Смерти больше нет (гет)

Переступая порог приюта, Том спустился по каменным ступеням во двор и, оглядев голый пустырь, на котором даже травы не росло, продолжил идти вперед.

Тому семь, он уже как два года ходил в школу (хотя вернее будет сказать, занят домашним образованием в лице единственной и неповторимой миссис Коул), он скучал на всех уроках, потому что умел считать и писать не хуже Марты, в то время как другие не могли связно и двух слов прочитать. Скудная библиотека в объеме шкафа уже давно была им перечитана, а новых книг никто не купит.

Потому что уже давно приюту не хватало денег даже на хорошую еду. Дети привыкли к жидким кашам на воде, вонючим тошнотикам и капусте во всех ее видах и проявлениях, мечтали о рыбе и мясе на праздники и думать не хотели о каких-то книгах. Наоборот, миссис Коул распродавала их, иногда просто меняя на еду, и таким образом Том уже обнаружил пропажу как минимум двух книг Байрона и одного Гюго.

Поэтому вне всяких сомнений сидеть и бездействовать дальше он не мог. Ему нужны были книги. И еда. А еще лучше и то, и другое, потому что в последнее время обеды стали всё скуднее, а миссис Коул всё раздражительнее.

Но легко ли добыть деньги маленькому сироте?

Скрипнувшая за спиной калитка не заставила Риддла обернуться, и чеканя шаг, неосознанно перенятый у взрослых, он прямиком направлялся в самую гущу Ист-Энда, туда, где еще бывают проездом более состоятельные граждане, чем рабочие близлежащих фабрик. Он знал, что скрип несмазанной калитки, если и привлечет внимание, то точно останется сознательно незамеченным, потому что даже слепой увидел бы, как в приюте ему не рады. Том знал, слышал даже, что в своих мыслях миссис Коул искренне жалеет, что он не умер вместе со свалившейся на их счастье мамашей, и ни теперь, ни когда-либо раньше не препятствовала его уходам из приюта, втайне надеясь, что однажды Риддл уйдет навсегда.

Но на её беду, тот всегда возвращался, и порой его карманы подозрительно топорщились, однако ругать его никто бы не решился. Да, Тому было всего лишь семь, но, умный и рассудительный не по годам, он старался уже сейчас как можно меньше зависеть от приюта, пусть и выбрав для сомнительно заработка не самый благородный путь.

Пристроившись возле пустой перевернутой бочки, по вечерам, верно, служившей столиком у местного паба, Том прищурился, цепким взглядом окидывая площадь перед ним. Суета Лондона, заполненного людьми и смогом вперемешку, здесь имела особую густоту, в которой невысокий мальчик в серой одежде мог быть никем не замеченным. Зато перед ним открывался отличный вид: вот куда-то спешит худо одетая мать, крепко держа ребенка за руку, вот рабочие в фуражках, перебрасываясь громкой веселой бранью, возвращаются с фабрики, а вот и господин в черном сюртуке и хомбурге, явно забывший снять всё это богатство перед приездом сюда. А зря...

Буквально вцепившись в него взглядом, Риддл мысленно попытался проникнуть в карманы сюртука и вытащить хоть что-нибудь: у такого богача точно будет несколько фунтов стерлингов без присмотра. И точно, ответ не заставил себя долго ждать: одна купюра змейкой выскользнула из кармана и незаметно, петляя между ногами прохожих, заскользила в руки Тома. Вот так удача, каков улов! Он злорадно ухмылялся, готовясь поднять купюру с земли, как вдруг та резко дернулась в сторону и полетела на другой конец улицы. Что такое? Проследив взглядом её маршрут, Том с удивлением обнаружил, как банкнота скрывается в складках длинного черного платья. А его хозяйка, выглядывая из-за угла, смотрит прямо на него. И довольно усмехается.

На вид ей было не больше, чем и Риддлу, но явно не детское платье превращало девчонку в старуху, а большие туфли только усугубляли дело. Длинные черные волосы слипшейся копной лежали на голове и спадали до плеч, они явно мешались: девчонка часто смахивала их со лба. Она всё смотрела на него, явно чего-то ожидая, и Том пересек площадь, готовясь вернуть честно награбленное.

— Эй, отдай. — Он поднял суровый взгляд, с досадой отмечая, что был ниже девчонки. — Это моё.

В ответ та показала язык и развела руками.

— Было ваше, стало наше! — ответила она весело, серьёзно прибавив: — А впредь знать будешь, что не один тут так карманы обчищаешь. Ищи новое местечко!

Сказав это, она развернулась, подняв пыль подолом длинного платья, и намеревалась удалиться, но Риддл был категорически с этим не согласен.

— А ну стой! — крикнул он, и стоявшая на пути незнакомки деревянная гора хлама рухнула ей под ноги. — Отдай деньги, а не то пожалеешь.

Сжав худые маленькие кулачки, он со всей детской серьезностью принялся надвигаться на девчонку, но та вовсе не испугалась его фокусов, а только засмеялась и бросилась бежать.

— Держи! — прокричала она звонко, достав купюру, и та, пролетев мимо Тома, последовала за ней.

Не было сомнений, что он побежит за ней следом. И Том побежал, пытаясь отбить наглую бумажку, так ловко парящую за своей хозяйкой, но заставить хоть кого-то из них остановиться он не мог. О, ему попался сильный противник, не в пример слабонервным приютским Бишопам, да к тому же эта девчонка умела вытворять что-то такое, что умел и он сам. Упустить её было никак нельзя, и, разозлившись, Том прыгнул вперед, снося девку с ног, а та, не ожидая этого, кубарем полетела вниз по грязной и узкой улице, утянув с собой и его.

Весь мир завертелся перед глазами, смешавшись в сплошные мыльные разводы, словно вода из корыта, в котором Марта стирает их вещи, а потом вдруг предстал серым дымным небом. Том лежал на спине, и в руках у него была заветная банкнота в пять фунтов.

— Ну ты и кретин, — засопели рядом, и наглая девчонка первая смогла сесть на грязную брусчатку, потирая ушибленную голову. — Так ведь можно и шею свернуть.

Она укоризненно посмотрела на Тома, который так и лежал, не моргая, и тут же обеспокоенно потрясла его за плечо. Может, он уже того?

— Эй, очнись сейчас же, Ист-Энд — не лучшее место, чтоб помирать! — хмуро сказала она и выхватила банкноту раздора.

Тогда только Том пришел в себя и тоже сел на камни, недоуменно смотря вокруг. Здесь он явно был впервые.

— Ты тоже дура, — ответил он сухо, — я же сказал не связываться со мной.

Злость переполняла его, и если бы он не ушибся так сильно, то точно разнес бы парочку окон, стеклами изрезав обидчицу, но та вдруг глянула на него обеспокоенно, и от соперничества между ними не осталось и следа.

— У тебя кровь на лбу. — Она покачала головой. — Еще бы, так лететь. Дай уберу.

И прежде чем Том успел возмутился, она потянулась к нему своими костлявыми руками, от которых повеяло странным теплом. Точно, это было практически так же, как он лечил себе разбитый старшими нос, только в этот раз было гораздо теплее и совсем не больно. Эта девчонка... Она тоже странная, такая же, как и он, и когда она хотела отнять руки, Риддл вцепился в ее запястья своими, не отпуская.

— Что это было? — не спросил, потребовал он.

Девчонка тряхнула головой, убирая с лица налипшие волосы, и в глазах её читалось недоумение.

— Как это "что"? — удивилась она. — Магия, конечно же. Ты разве не знал? Ты ведь тоже волшебник, я видела.

