Искусители и искушённые (джен)

Этим вечером Вельзевул, как обычно, сидела на черной лавочке, которую сама сотворила. Отсюда открывался, по её мнению, отвратительный вид на закат. Многие смертные верили, что с последними лучами солнца наружу из своих нор выползали самые жуткие человеческие пороки. Вельзевул отчасти соглашалась, правда, в отличие от смертных, всегда делала одну поправочку: грешки частенько призывали в свой мир сами люди, в поисках азарта. Призванные же Сатаной — гораздо опаснее, весомее и, как правило, ломали жизни не в одну ночь. Стоило только вступить на скользкую дорожку одной ногой.

Находясь в своих потрясающе омерзительных мыслях, Вельзевул ощутила, что сама давно находится на бортике ванны со святой водой. Запах Гавриила она и так узнала бы из миллиарда, а здесь, на открытом воздухе, его совсем не нужно было искать. А что? Вы правда решили, что она могла притащиться сюда ради этого самовлюблённого Архангела, занимающегося неподалёку пробежками?

— Какая приятная встреча!

Вельзевул окинула его сияющий лик оценивающим взглядом и, к собственному ужасу, возвела глаза к небесам. Обычно силы Тьмы не у Бога интересовались ответом на вопрос: «За что мне это?». Плюс ко всему, над ней явно кто-то похихикал в ответ. Вельз понадеялась, что это или один из чертят-прислужников, решивший, что без рожек выглядит моднее, или пара смертных, проходящая мимо.

— Серьёзно? — на сей раз взор Вельзевул пал на его идеальные ботинки, а потом на лавочку, правая половина которой стала белой и приторно изящной, когда Гавриил сел на неё.

— Определённо!

— По-моему, все дни одинаковые, — пожала плечами Вельзевул. — Люди по-прежнему периодически теряют веру, мы этим пользуемся. Когда разувериваются в обеих сторонах, то вместе.

— Вместе.

Это слово Гавриилу нравилось. Что с него взять — ангелы, добро, вечный мир. Вельз поёжилась, когда он «чисто случайно» пододвинулся к ней. Лавочка практически вся стала белой.

— Но добро всегда впереди на шаг или на милю, — синие глаза довольно блеснули.

— Неужели? — Вельзевул повернулась и прищурилась. — Напомни, куда идут люди, когда вы их игнорируете, уповая на их собственную выносливость?

— Игнорируем? — Гавриил улыбнулся, только вот синие глаза на сей раз не улыбались. — Люди сами выбирают путь, не осознавая, чего просят. Это вы позволяете им всё, наблюдая, как низко они падают.

— Почему бы нет? Работа такая, — прищурилась Вельзевул, и Гавриил готов был поклясться, что внутри сделалось жарко.

Они часто бывали здесь: посмотреть, как день сменяется ночью, как вежливый и чистый солнечный свет сменяет холодная неподкупная тьма, единственные светила которой — памятные звёзды. Люди верили, что ночью демоны сильнее ангелов, и бездумно примеряли на себя их роли, которые им не постичь. Тогда и демоны, и ангелы замолкали, видя человеческую жестокость. Возможно, поэтому эти два существа частенько появлялись вдвоём, всматривались в грань света и тени, мысленно восхищаясь, как прекрасна последняя секунда заката.

— Красивое кольцо, — Гавриил решил сменить тему, заметив топаз на безымянном смуглом пальце. За этот комплимент упасть было нельзя, ведь кто сказал, что он относился к самой Вельзевул?

— Да, отвратительное, — согласилась она, глядя вдаль.

Последние лучи коснулись их одежд, и на миг показалось, что начальство Рая и Ада развоплотилось, приняв свой истинный облик. От Гавриила исходило слабое свечение, которое вплеталось в волосы, теперь длинные, золотистые, и падало на белоснежное одеяние из древности. В чёрных глазах Вельзевул блеснул осколок огня, тёмно-серый плиссированный хитон ионийского стиля скрыл привычный современный костюм, а волосы — она вдруг поняла, что не помнит сама, когда решила, что с короткими и прилизанными, веками нечёсаными, выглядит более статусно, чем с кудряшками по шею. Кажется, в то время Вельзевул ещё улыбалась: зло, колюче, иронично, вводя выпивших смертных в оцепенение. Тем самым нехотя заставляла их вспомнить Господа, пусть упоминание Его имени кололо её.

Два сверхъестественных существа одновременно взглянули друг на друга. Ругаться могли они веками, а вот молчаливых минут у них практически не было.

Иногда Вельзевул злилась, чувствуя, как Архангел жжёт её Божественным пламенем, и видела, как изгибаются его брови, словно он ощущал то же самое.

Они не могли отуземиться, как Азирафаэль и Кроули. У них не могло быть «своей стороны», и Вельзевул это нравилось. Когда она заводилась под этим синим взглядом, начинала искушать, не говоря ни слова, и радовалась, когда эти попытки проваливались. Значит, их встреча — сегодня далеко не последняя.

Когда солнце упало за горизонт, оба встали и разошлись, бросив до завтра старенькую лавку — белую с чёрным пополам — и встретились, на сей раз действительно случайно, у парадного входа в свои конторы.

— Отвратительно, — буркнула Вельзевул, наконец оказавшись в привычной атмосфере, и снова посмотрела на камешек в полудемоническом колечке. Он светился огнём, что подчёркивал топаз, и отражался в её каких-то неестественно озорных сейчас глазах.

На сей раз слово «отвратительно» относилось к тому, что она чувствовала даже здесь — в Аду. Они с Гавриилом были наедине всего десять минут, а ей до сих пор хотелось пританцовывать. Впрочем, кто знает, может, Вселенское зло заставило её радоваться?

Вспомнилось, что никто из демонов после суда над Кроули так и не рискнул коснуться ванны со святой водой, которую один благочестивый Архангел предусмотрительно оставил с намёком: «Ещё понадобится».

По-хозяйски пройдясь по коридору, Вельзевул застыла возле одной из дверей. Судя по звукам, Кроули опять соблазнил Хастура игрой в шахматы. О том, на что они могли играть, думать не хотелось, но по рычанию вечно проигрывающего герцога Вельзевул решила — быть драке.

— Ты… Ты… Кроули! — выплюнул Хастур, верно, не найдя подходящего оскорбления.

Вельзевул притаилась. Чего греха таить, пошутить она тоже любила, особенно, когда подчиненные забывали о работе.

— О, смотри, — любовно воскликнул Кроули. — Целая лужа святой воды! Она движется сюда!

Судя по грохоту и отвратительно-обаятельному визгу Хастура, Вельзевул поняла, что шутка удалась. Крики она любила, но, когда герцог перешёл на ультразвук, всё-таки решила открыть дверь. Открывшаяся взору картина определённо пришлась по чёрной душе: Кроули стоял на столе, а у него на руках сидел Хастур. Он прекратил верещать только тогда, когда заметил, что Вельзевул шлёпает прямо по так называемой святой воде и с ней всё в порядке. Кроули резко опустил руки, низвергая Хастура на пол.

— Работаем, мальчики? — оскалилась Вельзевул, потирая руки. — Поделим зарплату на двоих?

Сегодня у неё явно было отвратительно-хорошее настроение.