Закрой глаза и представь (гет)

Тёмный узкий переулок, на коварно скользкой брусчатке — блестящие лужи. Она бежит к едва заметному вдалеке свету фонаря, палочка судорожно сжата в кулаке. Воздух уже отказывается поступать в лёгкие, но останавливаться нельзя, она это знает.

— Вам не убежать, — доносится сзади едва различимый мужской голос.

Сердце выпрыгивает из груди, когда она спотыкается о выбитый из брусчатки камень и падает прямиком в лужу, обдирая ладони, тут же перекатываясь на спину и поворачиваясь лицом к нагоняющим преследователям. Палочка — наизготовку.

— Экспеллиармус тоталис, — хрипло кричит она, сжимая энергию в комок и направляя через палочку. Мощная отдача вдавливает её в землю, плечо молнией пронзает боль…

— Гермиона? — Гарри осторожно тронул её за плечо, озабоченно блестя усталыми глазами за стёклами очков. — Ты что, уснула? — он присел рядом с её креслом на корточки и поднял брови.

Гермиона заморгала, прогоняя видение. Яркое и чёткое; она будто была там, будто за ней и правда гнались, и тот голос… О, она прекрасно его помнила.

Зачесался старый шрам на руке. Гермиона машинально обхватила кисть рукой, а потом посмотрела на Гарри.

Взъерошенные волосы, на щеке — тонкая полоска крови от скользнувшего заклятья. Лоб испачкан сажей. Левую руку, глубоко исполосованную заклинанием, она ему вылечила, как только они очутились в доме на Гриммо, а вот царапину пропустила, потому что Гарри не мог сидеть на месте, с безумным взглядом бросаясь из угла в угол, пока Гермиона не пригрозила ему Успокаивающим.

— Я… Нет, я задумалась, — она тряхнула головой, выпрямляясь в старом, пахнущем кожей кресле. — Это же был он, правда? Только… Как человек. Но это невозможно! — она потёрла лоб. — Только…

— Только если мы не пропустили один крестраж, — мрачно продолжил Гарри, вскакивая на ноги и проводя рукой по и без того беспорядочным волосам.

Гермиона нахмурилась. Сердце билось медленно, тягуче, будто в предвкушении чего-то крайне плохого. Думать о том, что предположил Гарри, очень не хотелось.

— Тогда бы он не умер в тот раз, — напомнила она, впрочем, без особой уверенности. — Ты уничтожил его, по-настоящему уничтожил. Мы все были свидетелями. Если бы остался крестраж… — она замолчала, обдумывая варианты. Гарри выжидающе смотрел на неё.

Проблема была в том, что материи, связанные с крестражами, относились к той сфере магии, которую Гермиона предпочитала избегать. Знание этого будто делало её грязной, будто она становилась причастной к раздиранию чужой души.

Итак, что произошло с Волдемортом в первый раз, когда он напал на дом Поттеров? Он не умер — но превратился в некоторое подобие тени, нуждающейся в сосуде, чьём-то теле. То есть это смерть не души, но оболочки. Всего он создал семь крестражей. Семь — магическое число. Но что есть подобные условности для человека, который пошёл против природы? Что мешало ему сделать восемь крестражей? Девять?

Неужели та битва была лишь представлением? Гермиона почувствовала, как резко похолодели её ладони. Это не могло быть правдой. Не могло.

Но где-то внутри вредный тонкий голосок твердил, что в Министерстве она видела то, что видела.

Гермиона вскинула голову, и Гарри прочитал ответ в её глазах.

— Ты же не думаешь… — он резко замолчал, поджав губы. — Я… Это было моим кошмаром, все пять лет, — признался он. — Что мы что-то пропустили, и он вернулся. Но он убил меня — а я был последним крестражем, так сказал Дамблдор… Дамблдор всегда считал, что их семь… — он стиснул челюсти и отвернулся к каминной полке. — Семь, — прошептал он, и Гермиона почувствовала, как в горле встаёт ком.

Она не знала, где находились остальные целители. Не знала, куда аппарировали авроры, где был Рон, где Джинни — и что происходило с магической Англией. Они уже пару часов сидели в притихшем доме на площади Гриммо, слушая стук дождя по стеклу, пытаясь успокоить друг друга. Лучше не становилось. Страх гроздьями прорастал внутри, дотягиваясь до фаланг пальцев, сплетаясь вокруг замершего в плохом предчувствии сердца.

Волдеморт вернулся.

