Искусители и искушённые (джен)

Азирафаэль потянулся. Он всегда находил в книгах особое удовольствие. К слову, удовольствие получал он крайне разношерстное, особенно после прочтения свежеизданных творений. Одни заставляли его смеяться, другие — смущённо улыбаться, некоторые вызывали возмущение несправедливостью, а некоторые буквально призывали его ангельскую сущность покраснеть и трижды перекреститься. Особенно он проникался к тем, что вызывали в нем трепет, называемый настоящей любовью. Жаль, что Кроули без веских причин никогда не приходил в его лавку и ничего не касался без нужды опереться или подержаться.

С последней их встречи прошло около двух недель, и Азирафаэль был вынужден признать, насколько сильно истосковался по этой фирменной демонической походочке и, говоря современным языком, вечно офигевающему от мира сего золотистому взгляду из-под чёрных круглых очков.

Приняв однажды сторону людей, они решили лишний раз «не светиться», но, как говорится, соблазн был слишком велик. Внутри всё встрепенулось, когда в трубке раздался знакомый голос (когда-нибудь Азирафаэль поймёт, что такое автоответчик, но, видимо, не сегодня). Взволнованным голосом Ангел тут же начал лепетать о важности их нынешнего положения. Раз уж они возложили на себя миссию быть ближе к народу, то нет ничего лучше, чем познать его через книги.

Ответное молчание в трубке могло означать всякое: «Меня это не интересует, Азирафаэль», «Я занят во всех вариациях и смыслах», «О, я думал, что соскучился, но тут ты позвонил, и всё, как рукой. Спасибо», «Азирафаэль, тебе надо проветриться». Отдельным и особенно любимым ответом было: «Ты хочешь об этом поговорить?» — эта фраза означала, что Кроули не в духе и уже едет устроить вселенский Ад.

— Да, я хочу поговорить, — со смешинкой в голосе выбрал себе участь Азирафаэль, но в трубке по-прежнему было тихо. — Кроули?

Связь оборвалась. Азирафаэль нахмурился и набрал снова. Ещё раз. И ещё раз. Кроули по-прежнему отвечал ему одно и то же, а потом замолкал.

— Ты на что-то обиделся?

* * *

Сказать, что Азирафаэль возрадовался, наконец заметив знакомую машину, — это ничего не сказать. Он мгновенно оказался в ней и первое время совсем не обращал внимания на скорость.

Странно, его будто бы избегали, и хоть Ангелу было под силу легко найти Демона, в этот раз получилось не сразу.

— И какого чёрта ты здесь забыл? — Кроули задал вопрос, не отрываясь от дороги.

Ответ содержался в самом вопросе, только Демон ни за что не понизил бы себя до такого презренного ранга.

— Я тебя тут забыл, — не поддался на провокацию Азирафаэль, не переставая искренне улыбаться.

Кроули закипал. Ангел знал этот взгляд и тревожился ровно так же искренне, как улыбался.

— Кроули?

Машина резко свернула. Кажется, слишком резко даже для скрытых возможностей этой модели. Для привычки Демона водить — тоже.

— Что случилось?

Кроули молчал. Черта города осталась далеко позади, когда он припарковал автомобиль и вдруг скрылся в глубине леса.

Азирафаэль пошёл следом. Он абсолютно не понимал, что происходит. Ему хотелось обратить всё происходящее в привычно добрую шутку, от которой заливались пением птицы, но в этот раз слишком явно чувствовалась опасность.

— Кроули?

Демон стоял спиной к нему возле тоненького, как сам он, деревца и подпирал голову рукой. Тёмно-каштановых прядей украдкой касался солнечный луч, придавая им знакомый ярко-коньячный оттенок. Азирафаэль, глядя на него, должно быть, впервые пожалел, что так сильно балуется блинчиками.

— Кроули, ты начинаешь меня пугать. В чём дело?

— Я должен кое-что сделать, — неохотно отозвался Демон.

Азирафаэль встал напротив и осторожно снял с него очки, опасаясь, что они упадут. В ответ из груди Кроули вырвался приглушённый рык, а золотой взгляд загорелся ненавистью. Ангел поспешил вернуть всё, как было.

— Что с тобой? Если тебе нужна моя помощь, то мы можем всё обсудить и решить, что делать. Я помогу…

— Поможешь? Мне?

