California Dreaming (джен)

— Это очень интересно, — прервал меня тот, что был в белом халате, выключив камеру.

Я встрепенулся и оглядел этих двоих, сидевших напротив меня. Кажется, отдавшись воспоминаниям, я забыл, где я, кто эти люди и что идет запись.

— Так… я могу идти?

Доктор Лернер переглянулась со своим бритым напарником.

— Куда идти? Вы в полной безопасности.

— Мне надо в Калифорнию.

— Калифорнии уже, скорей всего, нет.

— Мне надо в Калифорнию.

Доктор Лернер заправила за ухо свои короткие белые волосы.

— Расскажите, про выживших, мистер Хармон.

Судя по тому, как она перевела тему, меня не отпустят так быстро. Занервничав, я хотел было сжать крестик на груди, как делал всегда, когда подкатывала душащая паника, но рука не нащупала его под футболкой. Я и забыл, что меня заставили его снять вместе со всей старой одеждой перед тем, как поместили сюда. Как голый, честное слово, чувствовал себя.

Камеру снова включили. Похоже, у меня не было выбора, но было много времени.

— Расскажите про выживших.

Я сделал глубокий вдох. И еще один.

— Их было одиннадцать…

Их было одиннадцать. Одиннадцать людей, которых, при любой другой ситуации невозможно было представить всех вместе, этой же компанией.

Сколько я провел один, точно сказать не могу, но солнце припекало сильнее — значит, я дожил до лета, значит, прошло недели три. В городе стоял лютый смрад гниющих тел, который стал мне воздухом. Тела под солнцем словно плавились — некоторые, когда я оттаскивал их в кучу, растекались, иначе не сказать, у меня в руках.

Я сносил тела в кучи, пока было светло, вечером убирал в домах, из которых выносил трупы, а ночью, когда становилось темно и страшно, заливал смрадные кучи бывших соседей бензином и чиркал спичкой. Костры, на которых горели тела, стали мне источником света и тепла — засыпать в доме бабушки было спокойнее, когда где-то потрескивал костер. Я видел костер в окно, иногда видел, как играли тени пламени на стенах, а иногда выходил на улицу и стоял рядом.

Мне нравился огонь. Ощущение тепла и спокойствия, уюта и защиты — иногда я подкидывал в гору тлеющих трупов ветки и мусор, чтоб почувствовать с огнем связь. Когда пламя обжигало пальцы, я закрывал глаза в истоме, а однажды и вовсе как-то забылся и ожог на ладони сильно болел и долго заживал потом. Воистину чудом Божьим я не занес инфекцию, когда тягал трупы.

Я часто смеялся, глядя в огонь. Ситуация, конечно, не смешная, но чтоб не бояться, я смеялся, не приходилось даже себя заставлять — само получалось. И плевать было на то, что костры могли увидеть те, кто искали живых, и вернуться — не найдут, не догонят, и не поймают.

Так вот, костры все же увидели. Но не те люди, которые были с оружием и в броне. Другие.

Их было одиннадцать. Сейчас они все стояли полукругом и смотрели на то, как я обыденным движением бросаю зажженную спичку на гору сваленных тел, обильно политых розжигом, да еще и невольно улыбаюсь. Что они думают? Что я сошел с ума, что при случившейся эпидемии совершено нормально?

Я обернулся и тоже взглянул на них. На всех сразу, не зацикливаясь сначала на одном конкретном человеке. А после, убедившись, что со мной пока не собираются заговорить, принялся рассматривать каждого отдельно и пристально (что тоже выглядело со стороны странно).

Наверное, сыграл тот фактор, что я давно не видел живых людей. Это отнюдь не то же самое, что просидеть дома две недели, скажем, во время каникул: ты знаешь, что там, снаружи, кипит жизнь. Скорей всего, ты даже не один в доме.

Не знаю, по какому принципу действовал этот психологический фактор, заставляющий меня так внимательно смотреть на людей, но тогда мне показалось, что я вижу их насквозь, будто был знаком с ними долгое время.

