Проклятое солнце (гет)

— Саске-ку-у-ун! — орет Йоко, раскрывая руки так, словно прямо сейчас собирается задушить его в объятиях. — Доброе утро-о-о!

Солнца за задернутыми наглухо шторами почти не видно, и Саске, словно потревоженная в темноте летучая мышь, щурится и неприязненно морщится. Йоко не знает точно, действует ли на него иллюзия, но все равно привычно ведет себя, как ребенок, хотя бы для безразличной медсестры за спиной. Высокая худая женщина вела ее на экскурсию, но Йоко, только заприметив знакомую розовую шевелюру, расталкивает всех и первой влетает в палату.

— Юная леди, — холодно говорит медсестра, удерживая ее за воротник, — мы идем дальше.

Девчонка с розовыми волосами хлопает глазами, и Йоко буквально слышит, как кипят от безосновательной ревности ее мозги, а Саске, вздрогнувший от ее крика, хмыкает, но не отворачивается. Йоко совершенно по-детски куксится, дует губы и складывает на груди руки, но медсестра все равно неумолимо тащит ее прочь. Тогда она машет рукой, громко обещает, что заглянет позже, и посылает воздушный поцелуй, от которого и без того бледное лицо Саске становится мертвенно-белым.

Она приходит в больницу с самого утра, клонит голову набок и хлопает глазами, говоря, что Цунаде-сама очень-очень обещала ее вылечить, и кто-то поручает ее той самой хмурой высокой медсестре, которая теперь больно тянет Йоко за воротник. Люди, оказывающиеся на линии их следования, немедленно расступаются, но никто не здоровается, опуская глаза и отводя взгляд. Йоко про себя хихикает, оглядываясь по сторонам, а медсестра тащит ее все дальше и дальше от полной холодного мрака палаты Учихи Саске. В конце концов они оказываются в маленькой комнате, полной белого цвета и режущего глаза запаха, и дверь за спиной Йоко оглушительно захлопывается. Медсестра сквозь преграду холодно сообщает, что ей займется лично Цунаде-сама, и Йоко, фыркнув себе под нос, усаживается на жесткую кровать.

Здесь гораздо светлее, шторы на окнах полупрозрачные и короткие, противного зеленоватого цвета. Солнечные лучи заглядывают как будто лениво, падают на кончик носа и сползают ниже, рассыпаясь по грязноватым стенам. Йоко протяжно вздыхает, подбирая под себя ноги, и мысленно обещает немного подождать.

Впрочем, никто не приходит к ней ни через час, ни через полдня, так что она, вовсе не наделенная терпением, презрительно фыркает себе под нос и срывается с места, исчезая в витиеватостях коридора. Дома, в убежищах, коридоры куда заковыристее, часто полны ловушек для шпионов и беглецов, но даже они кажутся Йоко куда милее, чем облупившиеся зеленоватые стены этого госпиталя, испещренные пустыми провалами окон.

Ручка двери в палату Саске кажется теплой то ли от солнца, светящего из окна напротив, то ли от предвкушения. Йоко на мгновение жмурится, делает глубокий вдох и тянет ее на вниз, толкая дверь вперед.

В этот раз розоволосой девчонки здесь нет, Саске сидит на кровати, сложив на коленях ладони, и смотрит задумчиво в окно. Йоко проскальзывает внутрь тихонечко, но он все равно замечает, презрительно хмыкает и склоняет голову. Свои собственные шаги кажутся вдруг раскатами грома, дверь захлопывается оглушительно, подобно взрыву, и Йоко жмурится, останавливаясь на полпути между дверью и Саске. Они молчат почти минуту, прислушиваются к дыханию друг друга, выжидают, словно глядящие друг на друга белые змеи, и тишину в конце концов нарушает именно Йоко. Она рывком подается вперед, забирается на кровать, отодвигая ногу Саске коленом, и протяжно вздыхает:

— Здесь так скучно.

Саске не реагирует, продолжает смотреть в то место, где ее больше нет, и солнечные блики забавно копошатся в его волосах. Йоко снова вздыхает, причмокивает губами и начинает бормотать себе под нос слова недавно разученной песни. Мелодия льется прерывисто, Йоко то и дело сбивается и путает слова, но теперь хотя бы не кажется, что она снова сидит одна, разговаривая сама с собой.