Демон улыбнулся. В улыбке ощущалась приторная сладость. Азирафаэлю стало казаться, что Кроули — никакой не Кроули или он просто не узнаёт его.

— Да. Помогу, — твёрдо заявил Азирафаэль. — В пределах разумного, конечно. Ты же сам сказал, что мы «на нашей» стороне, помнишь?

— Не всё так просто. Ещё я сказал, что нас оставят в покое на время. Так вот — оно вышло.

— И чего хотят твои?

— Не могу сказать.

Он порывался ответить, но будто онемел.

— Держись от меня подальше.

— Почему, Кроули? — Азирафаэль хотел обнять его за плечи, но тот вдруг обратился в горсть чёрного песка в ладони.

* * *

Ангел перевернул страницу очередной книги. Теперь все они казались ему «на одно лицо». Слова Демона не давали покоя. Он прекрасно знал: никакие они не друзья и всегда будут по разные стороны, но у этого уравнения за шесть тысяч лет бок о бок образовалось слишком много неизвестных.

«Хороший сюжет для книги», — подумал Азирафаэль, интонационно выделив мысль печалью.

Стук в дверь книжной лавки не сразу обратил на себя внимание. Кто-то явно не воспринимал всерьёз табличку, оповещающую о закрытии. Когда Азирафаэль открыл, то увидел на пороге небольшую белую коробочку, перевязанную синей, как глаза Гавриила, лентой.

Азирафаэля всегда окутывал неподдельный восторг при виде подарков. Повод был ему совершенно не важен. И, как все добрые души, он любил их больше дарить, чем получать.

Однажды он снизил втрое цену на книгу, которую с жадностью рассматривал маленький мальчик, а наутро обнаружил на одной из книжных полок коробочку с клубничными пончиками в пудре и памятную открытку.

В следующий раз он отдал престарелой женщине потерянный кошелёк, предварительно вложив в него золотую монетку. Правда, та вернула её, сказав, что вроде бы не выглядит оборванкой.

В третий раз… Азирафаэль почти получил между глаз. А всё потому, что имел неосторожность посочувствовать мужчине, покупающему в лавке толстую книгу с непристойными, но, признаться, в чем-то интересными иллюстрациями. В подарок он тоже предложил скидку, как «уникальному гостю», на что тот почему-то сильно разозлился.

Что было не так, Азирафаэль не понял. Комплексы, казалось ему, преодолеть ничего не стоит, к тому же покупатель не выглядел тем, кто их имеет. Помнится, тогда Ангел рассказал о происшествии Кроули и испугался за целостность окон. Такого смеха он ещё никогда не слышал.

Больше всего Азирафаэль обожал, когда в лавку забегали сиротки, обступали его, кружили голову расспросами, а потом увлечённо читали всё то, что он посоветовал. У них практически не было денег, поэтому они ценили общение с книгой куда больше, чем остальные покупатели.

Однажды Азирафаэль обнаружил пропажу. Он совсем не хотел думать на детей, но когда довольно грузная женщина привела в лавку маленькую девочку и с силой втолкнула прямо в его комнатушку, то сразу всё понял. Хозяйка приюта принялась отчитывать девочку прямо при Азирафаэле, совершенно не стесняясь в выражениях, а потом обаятельно улыбнулась, положив книгу на стол. С обложки причудливо розового оттенка смотрела молодая девушка, держащая на руках смеющуюся малышку.

Конечно, Азирафаэль не взял её назад. Хозяйка долго раскланивалась перед ним за понимание, а после снова больно схватила ребёнка за локоть.

— Можешь просто попросить, — шёпотом сказал вслед Азирафаэль.

Ему было очень больно.

Должно быть, это неправильно, но всякий раз, когда он чувствовал подобное, рядом оказывался Кроули. Он был не причиной боли, а был именно рядом.

— Можешь просто попросить.

И Азирафаэль попросил. Он так и не поинтересовался, куда Демон отправил хозяйку приюта. Говорят, она стала добрее…

Пальцы снова быстро набрали телефонный номер. Ответил знакомый, ставший давно родным, голос, а после — опять тишина.

— Кроули. Кроули, выслушай. Расскажи мне всё, я пойму. Мы что-нибудь придумаем.

Тишина. Она стала невыносимой.