Ближе всех ко мне стояла особа, лет двадцати семи: стройное телосложение, выразительные глаза, темные волосы стянуты в короткий хвост на затылке. Умело держит оружие, но сразу же убрала его, как только поняла, что я не представляю угрозы. Бывший полицейский? Возможно. Но до того миловидное и притом совершенно незапоминающееся лицо, что она скорее всего официантка, чей-то стереотипный личный секретарь, кто-то, кто скорее будет украшать какое-нибудь место, чем упорно работать умственно или физически.

Потом мой взгляд упал на мужчину, которому было не меньше шестидесяти, однако назвать его «стариком» язык не поворачивался. Крепкий, жилистый, сильными руками держит винтовку, но не спешит ее убирать. Затем я взглянул в его лицо: квадратная челюсть, чуть заплывшие бледные глаза, морщин практически нет, зато нос явно был сломан минимум четыре раза, мочки уха недоставало, а слева верхнюю губу исполосовал заметный шрам, очень короткие волосы, видимо, не так давно он был бритым наголо. Узловатые пальцы то и дело судорожно барабанят по винтовке. И взгляд, самое страшное — взгляд. Пренебрежение, ярость, животный страх. И вдруг мне захотелось обвинить его во всех человеческих грехах — этот человек внушал мне страх и отвращение, хотя он еще и слова не сказал.

Молодой мужчина рядом, тридцать пять лет, как по мне. Высокий, поджарый, светлые волосы чуть отросли, щетина — видимо, он в пути давно. Первая мысль — военный, и вполне оправдано. Тоже вооружен, и тоже кажется, что оружие держит далеко не в первый раз. Но руки покрыты татуировками, военные такое явно не набивают. Взгляд… забитый что ли. Обычно так смотрят на окружающий мир зануды, вроде меня, слабаки, которых шпыняют всей школой, неудачники, одним словом, взгляд этого человека совершенно не вязался с внешним видом.

Женщина, неопределенного возраста «за тридцать». Бледная, губы подрагивают, глаза слезятся — ну хоть кто-то выглядит так, как должен выглядеть человек, которого пугает все, что происходит вокруг. Джинсы, футболка, сверху кардиган. Оружия у нее нет. На безымянном пальце дрожащей руке блестело обручальное кольцо.

Мужчина в возрасте. Хотелось назвать его «сэр». Темные волосы, тронутые сединой, зачесаны назад, аккуратные усы и бородка, рубашка в продольную полоску с закатанными рукавами, брюки подпоясаны кожаным ремнем. Опрятно выглядит, даже запах парфюма почудился. Преподаватель в университете, признанный писатель, политик…что-то в этом духе, уверен.

Темнокожий парень, ненамного старше меня. Его явно пугает то, что происходит, но он смело сжимает в руке кусок трубы. Студент колледжа, а может кто-то, кто работает на временных работах, так мне показалось. Совершенно непримечательный, увидел бы на улице и взгляд не остановил бы. Такой, каких миллионы.

Далее стоял офисный сотрудник. Смятая грязная рубашка, которая совсем недавно была белоснежной и наглаженной, спущенный галстук, мятые брюки, очки в прямоугольной оправе, наручные часы. Мне перед глазами ясно виделся клерк, которого эпидемия застал в разгар рабочего дня.

Девчонка моего возраста, а может и младше. Маленькая, худенькая, с прямыми длинными волосами, в носу блестит крохотная бусина пирсинга. Она явно напугана: стоит позади татуированного, которого я сначала принял за военного, боязливо выглядывает из-за его спины, цепляясь пальцами за плечо. «Неужели отец и дочка?» — подумалось мне, стоило заметить, как они похожи светлыми волосами, четко очерченными скулами и серыми глазами. Неужели кому-то посчастливилось спастись вместе с дорогим человеком?

