Встретимся на поле боя (гет)

— Стреляйте!

— Отправь эту шлюху в ад!

— Убей её!

Хочется зажать руками уши, чтобы приглушить истошные вопли толпы. Я не чувствую ни злости, ни раздражения. Ни страха. Я просто устал.

Кошусь на Флока, с остервенелым упоением купающегося в организованном им же безумии. Никакой необходимости в публичных казнях, на мой взгляд, нет. Но его уже не остановить. Он вошёл во вкус.

Толкает долгие обвинительные речи, выносит приговоры неверным, милует раскаявшихся. Ему нравится его новая роль, несомненно. Он наслаждается подаренной ему Эреном властью, совершенно не заботясь о последствиях. Часть меня даже завидует его слепой уверенности в собственной правоте.

— Твои последние слова?! — кричит он Елене, поднося дуло пистолета к её затылку.

— Ты меня ещё не пристрелил?

Её низкий голос звучит с привычной монотонностью. Эмоции в этой больной суке просыпались лишь в те моменты, когда она рассуждала о великом предназначении Йегеров. И сейчас, после провала плана Зика, она кажется опустошённой.

Будь моя воля, я не стал бы вмешиваться и позволил бы Флоку избавиться от неё. Но, по словам Ханджи, Елена стала одним из условий шаткого союза с уцелевшими марлийцами. И мне следовало доставить её живой.

Так что стремление Флока обернуть её убийство в целое представление сыграло нашему плану на руку. А казнить вместе с ней и Оньянкопона подсказал я. Мы не могли бросить его здесь: рано или поздно Флок всё равно добрался бы и до него. К тому же опытный пилот в команде никогда не помешает.

— Стреляй!

— Останутся только люди с кровью Имир!

— Пусть твари с материка сдохнут!

— Нам, потомкам Имир, насрать!

Толпа захлёбывается своей ненавистью, и призывы прикончить Елену становятся ещё неистовей. Я не узнаю в этих людях своих знакомых, с которыми ещё недавно бок о бок сражался.

А ведь я чуть было не остался с ними.

Прошлой ночью я был готов отказать Ханджи. Даже согласившись на встречу, я до последнего сомневался, стоит ли эта очередная битва таких жертв. Моих жертв.

Этим жалким трепыханием в попытке остановить Эрена мы лишь отсрочим неизбежное.

Но даже если у нас каким-то чудом всё получится… и если остальной мир уцелеет, то рано или поздно обрушит на Элдию весь свой гнев. А мы не сможем ему противостоять. Ведь нарастить военную мощь мы уже не успеем.

Хизуру после случившегося точно откажут Парадизу в своей поддержке. Почти всех волонтёров, обладавших важной информацией и полезными умениями, Флок перебил. Не говоря уже обо всех наших офицерах. Пришедшие к власти сосунки йегеристы не готовы к войне. Едва ли Флок способен координировать войска и принимать взвешенные решения…

Прекратим Гул — своими руками подпишем Элдийской Империи смертный приговор. Остров уничтожат.

А если оставим всё как есть, если позволим Эрену истребить всех наших врагов, то сможем жить мирно. Может, даже... счастливо?

Мы ведь и так сотни лет жили не подозревая о существовании других людей вне стен. Почему же теперь нам до них должно быть хоть какое-то дело? Они ненавидят нас. Жаждут убить. Потому что считают демонами.

Обвожу окруживших нас йегеристов взглядом. Искажённые яростью лица, брызжущая во все стороны слюна, взмывающие в воздух кулаки. Возможно, мы и есть демоны?

Демоны, готовые ради своего спокойствия уничтожить весь остальной мир.

— Я пока не выстрелю! — вопит Флок, призывая вошедшую в раж толпу к порядку. Переводит пистолет на второго пленника и всё с тем же до абсурда гордым видом зачитывает обвинения ему. — Имя этого преступника — Оньянкопон! Он один из тех волонтёров, кто поддерживал Элдию, не зная о плане с эвтаназией. Тем не менее! Он заявлял, что лучше умрёт, чем будет жить под правлением Элдийской Империи!

Плечи Оньянкопона подрагивают. Он понимает, что сдал его я. Но не понимает, почему.

Что ж. Ничего. Скоро разберётся.

Вновь бегло осматриваю собравшихся, стараясь при этом не выдавать своей заинтересованности. Где-то среди них скрывается обладатель Перевозчика. Я не знаю, как он выглядит. И даже не уверен, что ему всё-таки удалось пробраться сюда на крышу. Однажды он такое каким-то образом уже провернул — с Эреном. Но подробностей я не слышал. Может, на деле ему просто повезло?

Сработает ли наш первоначальный план? Хрен его знает.

Я ненавижу полагаться на посторонних. В прошлый раз, в Либерио, это стоило жизни моим людям. Елена тогда не довела порученное ей до конца, и Перевозчик с Челюстями в итоге полноценно участвовали в битве.

Можно ли доверять одному из них теперь? Особенно после того, как мы заживо спалили весь его танковый отряд, а самого его почти не прикончил я, собственными руками.

