Последствия (джен)

Подготовка к операции и реабилитация в общем заняли больше полутора лет. Слыша мою историю, врач с искренним удивлением говорил, что мне крупно повезло, ни одна культя не воспалилась. Я лишь вспомнил, как думал, что, если такое произойдёт, выверну ситуацию в свою пользу.

Я не испытывал проблем больше должных, и окружающие говорили, что мне повезло. По всем фронтам: родители не жалели денег на врачей и протезы, в целом моё состояние было близко к «идеальному», за мной всегда кто-то мог присмотреть и оказать поддержу. Тогда я, наверное, впервые без язвительности подумал, что эта удача обусловлена рядом неудач и тяжёлых испытаний, которые я предпочёл бы не проходить.

Осознание того, что я вернул утерянное, пришло запоздало: после того как я смог без помощи стоять на ногах, после того как смог ходить без опоры, после того как съехал от родителей.

Мать и отец сказали, что будут рады поддерживать мою самостоятельность, и при этом они не хотели, чтобы я напрягался больше того предела, который был в их головах. Поэтому они помогали с поиском квартиры, все денежные аспекты взяли на себя, как и перевозку вещей, от меня оставалось только въехать, разложить вещи и начать жить.

Когда я закончил с уборкой и прилёг отдохнуть, пришло осознание. Оно вместе с воздухом влилось в тело и дало успокоение, которого, казалось, вот чуть-чуть и не хватало. Я не ощущал его недостатка, но, когда получил, понял, в чём нуждался. Как недостающий элемент в громадной машине, которая хорошо работает и без него, но с ним работает тише и меньше совершает ошибок. Я ощутил себя этой законченной «машиной» — вновь полноценным человеком, который может ходить, стоять, бегать, прыгать. Который вновь научился тому, что изучил когда-то в детстве.

Я поднял ноги. Протезы были качественными, издалека не отличались от обычных ног, только при касании ощущалась прохлада и чрезмерная гладкость, а цвет был слишком «правильным» — однотонным, без шрамов, складок, волосков и выступающих вен. Но это всё детали, сути они не меняют.

Через несколько дней я встретился с Саней и Верой, хотел, чтобы они одними из первых увидели меня, хотел показать им, какой я сейчас. Складывалось впечатление, будто мы не виделись те полтора года, что я работал над собой. Виделись, только я постоянно сидел в своём кресле. Вначале я уставал от элементарных упражнений, потом от нагрузки, от которой организм отвык, а потом не хотел перенапрягаться больше должного. Да и показаться хотел, когда уже без проблем буду ходить.

Я пришёл пораньше и стоял в стороне, чтобы первым увидеть Саню и Веру, но Вера первая увидела меня. Разулыбалась и побежала ко мне. Почти налетела с объятиями. Я принял её и обнял в ответ.

— Ну ничего себе, — сказал Саня.

— Илья! Я так рада, — быстро заговорила Вера, запинаясь. Она держала меня, и я ощущал тепло её тела — оно согревало. — Правда, так рада…

— Я тоже рад. — Саня держался в стороне. — Иди сюда, чего стоишь?

Он протолкнул руки в карманы пальто, огляделся, словно за ним ведётся слежка, посмотрел на меня и Веру и вздохнул. Как побеждённый, будто другого и не оставалось. Он был смущён, но нас стиснул крепко.

— Это слишком, — выдавил я.

Саня рассмеялся:

— Сам же позвал!

Мы ещё немного обнявшись постояли, а потом осмотрели друг друга.

Недавно Вера начала красить глаза, её взгляд стал выразительнее, и она выглядела взрослее, а Саня, как придерживался своей моды, так и остался ей верен, но, кажется, в них что-то изменилось после поступления в университет. Я тоже мог поступить в этом году, поскольку сдавал экзамены, но решил подождать. Может быть, я ощущал именно эту разницу между нами: они вырвались вперёд.

Мы все разом замолчали, и я решил спросить:

— Ну как? — раскинул руки, словно хотел показать дорогой наряд, а не следствия операции и реабилитации.

— Не придерёшься, — сразу ответил Саня.

Я улыбнулся.

— Согласна, — кивнул Вера.

Они мне тоже улыбались.

Теперь нам нужно было встретить Толю.

Я выдохнул.

Ему я тоже не показывал плоды своих трудов. Когда нужно было ехать к нему, у меня возникало знойное желание снять протезы, чтобы он не видел, насколько лучше мне стало. Чтобы не было повода сравнивать наши ситуации и показывать, кто преуспел.

У меня задрожали губы, и вместе с руками я опустил голову. Непроизвольно всё во мне потянулось вниз, к земле.

Дрожь с лица перешла на шею, а откуда потекла к сердцу.

— Илья? — позвал Саня, а я не смог поднять голову. Хотел, но мышцы будто сцепились и не дали мне этого сделать.

— Т-толя, — выдавил я, — он же… он, — сама мысль казалась мне абсурдной и нереалистичной, я знал, Толя не такой, так не подумает, но что-то во мне заунывно спрашивало: — не возненавидит меня? — я поднял голову, а в глазах уже стояли слёзы.

