Питер Блад и его испанцы (джен)

Не смотря на заявленную национальную нетерпимость, периодически Блад заводит друзей-испанцев. Таковых по канону было двое — дон Родриго де Кейрос и дон Иларио де Сааведра.

Дон Родриго.

Дон Родриго де Кейрос почти не представлен в качестве действующего персонажа. Он фигурирует в «Хрониках» преимущественно в упоминаниях самого Блада, коротко появляясь в сцене в самом конце. Известно о нем очень мало, но и того, что есть, достаточно, чтобы заметить, что у них с Бладом довольно много общего. Дон Родриго описывается как худой и высокий мужчина, элегантно одетый [читай: общие с Бладом вкусы в одежде], с вытянутым загорелым лицом, с колким и мрачным чувством юмора. Возраст дона Родриго нигде прямо не называется, но косвенно можно предположить, что вся эта троица из Блада, Родриго и доньи Эрнанды — ровесники или около того.

Дон Родриго плыл из Испании в колонии с поручением, корабль его был захвачен Бладом, а сам он — оставлен в качестве заложника. Блад называет сложившиеся между ними отношения: «нечто вроде дружбы», и испанец позже это подтверждает — «мы с ним в какой-то мере даже подружились». Оба делают эту оговорку не случайно: во-первых, манифестация дружбы испанского дворянина с пиратом — вещь компрометирующая для первого; во-вторых, это и не дружба в полном смысле этого слова. Это именно «нечто вроде».

У Блада есть потребность в галантном общении — с дамами или аристократами, эту потребность его привычное окружение, естественно, не удовлетворяет, хотя среди членов команды у него есть настоящие друзья. Так что шанса покрасоваться и блеснуть изысканностью перед случайно попавшимися на пути светскими людьми он не упускает. (Исключение тут лорд Джулиан, с которым Блад сразу обошелся весьма резко и невежливо, но он тогда был слегка в стрессе от жесткого панча Арабеллы про «вора и пирата», плюс, почти наверняка примешивалась ревность). В случае с доном Родриго под «дружбой» понималось взаимное удовольствие от бесед, подкрепленное обоюдно уважительным отношением. Дон Родриго был явно лишен характерной для испанцев надменности и заносчивости и признавал в капитане равного. Почти наверняка Блад рассказывал испанцу историю своего превращения в пирата — он вообще всем ее любит рассказывать, он ведь предстает в образе невинно осужденного представителя мирной профессии. Ну и, разумеется, обаяние Блада сыграло не последнюю роль, о чем также говорил дон Родриго: «Он весьма обаятельный человек, как вы сами могли заметить».

Общение их зашло достаточно далеко, чтобы Бладу стали известны некоторые обстоятельства личной жизни испанца, не исключено, что и его особые отношения с кузиной Эрнандой.

— Вот как? — язвительно заметил дон Хайме. — Она будет рада получить от него весть. Моя супруга всегда проявляла необычайный интерес к своему кузену Родриго, а он — к ней.

(В мире Сабатини это считается за очень жирный намек, хотя, конечно, с поличным этих двоих не ловили, но что-то там такое есть).

Возможно, дон Родриго был даже в некотором роде нонконформистом и какие-то сомнительные дружеские связи у него мелькали и раньше, ведь нелестная характеристика «Родриго всегда готов был водить дружбу с мошенниками», данная ему доном Хайме, должна была хоть на чем-то основываться.

Хотя, разумеется, сколь приятным ни было это общение, оно не меняло главного — капитан Блад и дон Родриго де Кейрос находились по разные стороны баррикад, первый из них был врагом Испании, второй — заложником, обязанным внести выкуп за свою свободу. В качестве личного расположения к пленнику и своего извечного благородства Блад заменил обычный денежный выкуп на авантюру, в случае успеха которой обещал испанцу свободу:

Он сообщил мне о своих намерениях и пообещал, что не будет требовать за меня выкупа, если ему удастся, использовав мое имя и мои бумаги, освободить захваченных вами

людей.

— А вы что же? Согласились?

— Согласился? Порой вы, в самом деле, бываете на редкость тупы. Никто и не спрашивал моего согласия. Я просто был поставлен в известность.

После выполнения этого условия Блад, как и обещал, отпустил испанца без выкупа.

Дон Иларио.

Дон Иларио де Сааведра появляется в «Удачах». В первых строчках новеллы «Пасть Дракона» испанец уже находится на корабле Блада и тот оказывает ему медицинскую помощь. Чуть позже из их разговора становится ясна предыстория. Дон Иларио де Сааведра был назначен губернатором Эспаньолы, его корабль входил в эскадру маркиза Риконете (одного довольно унылого закадрового врага Блада). Шторм потопил корабль Сааведры, его самого и еще троих спутников выбросило на рифы Сент-Винсента, где их и подобрал Блад и великодушно согласился подбросить до Сан-Доминго (это на Эспаньоле, так что почти по пути на Тортугу; Блад периодически подвозит испанцев этим маршрутом).

Первая же сцена дает нам достаточно интересный разговор, имеет смысл разобрать его подробно:

— Всё в порядке, дон Иларио, — заговорил он на безупречном испанском языке. — Теперь я даю вам слово, что вы снова сможете ходить на двух ногах.

Слабая улыбка мелькнула на измученном лице пациента Блада, озарив его аристократические черты. [В оригинале даже не «аристократические», а «патрицианские», что звучит еще более высокопарно.]

— За это чудо, — сказал он, — я должен благодарить Бога и вас.

— Здесь нет никакого чуда — просто хирургия. [Обратите внимание, как виртуозно Блад избавился от конкурента за благодарность пациента в лице Бога.]