Тогда, всаживая в него громовые копья, я испытывал что-то сродни злорадному удовлетворению. Я мстил ему за «прошлый раз», но вряд ли сам Перевозчик осознавал, за что именно я, глядя прямо в его отвратительную морду, «благодарил».

Наверняка он не запомнил трусливого мальчишку, из-под носа которого он четыре года назад умыкнул Райнера. Мальчишку, уговорившего Ханджи принять неверное решение. Пусть она и пыталась снять с меня эту ответственность, я до сих пор уверен: в том, что Райнер по-прежнему жив, виноват только я.

Я был так жалок...

Отчитал Сашу и Конни, заметив, как они за него переживали. Пытался напомнить им, что Бронированный — наш враг. Враг, оплакивать смерть которого, блядь, просто нельзя! А сам... сам потом, глядя на поверженного, истерзанного, измотанного бывшего друга засомневался. Он лишился своей брони и снова стал казаться мне... ну, просто Райнером. И я зацепился за ничтожную возможность отсрочить его казнь.

Всё это время я злился на себя за мягкосердечность, которая едва не стоила жизни Ханджи. И лишила нас в будущем преимущества над противниками. Я клялся себе больше никогда не повторять подобных ошибок.

Поэтому спустя годы, в решающий момент, когда передо мной распласталась израненная туша Перевозчика, я всё-таки выстрелил. Невзирая на заплаканного мальчонку, самоотверженно загородившего собой это чудовище и умолявшего меня отступить.

Или чудовищем в этой истории был всё же я?

Демоном?

Да, моя рука всё равно трусливо дрогнула. И я смазал удар. Но если бы не пар, отклонивший копьё, оно всё равно взорвалось бы рядом с ними. И покалечило бы обоих. Может, даже убило бы. Как я и хотел.

Ведь хотел же?

Дерьмо.

Захочет ли Перевозчик поквитаться за случившееся? Я бы его не винил. Но рискнёт ли он нарушать условия договора? Насколько вообще благонадёжен этот хлипкий союз во имя спасения остального мира?

Перевожу взгляд обратно на Оньянкопона, который теперь дрожит уже всем телом. Плачет?

— Но если ты передумал, — размахивая пистолетом, продолжает надрываться Флок, — сейчас самое время...

Его перебивает истеричный смех. Нет, значит, не плачет.

— Я всеми силами помогал Элдии, чтобы спасти свою родину от Марлии! — кричит Оньянкопон, и беснующаяся толпа от неожиданности немного стихает. — Но это было и ради вас всех тоже!

Хмурюсь. Надеюсь, что в своей пламенной речи он не зайдёт слишком далеко и не выведет из себя Флока раньше времени. Иначе тот спустит курок, и я не успею никого спасти.

— И что я получил взамен?! — в голосе Оньянкопона всё же звенят слёзы. Он вертит головой, вглядываясь в изломанные презрением лица присутствующих. Идиот. Чего ты добиваешься? Они тебя не услышат. — Моя родина будет уничтожена! Моя семья будет раздавлена! И что? Останутся только одни ублюдочные шовинисты?

Он снова заходится в приступе злого хохота. Я перехватываю свой пистолет удобнее, чувствуя, как напрягается толпа. Как напрягается Флок.

Дождётся ли Перевозчик моего сигнала? Или решит действовать самостоятельно? Он может унести отсюда лишь Елену, не заморачиваясь спасением Оньянкопона. Или моим. Так ли сильно я им всем нужен?

Так ли сильно нужно мне самому, чтобы меня спасали?

У меня ведь ещё есть шанс отступить. Я всё ещё могу выпросить себе шикарный дом в самом центре Митры, в котором буду жить со своей семьёй. С детьми.

С женой.

В моих мечтах ею всегда была Микаса.

Да, глупо. Да, по-детски. Но, мечтая о своём будущем, я раз за разом представлял рядом с собой именно её. С тех самых пор, как я впервые её увидел, туманный собирательный образ идеальной девушки из моих грёз перенял её черты.

Я знаю, что она ни при каких обстоятельствах не выберет меня. Смирился с тем, что она никогда не взглянет на меня так, как смотрит на Эрена. И люблю я её уже не с тем мальчишеским пылом, что прежде. Но всё же мои чувства к ней уже давно завязаны в тугие грубые узлы. И едва ли я когда-нибудь найду в себе силы их распутать.

Или разрубить.

И я понимаю, что если моим эгоистичным мечтам и суждено сбыться, то делить со мной уютную и избавленную от войны жизнь будет другая. Хитч? Вряд ли ей это интересно. Наши отношения строились на абсолютно иных категориях.

Но... имею ли я вообще право грезить о спокойствии для себя с кем бы то ни было? Сейчас? Ведь как уши ни затыкай, а Гул всё равно слышен.

Чем я в конце концов лучше людей по другую сторону океана? Людей, чьи мечты совершенно точно будут безжалостно растоптаны ордой исполинских ебанин, марширующих под руководством Эрена.

Ценней ли моя жизнь?

