Все краски мира (джен)

Первый вдох был самым трудным. Эшли очнулась в темноте, почти не чувствуя своего тела, она даже не была уверена в его существовании. Единственное ясное ощущение — острейшая потребность в воздухе. Вот только в первое мгновение она даже не могла понять, чем и как ей дышать. Эшли казалось, что она безнадёжно потерялась в этой темноте, и уже никогда не найдёт выхода к свету, к миру живых. "Может, это и есть ад? Нескончаемая одинокая агония". Паника заполнила её целиком. Страх и удушье: вот и все чувства, которые у неё остались. Но когда потребность в кислороде стала совершенно невыносимой, тело неожиданно нашлось — судорожно, со свистом втянув в себя первую порцию воздуха. Эшли возвращалась к жизни. Краем сознания она отметила какой-то шум, совсем рядом. Но сейчас Эшли могла думать только об одном — дыхании. Когда же лёгкие наполнились кислородом, и в голове немного прояснилось, всё уже стихло. Она осталась одна в темноте.

Какое-то время Эшли лежала не шевелясь. Она боялась, что вслед за способностью дышать, вернётся и та невыносимая боль. Но боли не было, а ощущения понемногу прояснялись. Она уже различала очертания небольшой комнаты: стол, внушительный силуэт шкафа, колыхание занавески на приоткрытом окне. И скорее за счёт обоняния, чем зрения, Эшли почувствовала: это не больничная палата, а жилая комната, причём комната девушки или молодой женщины. К домашним запахам деревянной мебели, постельного белья и какой-то парфюмерии примешивался свежий аромат с улицы, и Эшли с удивлением отметила, что воздух летний.

«Нужно как-то подняться и найти, где здесь включается свет». Это оказалось не просто. Всё тело было как ватное, и каждое движение требовало максимальной концентрации. «Может, я была в коме, и поэтому мне приходится заново вспоминать, как двигаться?» Это могло объяснить летний воздух — последнее воспоминание Эшли относилось к началу осени — но по-прежнему оставался вопрос: почему она не в больнице?

Наконец, держась за стену и попадающуюся на пути мебель, Эшли добралась до двери. Как она и надеялась, выключатель оказался рядом, она нашла его наощупь. Небольшое усилие, и помещение залил яркий электрический свет. Это была не большая, но уютная комната в тёплой бежево-коричневой гамме. Эшли с одобрением отметила обилие книг: под них был выделен целый шкаф, и ещё несколько аккуратной стопкой располагались на письменном столе. Но сейчас из всей мебели её, прежде всего, интересовало зеркало.

С учащённым сердцебиением она приблизилась к трюмо, опасаясь увидеть там какие-нибудь ужасные шрамы. Но из зеркала на неё смотрело привычное веснушчатое отражение, если не считать одной детали — длинных волос. Миссис Хиггинс всегда заставляла Эшли коротко стричься: «а то будешь ещё больше похожа на ведьму». Сейчас же её волнистые волосы доходили до талии. «Сколько же я пробыла без сознания, что они успели так отрасти?» Однако следующее открытие заставило Эшли забыть о волосах. Приподняв футболку, она ожидала увидеть хоть какие-то следы медицинского вмешательства, особенно на боку, там, куда пришёлся удар, но кожа была абсолютно гладкой. И что самое поразительное — исчез даже шрам от операции по удалению аппендицита, которую делали Эшли два года назад.

У Эшли закружилась голова: «Что же это со мной? Сначала летающий сиреневый шар, теперь — вот это. Может, всё это иллюзия? Или не реально то, что было раньше? Может, я сошла с ума, когда мама покончила с собой, и вся последующая жизнь мне просто привиделась?» Она провела рукой по поверхности письменного стола, словно искала у него поддержки. Стол был твёрдым, шероховатым на ощупь, и, кажется, не собирался никуда исчезать. Тут её внимание привлёк листок бумаги, весь исписанный мелким почерком. Похоже, это было письмо, Эшли даже нашла рядом вскрытый конверт. Сердце забилось чаще: теперь-то всё прояснится. Но письмо оказалось обескураживающим, уже начиная со своего адресата:

«Кому: Лили Эванс, Коукворт

От кого: Мэри Макдоналд, Ливерпуль»

«Так значит, я нахожусь в Коукворте?» Эшли совершенно не представляла где это, а вот имя получателя показалось ей знакомым. И, в то же время, каким-то… неуместным? Оно вызвало у Эшли чувство смутной тревоги, которую она попыталась развеять чтением письма:

«Привет, Лили!