Солнце заглядывает в окно вскользь, скользит по волосам Саске и падает Йоко на руку, окрашивает бледные стены желто-рыжими оттенками и тянется куда-то дальше, словно пытается дотянуться до каждого неприметного уголка этого неприятного места. Йоко не любит больницы и оставаться в одиночестве, чувствует себя неуютно, так что колючие мурашки расползаются по коже и всегда хочет сделать хоть что-нибудь, чтобы окончательно не сойти с ума. Песня, забытая на середине, льется дальше, Йоко придумывает слова на ходу, выстраивает мелодию и, прищурившись, смотрит, как качаются зеленые пушистые ветви за окном. Саске, кажется, расслабляется, чуть ссутуливается и тихонько выдыхает, словно вторит короткой незамысловатой мелодии.

Когда в дверь тихонько скребутся, почти наступает вечер. Солнце из прозрачно-желтого становится насыщенно-рыжим, греет не так отчаянно и оставляет на лице поцелуи-отпечатки. Йоко вздрагивает и замолкает, понимая, что совсем потеряла счет времени, а Саске, словно очнувшись от полусна, кашляет и снова идеально выпрямляет спину.

— Саске-кун, я… — девочка с розовыми волосами прерывается на полуслове, смотрит на Йоко и крепче сжимает в руках такие же как и вчера цветы.

Саске оборачивается, смотрит на нее, как на назойливую букашку, и Йоко даже на мгновение становится ее жаль. Девочка широко улыбается, поймав его взгляд, проходит внутрь, запинаясь у самого порога, и вынимает из вазы еще вполне свежие цветы, заменяя их новыми совершенно такими же.

— Привет, — Йоко спрыгивает с кровати, протягивает девочке раскрытую ладонь, — я Йоко.

Девочка вздрагивает, опускает на нее взгляд и запоздало улыбается:

— Меня зовут Сакура.

Это имя ей очень подходит, думает Йоко, смотрит снизу вверх и так и стоит с протянутой рукой. Сакура наклоняется, опираясь ладонями о колени, треплет ее по волосам, и Йоко давит желание по-змеиному зашипеть.

— Ты подруга Наруто, Йоко-чан?

Йоко коротко угукает, убирает руку и отирает ладонь о штаны. На несколько бесконечных секунд повисает неловкая тишина, Йоко разворачивается на пятках и присвистывает, заставляя Саске вздрогнуть и опустить взгляд на собственные ладони.

— Саске-кун, ты голоден? — спохватывается Сакура, подхватывая оставленную рядом с тумбочкой сумку. — Я почищу тебе яблоко.

Йоко думает, что это действительно раздражает. Сакура вьется вокруг, все повторяя «Саске-кун, Саске-кун», жужжит, словно комар над ухом. Йоко чувствует, как сбивается с ритма сердце, колет в груди и поднимается вверх тугой комок, тянется в карман за лекарством, и руку ее вдруг перехватывает другая рука. Саске оборачивается, смотрит на нее сверху вниз пристально и пронзительно, и губы Йоко непроизвольно растягиваются в хищной улыбке. Глаза его черные-черные, словно затягивающий с головой омут, руки теплые, почти горячие, несмотря на обманчивый фарфор кожи, а сжатые в тонкую полоску губы выделяются кроваво-красным.

— Это лекарство, — пожимает плечами Йоко, перехватывая баночку свободной рукой, — я без него умру.

Цунаде, обещавшая исследовать его, не забрала у нее ни капли, и оттого всегда полная баночка кажется неимоверно тяжелой. Йоко фыркает, закидывает пилюлю в рот и с хрустом раскусывает, пережевывая в мелкую пыль. Безвкусное лекарство само проталкивается в горло, на мгновение задевает застрявший в глотке комок и проваливается в желудок.

В ответ на ее слова Саске хмыкает и отворачивается, точно неохотно отпуская ее руку, и рядом тут же оказывается Сакура с тарелкой нарезанных дольками яблок. Йоко фыркает, убирает баночку в карман и подмигивает спрятавшейся в тени крохотной змейке. Она не собирается больше здесь оставаться, потому что терпеть не может чужих, глядит в окно на покачивающиеся на ветру сочные кроны и двигается к выходу ровно в тот момент, когда тарелка с грохотом падает на пол и разбивается. Кусок яблока липким холодом ударяется о лодыжку, Йоко скашивает на него взгляд и морщится, забывая, что только что хотела сбежать.