Азирафаэль, дабы поднять себе настроение, решил открыть подарок, но тот вызвал лишь удивление и настороженность.

В коробке лежал длинный кинжал, окроплённый святой водой, и записка, в которой красивым, каллиграфическим почерком значилось: «Использовать по назначению».

— Нет, это не нож для конвертов.

Азирафаэль вскрикнул от неожиданно раздавшегося голоса. Один из Ангелов стоял позади него и явно был слегка утомлен ожиданием.

— Спасибо. Я найду применение, — Азирафаэль тепло улыбнулся и убрал подарок в ящик.

— До нас дошли сведения, — продолжил Ангел, — что Демон Кроули получил приказ убить тебя. Несмотря на наши разногласия, тебя велено предостеречь.

— Что за вздор? — Азирафаэль не сдержал усмешки. — Он не станет этого делать. Он…

«Мой друг», — пронеслась мысль.

— Он — пособник наших общих врагов. И что бы ни решил, им и останется. Лорд Вельзевул умеет убеждать… своими методами. Подселением, влиянием. Он даже не вспомнит тебя, когда нанесет удар. Твоя задача — нанести его первым, если хочешь жить. Остальное — уже не наша забота. Ты не перестаешь разочаровывать нас, Азирафаэль. Мы знаем, причина кроется не в тебе, но и ты не упрямься. Так будет лучше для всех.

— Я не буду никого убивать, — прямо глядя в небесно-голубые глаза, твёрдо произнёс Азирафаэль.

— Тебя не просят убивать невинного. Тебе велено избавить возлюбленный тобой мир от пособника Сатаны, что грозит тебе, да и всем, если не выполнит приказ. Для их армии это не будет серьёзной потерей, зато ты сможешь заслужить прощение своих безрассудных деяний. Впрочем, это тебе решать, Азирафаэль. Ты всё равно останешься одним из нас, ибо не совершил греха, что позволит тебе упасть. Мы терпеливы.

Ангел исчез.

Азирафаэль взял в руки кинжал и безразлично повертел в руках. Потом уронил на стол и опять потянулся к телефонной трубке.

— Кроули, прошу, скажи мне что-нибудь. Я всё знаю. Я знаю, что с тобой происходит. Давай увидимся. В беседке через час.

В этот раз он ответа не ждал.

* * *

Почему он дал себе час на дорогу — неизвестно. Но ровно столько потребовалось ему на раздумья. Кроули, может, и не был самым приятным существом, с которым ему доводилось встречаться в жизни, но от мысли об убийстве и так всегда мутило, а уж от того, что нужно убить «друга по неприятностям», Ангелу вовсе хотелось себя проклинать.

Азирафаэль размышлял о добре и зле, об оружии как способе воздать по заслугам. Кинжал он взял с собой, но не прекращал лелеять мечту о том, что использовать его не придётся. Кроули виделся ему загнанным зверем, и, признаться, сам Азирафаэль чувствовал себя таким же. Должно быть, впервые за свою ангельскую вечность он закипал от осознания того, что за ним наблюдают. Любуются «спектаклем», который ещё не начался.

Сперва тяжелые мысли привели Азирафаэля прямо в квартиру Кроули. Дверь была открыта, а растения явно давно не поливали. Ангел живо исправил это и взволнованно прошелся по пустующей комнате.

Их явно хотели столкнуть и давно. Глупо было верить в покой на Земле.

К назначенному времени Кроули не пришёл, но Ангела не покидало ощущение скорой встречи.

«Ты сделаешь благое дело, Азирафаэль», — звучала в голове мысль. Эта мысль терзала его и ломала.

«Кроули… Кроули упал потому, что задавал вопросы», — говорила вторая.

Вдруг позади послышались быстрые шаги. Потом его грубо схватили за горло и подняли над землёй.

— Кроули, я… не хочу др…

Азирафаэль рухнул вниз, но скоро снова оказался лицом к лицу с Демоном. Тот ещё сильнее потемнел лицом, огненные глаза, казалось, прожигали его насквозь.

— Опомнись. Это же я, — Азирафаэль попытался улыбнуться, но вскрикнул, чувствуя хруст собственных костей. Всех. Сразу. — Кроули!

Демон ничего не говорил, если не считать пары фраз на латыни.

Азирафаэль пытался защищаться, но чем больше пытался, тем беззащитнее себя чувствовал.