Теперь была его очередь удивляться. Отпустив руки безумной девчонки, он мимоходом прибрал забытые ею деньги к себе и, сощурившись, бросил в ответ пренебрежительное:

— Что за чушь! Волшебники только в глупых сказках бывают.

Но что противопоставить им, он не знал.

— Это только маглы так думают, ну эти, недалекие. — Девчонка расхохоталась, махнув рукой куда-то вверх, туда, где был выход на шумную улицу. — А мы — настоящие колдуны, мы особенные, понимаешь?

— Особенные... — повторил Том задумчиво, чувствуя, как в груди зарождается странный восторг.

— Ну да. Я думала, ты знаешь об этом, а ты... Ты тоже недалекий!

И она вскочила на ноги раньше, чем Том вновь успел наброситься на нее, на сей раз с кулаками.

— Я не недалекий, — прошипел он, вставая с брусчатки. Худые руки сжались до белых костяшек, и всем своим сердцем он хотел заставить эту наглую девку поверить ему, убедить. А лучше всего убеждает боль.

— Ох, ха-ха, перестань, верю, верю, что ты сильный колдун!

Но вместо того, чтобы заплакать и убежать, как все, девчонка... рассмеялась, хватаясь то за одно место, то за другое.

— Щекотно же, перестань, пожалуйста!

Звонкий, заливистый смех прозвучал так неожиданно после всего случившегося, что Том просто растерялся, опустив руки. Ей всего лишь щекотно?..

Тем временем девчонка поправила своё рваное платье, доставшееся ей явно с чужого плеча, вновь сдула волосы со лба и подошла ближе. Она улыбалась, но не надменно и презрительно, как все старшие из приюта, а так, будто они как минимум приятели.

— Ладно, извини уж, — сказала она, качнувшись на пятках. — Я думала, ты из семьи волшебников или полукровок... Но ты, наверное, маглорожденный, вот и не знаешь ничего. Верно, я угадала?

— Я сирота, — ровным голосом ответил Том, смотря прямо. — И о своих родителях не знаю ничего. Смотрительница приюта шутит, будто моя мать была из цирка...

Он брезгливо поморщился, не зная даже, от чего именно, но девчонка тут же нашлась с ответом, ничуть не смутившись.

— Значит, ты можешь быть кем угодно! Но это и неважно даже, главное, что ты — чародей. — Она всё улыбалась тонкими губами, а потом подмигнула. — Хочешь, я тебе всё расскажу? Ну, обо всём таком... волшебном?

— За просто так? — Том по-взрослому поднял брови, скрестив руки на груди.

— За булки и яблоки. У меня дома есть нечего, а ты опять умыкнул у меня деньгу! — бойко возразила она в ответ.

Том задумался. И спросил первое, что пришло на ум:

— А почему, если ты... — он замолчал ненадолго, — ведьма, то не можешь наколдовать еду?

Та лишь грустно улыбнулась.

— Потому что у меня нет палочки. А еще это, говорят, запрещено, да и меня никто не учил колдовать даже, я еще не в школе же. Ничего не получится, в общем. — Девчонка пожала плечами. — Ну так что?

Риддл из её ответа ухватил самое ценное: школа. Для таких же вот особенных, для "волшебников", как говорит девчонка... Она есть, существует, а значит, туда нужно попасть любым способом, сбежав из ненавистного приюта, и если для этого потребуется целое состояние, он обворует каждого в этом проклятом Ист-Энде.

— Хорошо. — Том тяжело вздохнул: сейчас ему просто придется сотрудничать с этой ненормальной. — Показывай, где этот твой... дом.

Он отряхнул безнадежно испачканные брюки, подумав, что выговор получит серьезный, если не придумает, как привести себя в должный вид. Озадаченно оттирая ногтем грязь с рукава, он старался идти вровень с девкой, не желая плестись даже на полшага сзади. Вот еще, унижение!

— А зовут-то тебя как, особенный? — спросила та, тут же представившись: — Я Селена. Селена Коллинз.

Она протянула свою костлявую широкую ладонь, на которой красовались свежие ссадины. Трогать такое не очень-то хотелось, но Том всё же пожал её, отметив, что и его рука была не намного лучше. Разве что ногти аккуратно подстрижены, но попробуй походи грязным у миссис Коул!

— Меня зовут Том Риддл, — коротко ответил он.

— А ты, что же, живешь в семье таких же... колдунов?

Том ни на шаг не отставал от Селены, что мелкими, но быстрыми шагами петляла по грязным улочкам Лондона, словно бы специально выбирая узкие, но малолюдные переулки. Они оба несли накупленной снеди, едва не валившейся из рук, и, предвкушая сытный обед, Селена ответила не сразу.

— Не. — Она махнула рукой с зажатым в ней хлебом. — Я живу с тёткой, а она сквиб, то есть не может колдовать. Но всё равно она хорошая и много умеет, а еще иногда рассказывает про родителей. Они — настоящие великие волшебники!

Потрясая всё тем же хлебом, она перепрыгнула длинную лужу, чуть не выронив яблоки.

Том, предусмотрительно обходивший все грязевые преграды, несколько помрачнел от таких слов, но лежавшая за пазухой маковая булка немного смягчала его гнев. Решив отвлечься, он спросил:

— И чем же сквибы отличаются от... маглов?

Странная терминология давалась с трудом.

— А, тут всё просто, — отмахнулась Селена. — Маглы — это обычные люди, а сквибы рождаются в семье колдунов, но колдовать не умеют.

— Ну и гадость... — не удержался Том. — Это хуже любого позора.

— Точно! Позор для всех, а сквибу еще и завидно. Но тётя Клара добрая, она не обижается на колдунов.

Окрестные пейзажи неуловимо менялись. Улочки по-прежнему были не шире пары ярдов, зато нищие дома сменились отдельными особняками: тоже бедными, старыми и облезлыми, но всё-таки не лишенными былой красоты. Высокие, но узкие, словно бы прижатые друг к другу, они все были с треть его приюта, и когда Селена прошмыгнула во двор одного из них, Том разочарованно вздохнул: от волшебников он ожидал большего.

— Добро пожаловать в «Вич Хаус», — торжественно заявила она, указав рукой с растопыренными пальцами на дом, словно поблизости могли быть другие «Вич Хаусы» и Том мог ошибиться. — Ну… его так все называют. А вообще, Сепалкрел-стрит, 23.

Несмотря на то, что дом был явно не так хорош, как успел себе представить Риддл по дороге, он всё равно выглядел в разы интереснее приютской громадины: чёрный, словно в копоти, с аккуратной башенкой, он действительно напоминал замок какого-нибудь мрачного графа прошлого столетия, а то и вовсе из готического средневековья, разве что этот экземпляр был в несколько раз уменьшен и без вычурной отделки. Все окна были плотно зашторены, и только наверху, в башенке, виднелся красивый витраж на стекле, ярко сиявший даже в такую пасмурную погоду. Воровато глянув по сторонам,Том обнаружил небольшой внутренний двор, весь поросший какими-то кустами, и было ясно, что про это место ни Селена, ни её тетка давно не вспоминали.

Тем временем Селена зашла в дом, скрипнув дверью, и Том с удивлением отметил, что она не отпирала замок ключами. Опять пресловутые чудеса? Решив всё выяснить немедленно, он вбежал по скрипучим ступенькам на крыльцо, рванул на себя дверь и... замер от восхищения.