Человек-загадка средних лет стоял в стороне от всех с таким видом, словно попал на эту улицу и в эту компанию случайно. Отсутствующее выражение лица, высокий лоб, крупные черты, нелепые бриджи с высоко подтянутыми носками, кроссовки, блеклая рубашка с коротким рукавом. На голове — кепка с логотипом бейсбольной команды. Ни единой мысли, кем может оказаться этот мужчина.

Худая женщина чуть старше сорока, смотрела то на меня, то на сожженные тела, но не как девушка-потенциальная официантка, которую я заметил первой, без сочувствия, а с плохо скрываемым укором. Острое лицо, тонкие изогнутые брови, белокурые коротко остриженные волосы, большие, если не сказать выпученные глаза, и, о Боже, тяжелые золотые серьги в ушах, под спортивной курткой поблескивает бриллиантовое колье, клянусь! И женщина, завидев, что я заметил ее бриллианты, наглухо застегнула свою темно-лиловую куртку. Как-то так… кто-то позаботился о том, чтоб захватить оружие, а кто-то, явно второпях, нацепил на себя бриллианты, сохранности ради. Критично? Согласен. Но у меня нет другого объяснения для того, чтоб связать спортивный костюм, кроссовки для бега и обилие драгоценностей.

Последним был молодой парень лет двадцати трех и, черт, он, наверное, был самым колоритным в этом коллективе. Длинные спутанные волосы медного цвета струились по спине, на лбу повязан черный шнурок, одет в мешковатые джинсы, клетчатую рубашку, на пару размеров больше нужного, на тощей шее болтается символ мира, запястья увешаны плетеными браслетами. Выражение лица такое… скажем так, его интересовал костер с покойниками только в качестве вопроса «можно ли от него прикурить?».

Самое интересное, что я попал в цель практический на каждом, которого изучал взглядом.

— Охуеть можно, — протянул старик с винтовкой, который вызывал у меня самые негативные чувства.

Голос у него сиплый, прокуренный, при этом слышались нотки, похожие на рык.

— Я чистил город, — повторил я. Говорить было сложно — в горле застрял ком.

— Твои костры на трассе видно, — произнесла «девушка-официантка». — Тебе повезло, что тебя еще не нашли солдаты. Очень повезло, потому что оторваться от них…

— Алиша, — укоризненно позвал ее темноволосый мужчина в возрасте, похожий на аристократа. — Не пугай мальчика. Он слишком долго был один.

Лучше бы он молчал, потому что я прекрасно понимал, о чем говорит Алиша.

— Как долго ты один? — спросил офисный сотрудник, шагнув вперед.

— С мая, — ответил я. — Я не тронулся… Почему ты спросил это? Вы же сами знаете. Или…

И я снова на них посмотрел. Каждый из них, видимо, понял суть моего вопроса.

— Это случилось не везде? — допытывался я. А я-то думал, что это как вспышка — раз, и накрыло весь мир! — В разное время?

— Мы не знаем, когда точно это началось, но из нас всех первым это застал Гаррет, в Балтиморе, — тихо сказала неприметная женщина, на пальце которой я разглядел обручальное кольцо.

Гарретом оказался офисный сотрудник, он поднял руку, чтоб я понимал, о ком речь.

— Это было месяц назад. Вместе с Балтимором, плюс минус одень день, пострадал весь Мэриленд.

— Последней, как мы поняли, пала Джорджия, — лениво протянул рыжеволосый хиппи.

Это в голове не укладывалось вообще. И рушило все рамки логики.

— Это невозможно, — заверил я.

— Ну охуеть теперь, — сплюнул на асфальт старик с винтовкой. — У нас есть лишнее время, а? По машинам.

— Уймись, Терри, — закатила глаза Алиша. — Мы останемся на ночь.

— Да схера ли? — рявкнул Терри, шагнув к ней, и, судя по тому, как сжал винтовку, был бы не прочь заехать девушке промеж глаз прикладом. — Я сказал, по машинам и херачим в сторону запада.

— Ночью никто никуда не поедет, — заявила дама в бриллиантах.