— Ты позоришь свой Рай, — прошипел вдруг Кроули над самым ухом. — Ты слишком наивный и жалкий.

— Как знаешь, — Азирафаэль ударил наотмашь и тут же мысленно извинился.

Кроули ухмыльнулся. Азирафаэль ещё никогда не видел столько яда.

— Я служу во благо…

— Ты безропотно молчишь, — оборвал Демон, ударив вновь.

Он повалил Ангела на землю и буквально вдавил в неё.

— Кроули, ты нужен…

Демон засмеялся, крепче хватая за горло, но тут же замер, смерив Азирафаэля каким-то растерянным взглядом.

— Кроули? — Азирафаэль чуть ли не всхлипнул, глядя в его глаза.

Правая рука резко вытащила клинок, что вошёл Демону в подреберье.

Кроули зарычал, отпустив пленника, и упал на спину.

— Боже. Боже, не надо, — зашептал Азирафаэль, и шёпот его затерялся в истошном крике. — Кто-нибудь!

Перед глазами полыхнуло пламя, что-то чёрное рванулось вверх и вошло в землю. Кроули, на удивление, был невредим, но лежал без движения. Скорее всего, он снова представлял, что всё в полном порядке, руководствуясь своим маленьким секретом — мощнейшим воображением.

Азирафаэль приподнял его за голову и провёл ладонью по месту удара. Что-то подсказывало Ангелу: он действительно сделал благое дело. Святая вода погубила того, кто мешал Кроули быть собой, подстрекал к убийству.

— Жарко, — вдруг слабо прошептал Демон, на что Азирафаэль улыбнулся так, будто только что постиг высшее блаженство. — Ты чего на меня так смотришь?

— Ты в порядке? — задал вопрос Азирафаэль, наскоро вытерев сбежавшую слезинку.

Кроули сделал вид, что не заметил.

— Коньячку бы…

* * *

Азирафаэль впервые сам вёл машину Кроули и мужественно терпел всевозможные капризы «умирающего» касаемо музыки. Хотя бы музыки, раз уж было не избежать столь медленного движения по улицам Лондона — всего двадцать километров в час. Правда, когда с Азирафаэлем поравнялся другой водитель и крепко обругал, Ангел согласился на шестьдесят.

Только Демон всё равно проворчал что-то вроде: «Не оскверняй мой руль своими священными ладонями», и оставшийся путь машина ехала сама.

«Как же удобно иметь такие очки. Совсем не поймёшь ни выражения глаз, ни куда человек на самом деле смотрит», — подумалось Азирафаэлю, глядя на «дремлющего» Кроули.

— Ты обещал мне коньячок, — плотоядно улыбнулся тот, когда они, наконец, припарковались возле книжной лавки. — Только предупреждаю ещё раз, я не доверяю всему, что пишут.

— О, клянусь, он настоящий.

Азирафаэль всем видом излучал загадочность. Сегодняшней ночи хватит не только на выпивку, но и на целый литературный экскурс. Кому как, а его потрепанная нервная система явно требовала отдыха.

— Помню, ты один раз так поклялся перед детьми, что являешься настоящим Сантой Клаусом. В итоге заработал, — он пощелкал пальцами, вспоминая, — радикулит и три недели бегал по городу в том нелепом костюме. Так что осторожнее с этим.

— Ты же знаешь, я не мог огорчить детишек! Было весело!

— О, да! Смеялись все, включая и наших, и ваших.

Азирафаэль поджал губы, но тут же просиял. Обижаться он не умел, да и не по должности это было.

— Как твоя рана?

— Прескверно. Чувствую запах горелой плоти.

— Это по-вашему, — хотел подбодрить Азирафаэль, но когда Кроули наградил его хмурым взглядом из-под тёмных очков, почувствовал мягкое онемение языка. — Из… ф… иняюсь. Изверг.

— Я сегодня не настроен шутить.

— Может, пока мы не в лавке, расскажешь, что случилось? Не хочу нести в свою обитель негатив.

— Хочешь сказать, я излучаю позитив?

— Нет. Но ты — другое!

Кроули отвернулся к окну и брезгливо поморщился, прижимая ладонь к ране. Лечить подобное приходилось долго, если вообще случалось выживать. Признаться, Демону было это в новинку.

— Поздравляю с первым убийством.