Словно в довершение нарисованной на грязном холсте картины в раскрытых дверях застывает Наруто. Кулаки его крепко сжимаются, он смотрит попеременно на Сакуру, Саске и рассыпанные по полу яблоки, и Саске ловит его разгневанный с нотками беспокойства взгляд и усмехается. Босые ступни его касаются пола, он давит яблоко и идет дальше, останавливаясь перед разделяющим его и Наруто порогом. Йоко старательно давит растягивающуюся на губах улыбку, переводит взгляд с одного на другого и легко присвистывает, предвкушая кое-что интересное.

— Сразись со мной, — шипит Саске почти по-змеиному, а в глазах Наруто на мгновение мелькает злое удовлетворение.

Которое, впрочем, быстро исчезает, стоит ему перевести взгляд на грязно-белые больничные стены и стягивающие предплечье Саске бинты.

— Ты еще не оправился…

— Ты ведь хотел узнать, кто из нас сильнее, — чеканит Саске, обрывая Наруто на полуслове, — идем. Прямо сейчас.

Зрачки Наруто на мгновение хищно расширяются, он ведет подбородком и хмурится, и Йоко чувствует разливающееся в воздухе напряжение. Сакура, тихонько всхлипывая, просит их остановиться, складывает ладони в молитвенном жесте и поджимает губы так, будто ее слова могут на что-то повлиять. Йоко тоже хочет пойти посмотреть, оценить тот потенциал, который разглядел отец, потому что Саске все еще кажется ей нахохлившимся птенцом, так и не выпрыгнувшим из уютного гнездышка.

Оба они, Наруто и Саске, разворачиваются почти синхронно и скрываются в коридоре. Саске идет впереди, обогнав противника, и Йоко тянет шею, пытаясь разглядеть выражение его лица. Она знает, что Саске зол на самого себя и собственную убогую слабость, сковывающую цепями по рукам и ногам, потому что сама злится так же, сжимает в кармане пузырек с лекарством и азартно жмурится, выскакивая в коридор.

Тяжелая рука падает ей на плечо, неожиданно останавливая, и Йоко поднимает голову, сталкиваясь с чуточку укоряющим, но все еще подозрительным взглядом единственного черного глаза. Сероволосый человек смотрит на нее сверху вниз, как и все остальные здесь, и это бесит неимоверно, до ярких пятен перед глазами и скрежета на зубах. Йоко хочет посмотреть на драку, хлопает глазами непонимающе и скалится, по-детски склоняя голову набок:

— Братик Наруто и Саске-кун пошли драться до смерти?

Сероволосый человек на мгновение замирает, чертыхается себе под нос и отпускает ее, срываясь с места в сторону лестницы. Выглядывающая из палаты Сакура осторожно идет за ним, а Йоко, все равно уже пойманная с поличным, сбегает по лестнице вниз.

Рыжее тусклое солнце греет макушку, путаясь в волосах, вскользь целует губы и открытую шею, мажет лоб, словно высвечивая то, чего не хватает, и постепенно скрывается, падая на невысокие дома и изрезанную уродливыми лицами скалу. Йоко задирает голову к небу, светлому в желто-розовых пятнах, пересчитывает пушистые облака, сливающиеся и разделяющиеся с движением ветра, и ловит на себе пристальный вопросительный взгляд. Она ведет головой, не оборачивается, смотрит в сторону доносящегося сверху шума боя и широко улыбается, слушая завывание ветра и пение тысячи птиц.

Пристальный взгляд исчезает, получив указание-объяснение, громом звучит взрыв, и Йоко сверху окатывает холодной водой. Словно сквозь рваное небо падают холодные потоки, омывают лицо и стучат по сухой земле, а драка наконец-то заканчивается, так и не выявив победителя. Йоко смотрит на развороченный напрочь бак на крыше больницы, фыркает и прячет ладони в прилипших к рукам рукавах:

— И дался тебе этот Саске.

