Смерти больше нет (гет)

В следующий раз Риддл пришел ровно через три дня, принеся с собой столько еды, сколько смогло уместиться в руки и плетеную котомку. Обрадованно запрыгав вокруг него, Селена тут же лишила его тяжкой ноши, усвистав на кухню, а когда вернулась, то встретила ожидаемый запрос.

— Покажи мне дом. — Пройдясь по зале, Том пространно кивнул головой, не зная, что хочет увидеть первым. — И расскажи. У тебя здесь много странного.

— Конечно, много, — с гордостью ответила Селена, — ведь это настоящий колдунской дом. В нём издревле жили всякие чародеи! Пошли!

Вероятно, она уже давно хотела показать свои хоромы хоть кому-нибудь, поэтому, ни на секунду не задумываясь, побежала вверх по лестнице. Аккуратно ступая по черному мрамору, Том осторожно касался кованых перил, никогда прежде не видя такой роскоши.

— То есть, твои родители? — решил он уточнить, когда они вышли на круговую площадку второго этажа.

Ответ его слегка удивил.

— Эээ... Нет. То есть, не совсем.

Селена прошлась вперед, и ее большие туфли громко стучали по каменному полу. В полной тишине это звучало жутко, дом явно тосковал по жизни и жильцам, что всегда привносят уютную суету, но здесь никого не было, только свечи горели ровным огнем, и их пламя не колебалось ни на дюйм, да где-то вверху изредка пролетали вещи.

Пройдя по кругу и остановившись возле одного из портретов, Селена кивнула на него и шепотом пояснила:

— Это скромное поместье брата моего отца, но сам он сгинул где-то еще в Мировую войну⁽¹⁾, и здесь никто не жил. А потом батька мой откопал этот дом, оставил нас с тёть Кларой, и больше ни его, ни маму никто не видел.

Том слушал в пол-уха её слова, бесстыже пялясь на мужика с картины. Тот был живой! Это точно не игра света и тени, он действительно был живым, но... спал. Спутанные каштановые волосы лежали на голове вороньим гнездом, и если бы не странная смешная шляпа (точно чародейская!), выглядел бы мужик крайне безобразно. Но ситуацию слегка спасал расшитый камзол, добавляя незнакомцу некого лоска с претензией на порядочность.

Селена тихо кашлянула, привлекая внимание, и, всё не отрываясь от живого, словно в кино, портрета, Том так же тихо ответил:

— Что за чушь? Они же просто бросили тебя, оставив бесполезному сквибу.

Сказал он это совершенно зря.

— В жбан хочешь?! Тётя Клара не бесполезная!

Подскочив к нему и схватив за ворот, Селена с абсолютно серьезным намерением собиралась его поколотить, как вдруг сзади раздался сухой раскатистый голос:

— Ну где ваши манеры, мисс Селвин! Вы словно бы прямиком с передовой от фрицев!

Оба они вздрогнули, но если Селена просто от неожиданности, то Том — от испуга. В этом он ни за что бы не признался, даже себе, но когда он увидел, что говорит не кто иной как тот самый мужик с портрета, испуг сменился облегченным вздохом. Это всего лишь странный, никак магический, кинотеатр.

Однако кинотеатр умолкать не собирался.

— Разве пристало начищать рожи гостям так скоро? — Мужик поправил шляпу и залихватски улыбнулся. — Сперва ужин, танцы, а потом уж и мордобой!

Он зевнул, потянулся и, наконец, уставился на Тома.

— О, так вот кому тут хотят дать в жбан! — Он громко рассмеялся. — Будем знакомы, мистер...

Том в исступлении молчал.

— Риддл, — быстро нашлась Селена, с интересом наблюдая за гостем. Тот ведь никогда не видел живые портреты!

— Взаправду, что ли? Экий загадочный вы, мистер⁽²⁾. Я — Баденот Селвин, рад видеть Вас в своем доме.

Нет, это был совсем не кинотеатр. Том всё же смог совладать с собой, по-прежнему беспардонно пялясь на ожившую картину, которая столь же внимательно рассматривала его, но дар речи ему изменил, быть может, впервые в жизни.

— Я тоже очень рад, сэр, благодарю — выдавил он из себя почтительное, но тут Селена потянула его в тёмный коридор, который привычно озарился светом при их появлении.

Она снова хватала его за запястья и локти, грубо и резко, но в этот раз Том был настолько растерян, что забыл вырваться из цепкой хватки. Мужик с портрета всё не шел у него из головы, хотя ушли они довольно далеко.