— Очнись, Терри, трасса в телах, машины друг в дружку, — вмешался Гаррет. — Нужно следить за дорогой и объезжать.

— Бензин на нуле, — напомнила Алиша.

— Если сюда нагрянут военные, мы не отстреляемся, вытряхните уже дерьмо из головы! — рычал Терри.

— Они не нагрянут, — громко сказал я, прерывая эту баталию.

— Завали, — гаркнул Терри.

— Они здесь были три недели назад, может, больше, — холодно сказал я, поняв, кого имеют в виду. — И я сомневаюсь, что после Атланты они будут делать крюк и возвращаться в город в два квадратных километра.

На секунду все замерли.

— Могут проезжать и другие, — с сомнением сказал темнокожий.

— У нас есть время, — сказал «аристократ», встав между Терри и Алишей. — Останемся на ночь, утром найдем припасы и бензин, заберем мальчика и в дорогу.

— Не обсуждается, — строго сказал Гаррет, заметив, что Терри сейчас начнет орать то ли по поводу того, что они тянут время, то ли из-за того, что меня решено было забрать с собой. — Ты в меньшинстве.

— Вы заберете меня? — Мощная волна волнения, надежды и растерянности затопила меня.

— Надо беречь живых, — усмехнулся в бороду «аристократ».

Терри был в ярости. Насилу опустив винтовку, он закинул ее на плечо и широким шагом двинулся к своему фургону.

— Форд! Мэри! — рявкнул он. — За мной.

Стоявшие до этого молча татуированный мужчина и светловолосая девочка не глядя ни на кого, двинулись за ним.

И от этого словно всем полегчало.

— В домах нет тел, — нарушил тишину я. — Идем.

Моя группа, теперь уже моя, прихватив рюкзаки, двинулась за мной.

— Терри просто урод, — сказала мне Алиша, когда мы поднимались на крыльцо. — Не пересекайся с ним лишний раз.

Да у меня и желания не было особого.

— А почему те двое пошли с ним в трейлер? — поинтересовался я, помогая Гаррету снять тяжелый рюкзак.

— Они его дети.

— Они выжили всей семьей? — опешил я. — Все трое?

Мне ответили синхронными кивками.

— Тебя зовут Иен? Ты вроде говорил, — спросил рыжий хиппи, плюхнувшись на диван. — Я Эш.

Я кивнул.

— Алишу и Гаррета, я думаю, ты уже узнал. Ну, как и Терри, — хмыкнул Эш, откинув длинные волосы за спину. — Это Розмари и Честер. — И указал на тех, кого я мысленно окрестил «аристократом» и «женщиной с обручальным кольцом».

Розмари коротко улыбнулась, а Честер (даже имя какое-то благородное что ли) склонил голову.

— Если в новом мире тебе понадобится профессор литературы — милости прошу, — усмехнулся Честер. — Я совершенно бесполезен для конца света.

Самокритичный и, как показалось, добродушный Честер, мне понравился.

— Парень, который только что побежал мародерствовать на кухне — Уилл.

Темнокожий парень, отозвавшись, бросил на диван нераскрытую упаковку сухих завтраков, явно целясь в Эша.

— Лана, — не дожидалась представления странная особа в спортивном костюме и бриллиантах.

А «человек-загадка» с отсутствующим выражением лица протянул мне широкую ладонь и, прищурив глаза, сказал:

— Кевин Холл. Добро пожаловать в группу выживающих.

Тот пафос, с которым следовало произнести эту фразу, настолько не вязался с его лицом и серьезностью тона, что я еле сдержался, чтоб впервые за долгое время не рассмеяться.

Лана отправилась в ванную комнату, а Уилл и уже присоеденившийся к нему Эш обыскивали кухню этого рандомно выбранного дома на предмет провизии.

— Ну вроде все познакомились, — сказал Гаррет, опустившись на кресло и стянув с шеи галстук. — Ну, Терри и Мэри еще, а Форда мы не знаем, как зовут.