Далее дон Иларио вежливо интересуется, откуда, собственно, у пиратского капитана познания в хирургии, и Блад с охотой рассказывает ему свою историю. Потому что, как уже говорилось выше, он любит делиться этой историей, она оправдывает его деятельность и возвышает его в собственных глазах. Испанец, однако, реагирует несколько неожиданным образом:

— И дух врача продолжает заниматься милосердными поступками, которые однажды оказались для него пагубными? Вы не боитесь, что история может повториться?

Блад уже знает, что Сааведра имеет миссию захватить или уничтожить его, однако еще никак не продемонстрировал, что владеет этой информацией. Отчасти, возможно, просто не хотел волновать своего пациента, но, вполне возможно, что проверял: признается или нет?

Испанец все-таки решает рассказать правду:

— Дон Педро… Прежде чем вы уйдёте… Я поставлен в крайне неловкое положение. Будучи столь обязанным вам, я не считаю себя вправе лгать. Я обманывал вас.

На тонких губах Блада мелькнула ироническая улыбка.

— Мне самому тоже немало приходилось обманывать многих.

— Но здесь есть разница. Моя честь восстаёт против этого.

— Сомневаюсь, чтобы вы смогли добавить что-либо, неизвестное мне. С благоразумием, заслуживающим всяческой похвалы, вы положили ваш патент в карман, когда ваш корабль пошёл ко дну. С не менее похвальным благоразумием я обыскал ваш костюм вскоре после того, как принял вас на борт. В нашей профессии не приходится быть разборчивым.

Именно этот разговор предопределил крайне положительное отношение Блада к дону Иларио, однако просматриваются некоторые логические неувязки:

1. Испанец изначально утаил эту информацию, значит, не доверял Бладу. Что вполне логично и объяснимо. Однако сокрытая информация содержалась в его бумагах, которыми завладел Блад, но мысль, что он может их прочитать, дон Иларио почему-то не допускал. Просто потому что это невежливо?

2. На момент этого разговора дон Иларио уже больше недели на корабле Блада, и отношения у них уже сложились вполне приязненные. Почему признается только сейчас? Видимо, трогательный рассказ Блада спровоцировал на ответную откровенность. Однако и после дон Иларио продолжает сомневаться в моральном облике капитана:

— И, несмотря на это, вы не только лечите меня, но и в самом деле везёте в Сан-Доминго! — Выражение его лица внезапно изменилось. — Ага, понимаю. Вы рассчитываете на мою признательность… [Здесь имеется в виду, что Блад в качестве благодарности за помощь может потребовать пойти против долга.]

Логика этой сцены слегка хромает, потому что испанец очевидно не до конца доверяет Бладу (что разумно), зачем-то решает пооткровенничать (что неразумно, но благородно) и почему-то не предполагает, что Блад выяснил все сам и уже давно.

По прибытии в Сан-Доминго капитан передал испанца своим, взамен получив право ремонта своего корабля. Примечательно, что здесь, в отличие от истории с доном Родриго, слово «выкуп» не фигурирует ни разу, только «услуга» и «благодарность». Пользоваться чьим-то бедственным положением Блад считает ниже своего достоинства, если это бедственное положение возникло не его, Блада, стараниями.

В дальнейшем капитан не только твердо верит в честность дона Иларио, но и убеждает в этом своих более подозрительных офицеров:

Облачко, мелькнувшее на челе Блада, свидетельствовало о том, что его лейтенанту удалось пробудить в нём подозрения. [Блад в принципе человек весьма подозрительный, но на уровне интуиции.]

— Действительно, это чрезвычайно странно. И всё же… Нет, я не верю, что дон Иларио способен на предательство.

Под влиянием довольно тревожных внешних признаков он решается сделать вылазку, чтобы выяснить, что собираются предпринять испанцы. Переодевшись торговцем, он сплавал к испанским кораблям и убедился, что команда с них переведена на сушу. Однако этого ему оказалось недостаточно, и он отправился на берег, чтобы выяснить, чья это была инициатива. Практической пользы в этом уже не было, риск же многократно усиливался. На это ему указывают и его люди, а он и не отрицает сугубо личных мотивов:

— Результат стоил риска, который, кстати, был не так уж велик, — улыбнулся капитан Блад. — Я убедился в справедливости своего доверия к дону Иларио. Только благодаря тому, что он — человек слова, нам не перережут глотки сегодня ночью.

Что, впрочем, лишний раз доказывает, что Блад очень не любит ошибаться и разочаровываться в людях.

Из этих двух эпизодов можно сделать следующие выводы:

1. Никакого непреодолимого предубеждения против испанцев у Блада нет. Какие-то обобщающе-неприязненные суждения случаются у него при столкновении с их неподобающим поведением, но конкретного испанца Блад по умолчанию оценивает, как и всех прочих.

2. С некоторыми испанцами у него складываются взаимно приязненные и доверительные отношения, но только с теми, кто воспринимает его как равного и разделяет его морально-этические ценности.

3. В этом случае Блад как бы «забывает», что они испанцы, и готов выстаивать с ними личные отношения. В разговорах с ними он охотно рассказывает, как был несправедливо осужден английскими властями, не предъявляя при этом за испанскую тюрьму, из которой якобы вынес свое предубеждение против этой нации.

4. Также нельзя не заметить, что Блада привлекает испанская дворянская культура. Практически все испанцы, с которыми он взаимодействует — дворяне. Ему нравятся испанские корабли (не только техническими характеристиками, но и «дизайном»), он одевается по испанской моде, ему доставляет удовольствие говорить на кастильском и играть роль идальго.