Кроха (гет)

Элис держит ладонь Хильды обеими руками до тех пор, пока “Хогвартс-Экспресс” не трогается с места. Хильда улыбается, потому что улыбка — единственное, что дается ей легко. Другой рукой она опирается на трость, хотя всеми силами старается держаться прямо, и мистер Дженкинс стоит за ее спиной с палочкой наготове, чтобы, в случае чего, вовремя помочь.

Элис знает: Хильда ненавидит чувствовать себя беспомощной. И ненавидит, когда кто-то видит ее такой. У Хильды было много причин запретить Элис бросить Хогвартс после сдачи СОВ, чтобы та осталась с ней дома до самого конца, но эта — одна из главных.

Хильда хочет запомниться такой — все еще высокой, мощной и несгибаемой.

— Я люблю тебя, — говорит Элис, наконец, выпуская ее руку. Это не слова прощания — Элис говорит так всегда, каждый раз, когда выдается возможность.

— И я люблю тебя, Кроха, — тепло отвечает Хильда и машет ей рукой до тех пор, пока не скрывается из вида.

Поезд идет размеренно, ровно. Его скорость не такая уж и высокая, но, когда дверь вагона закрывается за спиной Элис, ей кажется, что он стартанул с места так стремительно, что ее сердце осталось на платформе.

В коридоре все еще много студентов — одни, почти опоздавшие, ищут себе место, другие, уже устроившиеся, ищут знакомых. Элис протискивается мимо дружных компаний, едва ли не впервые в жизни радуясь своему росту, потому что у нее получается пройти незаметной даже мимо однокурсников.

Тепло хильдиной руки все еще ощущается в ладонях. Элис хочется сохранить его до самого Хогвартса, но оно исчезает, стоит только дотронуться до холодной ручки, чтобы открыть дверь купе.

Эд, Эдмунд Барретт, сидит у окна с книгой на коленях и делает вид, что читает и что совсем никого не ждет. Они уже здоровались на платформе, и, к тому же, виделись всего неделю назад, и Элис чувствует облегчение от того, что ей не нужно ни о чем говорить. Эд знает. В конце концов, он ее лучший друг.

У Эда черные кудрявые волосы, очень живые темно-карие глаза и тонкие губы. Его отец — точно не скончавшийся два года назад чудаковатый мистер Барретт и, скорее всего, не англичанин вовсе, но миссис Барретт — бесконечно милая, смешливая и круглолицая, — всегда мрачнеет, когда кто-то упоминает это в разговоре, даже вскользь. Эд немного бледный, худой и не слишком высокий, но, по крайней мере, он не теряется на фоне однокурсников так, как Элис.

У него красивые длинные пальцы — пальцы пианиста, и миссис Барретт часто мечтательно улыбается, когда слышит его игру.

Элис знает Эда едва ли не с первого месяца в новом мире, потому что миссис Барретт — давняя клиентка Хильды и самая близкая подруга, несмотря на то, что та в два раза старше.

Эд до сих пор отказывается называть дружбу с Элис дружбой, ссылаясь на то, что она больше похожа на очередную младшую сестру, но в его обществе, несмотря на это, всегда приятно, спокойно и интересно.

Элис уже давно не расстраивается из-за того, что они попали на разные факультеты. Рейвенкло подходит Эду так, как не подошел бы ни один другой факультет.

— Мама просила передать, что ты всегда можешь на нас рассчитывать, — ровно говорит он, глядя куда-то в книгу.

Ему тоже тяжело. Хильда шьет ему одежду с рождения и всегда относится, как к родному, пусть это и не мешает ей быть строгой к нему временами. Она — тот человек, к которому Эд идет за ответами на сложные вопросы, потому что миссис Барретт кажется ему слишком легкомысленной.

— Спасибо, — давит из себя Элис. Она рада, что ей не нужно фальшиво улыбаться, потому что Эд все равно не станет фальшиво улыбаться в ответ.

Дверь купе плотно закрыта, и на нее наложено заглушающее заклинание, потому что Эд, уставший за лето от младших сестер, Сью и Люси, хочет хоть немного побыть в тишине перед школой.

Элис тоже нравится, что сейчас тихо, хотя ей не привыкать к шуму. Она наблюдает за теми, кто ходит по вагону, изредка прячась за справочником по гербологии, который достала из сумки специально для этого. Она очень любит свой факультет, но сейчас ей не хочется ни с кем разговаривать. Эду перед школой нужна тишина. Элис нужно немного молчания. Они всегда ездят вместе, с первого курса, и в следующем году, когда Сью тоже поступит в Хогвартс, они уже не будут вдвоем. Уже не будет так уютно — будет уютно по-другому.