— И ничего ты не понимаешь, — сказала Селена, заворачивая за угол, — это особенности чистокровного воспитания: если я достойный наследник Селвинов, то смогу вырасти и разыскать их. А слабаки не нужны.

Она уверенно шла по узкому коридору с высоченным потолком, и эхо её шагов заполняло все пространство. То тут, то там встречались золоченные рамы, но все они были пусты, иногда в альковах попадались вычурные статуи, но всё это пролетало мимо взора Тома, не вызывая особого интереса.

— С детьми пусть возятся те, кто на большее не способен, — продолжала Селена, не получив никакого ответа, — а мои родители сейчас занимаются по-настоящему важными делами.

Тут, наконец, Том освободился от её пут и, поравнявшись, язвительно поинтересовался:

— Чем, например? Ты ведь даже не знаешь.

Селена посмотрела на него как на полного дурака:

— Они заколдовали этот дом так, что он до сих пор сам освещается, убирается и даже согревается. До сих пор! Думаешь, на это способен кто-то не великий?

Ответа на такой вопрос Том не знал, он вообще не знал, на что способны настоящие волшебники, и потому благоразумно промолчал. Может, он и сам такой же чистокровный, волею родителей брошенный в обычный мир? Или хотя бы волею отца, если мать...

Помотав головой, он отогнал эти мысли, как и те, почему Селена говорит о Селвинах, почему даже этот Баденот (ну и имя) назвал её так, если ему она представлялась как Коллинз. Он и так уже задал слишком много вопросов и не хотел выглядеть глупым больше необходимого.

Так они миновали еще один поворот, и в какой-то момент Селена остановилась перед очередной дверью, отличающейся от предыдущих только тем, что на ней была нарисована большая буква S, толкнула её и вошла внутрь.

— Это — самая интересная комната на этаже, да и вообще... — пояснила она, когда свет озарил помещение. — Сюда я стащила всё ценное, поэтому больше-то и ходить незачем.

Комната была небольшой, но может так казалось еще и оттого, что вся она была забита всевозможным хламом. Стараясь ступать осторожно, Риддл всё равно чуть не раздавил какие-то веточки, вывалившиеся из мешка.

— Что это? — удивленно спросил он, крутя в руках обычный на вид прутик.

Но навряд ли здесь будет всё обычное, и Селена тут же подтвердила его мысли:

— Зачарованные дрова. Можно бросить одну веточку в камин, и он будет греть целый месяц, — пояснила она. — Я иногда использую их, когда совсем уж холодно.

Волшебная веточка незаметно исчезла в кармане его рубашки: ничего, не обеднеет, а вот они в приюте могут и околеть. Но тут его взору предстало нечто куда более интересное, чем колдовские палки. Все шкафы, стоявшие по периметру, были забиты фолиантами и гримуарами разной степени трухлявости.

— Столько книг... — с горящими глазами Том подошел к ним, читая причудливые названия — Можно?

Отказ его вряд ли остановил бы, но Селена только пожала плечами.

— Да, конечно, бери любые, только если хочешь забрать с собой, постарайся, чтобы никто не увидел их.

Вот это роскошь! Он даже не мог поверить, что так просто может заполучить столь сакральные знания, и прилип к шкафу на добрых полчаса. Доставая и листая книги, он осторожно ставил их обратно, с таким трепетом, с каким ни к чему не прикасался в жизни. За спиной раздавались шорохи и бормотание: Селена копошилась в хламе. Она честно дала ему время на исследование своей библиотеки, но когда заскучала совершенно, решила привлечь внимание.

— Эй! — воскликнул Том, резко обернувшись, когда в спину ему прилетело что-то увесистое. Прилетело и... заползло на плечо, грузно посапывая.

— Всех книг за раз не перечитаешь, — отозвалась Селена и хихикнула. — А ты ему нравишься.

Странное существо, похожее на круглую крысу, вовсю ползало по рубашке Тома, и тот снял его с себя, разглядывая.

— Он... оно... живое?

Выглядел загадочный зверь убедительно, но панцирь был твердым и холодным, словно из металла.

— Не-а, это игрушка. — Селена грустно вздохнула. — Но иногда и мне кажется, что он живой.