Теперь она знала, что чувствовал Фадж.

— Ну, зато мы точно знаем, где он сейчас — если это он, — вдруг невесело усмехнулась Гермиона, снова потирая запястье.

Плечи Гарри напряглись, он чуть повернул голову в её сторону.

— Малфой-мэнор? — глухо произнёс он.

Перед глазами Гермионы пронеслась сцена, где Гарри почти что кричал на Визенгамот, доказывая, что Малфои спасли его жизнь.

— Это было предсказуемо, — ломким голосом произнесла она, хотя предполагаемое предательство больно резануло по сердцу. — И вообще, мы не знаем наверняка! Может, это был кто-то другой? — фальшиво спросила она, проклиная себя за малодушие.

Гарри резко повернулся, глядя ей в глаза.

— Ты же сама в это не веришь, — он упрямо качнул головой. — Мы оба видели его. Это мог быть только он — и никто другой. Ты говорила, он сказал что-то про «вернувшихся»? Это он. Он вернулся, Гермиона.

У неё затряслись колени, и она положила на них ледяные ладони. Лучше не стало.

Внутри медленно разверзалась едва заросшая пропасть.

— Нам надо узнать наверняка, — взяв себя в руки, твёрдо сказала Гермиона, поднимаясь на ноги, затёкшие от долгого сидения. — Мы должны связаться с остальными. Они же не могли просто так захватить Министерство.

Гарри горько усмехнулся.

— В Министерстве всё давно не очень гладко. Я почти уверен, что тем же невыразимцам вообще всё равно, кто сидит в министерском кресле. — Сейчас он казался невероятно уставшим, даже вечно непокорные волосы будто поникли.

Гермиона подавила желание обнять его за опустившиеся плечи. Внутри было пусто, только давным-давно позабытый страх протягивал щупальца к каждой клеточке её тела. Голова отказывалась думать, поэтому Гермиона снова и снова прокручивала схватку в Министерстве, продолжая видеть перед собой насмешливый взгляд.

— И всё-таки… — задумчиво начала она, и Гарри поднял голову, слушая. — Всё-таки он не хотел убить нас, — Гермиона подняла руку, останавливая вспыхнувшего Гарри. — Сам подумай, если временной купол на него не подействовал, то что для него был Санвэк?

— Это тот же щит, просто в другом виде, — Гарри махнул рукой. — Тут не важно, мертвец ты или нет, заклятье вихрь не пропустит.

Гермиона несогласно покачала головой. Выбившаяся волнистая прядка мягко легла на скулу, и Гермиона машинально заправила её за ухо.

— Ты думаешь, он не мог продавить его? А мой щит? В какой-то момент я вообще его сняла — отличная возможность, чтобы напасть, — она дотронулась до наполовину опустошённого амулета на шее. — Он будто выжидал, понимаешь? Он дал мне возможность снять антиаппарационный барьер. Словно… словно хотел, чтобы мы увидели его в новом облике, а потом сбежали, — Гермиона задумчиво нахмурилась. — Как заявление. Только вместо парламентёра он заявился сам.

Гарри против воли фыркнул.

— Вот так заявление. Что ему вообще нужно? — он снова обернулся к каминной полке и взял оттуда небольшую шкатулку с порохом. — Я к Уизли. Артур должен что-то знать. Ты со мной? — Гарри посмотрел на Гермиону, уже зная ответ.

Она отрицательно покачала головой, стараясь не выглядеть виноватой. Не то чтобы они с Роном расстались врагами, просто видеть его ей сейчас не очень хотелось. Да и терпеть укоризненные взгляды Молли — тоже.

— Я свяжусь со своими, — слабо улыбнувшись, Гермиона легонько потрепала его по плечу. — Передавай привет.

Гарри коротко кивнул и, бросив щепотку пороха в камин, исчез в беззвучном зелёном пламени.

Когда Гермиона осталась одна, она рухнула обратно в кресло и закрыла лицо руками, из последних сил сдерживая рвавшиеся наружу слёзы.

Дождь всё не прекращался, выстукивая свою собственную мелодию на стекле. В глубине дома завозился Кикимер. От окна тянуло холодом и сыростью.

Страх внутри Гермионы превратился в огромную чёрную дыру, откуда доносился ужасный ледяной голос. Даже зажмурившись, она видела перед собой его лицо.

— Соберись, тряпка! — сдавленно сказала она самой себе.

А потом глухо заплакала.