Внутри дом оказался вовсе не тем, что виднелось снаружи. Он был огромным, настоящим особняком, в котором было не два, а все десять этажей: задрав голову, Том не смог увидеть крыши, потому что она исчезала во мраке верхних этажей. Широкая винтовая лестница располагалась почти по центру зала и вела вверх вплоть до третьего этажа, и как попасть еще выше, видно не было. Вместе с лестницей ввысь устремлялись шкафы, часть из которых была пуста, а часть — забита книгами до отказа. Минуя потолок, они каким-то образом переходили на следующий этаж и так обрамляли стены. Но и зала была широкой: посреди нее, прямо под заворотом лестницы стоял огромный стол, а по бокам в две стороны уходили коридоры, света в которых не было, и оставалось загадкой, что же происходило в них.

Но в довершение картины то тут, то там среди этажей перелетали разные предметы, птицами проносясь в абсолютной тишине. Том успел разглядеть несколько книг и тряпку с ведром, как вдруг его окликнули.

— Эй, закрой дверь, тепло не выпускай.

Из темноты бокового коридора вынырнула Селена, уже успевшая прибрать продукты, и теперь с угрожающе развевающимися волосами приближалась к Риддлу. Тот быстро захлопнул дверь, не желая отрываться от осмотра особняка, и медленно подошёл к стене. Вблизи диковинный интерьер выглядел еще интереснее, пусть и весь был в пыли: очевидно, что прибрать всё это добро было некому. На монолитных, словно бы каменных полках стояли странные предметы, назначения коих Том не знал: витиеватая конструкция из светящегося металла подпирала покосившиеся колбы с клубящимися нитями, а поодаль стоял коробок, временами тихо гудевший. Со странным трепетом и восторгом Риддл осторожно потянулся к коробочке, но был бесцеремонно прерван.

— Ух ты, — выдохнула в его затылок Селена, неслышно подошедшая сзади, и тот непроизвольно вздрогнул, отдернув руку, — дом тебя не тронул…

Всё это время она внимательно следила за ним и даже на какое-то время перестала дышать.

— То есть… как это, не тронул?

Риддл резко развернулся, и Селена едва успела отпрянуть назад. Его глаза в темноте недобро блеснули, не предвещая ничего хорошего: как можно отвлечь его в такой момент!

Покашляв и отведя глаза в сторону, Селена сжала в руках подол платья, качнувшись на мысках.

— Ну, это… Долгая история. Ко мне часто пристают, знаешь, мол, ведьма-ведьма, сжечь ведьму, и всё такое, но в дом не заходят, я убегаю сюда и прячусь. Так вот, однажды… Соседские мальчишки решили меня напугать или, — она споткнулась, — убить… Особенных нигде не любят! Но как только они в дом зашли, то… на них с потолка столько мусора свалилось, а под одним половица… вниз, в подпол, и он туда же. Я по этой половице столько раз ходила, и ничего, а он сразу в подпол. Еле вытащили. Потом ещё приходил кто-то, но ему под ноги швабра упала, и он тут знатно растянулся. И это точно не я его так, клянусь, я так сильно колдовать не умею! А больше... Больше никто не ходил… — отрапортовав всё на одном дыхании, под конец Селена перешла на шёпот и последнюю фразу проговорила особо зловеще: — Поговаривают, что дом проклят…Потому-то он и "Ведьмин дом", понимаешь...

Но попытка впечатлить Тома была тщетной, и тот лишь довольно приподнял уголки губ. Он всегда знал, что он не такой, как все. Вот! Он был прав! И даже «проклятый» дом ничего ему не сделал.

Словно бы в ответ на его мысли откуда-то сверху упала здоровенная книга, приземлившись прямо у ног Риддла. "Не зазнавайся" — гласила надпись на её обложке, но, моргнув, Том увидел только крупный заголовок на непонятном языке.

— О! — Селена подняла книгу и покрутила в руках. — А я давно её искала. Понятия не имею, о чем она, но если её почесать по корешку, то она замурчит как кошка!

Тут же проделав это, она протянула её Риддлу, и тот, поколебавшись, всё же взял книжку. В его руках она заворчала как беззубый старик, но быстро успокоилась, когда Том провел пальцами по переплёту.

— Поэтому ты не запираешь входную дверь? — спросил он, всё смотря на книгу и ища то самое "Не зазнавайся". Рассказ Селены был, безусловно, полон театрального мастерства, но парящее под потолком ведро и живая книга удивляли куда больше.

— Ага. Кому оно надо — сюда заходить? — Коллинз пожала плечами, с грустью смотря на потерявшего к ней интерес Тома. — А после того случая желающих нет уж точно. Ведь, как говорит тётя Клара, маглы не видят этот дом так, как видим его мы.

Но даже после этого внимание не было отвоевано назад, поэтому Селена вырвала разомлевшую книжку из рук Тома и, засунув её в шкаф, потянула его во мрак коридора.

— Пошли есть, еще насмотришься на эту домину, — буркнула она.

Уже готовясь врезаться во что-нибудь, Риддл сурово вырвал свою руку из цепкого запястья, но стоило им войти в коридор, как тот вдруг вспыхнул яркими огнями свечей. Тут же предстало его мрачное убранство и множество дверей, но Селена не дала ему их рассмотреть, снова схватив за локоть и втащив комнату, бывшую, очевидно, кухней. В ней, как по команде, тоже загорели свечи, бывшие явно не обычными восковыми, осветив массивный обеденный стол по центру и плеяду шкафчиков на стенах. Подбежав к окну, Селена раскрыла шторы, но от этого свечи гореть не перестали. Тут же, не теряя времени, она черным вихрем принялась носиться по кухне, доставая чайник, накачивая примус, моя яблоки и нарезая хлеб. Ничего в её действиях не выдавало хоть толику колдовства, и, поглядев по сторонам, Том забрался на высокий резной стул.

— А где же твоя тётка? — спросил он, дёрнув плечом.

Уж не она ли колдовала на верхних этажах? Но она же не умеет... Орудовавшая ножом Селена только отмахнулась, сдунув прядь со лба.

— Спит, наверное, — ответила она, ставя на стол еду и рассыпая заварку по кружкам. — Она болеет в последнее время, вот и денег не стало на еду. Сквибы — очень несчастные люди, их толком не берут ни лекарства, ни магия, зато болеют они всем подряд.

— Как это? — деланно удивился Том.

— Ну, и простыми, и магичечкими болезнями. — Селена грустно вздохнула и пролила кипяток на стол. — Ой... Например, драконьей оспой. Или обсыпным лишаём. В общем, за главную тут теперь я, а ты можешь не бояться моей тётушки.

Разумеется, никаких тётушек Том не боялся, прекрасно зная, что это как раз они его всегда сторонятся, однако встречаться с кем-либо еще желания не имел. Оглядев яства и пододвинув к себе кружку с чаем, он крепко задумался над тем, о чем спросить в первую очередь. А спросить-то хотелось многое. Почему, например, книжки с вёдрами летают сами по себе? Как именно этот дом видят эти самые маглы? И кто же её родители, где они и что вообще тут происходит?!

Но вместо сонма подобных вопросов Риддл остановился на самом значимом, самом для него важном.

— Расскажи мне про школу, — потребовал он, нахмурившись. — Ты сказала, что таких, как я... мы, то есть, где-то учат. Как туда попасть?

Наконец-то тоже севшая за стол Селена только набила рот хлебом и, толком его не прожевав, выдала:

— Эта фкола нашыфается "Фохфаршт".