Ценней ли благополучие Парадиза?

Смеем ли мы так рисковать?

— Нет никакого проку подлизывать вам! — Оньянкопон тем временем успокаиваться никак не собирается. Похоже, в отличие от Елены он своим правом последнего слова решает воспользоваться сполна. — Вы ведь понимаете, как это абсурдно: быть раздавленным без разбора, без предупреждения? Почему вы не понимаете?!

Он наконец оборачивается ко мне, встречая направленное на него дуло пистолета. В его глазах обида, злость, бессилие. Ненавидит ли он меня сейчас? Вполне может быть.

Ненавижу ли я себя за малодушие? Определённо.

— Открой уже свой рот, скажи хоть что-нибудь! Жан!

Что я могу сказать?

Что мне жаль? Что это война и иного выхода у нас нет? Что на самом деле я всё ещё не понимаю, верное ли решение принял, согласившись на план Ханджи?

И принял ли я это самое решение? Всё-таки?

Взвожу курок. Собираюсь стрелять.

Старый Жан недовольно фыркает и закатывает глаза. Он не понимает, как мы можем вот так отмахиваться от вполне себе осязаемого шанса на заслуженный комфорт. Тянется к моей руке, до побелевших костяшек сжимающей пистолет. Насмешливо дёргает за рукав униформы.

Не обманывай себя, Жан-бой, ты не сделаешь этого. Завязывай играть в героя. Ты им никогда не был. Ты слабак.

Интонации Старого Жана полны категоричной нахальности, от которой, как мне казалось, я давно избавился. Часто моргаю, спеша отмахнуться от наваждения.

Да, ты слаб. Но именно поэтому ты лучше остальных понимаешь, как нужно действовать, Жан.

Теперь мой внутренний голос звучит как голос Марко. И я его будто бы тоже чувствую. Здесь, сейчас, рядом со мной. Чувствую, как он кладёт мне на плечо свою руку и ободряюще сжимает. Чувствую после прошлой ночи.

После скомканной, но очень искренней речи Ханджи.

Она с горечью пошутила, что никто из её павших соратников не сказал бы что-то столь же примитивное. Но именно эти слова заставили меня задуматься. Понять.

Заставили вспомнить, что, несмотря на кипящее вокруг дерьмо, я всё ещё остаюсь членом разведкорпуса.

Заставили вспомнить, почему я когда-то в него вступил.

Слова Ханджи на какой-то миг словно воскресили всех наших погибших товарищей. И они смотрели на нас не с немым укором, не с разочарованием. Они верили в нас. И мы не смеем их подвести.

Я не смею подвести Марко. Единственного, кто давным-давно разглядел во мне то, чего не замечал даже я сам.

Не смею подвести Эрвина.

Сашу.

Всех тех, вместе с кем я клялся отдать своё сердце за свободу человечества. И пусть йегеристы окропили кровью и безумием эту клятву, я по-прежнему в неё верю. Я не имею права сдаваться.

Правильно ли мы поступаем?...

Для человека, которого хвалят за умение быстро ориентироваться на ходу, я слишком часто в себе сомневаюсь. Пора прекращать.

Правильно ли мы поступаем? Узнаем потом. Когда всё закончится.

Если, конечно, закончится.

Отвожу руку в сторону и стреляю. Четыре раза. Подаю сигнал.

Оньянкопон, сжавшийся за мгновение до того, как я впервые спустил курок, поражённо выдыхает. По толпе прокатывается волна возмущённых возгласов. Растерянный Флок поворачивается ко мне лицом. Не будь я так измотан, меня бы, наверное, позабавило то, как, оказывается, легко сбить его с толку.

— Чёрт. Промазал.

Иронично, но произношу почти ту же фразу, что и во время бойни в Либерио. После того, как не смог добить Перевозчика. Ха.

Флок, кажется, постепенно приходит в себя. Но, будем откровенны, у него нет времени осознать до конца весь масштаб разыгрываемого сейчас спектакля.

— Ты... что ты пытаешься провернуть?

Одновременно с его вопросом раздаётся дикий грохот, которому вторят вопли испуганной толпы. Начинается. Перевозчик-таки смог во второй раз прокрасться в тыл врага, не выдавая себя раньше времени. Похоже, у парня действительно талант.

Надеюсь, с координацией у него тоже всё в порядке. Потому что сейчас нам предстоит самое весёлое.

Слышу приближающийся к нам грузный топот. Не скажу, что я скучал по этому звуку: в памяти тут же воскресает тот день, когда мы встретились впервые. Приятного мало.

Поворачиваюсь к Флоку и с криком отталкиваю его с траектории Перевозчика. Честно говоря, я не ожидал, что всё пройдёт гладко, и даже готовился в ходе всей этой дикой вечеринки лишиться руки. Или ноги. Ну, или головы.

Но мне повезло. Перевозчик умудряется унести с крыши всех троих, не покалечив при этом ни одного из нас.

Хотя...

Везение — последнее, о чём я могу думать, болтаясь в слюнявой пасти гигантской страхолюдины.