Как проходят твои каникулы? Дома всё хорошо? У меня всё в порядке, только тоска смертная. Ну почему нам нельзя практиковаться в магии на каникулах, только потому, что мы — дети магглов? Это так не справедливо, а в последнее время, ещё и опасно. Как мы будем защищаться, если два месяца не держали палочку в руках?

Родители увидели «Ежедневный пророк» и теперь не пускают меня одну даже за хлебом. Единственное утешение — подаренный тобой альбом волшебных созданий. Вчера мне приснился сон, в котором все мы были волшебными животными. Большой толстенький дирикоул* стоял посреди кабинета и что-то рассказывал голосом профессора Слизнорта. У меня была длинная белая шерсть, как у камуфлори* и чёлка всё время падала на глаза, очень неудобно. Я хотела уже попросить у тебя резинку, но тут красивый синий гиппорамп* смахнул своим хвостом склянку с какой-то жидкостью, всё наполнилось зелёным туманом, и я проснулась. Похоже, мне пора найти себе какое-нибудь ещё хобби, ради сохранения остатков рассудка.

А как ты развлекаешься? Надеюсь, следуешь рекомендациям профессора Дамблдора? Знаю, ты считаешь это излишней паранойей, но у меня что-то не спокойно на душе.

До встречи 20-го у Дырявого котла. Скучаю, Мэри.

P.S. Ты уже получила фотографию? Вы трое как всегда великолепны, а вот я выгляжу гадким утёнком…»

Теперь Эшли вспомнила, где она встречала это имя — «Лили Эванс» — в книге. В сказочной истории под названием «Гарри Поттер», а Лили Эванс — так звали маму главного героя. Кажется, безумие этой ночи только что перешло на новый уровень. Магия, магглы, волшебные животные, всё указывало на книгу, знакомую с детства. Но здесь они звучали не как отсылки к книге, а как часть повседневной реальности. Это, должно быть, чей-то странный розыгрыш, какое ещё может быть разумное объяснение? Но руки у Эшли слегка дрожали, когда она искала ту самую фотографию.

Фотография обнаружилась на туалетном столике. На чёрно-белом снимке улыбались и махали руками четыре девушки в одинаковой школьной форме. И да, они именно махали. То есть изображение не было статичным, оно больше напоминало видеозапись о том, как четыре подруги собираются сфотографироваться. Брюнетка справа с большими, чуть навыкате, глазами выглядела какой-то напряжённой, и всё время норовила уйти за край фотографии. Две светловолосые девушки слева стояли, приобняв друг друга за плечи. А в той, что стояла в центре всей композиции, она узнала себя. Или, во всяком случае, это был кто-то похожий на Эшли как сестра-близнец.

Эшли ещё раз посмотрела в зеркало: рыжие, цвета осенней листвы, волосы растрепались, зелёные глаза выражали растерянность. Ещё при первом прочтении книг о Гарри Поттере, она, не без удовольствия, отметила, что вполне подошла бы на роль Лили Эванс. Похоже, теперь она эту роль получила. «Я — Лили Эванс. Что это — иллюзия? Прощальный подарок умирающего мозга? Или я и правда перенеслась в какой-то параллельный мир, где есть магия? Но что же тогда произошло с настоящей Лили Эванс?» Пока у Эшли не было ответов на эти вопросы. Она знала только одно — даже иллюзорная жизнь лучше той пустоты, из которой она только что выбралась.

Резкий хлопок раздался с улицы, за ним ещё несколько — с разных сторон дома. «Окружают», — подумала Эшли без особого страха. Кажется, её способность бояться на сегодня была исчерпана. Что-то глухо шмякнулось внизу, вероятно, на первом этаже дома. Застыв, и почти не дыша, Эшли прислушивалась к возне и шорохам внизу: не один, несколько. Может быть двое, может больше. Кто-то тихо прошептал «Люмос!» «Что ж, хотя бы люди — не какие-нибудь фантастические монстры». Эшли не видела смысла прятаться. Она только подняла с пола деревянную палочку — и усмехнулась собственной наивности.

Неведомые гости не заставили себя долго ждать. Под стук собственного сердца, Эшли слушала, как приближаются снизу приглушённые звуки шагов. Она была готова почти ко всему, и всё же вздрогнула, когда дверь комнаты распахнулась, едва не соскочив с петель. Небольшая стеклянная вазочка с печеньем полетела на пол и разлетелась блестящими искрами. Эшли ещё успела подумать, как трудно всё это будет убирать, когда в комнату зашли трое.