Тут же закашлявшись и забарабанив кулаком по столу, она всё же совладала с едой и, утерев слезы, продолжила:

— "Хогвартс", то есть. Это такой здоровенный замок, где все живут и учатся почти круглый год. Попасть туда легко, нужно всего лишь быть волшебником.

Глядя на то, как за обе щёки уминает булки Том, она тоже замолчала, принявшись за еду, а не то пока она разглагольствует, сиротка-то всё и сожрёт! Но сиротка только посмотрел на неё вопросительно, но в слух очевидного не спросил.

— А! — догадалась Селена. — Ты думаешь, это платно? Нет, это не как у маглов, учат там бесплатно, а деньги даже иногда выдают, ну, на покупку необходимых вещей. Так что за это не беспокойся.

Она вновь замолчала, остужая горячий чай. Дуя и помешивая его ложкой, она искоса глянула на Тома, который просто-напросто поднял воду из кружки, и та закружилась в воздухе, остывая, а потом аккуратно опустилась на место.

— Ого! — выдохнула Селена. — Как удобно. Как много ты уже умеешь, Том!

В её голосе не было зависти, лишь неподдельный восторг, и Риддл самодовольно улыбнулся, отпивая остывший чай.

— Могу научить, — великодушно заявил он, глядя на попытки Селены заставить воду взлететь.

— Не, я лучше сама, — ответила та, поднимая и отпуская каплю за каплей. — Когда сам учишься, тогда приятнее.

Сосредоточенно взирая на кружку и шевеля пальцами, она, в очередной раз сдунув с лица волосы, заговорила:

— В школе есть факультеты. Их четыре, но всех учат одинаково, это просто чтобы все в куче не толкались, наверное...

— А в чем тогда их отличия? — задал Том резонный вопрос.

— Да просто в характере! Вот представь себе: если ты умный, то направо, если храбрый, то налево.

— А если и умный, и храбрый?

— Ну, тогда уж зависит от кон... конч... кон-цен-трации, во!

Вода в этот момент воспарила вся, даже та лужа, разлитая по столу, и красиво заиграла в приглушенном свете свечей.

— Ух ты, вот это кон-цен-трация... — прошептала Селена, завороженно глядя на дело рук своих, и ровно в этот момент весь водный массив рухнул на стол, забрызгав и её, и Тома.

— Ой... — Селена грустно вздохнула. — Извини...

Она тут же принесла тряпку, подав её Риддлу, но тот, только цокнув, принялся оттирать с себя теперь еще и намокшую грязь.

— Какие там уроки? — спросил он между тем. — И... там нужна какая-то палочка?

Радуясь, что на нее не сердятся, Селена вновь взгромоздилась на стул и воодушевленно продолжила:

— Ой, уроки разные, их много. Там и колдуют, и зачаровывают, и будущее просчитывают, и зелья варят...

Услышав, как Том прыснул от смеха, она серьезно добавила:

— Да, не смейся, варят настоящие зелья!

— И от поноса? — не удержался тот.

Селена рассмеялась тоже, но потом менторским тоном закончила:

— И от поноса, и от рвоты, и даже от смертельных проклятий. А палочку можно купить, только когда исполнится одиннадцать лет и придет письмо из школы. Раньше не продадут.

Они вновь замолчали, каждый занятый своим делом, и лишь когда Риддл целиком привел себя в порядок, задал очередной вопрос:

— А зачем эта палочка вообще нужна? Мы же и так умеем.

Словно бы в доказательство своих слов он собрал остатки воды и аккуратно вылил их в кружку, очистив стол. Казалось, он серьезно озадачил Селену, которая, зажевав кончик волос, молчала дольше обычного. Наконец, вздохнув, она сказала виновато:

— Этого я не знаю, извини. Наверное, без палочки сильной магии не получится. Ого, уже темнеет! — Селена вдруг привстала и глянула в окно. — Ты вроде из приюта... Тебя не наругают?

Том покачал головой.

— Да разве я там кому-то сдался? — Он только фыркнул. — Хотя, конечно, лишний повод мне всыпать — это всегда праздник.

Он нехотя встал из-за стола, отряхнул от крошек чистые теперь брюки и, подумав немного, произнес:

— Спасибо.

Не сразу решившись на такое слово, он произнес его столь официально и серьезно, что вылезшая из-за стола Селена хохотнула, но по-доброму улыбнулась в ответ:

— Да ладно тебе, это мелочи. Ты, вот что... Ты приходи еще, здесь мно-ого интересного. Только еду приноси, а так: всегда пожалуйста.

Она вновь улыбнулась щербатой улыбкой, лишенной нескольких молочных зубов, и в её глазах, блестевших в свете свечей, было так много доброты, что Том смутился, отвернувшись. Он хотел отказать, вот ещё — водиться с девчонками, но, уже стоя на пороге, обернулся, сказав:

— Хорошо, я приду.

Он не улыбался, но в его глазах загорелся ответный теплый огонёк.

В следующий раз Риддл пришел ровно через три дня, принеся с собой столько еды, сколько смогло уместиться в руки и плетеную котомку. Обрадованно запрыгав вокруг него, Селена тут же лишила его тяжкой ноши, усвистав на кухню, а когда вернулась, то встретила ожидаемый запрос.

— Покажи мне дом. — Пройдясь по зале, Том пространно кивнул головой, не зная, что хочет увидеть первым. — И расскажи. У тебя здесь много странного.

— Конечно, много, — с гордостью ответила Селена, — ведь это настоящий колдунской дом. В нём издревле жили всякие чародеи! Пошли!

Вероятно, она уже давно хотела показать свои хоромы хоть кому-нибудь, поэтому, ни на секунду не задумываясь, побежала вверх по лестнице. Аккуратно ступая по черному мрамору, Том осторожно касался кованых перил, никогда прежде не видя такой роскоши.

— То есть, твои родители? — решил он уточнить, когда они вышли на круговую площадку второго этажа.

Ответ его слегка удивил.

— Эээ... Нет. То есть, не совсем.

Селена прошлась вперед, и ее большие туфли громко стучали по каменному полу. В полной тишине это звучало жутко, дом явно тосковал по жизни и жильцам, что всегда привносят уютную суету, но здесь никого не было, только свечи горели ровным огнем, и их пламя не колебалось ни на дюйм, да где-то вверху изредка пролетали вещи.

Пройдя по кругу и остановившись возле одного из портретов, Селена кивнула на него и шепотом пояснила:

— Это скромное поместье брата моего отца, но сам он сгинул где-то еще в Мировую войну⁽¹⁾, и здесь никто не жил. А потом батька мой откопал этот дом, оставил нас с тёть Кларой, и больше ни его, ни маму никто не видел.

Том слушал в пол-уха её слова, бесстыже пялясь на мужика с картины. Тот был живой! Это точно не игра света и тени, он действительно был живым, но... спал. Спутанные каштановые волосы лежали на голове вороньим гнездом, и если бы не странная смешная шляпа (точно чародейская!), выглядел бы мужик крайне безобразно. Но ситуацию слегка спасал расшитый камзол, добавляя незнакомцу некого лоска с претензией на порядочность.

Селена тихо кашлянула, привлекая внимание, и, всё не отрываясь от живого, словно в кино, портрета, Том так же тихо ответил:

— Что за чушь? Они же просто бросили тебя, оставив бесполезному сквибу.

Сказал он это совершенно зря.

— В жбан хочешь?! Тётя Клара не бесполезная!

Подскочив к нему и схватив за ворот, Селена с абсолютно серьезным намерением собиралась его поколотить, как вдруг сзади раздался сухой раскатистый голос:

— Ну где ваши манеры, мисс Селвин! Вы словно бы прямиком с передовой от фрицев!