Когда это касалось Толи, возможно, я был слишком чувствительным, но он, как никто другой, волновал меня. Его здоровье и спокойствие казались мне важнее моих собственных.

— Конечно, нет, — Саня ответил без сомнения, — ты же знаешь, он будет рад.

Я знаю, но это знание не всегда успокаивает.

* * *

Толя написал, что отец подвезёт его к кафе. Когда мы подошли, он уже ждал нас.

Я не знал, что мне изобразить на своём лице (сказывалось переживание), и, когда его глаза выцепили меня из толпы, я машинально улыбнулся и поднял руку, чуть ли не проговаривая вслух «при-вет». Сумел удержаться.

В отличие от меня, Толя вёл себя естественно, хотя заговорил не сразу. Он комплексовал из-за того, как звучал, как долго думает над словами и как боится в них ошибиться. Мы даже заранее обговорили, что, может, стоит у кого-нибудь дома встретиться, чтобы без лишних глаз и ушей, но Толя настоял на встрече вне дома. Он хотел переступить через сковывающие и загоняющие чувства, чтобы достигнуть результата.

Я поддержал его решение, но сказал, что, если ему будет слишком некомфортно, мы сразу уйдём, беспокоиться не о чём. Толя соглашался, но беспокоиться ему в любом случае было о чём. Даже я чувствовал, с каким усилием он проговаривает каждое слово, как сконцентрирован на акте проговаривания и сколько сил у него это отнимает.

Прошло почти два года, а он ещё далёк от того, каким был.

Вся его реабилитация была направлена только на то, чтобы вернуть эту функцию, сделать её, как прежде, автоматизированной и не требующей усилий. Из-за этого он, понятное дело, не смог закончить школу, не сдавал экзамены, не планировал, куда будет поступать, ведь его травма требовала всего его времени, всех его сил. Я же мог заниматься, когда не был занят упражнениями, они тоже занимали время и силы, но не столько, сколько у Толи. Отчасти поэтому я не поступал в этом году, хотел подождать его.

Толку от такого моего решения не особо много, ведь даже не факт, что спустя год Толя сможет привычным образом разговаривать и нагонит всю упущенную программу и одновременно сможет подготовиться к экзаменам.

Даже я понимаю, что это невозможно.

Горечь встала в горле.

— Илья? — проговорил Толя.

Я поднял голову. Он с вопросом смотрел на меня. Саня и Вера тоже.

— Что заказывать будешь? — спросил Саня.

Я забыл.

Уставился в меню и не знал, что выбрать.

С пониманием письменной речи у Толи дела обстояли лучше, как и с печатью, поэтому общение в сети с ним почти не отличалось от того, как он говорил, но, бывает, мне не хватает его «я считаю иначе» и лёгких перепалок с Саней по какому-нибудь незначительному поводу.

Сейчас Толя не мог быть таким же экспрессивным и живым в общении.

Когда принимали заказ, он хотел сам сказать, что хочет, но замер, уставившись сначала на официантку, потом в меню. Саня мысленно начал бить тревогу, вертя головой то в сторону Веры, то в мою. Я примерно знал, что нужно сделать, но не представлял, что придётся успокаивать кого-то, кроме Толи.

Чтобы не сбивать Толю с концентрации своими словами, я только слегка подтолкнул его в ботинок для того, чтобы он отвлёкся. И это получилось. Он смотрел на меня, а я приободряюще улыбнулся, мысленно передавая ему: «Дерзай».

— М-мне, по-жа, — вот блин, Толя выбрал тяжёлое слово, понял, что потратит на него время, но всё-таки договорил до конца. Я уже за это хотел ему аплодировать.

Если он будет придерживать такого же темпа, как сейчас, попутно самостоятельно изучать литературу, то вполне возможно, сможет к концу учебного года закончить школу экстерном. При условии, что экзамены будут письменными. Ему это вполне по силам, я так думаю.

— Ты слышал? — донеслось до меня со стороны.

— Заика, что ли?

Я даже не понял, как среагировал:

— Чё сказал?

Рядом с нами сидел парень с девушкой, и это говорили они, и такой реакции, похоже, не ожидали.

— Может, повторите? — сказал я, не отводя от них взгляда: на лицах застыло недоумение.

— Я удивлена, почему это не Саша, — сказала Вера, и я посмотрел на неё. Потом на Саню.

— Она права, после Толи в атаку шёл я, а до тебя очередь никогда не доходила.

— Да? — я попытался вспомнить, когда раньше них встревал в проблемы, и понял, что они правы. — Я… — я чуть снова не посмотрел на болтливую парочку, — сдержаться не смог.

Да и не хотел.

Раньше я многое пропускал мимо ушей, помню, такое было, не хотел развозить конфликт и не хотел себе проблем, но сейчас… сейчас я чувствовал, что обязан сказать, особенно если это касается Толи. И не только его, я уверен, меня так же будет трогать, если кто-то будет издеваться над неизвестным мне человеком или делать из него объект нежеланного любопытства.

Просто чувствую, что не позволю этого.

Я ощутил, как что-то коснулось моей ноги, и поднял голову. Это был Толя. Теперь он помогал мне отвлечься и перевести дыхание.