— Не начинай с этого, пожалуйста, — с притворной угрозой попросил Ангел и печально опустил голову. — Между прочим, я не хотел… Терять тебя не хотел.

Кроули вздохнул и тонко улыбнулся.

— А говорил, не нравлюсь.

— Не нравишься! Но это не повод, — вспыхнул Азирафаэль.

Кроули сорвал с себя очки и убрал в бардачок. Как некстати, мимо проехал велосипедист и потерял управление, случайно взглянув на него.

Всё-таки любопытство далеко не всегда делает умнее.

— Меня вызвали к Лорду. Могу сказать, что поговорили мирно. Слишком мирно, а потом я понял, что делю это тело с какой-то мелкой сошкой. Он меня соблазнял на подвиги, «перевоспитывал», искушал повышением. Ну а потом я будто отключился, — он помолчал, оглядев Азирафаэля. — Я тебя сильно?

— Стильно, — улыбнулся Ангел, немного размяв многострадальную шею.

Мимо прошёл очередной смертный. Можно сказать, вальяжно прошествовал, выпятив нижнюю часть туловища вперёд. Он был абсолютно трезв, но и без этого выглядел пугающе вызывающе, придирчиво рассматривал из-под очков проходящих мимо дам и что-то жевал.

Кроули подавился несуществующим блинчиком.

— Что? Ты примерно так же ходишь, — опять пошутил не к месту Азирафаэль.

— Я?!

— Я… примерно.

— Стильно и пошло — две разные вещи! И вообще, я уже говорил, это чудный город. Так вот, подобное — я вижу впервые.

* * *

— Налей ещё, — Азирафаэль снова загрустил, вспоминая насланное на них с Кроули испытание. Он всё понимал и смиренно принимал, сильнее вгоняя себя в депрессию.

Уже битый час он «пытал» Кроули декламацией очередной книги, которую ему посоветовали прочесть добрые люди. Но чем дальше читал и впадал в меланхолическое настроение, тем яснее понимал истинный смысл поступков героев, который, к слову, разжёвывал ему всё тот же Кроули.

— Поэтому я и не читаю. Мои глаза слишком хорошо видят. Если буду возвращаться через страницы в прошлые века — сойду с ума от угнетённости всего сущего, а от современности, наступающей на те же… на что там?

— На грабли.

— Вот. Тянет ещё выпить, — он встал, придерживая рану, и вобрал в лёгкие мягкий книжный воздух. — А у тебя тут ничего. Не рябит в глазах белый.

Азирафаэль смущённо улыбнулся. Он любил ощущение, когда от комплиментов кровь приливала к щекам.

— Можно, я у тебя здесь передохну до завтра?

— Соблазн велик, — Азирафаэль улыбнулся ещё шире.

— Как твои запасы пончиков?

Кроули нисколько не шутил, когда жаловался Азирафаэлю на последствия ранения. К запаху горелой плоти прилагалось почти постоянное жжение, стоило резко пошевелиться или… протрезветь. Поэтому Кроули решил использовать эту странную закономерность и начать терапию по восстановлению с поглощения очередной бутылочки «Шардоне».

В свою очередь, Азирафаэль чувствовал себя виноватым и старался всячески угодить со свойственной всем ангелам заботой. Демона даже бросало в дрожь: такой милоты он не видел даже в те времена, когда носил белые крылья. Вообще, Кроули никогда не переставал удивляться другу. Чего стоили одни его восхищённые возгласы, когда демон «случайно» приходил на помощь и спасал сию блаженную кудрявую голову от очередного отсечения… освежевания… испепеления. Кроули сморгнул воспоминания, как смертный дурной сон.

«Всегда одно и то же: где беда, там Азирафаэль, а где Азирафаэль, там я. Небольшое демоническое чудо, падающие наручники, восхищённый возглас, полный обожания, а потом это высокомерное: "Боже правый". Тьфу, притворщик».

Кроули удобнее устроился в кресле и блаженно прикрыл глаза. Атмосфера в книжной лавке влияла на него явно плодотворно, правда, только психологически. К вечно саднящей ране это не относилось. Демон пытался самоисцелиться, но помогало это ненадолго. Азирафаэль, как оказалось, тоже ничем не мог помочь — рана зарастала, но через некоторое время снова начинала кровить.

— Знаешь, кажется, я чувствую подвижки. Постарайся её не тревожить.