Оба они вздрогнули, но если Селена просто от неожиданности, то Том — от испуга. В этом он ни за что бы не признался, даже себе, но когда он увидел, что говорит не кто иной как тот самый мужик с портрета, испуг сменился облегченным вздохом. Это всего лишь странный, никак магический, кинотеатр.

Однако кинотеатр умолкать не собирался.

— Разве пристало начищать рожи гостям так скоро? — Мужик поправил шляпу и залихватски улыбнулся. — Сперва ужин, танцы, а потом уж и мордобой!

Он зевнул, потянулся и, наконец, уставился на Тома.

— О, так вот кому тут хотят дать в жбан! — Он громко рассмеялся. — Будем знакомы, мистер...

Том в исступлении молчал.

— Риддл, — быстро нашлась Селена, с интересом наблюдая за гостем. Тот ведь никогда не видел живые портреты!

— Взаправду, что ли? Экий загадочный вы, мистер⁽²⁾. Я — Баденот Селвин, рад видеть Вас в своем доме.

Нет, это был совсем не кинотеатр. Том всё же смог совладать с собой, по-прежнему беспардонно пялясь на ожившую картину, которая столь же внимательно рассматривала его, но дар речи ему изменил, быть может, впервые в жизни.

— Я тоже очень рад, сэр, благодарю — выдавил он из себя почтительное, но тут Селена потянула его в тёмный коридор, который привычно озарился светом при их появлении.

Она снова хватала его за запястья и локти, грубо и резко, но в этот раз Том был настолько растерян, что забыл вырваться из цепкой хватки. Мужик с портрета всё не шел у него из головы, хотя ушли они довольно далеко.

— И ничего ты не понимаешь, — сказала Селена, заворачивая за угол, — это особенности чистокровного воспитания: если я достойный наследник Селвинов, то смогу вырасти и разыскать их. А слабаки не нужны.

Она уверенно шла по узкому коридору с высоченным потолком, и эхо её шагов заполняло все пространство. То тут, то там встречались золоченные рамы, но все они были пусты, иногда в альковах попадались вычурные статуи, но всё это пролетало мимо взора Тома, не вызывая особого интереса.

— С детьми пусть возятся те, кто на большее не способен, — продолжала Селена, не получив никакого ответа, — а мои родители сейчас занимаются по-настоящему важными делами.

Тут, наконец, Том освободился от её пут и, поравнявшись, язвительно поинтересовался:

— Чем, например? Ты ведь даже не знаешь.

Селена посмотрела на него как на полного дурака:

— Они заколдовали этот дом так, что он до сих пор сам освещается, убирается и даже согревается. До сих пор! Думаешь, на это способен кто-то не великий?

Ответа на такой вопрос Том не знал, он вообще не знал, на что способны настоящие волшебники, и потому благоразумно промолчал. Может, он и сам такой же чистокровный, волею родителей брошенный в обычный мир? Или хотя бы волею отца, если мать...

Помотав головой, он отогнал эти мысли, как и те, почему Селена говорит о Селвинах, почему даже этот Баденот (ну и имя) назвал её так, если ему она представлялась как Коллинз. Он и так уже задал слишком много вопросов и не хотел выглядеть глупым больше необходимого.

Так они миновали еще один поворот, и в какой-то момент Селена остановилась перед очередной дверью, отличающейся от предыдущих только тем, что на ней была нарисована большая буква S, толкнула её и вошла внутрь.

— Это — самая интересная комната на этаже, да и вообще... — пояснила она, когда свет озарил помещение. — Сюда я стащила всё ценное, поэтому больше-то и ходить незачем.

Комната была небольшой, но может так казалось еще и оттого, что вся она была забита всевозможным хламом. Стараясь ступать осторожно, Риддл всё равно чуть не раздавил какие-то веточки, вывалившиеся из мешка.

— Что это? — удивленно спросил он, крутя в руках обычный на вид прутик.

Но навряд ли здесь будет всё обычное, и Селена тут же подтвердила его мысли:

— Зачарованные дрова. Можно бросить одну веточку в камин, и он будет греть целый месяц, — пояснила она. — Я иногда использую их, когда совсем уж холодно.

Волшебная веточка незаметно исчезла в кармане его рубашки: ничего, не обеднеет, а вот они в приюте могут и околеть. Но тут его взору предстало нечто куда более интересное, чем колдовские палки. Все шкафы, стоявшие по периметру, были забиты фолиантами и гримуарами разной степени трухлявости.

— Столько книг... — с горящими глазами Том подошел к ним, читая причудливые названия — Можно?

Отказ его вряд ли остановил бы, но Селена только пожала плечами.

— Да, конечно, бери любые, только если хочешь забрать с собой, постарайся, чтобы никто не увидел их.

Вот это роскошь! Он даже не мог поверить, что так просто может заполучить столь сакральные знания, и прилип к шкафу на добрых полчаса. Доставая и листая книги, он осторожно ставил их обратно, с таким трепетом, с каким ни к чему не прикасался в жизни. За спиной раздавались шорохи и бормотание: Селена копошилась в хламе. Она честно дала ему время на исследование своей библиотеки, но когда заскучала совершенно, решила привлечь внимание.

— Эй! — воскликнул Том, резко обернувшись, когда в спину ему прилетело что-то увесистое. Прилетело и... заползло на плечо, грузно посапывая.

— Всех книг за раз не перечитаешь, — отозвалась Селена и хихикнула. — А ты ему нравишься.

Странное существо, похожее на круглую крысу, вовсю ползало по рубашке Тома, и тот снял его с себя, разглядывая.

— Он... оно... живое?

Выглядел загадочный зверь убедительно, но панцирь был твердым и холодным, словно из металла.

— Не-а, это игрушка. — Селена грустно вздохнула. — Но иногда и мне кажется, что он живой.

Она явно о чем-то задумалась, опустив взгляд в пол, и широкие ладони, теребящие подол платья, выглядили особенно нелепо и некрасиво. Риддл опустил на пол существо, катнув его в сторону Селены, и та, улыбнувшись, посмотрела на него блестевшими глазами. Она попыталась незаметно стереть слёзы, почесав нос, но Том отвернулся, отчего-то не желая на это смотреть. Пройдясь по комнате, он с завидной бдительностью и осторожностью трогал предметы, как вдруг среди необычных и удивительных вещей ему попалась дряхлая магловская штука.

— Фонограф?

Он даже спросил это вслух: до того странно и даже кощунственно она здесь смотрелась. Такие старые проигрыватели даже у них в приюте перевелись до его рождения, а уж зачем он понадобился колдунам!..

Сзади зашуршало платье, Селена подошла поближе, и на лице её не было и следа от недавних слёз.

— Это не простой фонограф, а очень опасный и нехороший, — строго сказала она, глядя на то, как он осматривает прибор.

Том хмыкнул, ненадолго оторвавшись от фонографа. Что за глупости!

— Он может свести с ума, — продолжала Селена, на манер взрослых скрестив руки на груди. — Если завести его и попытаться послушать, то вместо музыки услышишь только крики, полные боли. Они проникнут в твою голову и начнут разъедать её изнутри, а потом ты услышишь всё самое страшное, что только было в твоей жизни и что твоя голова потрудилась запрятать подальше, но вот память до сих пор хранит...

Но простыми байками Тома было явно не напугать. Посмотрев на Селену так, будто у неё от страха рога выросли, Риддл поставил фонограф на пол и сел рядом.

