, которые были у них на руках. Живой интерес к тому, что там написано, подогревал их, заставляя тратить на это большую часть времени. То и дело слышались радостные возгласы: «С! В! И!..» Радости Эли не было предела. Наконец-то в палате появилось чувство до того неведомое чете Долгопупсов, теперь же они его ощущали вокруг себя: надежда…

В тот вечер, когда Алиса уже узнала все буквы, какие были на ее руке, лежа в кровати, она медленно прочитала: «Я вс…е...гда буд…у с т…обо…й, Али…са». Мягко улыбнувшись, она ласково прошептала:

— Не оставляй меня, Фрэнк…

И услышав заветное:

— Я всегда буду с тобой, Алиса, — плавно погрузилась в сон на этот раз без сновидений. В душе Алисы этой ночью царило волшебное спокойствие…

На следующее утро Эли застала Алису одиноко сидящую у окна и практически сдирающую ногтями татуировку со своей кожи. Заглянув ей в лицо, Эли отшатнулась: в глазах женщины застыло полное безразличие к жизни.

Она не поняла…

Не поняла, что значат те слова…

Для нее это было лишь игрой, которая с прочтением фразы на руке закончилась. Алиса добилась своей цели: прочитала, и больше ее ничего не интересовало… По палате вновь растеклась беспощадная пустота и безысходность. Пораженная Эли застыла на месте, не зная, как ей быть. Алиса ее больше не узнавала. Она лишь молча смотрела на Мимбулус Мимблетонию, ритмично соскабливая с руки кожу.

Фрэнк подошел к Эли, молча ее обнял и, отпустив, лег на кровать, отвернувшись к стенке. В его глазах не было пустоты. Васильки Фрэнка были полны боли и страдания от осознания…

А нечего было осознавать.

Он не понимал, что значат эти надписи на руках, не понимал, зачем они, не понимал их смысла…

Эли вихрем вылетела из комнаты, не в силах выдержать эту гнетущую атмосферу, от чего с тумбочки на пол слетело сразу три фантика…

Алиса посмотрела на них и отвернулась, оставив такие ценные ранее бумажки лежать на полу…