Ангел важно прошёлся по комнате.

Оптимизма ему было не занимать, хотя вчера он едва удержался от предложения развоплотиться и «выпросить» у шефа новое тело. Это было исключено.

— Ангел нянчится с Демоном, — протянул Кроули. — Не определюсь, это звучит смешно или унизительно?

Азирафаэль проигнорировал вопрос. Не хватало ещё поругаться на почве обязанностей и того, кто тут кому чего должен.

— Может, Вельзевул скоро вспомнит твои былые заслуги перед Адом? У неё бывает хорошее настроение? — Азирафаэль поправил бабочку, в очередной раз убеждаясь, что это стильно, и тут же нахмурился.

Лорд Вельзевул и хорошее настроение, в привычном для ангелов виде, никак не вязались вместе в его голове.

Кроули пожал плечами. Пресквернейшее состояние рисовало в его воображении маниакально-улыбающееся лицо всадника Апокалипсиса с одноимённым именем.

— О, фисташковое. Скверна бы оценила, — он взял из рук Азирафаэля изящную вазочку с тремя шариками мороженого и воткнутой сверху вафельной трубочкой.

— Почему?

— Она любит всё зелёное. Если забыть, что предпочитает всякую отраву, то от фисташек и сыра с плесенью никогда не откажется. Смерть готовит свои фирменные бифштексы с кровью: из кого он их делает, лучше не спрашивай. Голод вообще ничего не ест, но Мор как-то пошутил, что когда все вокруг подчиняются и отставляют еду в сторону, то он просто забирает всё себе.

— Он же худой как щепка, — усмехнулся Азирафаэль.

Он поймал себя на мысли, что ему всегда нравилось, когда Кроули так проезжался по коллегам. Это удачно разбавляло серые будни.

— Жилистый. Обмен веществ у него хороший.

— А Война? — Ангел сел в кресло напротив и пододвинул к себе аналогичную вазочку. В ней мороженое было обильно посыпано кокосовой стружкой.

— Война готовит потрясающие шашлыки и ест их с ножа. Ещё у неё есть забавный фетиш: наблюдать, как самки богомолов пожирают своих самцов после спаривания, — Кроули настороженно оглядел Азирафаэля. — Кстати, ты не находишь природу этих созданий странной?

— Боюсь, это тоже относится к числу непостижимых замыслов.

— Я так и думал, — хмыкнул Демон и потянулся. — Она прямо разомлела, когда Голод подарил ей целую армию этих букашек.

Азирафаэль задумался. Если он действительно, в глубине души, прохвост, достойный дружбы, то пора бы выпустить его наружу.

— Прости, у меня есть неотложное дело. Скоро вернусь.

Он засуетился. Кроули с подозрением наблюдал, как друг быстро застёгивает своё белое пальто, хватает на ходу шляпу и бежит к выходу.

— Может, тебя подвезти?

— Не надо. Верь мне, хорошо?

Демон настороженно проводил его взглядом на другую сторону дороги. Грань между чудом и чудачеством в друге всегда была безнадёжно хрупкой.

* * *

В подобном случае, который произойдет дальше, люди обычно восклицают: «Как назло!» Кроули не обладал подобным оптимизмом, ибо не верил в случайности, поэтому сразу решил, что произошедшая «случайность» была послана ему именно назло.

Для того, чтобы рана саднила меньше, Кроули обернулся змеем и растянулся на полу, как вдруг в лавку вошла девушка. Первая за сегодня и, хотелось думать, единственная. Букинистический магазинчик Азирафаэль частенько называл своим домом, а Кроули, естественно, не нравилось, когда дом, равно личное пространство, превращается в проходной двор.

Увидев на полу огромную кобру, девушка бухнулась на пол. Кроули это повеселило бы, если бы не нужно было превращаться обратно и принимать неудобную позу. Поэтому он громко зарычал, да так, что покупательница очнулась от обморока.

— Извините, мне показалось, я видела змею, — тихо произнесла она, но скоро её глаза расширились от удивления. — Вы?

Кроули хмуро взглянул на гостью поверх очков.

— А… А?..

— Анафема.

— Точно.