Она явно о чем-то задумалась, опустив взгляд в пол, и широкие ладони, теребящие подол платья, выглядили особенно нелепо и некрасиво. Риддл опустил на пол существо, катнув его в сторону Селены, и та, улыбнувшись, посмотрела на него блестевшими глазами. Она попыталась незаметно стереть слёзы, почесав нос, но Том отвернулся, отчего-то не желая на это смотреть. Пройдясь по комнате, он с завидной бдительностью и осторожностью трогал предметы, как вдруг среди необычных и удивительных вещей ему попалась дряхлая магловская штука.

— Фонограф?

Он даже спросил это вслух: до того странно и даже кощунственно она здесь смотрелась. Такие старые проигрыватели даже у них в приюте перевелись до его рождения, а уж зачем он понадобился колдунам!..

Сзади зашуршало платье, Селена подошла поближе, и на лице её не было и следа от недавних слёз.

— Это не простой фонограф, а очень опасный и нехороший, — строго сказала она, глядя на то, как он осматривает прибор.

Том хмыкнул, ненадолго оторвавшись от фонографа. Что за глупости!

— Он может свести с ума, — продолжала Селена, на манер взрослых скрестив руки на груди. — Если завести его и попытаться послушать, то вместо музыки услышишь только крики, полные боли. Они проникнут в твою голову и начнут разъедать её изнутри, а потом ты услышишь всё самое страшное, что только было в твоей жизни и что твоя голова потрудилась запрятать подальше, но вот память до сих пор хранит...

Но простыми байками Тома было явно не напугать. Посмотрев на Селену так, будто у неё от страха рога выросли, Риддл поставил фонограф на пол и сел рядом.

— Я его заведу, можешь убежать, если боишься.

Но Селена лишь закатила глаза.

— Ну попробуй, — сказала она, вернувшись к кучке своих вещей, — я на тебя посмотрю.

Демонстративно зажав уши, она воззрилась на него своими чернющими глазами, и Том, осмотрев странный восковой цилиндр, поставил его и завёл фонограф, который, впрочем, уже через несколько секунд сам по себе вращал ручку.

Сначала ничего не происходило, только треск и шуршание, сквозь которые словно бы пытались пробиться голоса, но вдруг вместо них зазвучала одинокая мелодия. Она неприятно повизгивала, гнусавила и шипела одновременно, и Риддл бы ни за что не взялся утверждать, какой инструмент исполнял её. И вдруг тот стих, его просто перебило чьё-то надсадное бормотание. Низкое и неразборчивое, оно явно не произносило ничего хорошего, но Том и виду не подал, что испугался. С интересом вглядываясь в рупор фонографа, он гадал, что же услышит дальше.

И вздрогнул от резкого пронзительного крика. Кричала женщина или даже девушка, он не мог разобрать точно, но это было и неважно, потому что её голос пробирался под черепную коробку и звучал там непрерывно, нескончаемо, невыносимо. Смешавшись с помехами, он, искаженный и режущий уши, точно нож, постепенно уступил место целому хору неразборчивых голосов, которые шептали, кричали, стонали что-то, что как будто было знакомо и известно и вместе с тем не поддавалось никакому анализу. Том, не моргая, глядел на всё быстрее вращающуюся ручку фонографа, а голоса в его голове уже перебивали друг друга, иногда хором, иногда по одиночке влезая ему в голову и, глубже, в душу, сея в ней страх, иррациональный и оттого единственный понятный ему, ощутимый им, тот, от которого немели холодные руки и замирало дыхание. Потому что Том не боялся ничего из того, что пережил. Он боялся лишь неизвестности, того, что было ему неподвластно.

Вскоре он уже не мог понять, голоса то или просто какой-то визг скрипок, дверей или что там было записано на дьявольский восковой цилиндр, звуки смешались в один нестройный оркестр, и каждый норовил перекричать другого, донести важную, но совершенно непонятную Тому мысль, и оттого пугая всё сильнее. Звуча вразнобой, переходя из механических в живые, звуки единогласно вкладывали в его разум не мысль даже, а само чувство страха, будто бы и твердили лишь о нем одном. И не было в них ничего определенного, ничего конкретного, не было ясно ни о чем их слова, ни язык их, ни даже какова их природа, и потому-то в сознании пребывать становилось всё сложнее. Ужас, прежде неведомый ему, объял полностью, и тело, и душу, в глазах начинало темнеть, стук собственного сердца стал едва ли не громче звуков из рупора, бездна неопознанного, просто неосозноваемого мрака разверзлась перед ним, и последнее, что он увидел, были расширенные от испуга глаза Селены. Серые, совсем не черные, как ему казалось...⁽³⁾

А потом исчезли и они, и он провалился в долгожданную тишину.