Хильда сшила школьные мантии — для Сью и для Люси, и Элис не сомневается, что они будут по размеру, потому что Хильда всегда угадывает с размерами навырост. Еще она уверена, что Эд еще вытянется, совсем скоро, а значит, это действительно будет так.

По коридору мимо их купе проходит добродушный здоровяк Альберт Дирхед, и Элис радуется, что в этот момент он смотрит в другую сторону. Альберт немного бестактный и бесцеремонный, а еще — совершенно беззастенчивый, но совсем не глупый. Он всегда ходит на занятия рядом с Элис, потому что, как сам говорит, не хочет, чтобы толпа унесла ее в другую сторону.

С его сестрой-двойняшкой Мэри, совершенно на него непохожей, Элис живет в одной комнате, но Мэри, как и Эд, любит тишину, поэтому едет в обществе своих чрезмерно спокойных друзей где-то в начале поезда.

Следом за Альбертом, буквально спустя пару секунд, за дверью купе проходит Седрик Диггори, как всегда облепленный друзьями, и Элис резко разворачивается к окну. Эд замечает это, но только хмыкает и ничего не говорит.

Эд тоже безнадежен: неудивительно, что ему, всю жизнь окруженному трепетными и эмоциональными дамами, нравится грубоватая, даже немного жесткая и прямолинейная Алисия Спиннет, гриффиндорская охотница. У нее очень красивая улыбка и удивительные блестящие светлые волосы, но она из тех девушек, которые способны протащить кого угодно через поле боя, и про себя Элис называет ее валькирией.

Иначе говоря, у Эда нет ни шанса. Спиннет даже не смотрит в его сторону. Он не уверен даже, что она знает, как его зовут, хотя они учатся вместе уже шестой год и сидят на соседних партах на чарах и истории магии.

Это та тема, над которой ни Эд, ни Элис не позволяют себе шутить друг над другом, потому что в кои-то веки у них обоих все одинаково плохо.

Элис прислоняется виском к окну и исподлобья смотрит на голубое небо. Обычно дорога в Хогвартс проходит очень легко, чем ближе начало учебы, тем дальше тревоги, но в этот раз тревог слишком много. Элис мысленно возвращается к Хильде каждые пять минут, и в какой-то момент не выдерживает, достает пергамент и перья и пишет ей письмо.

Эд смотрит на Элис все время, тем взглядом, какой появляется, когда он понимает, что кто-то из его дам — миссис Барретт, Сью или Люси — вот-вот заплачет. Этот взгляд обреченный, жалостливый и почему-то очень одинокий.

У Эда очень выразительные глаза. Думая об этом, Элис каждый раз мысленно желает, чтобы Алисия Спиннет когда-нибудь в них заглянула.

— Хочешь сейчас отправить? — спрашивает Эд, когда чернила высыхают, и Элис сворачивает письмо в трубочку. Его сова, Бетельгейзе, величественная и надменная, спит в своей клетке на багажной полке.

Бетельгейзе любит только Эда, миссис Барретт и, что удивительно, Люси, хотя та постоянно дергает ее за перья. К Элис она относится снисходительно, и сейчас, недовольная тем, что ее разбудили, с великим одолжением протягивает лапу и позволяет привязать письмо.

— Спасибо, — снова давит из себя Элис, когда она вылетает в открытое окно. Не считая “Я люблю тебя”, обращенного к Хильде, это второе слово, которое она произнесла за сегодня. Обычно у Элис нет проблем с тем, чтобы говорить с людьми, но сегодня язык ощущается во рту, словно деревянный. Слова даются нелегко, скапливаются в ком в горле, застревают и уже почти мешают дышать.

Элис не хочется плакать. Она не плакала ни разу с того момента, как встретила Хильду, потому что в этом мире у нее есть все и даже больше. Плакать для нее означает о чем-то сожалеть.

Элис ни о чем не жалеет — ни об одной прожитой минуте.

Потому что каждая из этих минут по-своему счастливая.

* * *

Хогвартс наполнен огоньками, видимыми и невидимыми. Он, словно амортенция, пахнет для каждого по-своему, но в то же время для всех одинаково — домом. Каждый волшебный камень в его стенах тянется к детям, и замок снимает с Элис тревоги, как убирает сырость от мелкого дождя с ее волос и мантии, пока она идет вместе со всеми в большой зал.

А ком в горле рассасывается сам собой — где-то между третьим и четвертым приветствием, на которое она отвечает.

В этом году Хогвартс ощущается как-то по-другому, несмотря на то, что атмосфера в нем совершенно та же, что и обычно. Элис замечает пару лишних стульев за преподавательским столом, но никто с факультета не знает, к чему это.

…а после ужина директор Дамблдор представляет всем нового преподавателя по защите от темных искусств — немного жуткого и на вид довольно-таки опасного профессора Грюма.

И торжественно объявляет, что в этом году в Хогвартсе пройдет Турнир Трех Волшебников.