— Я его заведу, можешь убежать, если боишься.

Но Селена лишь закатила глаза.

— Ну попробуй, — сказала она, вернувшись к кучке своих вещей, — я на тебя посмотрю.

Демонстративно зажав уши, она воззрилась на него своими чернющими глазами, и Том, осмотрев странный восковой цилиндр, поставил его и завёл фонограф, который, впрочем, уже через несколько секунд сам по себе вращал ручку.

Сначала ничего не происходило, только треск и шуршание, сквозь которые словно бы пытались пробиться голоса, но вдруг вместо них зазвучала одинокая мелодия. Она неприятно повизгивала, гнусавила и шипела одновременно, и Риддл бы ни за что не взялся утверждать, какой инструмент исполнял её. И вдруг тот стих, его просто перебило чьё-то надсадное бормотание. Низкое и неразборчивое, оно явно не произносило ничего хорошего, но Том и виду не подал, что испугался. С интересом вглядываясь в рупор фонографа, он гадал, что же услышит дальше.

И вздрогнул от резкого пронзительного крика. Кричала женщина или даже девушка, он не мог разобрать точно, но это было и неважно, потому что её голос пробирался под черепную коробку и звучал там непрерывно, нескончаемо, невыносимо. Смешавшись с помехами, он, искаженный и режущий уши, точно нож, постепенно уступил место целому хору неразборчивых голосов, которые шептали, кричали, стонали что-то, что как будто было знакомо и известно и вместе с тем не поддавалось никакому анализу. Том, не моргая, глядел на всё быстрее вращающуюся ручку фонографа, а голоса в его голове уже перебивали друг друга, иногда хором, иногда по одиночке влезая ему в голову и, глубже, в душу, сея в ней страх, иррациональный и оттого единственный понятный ему, ощутимый им, тот, от которого немели холодные руки и замирало дыхание. Потому что Том не боялся ничего из того, что пережил. Он боялся лишь неизвестности, того, что было ему неподвластно.

Вскоре он уже не мог понять, голоса то или просто какой-то визг скрипок, дверей или что там было записано на дьявольский восковой цилиндр, звуки смешались в один нестройный оркестр, и каждый норовил перекричать другого, донести важную, но совершенно непонятную Тому мысль, и оттого пугая всё сильнее. Звуча вразнобой, переходя из механических в живые, звуки единогласно вкладывали в его разум не мысль даже, а само чувство страха, будто бы и твердили лишь о нем одном. И не было в них ничего определенного, ничего конкретного, не было ясно ни о чем их слова, ни язык их, ни даже какова их природа, и потому-то в сознании пребывать становилось всё сложнее. Ужас, прежде неведомый ему, объял полностью, и тело, и душу, в глазах начинало темнеть, стук собственного сердца стал едва ли не громче звуков из рупора, бездна неопознанного, просто неосозноваемого мрака разверзлась перед ним, и последнее, что он увидел, были расширенные от испуга глаза Селены. Серые, совсем не черные, как ему казалось...⁽³⁾

А потом исчезли и они, и он провалился в долгожданную тишину.

— Эй, эй, приди в себя!

Кто-то очень настойчиво тряс его за плечо, рискуя оторвать руку вовсе.

— Ну очнись же!

Том нехотя открыл глаза, щурясь даже от неяркого света настенных свечей. Ему показалось, что это уже случалось раньше, совсем недавно, но если в тот раз от него отстали быстро, то теперь этого не произошло даже после его очень недовольного взгляда. Сидевшая возле него на полу Селена склонилась над его распластавшимся тельцем и, обеспокоенно глядя, хмурила кустистые брови.

— Ну как тебе восковая музыка? — спросила она сердито, но голос всё равно дрогнул. — Понравилось?

Риддл не счёл нужным отвечать. Но он и не смог бы при всём упрямстве и желании, потому что даже сесть у него едва получилось, и если бы не всё те же надоедливые костлявые руки, он бы упал обратно, завалившись постыдно, как мешок гнилой картошки. Тома трясло, его била крупная дрожь, и в голове не было ни одной связной мысли, в ней до сих пор повис пронзительный крик, невыносимый и отвратительный.

— Иди сюда, ты весь дрожишь!

И снова эти руки. Они, оказывается, не отпускали ни на секунду, держа крепко, даже неприятно, но после цепкая хватка на плечах сменилась такими же жесткими объятьями. Том лишь запоздало понял, что это именно они, но сил оттолкнуть или возмутиться не было, руки безвольно висели вдоль тела, касаясь холодного пола и, закрыв глаза, он уронил голову на чужое плечо.

Теплые руки прошлись по спине в уверенной, но неудачной попытке погладить. Селена что-то говорила себе под нос, и её бормотание, не то, живое, настоящее, медленно возвращало Риддла в комнату с тысячей книг и вещей. Он не знал, сколько пролежал так, путаясь в черных грязных волосах, но когда, наконец, отпрянул и мельком посмотрел в лицо Селены, та выглядела уставшей, а её руки тряслись не хуже его собственных.

Но что это было? Найдя взглядом фонограф, Том резко перевел его в сторону. Она наврала ему? Это ведь вовсе не то, что когда-то случалось с ним, это вообще уму непостижимо что такое!

Злость, поднявшаяся из глубины души, оказалась настолько сильна, что вмиг прогнала остатки тревоги. Вздохнув прерывисто, Том ощутил, что и злости больше нет, словно она, перекрыв собой страх, исчезла вместе с ним, и теперь было пусто, тихо, но хотя бы спокойно.

— Может, ты хочешь пройтись? — предложила Селена, осторожно тронув его за руку. Она всё еще сидела рядом и смотрела на него, не торопя.

Но сил идти и смотреть треклятый дом не было. По правде говоря, Том вообще не был уверен, что сможет встать, и потому вновь молчал дольше обычного. Никто не торопил его с ответом, не злился и не дёргал, Селена лишь скрестила ноги, сменив позу, и потёрла занывшие коленки. Выглядела она виновато и сердито одновременно, и Том понял, что больше не вынесет этой удручающей картины.

— Нет, не хочу, — наконец, произнес он, и голос его звучал тихо, словно бы сев. — Я просто посмотрю книги.

От его слов Селена тут же вскочила на ноги, протянув руку. Её глаза (действительно серые, вовсе не черные) просияли, будто бы она ждала его слов целую вечность.

— Тогда пошли, — бодро сказала она. — Ну же, давай руку.

Что за странный жест? Руку подают только слабакам и девчонкам, но, намереваясь встать самостоятельно, Риддл запоздало понял, что сейчас он если и не девчонка, то уж точно слабак. Ухватившись за протянутую широкую ладонь, он резко встал, потянув Селену на себя, но та была готова к этой уловке и в свою очередь рванула к себе. Смех, звонкий и веселый, окончательно разбил повисшую тревогу, оставшуюся после проклятого фонографа, и, стукнув Тома в плечо, Селена развеяла его стыд, ускакав к книжным шкафам и спотыкаясь о подвернувшийся под ноги шар игрушечного зверька.