Широкая улыбка сама собой расцветает на лице, доносящиеся сверху крики утихают, и Йоко прикрывает глаза, утирая с лица холодную воду. Волосы липнут к спине, мокрая насквозь одежда холодит кожу, и Йоко, продолжая сварливо бурчать себе под нос, складывает печати. Порыв теплого ветра сушит волосы и одежду, ураганом несется вверх и рассыпается, впитывая в себя остатки растекшейся в воздухе чакры. Йоко удовлетворенно жмурится, мажет мыском ботинка смешавшуюся с дорожной пылью воду и исчезает, прячась в сочных зеленых ветвях.

— Орочимару-сама велел вам возвращаться, — каркающий оклик заставляет ее остановиться, и Йоко складывает на груди руки и вопросительно вскидывает бровь, — времени почти не осталось.

Она не утруждает себя запоминанием бесполезных имен, только рвано кивает и дает знак ждать. Раз уж Йоко здесь, она хочет сама удостовериться, что Саске достаточно силен, чтобы не поломаться на полпути.

Красное солнце медленно скрывается за деревьями, погружая мир в вечерний полумрак, треплющий волосы ветер становится прохладным и липкими щупальцами забирается под одежду. Деревня, скрытая в листве, погружается в сон, позволяя выйти на поверхность тем, кому нет места под ярким солнцем. Йоко щурится, вглядываясь в темные провалы переулков, следит за пролетающими по небу черными точками и тихонько фыркает, насвистывая себе под нос.

Саске, только-только выслушавший лекцию своего наставника, стоит на одной из особенно толстых веток, вглядывается куда-то в темную пустоту и сжимает губы в тонкую, почти белую линию. Йоко ухмыляется, демонстрируя зубы, дает сигнал, и четыре тени окружают мальчишку и молниеносно втаптывают в грязь. Саске дает отпор, но силен он все еще недостаточно, не дотягивает даже до безымянных образцов. Впрочем, жмурится Йоко, мальчишке всего тринадцать, и для городского красавчика он вполне неплох.

Губы сами собой растягиваются в хищной ухмылке, Йоко пристально следит за каждым его движением, вытягивает шею, не пропуская ни малейшего поворота глаз. Глаза, окрасившиеся цветом свежей крови, видят ее, Йоко чувствует пробирающую насквозь от их скользящего взгляда дрожь и выпрямляется, откидывая растрепавшиеся от ветра волосы за спину. Избиение младенцев оканчивается предсказуемым результатом, Саске сплевывает кровь на песок и щерится, но глаза его по-прежнему сверкают яростью кровавых рубинов. Несколько шагов кажутся отчего-то бесконечно долгими, песок скрипит под ботинками, а от пронзающего насквозь взгляда поднимается и опускается волнами жгучий азарт.

— Интересно, насколько бесполезным ты станешь, если лишить тебя этих глаз? — Йоко опускается перед сидящем в грязи Саске на корточки, щелкает его по лбу.

На лице его застывает потрясающая гамма чувств, и Йоко смеется, сцепляя ладони в замок перед собой. Саске не отвечает, но и нападать больше не собирается, нахохливается, будто наконец-то выпавший из гнезда птенец, глядит прямо и вызывающе, а во взгляде его читается желание вцепиться ей в горло зубами.

— Хотя, говорят, нужно быть настоящим гением, чтобы только пробудить шаринган, — Йоко клонит голову набок, заправляет за уши упавшие на грудь пряди.

Саске сидит перед ней упрямо хмурящейся лабораторной мышкой, сверкает черной ночью в глазах, и Йоко только теперь понимает, что пропустила момент, когда шаринган бесследно исчез. Четверо за ее спиной нервируют до кривого оскала, и она взмахом ладони приказывает им исчезнуть. Не то чтобы Йоко хочет поговорить с Саске наедине, она вообще, на самом деле, говорить с ним не хочет, но лучше уж так, чем позволить экспериментам действовать своими методами.

В конце концов она поднимается, протягивает хлопнувшему глазами Саске руку и ухмыляется, поднимая голову к темному небу. Крупицы звезд смотрят сверху вниз, безразлично мигают, то и дело скрываемые липкими облаками, а уродливый огрызок луны бледного, почти белого цвета и вовсе прячется за деревьями. Где-то вдалеке квакает лягушка, стрекочут цикады, и тишина между ними расползается почти осязаемая. Саске щерится, смотрит снизу вверх уже не так агрессивно и в конце концов фыркает и хватает Йоко за руку. Йоко давит желание потрепать его по волосам, прячет руки в рукавах, как только теплая ладонь исчезает, и ведет подбородком, указывая в сторону городских ворот.