— Эй, эй, приди в себя!

Кто-то очень настойчиво тряс его за плечо, рискуя оторвать руку вовсе.

— Ну очнись же!

Том нехотя открыл глаза, щурясь даже от неяркого света настенных свечей. Ему показалось, что это уже случалось раньше, совсем недавно, но если в тот раз от него отстали быстро, то теперь этого не произошло даже после его очень недовольного взгляда. Сидевшая возле него на полу Селена склонилась над его распластавшимся тельцем и, обеспокоенно глядя, хмурила кустистые брови.

— Ну как тебе восковая музыка? — спросила она сердито, но голос всё равно дрогнул. — Понравилось?

Риддл не счёл нужным отвечать. Но он и не смог бы при всём упрямстве и желании, потому что даже сесть у него едва получилось, и если бы не всё те же надоедливые костлявые руки, он бы упал обратно, завалившись постыдно, как мешок гнилой картошки. Тома трясло, его била крупная дрожь, и в голове не было ни одной связной мысли, в ней до сих пор повис пронзительный крик, невыносимый и отвратительный.

— Иди сюда, ты весь дрожишь!

И снова эти руки. Они, оказывается, не отпускали ни на секунду, держа крепко, даже неприятно, но после цепкая хватка на плечах сменилась такими же жесткими объятьями. Том лишь запоздало понял, что это именно они, но сил оттолкнуть или возмутиться не было, руки безвольно висели вдоль тела, касаясь холодного пола и, закрыв глаза, он уронил голову на чужое плечо.

Теплые руки прошлись по спине в уверенной, но неудачной попытке погладить. Селена что-то говорила себе под нос, и её бормотание, не то, живое, настоящее, медленно возвращало Риддла в комнату с тысячей книг и вещей. Он не знал, сколько пролежал так, путаясь в черных грязных волосах, но когда, наконец, отпрянул и мельком посмотрел в лицо Селены, та выглядела уставшей, а её руки тряслись не хуже его собственных.

Но что это было? Найдя взглядом фонограф, Том резко перевел его в сторону. Она наврала ему? Это ведь вовсе не то, что когда-то случалось с ним, это вообще уму непостижимо что такое!

Злость, поднявшаяся из глубины души, оказалась настолько сильна, что вмиг прогнала остатки тревоги. Вздохнув прерывисто, Том ощутил, что и злости больше нет, словно она, перекрыв собой страх, исчезла вместе с ним, и теперь было пусто, тихо, но хотя бы спокойно.

— Может, ты хочешь пройтись? — предложила Селена, осторожно тронув его за руку. Она всё еще сидела рядом и смотрела на него, не торопя.

Но сил идти и смотреть треклятый дом не было. По правде говоря, Том вообще не был уверен, что сможет встать, и потому вновь молчал дольше обычного. Никто не торопил его с ответом, не злился и не дёргал, Селена лишь скрестила ноги, сменив позу, и потёрла занывшие коленки. Выглядела она виновато и сердито одновременно, и Том понял, что больше не вынесет этой удручающей картины.

— Нет, не хочу, — наконец, произнес он, и голос его звучал тихо, словно бы сев. — Я просто посмотрю книги.

От его слов Селена тут же вскочила на ноги, протянув руку. Её глаза (действительно серые, вовсе не черные) просияли, будто бы она ждала его слов целую вечность.

— Тогда пошли, — бодро сказала она. — Ну же, давай руку.

Что за странный жест? Руку подают только слабакам и девчонкам, но, намереваясь встать самостоятельно, Риддл запоздало понял, что сейчас он если и не девчонка, то уж точно слабак. Ухватившись за протянутую широкую ладонь, он резко встал, потянув Селену на себя, но та была готова к этой уловке и в свою очередь рванула к себе. Смех, звонкий и веселый, окончательно разбил повисшую тревогу, оставшуюся после проклятого фонографа, и, стукнув Тома в плечо, Селена развеяла его стыд, ускакав к книжным шкафам и спотыкаясь о подвернувшийся под ноги шар игрушечного зверька.

1) В межвоенное время (после окончания Первой Мировой, но до начала Второй) Первую Мировую войну было принято называть "Мировой", "Германской" или "Великой"

Вернуться к тексту

2) Отсылка к оригиналу фамилии Тома (Riddle — загадка)

Вернуться к тексту

3) (шуточное прим. автора) вероятно, Том имел счастье послушать произведения Пендерецкого без предварительного предупреждения :)

Вернуться к тексту