У Эшли вырвался непроизвольный смешок. Всё-таки было в этом нечто комичное — трое взрослых мужчин с серьёзными, даже грозными лицами, в костюмах для утренника в младшей школе: в длинных чёрных мантиях и с деревянными прутиками в руках. Но, похоже, ночные гости были удивлены не меньше Эшли. Все трое замерли, сосредоточенно оглядывая комнату. Двое мужчин, черноволосый и русый, имели пышные окладистые бороды. Третий был гладко выбрит, и, тем не менее, сразу было понятно, что он среди них старший — и не только по возрасту. На вид ему было лет сорок, но лоб уже прорезала глубокая вертикальная морщина. Взгляд у него был цепким, пронизывающим, и сейчас этот взгляд был направлен на Эшли. Вот теперь ей захотелось спрятаться.

— Ложная тревога? — черноволосый бородач вопросительно посмотрел на старшего.

— Возможно. Не будем торопиться с выводами, — голос у старшего был под стать взгляду: резкий, колючий, будто проникающий под кожу.

— В чём дело? — спросила Эшли, искренне надеясь, что со стороны её дрожь не так заметна.

— Извините за ночное вторжение, мисс Эванс, — произнёс старший, чуть мягче. Только тут Эшли осознала, что стоит перед мужчинами в одной сорочке, к счастью, достаточно целомудренной. — К нам поступил сигнал о применении запрещённой магии на территории вашего жилища.

— Запрещённой магии? — слабым голосом повторила Эшли.

— Да, одно из непростительных заклинаний.

— Но сигнал был какой-то… невнятный, поэтому мы даже не сразу его заметили, — проговорил русый.

— Ты не сразу заметил, Дирборн, — рыкнул на него старший. — А точнее сказать, не сразу проснулся: так ведь?

— Виноват, господин Муди, — Дирборн втянул голову в плечи, и Эшли подумала, что глаза у него совсем юные, мальчишеские.

Господин Муди вновь повернулся к девушке:

— У вас всё в порядке? Никаких странных происшествий?

— Нет, всё как обычно.

Эшли сказала это на автомате. Конечно, всё было совсем не обычно — начиная с того, что она вовсе не мисс Эванс. Но под этим пронзительным взглядом Эшли хотелось только одного: чтобы её поскорее оставили в покое. Тогда она обдумает ситуацию и примет решение. А может, решение уже было принято? И потому её голос не дрогнул, когда она продолжила эту ложь:

— Я просто спала. Меня разбудили хлопки на улице.

Муди кивнул:

— Мы не знали, с чем столкнёмся, поэтому остальные авроры оцепили территорию. Времена сейчас — вы сами знаете, какие.

Эшли кивнула. Она достаточно хорошо помнила книгу, чтобы понимать, о чём говорит Муди.

— Позвольте, я осмотрю вашу палочку — стандартная процедура.

Эшли послушно протянула деревянный прутик, но внутренне сжалась, когда Муди стал водить над ней своей палочкой, словно сканируя. Кажется, нервы таки начали сдавать, и Эшли приходилось бороться одновременно с желанием убежать и желанием расхохотаться от всей этой картины. Палочка Лили Эванс откликнулась на воздействие ровным белым сиянием. Похоже, это был хороший знак: напряжённые складки на лице господина Муди разгладились. Он вернул палочку и задумчиво проговорил:

— Значит сбой. Или отвлекающий манёвр. Дирборн, собери команду и обойди район. Фенвик со мной.

Прежде чем уйти, Фенвик направил палочку на кучку стекла на полу. Всего несколько мгновений — и осколки сложились обратно, без малейшего изъяна. Зрелище было впечатляющим, словно волшебник прокрутил время вспять.

Ещё раз извините за вторжение, — он поклонился девушке и повернулся к выходу, вслед за другими.

Тут Эшли собрала остатки своей смелости, и, всё же, задала вопрос, на который уже знала ответ:

— Можно узнать, о каком непростительном заклинании шла речь?

— Самом жестоком из трёх: Авада Кедавра.

Оставшись одна, Эшли вновь осмотрела комнату, но уже совсем другим взглядом. Теперь эта уютная девичья спальня была местом преступления — убийства, о котором знали только двое. И Эшли очень бы не хотелось встретиться с тем, вторым. В том, что Лили Эванс убита, Эшли не сомневалась. Ей даже показалось, что она помнит зелёную вспышку перед глазами — то бесконечно малое мгновение, когда угасающая жизнь юной волшебницы встретилась с её жизнью, Эшли. «Всё-таки нужно было во всём признаться», — думала она. А потом сама себе возражала: «Признаться, и провести остаток жизни в местном сумасшедшем доме? Как там он называется — Мунго? Упустить такое приключение…» Лили Эванс больше нет. Будет ли кому-то лучше, если Эшли признается? А что до убийцы… Эшли найдёт его сама.