— Случайно не Форд? — вскинул брови я.

— Нет, это фамилия. Терри зовет его по фамилии.

Я взглянул в окно, на припаркованный в сотне метров трейлер. Значит, Форды устроили всем бойкот и решили ночевать там. Тем лучше.

— А теперь расскажите мне, — сказал я. — Как могло месяц назад это произойти в Балтиморе, но этого не было ни в интернете, ни в новостях, нигде? Это невозможно.

— Поверь, — невесело сказал Гаррет. — Картина везде общая. Сначала пропадает электричество. Но нас все равно вызвали в офис, и мне было с утра очень хреново, но пришлось идти, потому что шеф та еще су…

— С утра было хреново? — резко спросил я.

— Ага.

— Всем?

— Я думаю, это симптом, — произнес Честер. — Что-то, что не дало умереть со всеми.

— Я все равно не понимаю, — сокрушался я. — Если Балтимор пал месяц назад, а Джорджия — две недели назад, значит, есть вероятность, что какой-то штат… живой?

— Крохотная, но есть, — отозвался с кухни Эш.

— Но как может «живой» штат не знать о том, что некоторые штаты вымирают? — твердил я. — Ежедневно тысячи людей въезжают и выезжают из штата в штата, допустим, в «живых» штатах могли отменить все поезда, рейсы, перекрыть трассы, ссылаясь на…на что-нибудь.

Я очень слабо себе это представлял. Ну звучало же нереально.

— Но телевидение, интернет, радио! Я вот этого не понимаю. Как можно просто стереть огромные куски страны незаметно? Как вышло так, что я, и не только я, спокойно живя в Джорджии, не слышал ни слова о том, что некоторых штатов по сути вообще нет?

— А если дело не только в штатах, — сказала Розмари, сняв кардиган. — Если дело в целых государствах?

— Вот именно! — О, Розмари, хоть ты меня понимаешь. — Век глобализации, мы знаем о том, что где-то в Африке был когда-то кризис, но понятия не имеем о том, что люди мрут миллионами. Как такое возможно?

Мне не ответили. Даже Честер, как мне показался, главный интеллектуал, не нашел ответ.

Видимо, каждый ломал над этим голову.

Каждый, кроме одного.

— Это называется масштабная дезинформация населения, к которой добавили еще и ложные сведения о причинах, которые мешают связаться с тем или иным городом, округом, штатом, — монотонно сказал «загадочный человек» Кевин, да таким тоном, словно читал что-то с учебника. — Плюс к этому — армия, натренированная и готовая к действиям в таких условиях, что является работой не одного года, учитывая мобилизацию, подготовку и инструктаж. И приказ уничтожить выживших означает, что с самого начала существовала возможность того, что кто-то все же выживет, пусть и одна миллионная процента населения, а так же опасения по поводу того, что выжившие опасны, как переносчики эпидемии, это сугубо мое мнение. Если найти производную из суммы всех составляющих, понимаете, что получается в результате?

— Нет, — признался я.

— Очень мало знакомых слов, — пожаловался Эш.

У Алиши и вовсе было такое лицо, словно она сидела на лекции по квантовой физике.

— Это значит, что произошедшее — результат спланированных действий, — сказал Кевин, все так же монотонно. — Я не могу точно сказать, какого рода: заговор правительства, неудачный эксперимент, военные действия скрытого характера, масоны…

Я так и чувствовал, как у меня открывается рот.

— И этим он тебя будет задалбывать всю дорогу, — хмыкнула Лана, вернувшись из ванной комнаты. Капли стекали с ее влажных волос. — Я с Кевином дольше всех. Подожди, Иен, через пару дней он выдаст тебе виновников эпидемии.

Кевин не уловил сарказма.

Я тоже не уловил, потому что в памяти всплыли люди в броне. Не знаю, кто этот Кевин, но хоть он и выглядел из всех самым странным, держаться нужно было его — в странные времена странные люди ошибаются редко.