1) В межвоенное время (после окончания Первой Мировой, но до начала Второй) Первую Мировую войну было принято называть "Мировой", "Германской" или "Великой"

Вернуться к тексту

2) Отсылка к оригиналу фамилии Тома (Riddle — загадка)

Вернуться к тексту

3) (шуточное прим. автора) вероятно, Том имел счастье послушать произведения Пендерецкого без предварительного предупреждения :)

Вернуться к тексту

Прошло не меньше часа в полной тишине и молчании. Том ходил возле шкафа, выбирая понятные ему книги, складывал их на стол, с другой стороны которого устроилась Селена, и вновь возвращался к шкафу. После того как набралась изрядная стопка книг, он принялся их читать и ни на что совершенно не отвлекался. Странный, совершенно незнакомый ему мир увлекал с головой, позволяя спрятаться от страшных звуков фонографа; листая книги с живыми рисунками, он подолгу разглядывал их, запоминая каждое движение, и вовсе не спешил переворачивать страницу слегка подрагивающей рукой. Редко, всего пару раз, он смотрел на Селену: смеётся ли? Но нет, она словно бы и не видела его в таком униженном положении, либо же старательно делала вид, что ничего не было.

Она не замечала его коротких взглядов, целиком увлеченная работой: притащив за стол плошку воды, она практиковала недавнее заклинание и делала в том определенные успехи. Пару раз вода пролетала над Томом, но тот не отвлекся и на это. Тогда она со вздохом достала учебник по простейшим чарам и стала с интересом вникать в материал. Книга была явно не первой свежести, страницы изрядно поистрепались, кое-где чернила выцвели совершенно, но, вглядываясь в строчки цепким прищуром, Селена едва не водила по ним носом, читая так, будто всё понимала. После недавних слов Риддла о надобности палочки она всерьез задумалась над тем, а не лишний ли это кусок дерева? Что, если можно проделать все эти взмахи и выверты руками? Разве не так колдовала великая Моргана?

Однако же на деле ничего не получалось, но Селена не собиралась сдаваться: вариантов было много, а пытливый ум мог придумать ещё больше.

Время шло, но никто из них не спешил заговорить, найдя себе дело по душе; наоборот, в мягкой, уютной тишине дети неосознанно находили что-то приятное, неуловимое, но ясное, и каждый боялся, что кто-то разобьет этот хрупкий покой. Но этого не случилось.

Лишь когда вся вода была благополучно расплескана по комнате, вещи перерыты, а Том начал чаще отвлекаться, Селена решилась его потревожить. Забросив босые ноги на стол, она принялась качаться на стуле, задумчиво пожевывая волосы, и вдруг выдала:

— А давай дружить!

В ответ раздался глубокий и тяжелый вздох. Оторвавшись от книги, Том посмотрел на неё взглядом умудрённого жизнью старца, хотя ему по-прежнему было только семь.

— Дружба — это глупо, — веско сказал он. — И бесполезно.

Он надеялся на серьезное отношение к его, несомненно, правдивым словам, но Селена вдруг рассмеялась, чуть не упав со стула.

— Это ты дурак! — сказала она, и её умные глаза совсем не шли веселому детскому лицу. — Дружба — это очень полезно, ведь никто, кроме друга, не согласится за просто так вытащить твою задницу из очередной передряги. А ввязываться ты в них точно будешь.

Она расхохоталась от своих же слов, снова начав раскачиваться, а Том задумался. Правда в её словах была, заставляя хмуриться и тереть переносицу, но в то же время многое не вязалось.

— В чём твоя выгода? — Он с прищуром посмотрел на собеседницу. — Что могу предложить тебе я? Сирота, почти нищий, не знающий ничего об этой твоей магии...

Он принялся загибать пальцы, перечисляя все свои распрекрасные качества, гадая, что на это ему возразят.

— Да ко всему прочему... — Том изменился в лице и неприятным голосом передразнил: — Я "мерзкий выродок, как тебя только земля носит, лучше б помер со своей мамашей вместе".

Селена на это ничего не ответила, смотря на него пустым взглядом, прочитать который не получалось. Она словно бы ждала, что еще он скажет, чуть наклонив голову, и Том не заставил себя ждать.

— Это у тебя и богатый дом, и родители... Зачем тебе дружба со мной?

Изначально не желая ввязываться в этот разговор, теперь Риддл был необычайно серьезен. Казалось, сейчас решается судьба народов, и он один должен подписать договор о мире, капитуляции или размере контрибуций. Таких слов никто из них не знал, что не мешало чувствовать крайнюю степень напряжения ситуации. Настолько был ответственным этот момент, что Селена даже перестала дурачиться, смотря своими тёмными провалами глазищ прямо на него. Она не улыбалась, не вертелась и не хихикала.

— Я не хочу пользоваться тобой, — медленно, отдельными словами проговорила она. — Я просто хочу дружить.

Однако это Тома ничуть не убедило.

— Тогда что такое эта твоя дружба? — спросил он.

В приюте-то он видел дружбу. Видел, как детишки с такой же глупой фразочки начинают виться вместе, и хватает этого на пару недель, может, месяц. Потом они либо ссорятся, либо просто устают друг от друга, и разбегаются, словно и не было никаких липовых клятв и обещаний. Иногда "дружба" принимает серьезные обороты, в том лишь смысле, когда один пользуется вторым, а тот и рад, не замечая. Такое сотрудничество может продолжаться чуть дольше, но неизменно конечно, в тот момент, когда дружба становится невыгодной.

Да, Том видел и знал, что такое эта "дружба" и потому еще зарёкся впутываться в эту чертовщину, прекрасно зная, что ничего бескорыстного, книжного и правильного в действительности-то в ней и нет. Однако ответ Селены его несколько удивил. Надолго задумавшись, она выдала:

— Это когда два, ну или не два, в общем, когда один человек во всём поддерживает другого. А тот — его. Они вместе веселятся, играют, а потом занимаются серьезными вещами. Всегда вместе. И если у одного случится какая-то беда, он может прийти к другу и всё рассказать. А тот не будет над ним хохотать, помирая со смеху, и не пошлёт куда подальше. И никогда они друг друга не предадут и не оставят, вот. Потому что доверяют и потому что крепко привязаны, понимаешь?

Словно бы пропустив всё мимо ушей, Том только фыркнул.

— Привязаны... Как собаки к забору? Я вовсе не хочу быть привязанным.

В уме он, однако, имел другой ответ. Не желая ни от чего или кого бы то ни было зависеть, Риддл давно усвоил простую истину, что если он хочет свободы, но не должен ни с кем связываться. Такое положение дел его вполне устраивало, потому что даже начищая полы мастикой или нарезая овощи на кухне к обеду бок о бок с кем-то посторонним вызывало у него желание убежать подальше, и что тут говорить о более личном. Удивительно, что подобного не провоцировала эта косматая дылда, нелепая настолько, насколько возможно (неужели все дети волшебников такие?), но тем не менее не вызывающая отвращения. Она не лезла к нему и, наоборот, не боялась, не задавала вопросов, не шумела и не распускала сопли по любому поводу. С ней можно было отдыхать от безмозглых детишек приюта, но вот дружить... Нет, Том был к тому не готов.

Тем временем Селена, разумно рассудив, что над ней посмеиваются, шумно выдохнула.

— Ох, как тебе ещё объяснить-то! — Она вскочила из-за стола и принялась ходить кругами. — Это бескорыстно же, по велению сердца!

Широкие взмахи руками, очевидно, должны были объяснить это самое веление, но Риддл был неумолим.

— Разве сердце что-то может... велеть? — задумчиво проговорил он. — Я думал, за это отвечает голова.

Кажется, это был финиш, и, предлагая незатейливую детскую дружбу, Селена не была готова к такому мозговому штурму. Подскочив к нему, она ткнула пальцем в грудь, спросив въедливо:

— А ты вообще хоть что-нибудь чувствуешь?