Она не ждала много от осмотра места преступления — убийственное заклинание не оставляет следов. И всё же, в обыденной обстановке комнаты было кое-что странное. Эшли даже удивилась, что не обратила на это внимание сразу: расстелена была не только кровать. Небольшой диванчик рядом с книжным шкафом так же был накрыт простынёй и одеялом, причём постель была заметно примята. «Кто-то ещё был здесь сегодня ночью». Тут она вспомнила шум, который слышала после пробуждения: «Кто-то был здесь со мной, но сбежал, пока я вспоминала, как дышать. Убийца? Испуганный свидетель?» Никаких других признаков присутствия незнакомца Эшли не обнаружила, если не считать чёрного пера, которое лежало на полу рядом с диваном. Эшли подняла перо и убрала его в верхний ящик письменного стола.

Хлопнула входная дверь, снизу донеслись голоса — уверенные голоса хозяев дома. За всеми последними событиями и открытиями, Эшли как-то совершенно забыла, что она заняла чужое место. Что ей предстоит притворяться родной дочерью перед совершенно незнакомыми людьми. Ей было очень не по себе, и всё же, она вышла на лестницу, чтобы встретить вошедших. В прихожей было двое: мужчина и женщина. Женщина лет сорока, с тонкими чертами лица, первой заметила Эшли и радостно улыбнулась:

— Лили, ты уже встала!

Но тут же выражение радости на её лице сменилось тревогой:

— Что случилось, дорогая? У тебя такой вид, словно ты встретила призрака.

А Эшли и правда увидела призрака, даже двух. В рыжеволосой женщине она узнала свою покойную мать — правда, в её воспоминаниях мама никогда не выглядела столь живой как сейчас. А в мужчине она узнала отца — явно старше, чем на фотографиях, каштановые волосы на висках уже тронула седина, но зелёные глаза светились той же доброй иронией. Мама рассказывала, что получить серьёзный ответ от него можно было только в особых случаях. Так что даже предложение руки и сердца она сначала приняла за шутку. Но в её мире этот остроумный человек погиб так банально, обыденно — в автомобильной аварии. А здесь… У Эшли мелькнула безумная мысль: «А может это всё же загробный мир? То самое, обещанное религией, воссоединение с близкими?»

Мать и отец, тем временем, обменялись обеспокоенными взглядами и снова повернулись к Эшли, ожидая ответа.

— Наверное, смотрела всю ночь фильмы ужасов про своих собратьев по профессии, — раздался язвительный голос откуда-то из-за спины отца.

Обладательница голоса показалась через минуту. Это была высокая худенькая девушка с узким лицом, тонким длинным носом и острым подбородком — даже внешность её вызывала ощущение чего-то колючего.

— Туни, не надо так, — упрекнула девушку мать.

— Не расстраивайся, может и о твоей профессии когда-нибудь снимут фильм ужасов, — попытался пошутить отец, но, похоже, не очень удачно. Петунья уколола его коротким злым взглядом, развернулась и вышла из комнаты. Только её каблуки сердито простучали вверх по лестнице.

Хоть эту сцену и нельзя было назвать приятной, она помогла Эшли сбросить оцепенение.

— Со мной всё в порядке, мама, — Эшли постаралась, чтобы голос звучал бодро, — просто слишком долго смотрела телевизор.

Она не могла сказать им правду. Да и что бы она сказала? Что она прибыла из параллельной реальности и заняла место их дочери? Эшли подошла и обняла их по очереди. Проглотив трудный ком в горле, она сказала единственную правду, которой могла сейчас поделиться:

— Я так рада вас видеть!

Комментарии:

Фантастические животные, упомянутые в письме:

Диринар, или Дирикол (англ. Diricawl) — толстенькая, покрытая пухом птица.

Демимаска, также встречается перевод камуфлори (англ. Demiguise) — мирное травоядное животное, с виду похожее на худенькую обезьянку с большими печальными чёрными глазами, которые часто бывают не видны из-под чёлки.

Гиппокамп (англ. Hippocampus)

это полулошадь-полурыба (голова и передняя часть — лошади, а хвост

и задняя часть — гигантской рыбы).