— Мы отправляемся в полночь, — Йоко сдувает со лба непослушные пряди, — с тобой или без тебя, меня мало волнует.

— Я…

Саске на мгновение запинается, взгляд его мутнеет, а потом снова становится полным упрямства и ярости. Йоко фыркает, перекатываясь с пятки на носок, переводит взгляд с него на сверкающее искрами-звездами ночное небо и в общем-то не волнуется об ответе. У этого парня достаточно потенциала, чтобы стать сильным самостоятельно, и Йоко на самом деле предпочла бы не находиться рядом с бомбой замедленного действия слишком долго.

Внутренности вдруг сводит судорогой, ухмылка на мгновение исчезает с ее лица, а черные глаза Саске проницательно сверкают. Йоко хмыкает, вытаскивает из баночки пилюлю прямо в кармане и звонко грызет, проглатывая крупные, царапающие горло осколки.

— Я хочу силу, — чеканит Саске, и глаза его снова кроваво-алые.

— Разумеется, — кивает Йоко, сощуриваясь, — не просто так.

Они разговаривают рваными фразами, коротко спрашивают и отвечают, почти не смотрят друг на друга, и Йоко от этого отчего-то смешно. Саске бросает на нее короткие исподлобья взгляды, стоит босыми ногами в грязи и пыли, а в уголке его губ застывает черным в темноте пятнышком запекшаяся кровь. Йоко тянется, чтобы утереть ее, и он ловит ее взгляд, уворачивается и запрыгивает на крышу.

— Тебе не идет быть ребенком, — бросает он, срываясь вдруг с места.

Впрочем, идет он достаточно медленно, чтобы Йоко, даже будучи ребенком на самом деле, имела возможность его догнать. Смешок вырывается из горла сам по себе, и она жмурится, разглядывая зажигающиеся и гаснущие в окнах огни.

— А вот тебе бы не помешало, — усмехается Йоко, тут же уворачиваясь от стремительного удара в скулу.

Саске куксится, разглядывает собственный кулак, слишком медленный то ли от усталости, то ли от полученной травмы и неопределенно фыркает, перепрыгивая на соседнюю крышу:

— Я не ребенок.

Слова эти звучат именно что по-детски, и Йоко смеется, задирая голову к небу. Огней в Конохе слишком много, чтобы видеть настоящее полотно звезд, но они все равно зажигаются и гаснут тут и там, словно подмигивают двоим соучастникам одного невинного преступления.

— Я ребенок, — говорит Йоко, растягивая губы в фальшивой улыбке, — а ты уж точно, я ведь старше тебя.

В ответ на ее слова Саске лишь фыркает снова и ускоряет шаг. Они перепрыгивают с крыши на крышу, словно идти по стылой земле кажется ему неприемлемым, то замедляют, то ускоряют шаг, а Саске так и не говорит, не против ли он компании Йоко. Впрочем, Йоко тоже не спрашивает, просто идет, потому что упускать ценный образец было бы глупо, а еще потому что ей слишком интересно. У Йоко никогда не было друзей, кроме кое-каких подопытных образцов, прибавляющих суффикс «сама» к ее имени, да слишком преданного, как дворовый пес, Кабуто. И еще папы, который, безусловно, является для нее всем.

— Кстати, куда мы идем? — Йоко тянет шею, а Саске вздрагивает, когда она говорит «мы».

— Хочу забрать кое-какие вещи, — он отвечает даже слишком быстро и снова ускоряет шаг.

Черепица крыш хрустит под ногами, стрекочут в деревьях цикады, и едва слышны призрачные переговоры. Йоко поднимает голову к небу, пересчитывает петляющие туда-сюда звезды и присвистывает. Прохладный ветерок холодит шею, забирается в широкие рукава и путается в пальцах, и Йоко жмурится, подставляя ему лицо.

— А-а-а, — голос чуть скачет вверх, но быстро опускается до заговорщицкого шепота, когда она добавляет: — ты же в курсе, что никогда сюда не вернешься?