Тыкала она больно, и Том чувствовал, что ему неприятно, но вместо этого он сказал:

— Ага. Чувствую, что помру, если сейчас же не поем.

Играть так играть. Злить людей ему нравилось, они так смешно краснели от ярости и обиды! Но Селена не покраснела, не позеленела, вообще никак в цвете не поменявшись и даже глаза не выпучив. Вместо этого она лишь убрала руку.

— Я, между прочим, серьезно, — тихо сказала она, глядя прямо в глаза.

— Я тоже. — Том выдержал взгляд, и ни один мускул на лице не дрогнул.

"Вот сейчас, сейчас она обидится или рассмеется!" — подумал он, но ничего такого не произошло. Селена лишь вздохнула, глубоко и тяжело, а потом тихо засеменила в сторону коридора.

— Пошли, — позвала она, не оборачиваясь.

И вновь, как в прошлую встречу, она целиком погрузилась в готовку, разбрасывая по кухне принесенные продукты, только теперь движения были нервные, хаотичные. Нарезая хлеб, Селена пару раз промахнулась, зашипев, вдобавок ко всему переклинивший примус обжег пальцы, и, разозленная пуще прежнего, она чуть ли не бросила тарелку с супом в сторону Тома.

— На, жри.

Но тот сохранял спокойствие и невозмутимость, про себя тихо посмеиваясь. Вот и цена вашей дружбе, да, стоит только слегка пошутить, и вы все готовы бросаться посудой и злыми словами. В молчании приступив к обеду (ешь, пока дают), Том не ожидал очередного вопроса.

— Почему ты такой?

Селена сидела напротив, чистя картофель, и голос её вновь был прежний, без толики недовольства. Риддл молчал, и тогда она подняла на него свои глаза: такие же серые и спокойные, как у него.

— Какой? — уточнил тот. — Мерзкий? Грубый? Злой?

Злить терпеливых — особое и редкое удовольствие, но Селена больше не поддавалась на его уловки. Покачав лохматой головой, она махнула ножом (интересно, есть ли у этих колдунов заклинания для очистки картофеля?)

— Нет, не в этом дело... — Нож описал замысловатую фигуру в воздухе. — Просто такой, холодный, как фонарный столб на морозе. Ты никогда не дружил ни с кем разве?

Казалось, она была искренне удивлена.

— Нет. Со мной не слишком-то любят водиться. — Признавать это было даже не обидно. — Многие просто боятся. Даже если бьют, всё равно боятся.

Нож снова дернулся в воздухе.

— А я не боюсь тебя, чего ж тебя бояться-то!

Селена выглядела довольной, но Риддл просто пожал плечами.

— Верно. Я бы почувствовал.

И он снова вернулся к еде. Кто бы ни готовил этот суп, был он даже лучше приютской похлебки. Видимо, потому что гуще. Озираясь по сторонам, он пытался заметить хоть какие-то следя присутствия других людей, но грязь и бардак с потрохами выдавали одну лишь Селену и ни намека на заявленную тётку. Видать та совсем слегла, раз не встает. Или же сознательно не суётся на кухню, заставляя племяшку готовить без всяких волшебных штук: всегда пригодится. Он уже и думать забыл о странном разговоре, изучая летающих внутри картинной рамки птиц, что висела между шкафами, как вдруг услышал пресловутый голос, и говорил тот так, словно и не было никакого молчания.

— Нет, ты, конечно, странноват... — сидевшая невдалеке Селена почесала затылок, и на стол упало несколько длинных волосинок. — Обычно люди не такие...

Она как будто говорила сама с собой, вот чудная, но Том воспринял это как приглашение к беседе.

— Они глупее, — заметил он не без самодовольства.

То был бесспорный факт, но Селена вновь отказалась с ним соглашаться.

— Да причем же тут ум! — пискнула она недовольно. — Я говорю о... чувствах. Люди ведь умеют чувствовать друг друга, и им это важно, нужно, они потому и дружат, а ты...

Она не договорила, не зная, какое слово подобрать, но Том трактовал это по-своему, решив за одно закрыть и предыдущий вопрос. Стукнув пустым стаканом о стол, он скрестил руки на груди и сказал:

— А мне это не надо. Поэтому и дружба твоя не нужна.

Ну уж на этот раз с ним никто спорить не будет! Радуясь такому исходу беседы, он потянулся за ломтиком сыра к хлебу, и уж никак не ожидал такой странной реакции: Селена глядела на него своими бездонными зенками, и в них стояли слёзы, дрожа в свете свечей.

— Эй, не обижайся, слышишь? Прости! — прошептала она, подавшись вперед, но Том отпрянул. — Я не это хотела сказать...

Моргнув пару раз, Селена посмотрела на него уже не так жалостливо, и это побудило Риддла довести дело до конца. Может, если на нее надавить, она оставит его в покое со своими просьбами?

— Ну давай, скажи уже, что я ненормальный, — зло прошептал он ей в лицо, — как будто до тебя не находилось умников!

Теперь он не просто ждал, он предвкушал настоящий скандал с девчачьим визгом и соплями, какой иногда закатывали приютские, в особенности те, кто лишь недавно в него попал и еще не успел зарубить на носу, что здесь лучше бы помалкивать. Но вместо того, чтобы поймать его агрессивный настрой и разойтись не на шутку, Селена убрала со стола руки, опустив на колени, и, вздохнув, спокойно ответила:

— Ты нормальный. Хороший и умный. Именно поэтому я и хочу дружить. Ведь это серьезно и навсегда.

Её серьезность даже немного покупала. Усмехнувшись про себя, Том даже подумал, что в общем-то и не против попробовать эту странную дружбу с ней, но прежние убеждения не могли позволить так поступить. Вдруг вспомнились две приютские девочки, имена которых стерлись из памяти, но образ остался. Всегда ходившие вместе, чуть ли не за ручку, они неплохо соответствовали патетическому заявлению Селены, только вот в холодную зиму одна из них померла от скарлатины, и, что же, к весне у второй были новые подружки.

— Ничего не бывает "навсегда", — произнес Том сурово, но голос дрогнул. — Вот помрешь ты от лихорадки зимой или от этой вашей... драконьей оспы. И дружба твоя исчезнет.

Он думал, что она всё-таки обидится, ведь должен быть всему свой предел. Но Селена только кивнула в ответ, и не было в ней и толики детской посредственности.

— Ты прав, — сказала она, не глядя на него. — Жизнь покажет, друзья мы или нет.

В молчании они продолжили есть, не говоря ни слова и не смотря друг на друга, молча же Том встал из-за стола, направляясь к выходу. Уже темнело, и за такое самовольство он и так получит по шее, а еще наверняка придется доделывать какую-нибудь работу, с которой он соизволил сбежать. Селена его не держала и не окликнула, лишь у самой двери тихо сказала "Постой!" и взяла за руку. Снова, снова это проклятое прикосновение, от которых Риддл уже устал отмахиваться, но сейчас оно было иным: осторожным и даже нежным. Селена сцепила пальцы на его запястье и смотрела пытливо, будто пытаясь что-то разглядеть на его лице.

— Приходи еще, ладно? — наконец, попросила она, медленно разжимая пальцы. Ей казалось, что отпусти она Тома, и тот, только того и ожидая, сразу исчезнет. Но он оставался на месте, в темной прихожей у входной двери.

— Конечно. — И голос его звучал твердо. — Мы же так мало всего посмотрели.

Он даже улыбнулся на прощание, криво и как будто недобро, обернувшись уже у кованого забора.

Но в следующий раз пришел только промозглым утром.

Спустя три месяца, в декабре.