Шаг Саске на мгновение сбивается, он переводит взгляд сначала на нее, в потом на высокое темное небо с россыпью точек-звезд. Он совершенно не думал об этом, понимает Йоко, и оттого смеется, треплет Саске по волосам и прячет ладони за спину. Весь оставшийся путь они преодолевают молча, и тишина звенит между ними, словно натянутая неосторожно тетива.

Дома у Саске оказывается чисто, почти пусто, только разложены на письменном столе книги и свитки. Он собирается быстро, достаточно, чтобы Йоко не успела ничего рассмотреть, но взгляд ее все равно замирает на небольшой фотографии. Глаз изначально цепляется за яркую шевелюру Наруто, переползает на волосы Сакуры цвета сладких конфет и только после сползает на черное пятно-Саске. За их спинами стоит сероволосый человек, должно быть их наставник, треплет Наруто и Саске по волосам, а Сакура счастливо улыбается, прикрыв глаза. Саске и Наруто выглядят угрюмо, словно только что поругались, но даже так между ними не видно злобы. Йоко щурится, касается теплой деревянной рамки пальцами, и дверь за ее спиной вдруг гулко хлопает.

— Идем, — бросает Саске, на ходу разворачиваясь.

Обида скапливается ядом в груди, Йоко хмыкает и мысленно обзывает Саске дураком. Фотография остается стоять на столе среди груды книг и свитков, и клочок лунного света падает на нее, словно напоминая не оставлять. Луна некрасивым огрызком выкатывается из-за тучи и снова прячется, оставляя темные картинки реальности на откуп бурному воображению.

Тьма накатывает волнами и отступает, поддаваясь свету редких уличных фонарей, желтые отсветы в окнах гаснут, кажется, насовсем, и Йоко вдруг становится грустно. Саске бредет вперед, уже не так быстро и уверенно, больше не выглядит побитой босой пташкой. Он шагает, закинув небольшой мешок за спину, не оглядывается, глядя только вперед, а Йоко упирается взглядом в его темную спину, слишком ровную для тринадцатилетнего ребенка. Она, пожалуй, в последнее время становится излишне жалостливой, и оттого усмехается и прячет руки за спину. В конце концов никому в этом мире не уготовано ничего, кроме бессмысленных страданий и смерти.

— Знаешь что, просто для справки, — шипит Йоко, когда они выходят на финишную прямую, — ты мне совершенно не нравишься.

Впереди виднеются высокие ворота, вечно открытие, точно распростертые объятья, звезды скрывают нависающие с обеих сторон аллеи деревья, а отвратительный огрызок луны, словно скалясь, болтается прямо над головой. Йоко жмурится, не оглядывается тоже, больше не ждет никакого ответа, н все равно отчетливо слышит прорывающий тишину смешок.

Неуклюжий преследователь не волнует никого из них, потому что Саске, похоже, не собирается даже оборачиваться, а Йоко слишком весело, чтобы убивать.

— Саске-кун! — голос Сакуры кажется отчего-то раздражающим комариным писком, и Йоко тихонько присвистывает, замедляясь. — Ты ведь не идешь к этому Орочимару?!

Пренебрежительное «этому» режет слух, и Йоко фыркает, замолкая. Пускай детишки сами разбираются со своими влюбленностями, думает она, склоняя голову набок и сощуриваясь.

— Мне нужна сила, — холодно отвечает Саске, разворачиваясь к девчонке вполоборота, — только он может мне ее дать.

Йоко чувствует себя третьей лишней, стоя посреди аллеи у самого выхода из деревни, смотрит разворачивающуюся драму с нескрываемым любопытством. Саске ведет подбородком, чувствует, что она готова убить их обоих, и идет дальше, гулко чеканя шаг.

— Прошу тебя, Саске-кун! — отчаянный крик Сакуры ударяется в спину, однако никто из них больше не замедляется. — Какаши-сенсей ведь научил тебя чидори, разве этого недостаточно? Если… если это из-за твоего брата, я помогу тебе убить его, только, пожалуйста, не уходи… пожалуйста, не оставляй меня…

Голос ее то взлетает вверх, то опускается, она путается в словах и в конце концов почти замолкает, говоря едва различимым в тишине шепотом. Йоко переводит взгляд с медленно приближающихся ворот на Саске, разворачивается и шагает теперь спиной вперед. В груди комками клокочет смех, а накрывающая ее время от времени ревность уже не кажется такой ядовитой. Звезды коротко мерцают над головой, шелестящий в пушистых кронах ветер скрадывает слова, а оставшаяся позади-впереди Сакура тянет руки и заливается слезами.

О, бедная, несчастная влюбленная Сакура плачет отчаянно, но ни одно из ее пылких слов не достигает обледенелого сердца.

— Тогда позволь мне пойти с тобой! — порыв холодного ветра налетает неожиданно, сносит заполошные слова и треплет волосы, и Сакура бросается вперед, протягивая руки. — Если не хочешь остаться, возьми меня с собой, я буду тебя защищать! Я…

Низкий каркающий смех заставляет ее прерваться, а застывший у самого лба кунай — отшатнуться на полшага назад. Саске смеется, отпускает перехваченную за запястье руку Йоко и выходит вперед, словно отделяя ее от Сакуры собственным телом. Йоко фыркает, крутит кунай в пальцах, прячет его в рукаве и вскидывает руки.

— Что ты можешь сделать? — гулко спрашивает Саске, и голос его эхом разносится по ветру.

На щеках Сакуры застывают дорожки невысыхающих слез, белки покрываются красными нитями лопающихся капилляров, а дрожащие пальцы неловко мнут край красного платья. Она застывает обескураженно, смотрит на Саске и переводит невидящий взгляд на Йоко:

— Я…

Она запинается на полуслове, так и застывает с открытым ртом, а глаза ее беспорядочно вращаются туда-сюда. Пальцы комкают подол почти черного в темноте платья, и она отступает, когда Саске подается ближе.

— Что ты можешь сделать, Сакура? — повторяет он свой вопрос вкрадчивым, гипнотизирующим шепотом.

Вот уж точно, со смешком думает Йоко, достойный будущий ученик великого змея.

— Саске-кун, пойдем уже, — она тянет слова так же, как это делала Сакура, щурится и скалит зубы, — в этой вашей деревне так скучно.

Спрятанный в рукаве кунай нагревается от тепла тела, тянет запястье и кажется мягким и податливым, словно глина. Саске скашивает на Йоко глаза, и теперь она видит, что они снова кроваво-алые с двумя точками всепоглощающей тьмы по обеим сторонам от зрачка. Ухмылка сама собой растягивается на ее лице, и Йоко азартно подается вперед, почти касаясь лбом его лба.

Безвольное тело гулко падает на землю, и Саске презрительно хмыкает, не уделяя ей теперь и крупицы внимания. Йоко коротко смеется, пропуская его вперед, прячет кунай теперь уже по-настоящему и смотрит на разметавшуюся по земле Сакуру сверху вниз. На лице ее все еще отчаянное выражение, брови хмуро сдвинуты, а глазные яблоки вращаются под тонкими веками. Скрытые густыми кронами звезды задорно перемигиваются, словно сплетничают между собой, и Йоко, проглотив усмешку, догоняет Саске и опускает ладонь ему на макушку.

— Саске-кун такой до-обрый, — театрально вздыхает она, изображая восхищение.

Пушистая голова исчезает из-под ее руки и снова оказывается впереди. Йоко пожимает плечами, прячет руки в широких рукавах и смотрит на ставшие совсем близкими и до одури огромными ворота. Откуда-то сзади все еще смотрят, сверля ее макушку подозрительным взглядами, четыре каменные головы, но совсем скоро их взгляды перестанут за ней поспевать.

— Они бы отправили за нами погоню, — коротко бросает Саске, переступая через выложенный белой каменной плиткой своеобразный порог.

— Они и так ее отправят, — пожимает плечами Йоко, принимаясь насвистывать только что сочиненную мелодию, — решат, что я тебя украла.

Насмешка рассыпается в воздухе, Саске бросает на нее полный отвращения взгляд, и Йоко громко смеется, следуя за ним. Снаружи их уже ждут четыре мрачные тени, срывающиеся с места от одного ее короткого взгляда, а налетающий порывами ветер шумит все сильнее, путая волосы и забираясь в широкие рукава.

— Итак, Саске-кун, поздравляю, — Йоко обгоняет мальчишку, разворачивается на пятках и разводит руки в стороны, — теперь ты преступник.