Не был бы он Демоном, то точно помянул бы Всевышнего, но в нынешнем положении можно было только искренне чертыхнуться. Её тут только не хватало. Любого покупателя можно легко и ненавязчиво выставить за дверь (вчера он так и делал, попутно эксплуатируя Азирафаэля на предмет приготовления домашних блинчиков), но сие дотошное создание по имени Анафема так просто не уйдёт, как подсказывала Кроули интуиция. Был ещё вариант — стереть девчонке память, но Ангел не возвращался достаточно долго, чтобы даже Демон истосковался по живому общению. Так что, как кто-то сказал, на безрыбье… и коброй станешь.

— Это ваша лавка?

— Нет, — он состроил такое лицо, будто его только что оскорбили. — Её открыл Ангел.

— Но, может, тогда вы поможете? — она не увидела, как Кроули обречённо закатил глаза. — Мне нужно что-нибудь о мужской психологии.

— Что?

Он решил, что она шутит, но девушка смотрела на него слишком серьёзно и пыталась рассмотреть змеиные глаза под чёрными стёклами очков.

Не рискнем утверждать наверняка, откуда Кроули стала известна следующая информация, но он точно знал, что в большинстве случаев подобные книги пишутся женскими руками, и руки эти принадлежат дамам с разбитыми сердцами.

— Хотите создать клуб по интересам? — спросил Кроули, на что Анафема опустила глаза.

— Мне нужно кое-что понять, — сказала она, боясь быть излишне откровенной, и поправила очки, сбежавшие к кончику носа.

Кроули снова почувствовал боль в подреберье и решился на отчаянный шаг — совместить приятное с очень занудным. Так, спустя несколько минут, была открыта ещё одна бутылочка «Шардоне», и, что несколько унизительно для демонической психологии, Демон начинал понимать: за Анафемой так просто не поспеешь.

— Почему вы на меня так смотрите? — та поставила бокал и проглотила кусочек кремового эклера в шоколадной глазури.

— Там, откуда я родом, не хлещут вино как воду. Я привык относиться к нему с уважением.

— Извините, — снова поправила очки захмелевшая Анафема. — Мне просто очень обидно и непонятно.

Кроули мысленно поблагодарил Сатану, что незваная гостья не уточнила, откуда конкретно родом её собеседник.

— Что, об этом в книгах не пишут? — съязвил Демон.

«О женщины…»

— Ньютон Пульцифер. Подумаешь. На Земле почти восемь миллиардов человек! — он развёл руками, и Анафеме привиделось, что магазин заходил ходуном. Или не привиделось?

— А мне нужен неудачливый хакер…

К удивлению, Анафема разделила иронию и улыбнулась.

— Вот скажите, — она вдруг взяла Демона за руку, — это что, приговор? Если я не блондинка в мини-юбке, мне все будут изменять?

— Нет, — протянул Кроули, попутно вспомнив, что у них в Аду одни чертовки-брюнетки и рыжие искусительницы.

Они, конечно, частенько перевоплощались в прекрасных обладательниц белоснежных прядей, но в случае с Пульцифером, как подсказывало Кроули чутьё, виноват был исключительно он. Да и, в конце концов, вряд ли Ньютон мог предложить им что-то интересное. Или всё-таки мог?

Демон тряхнул головой. Между прочим, сегодня он совершенно не планировал ни о чём думать. Тем более, о похождениях «гения компьютерных систем».

— Кроули?

— Что?

Кажется, он забыл, когда назвал ей своё имя. Да и вообще в воздухе чувствовалось нечто странное, закладывающее в чёрную душу не менее чёрное предчувствие, которое не позволяло сосредоточиться на постороннем.

— Просто мальчик вошёл во вкус и нуждается в срочном отрезвлении чувств.

— Научите? Я в таком несведущая. И книга Агнессы ничего не сказала об этом. Только: «Строй сам свой мир на распутье». А Ньютон, — Анафема подалась вперёд и стала говорить тише, — к той девушке строго по выходным ходит. Возвращается важный такой, аж противно. Говорит, мол, призвание своё нашёл.

Кроули впервые пожалел о своём космическом воображении и громко расхохотался.

— Это я подняла ему самооценку, сказал.

«О Сатана, чем я занимаюсь…»

— Ну, ты же сам сказал, что тебе тут лучше, — вдруг ответила Анафема хриплым мужским голосом, плотоядно улыбнулась и тут же прокашлялась. — Что это было?

— Чёрт его знает.

— Действительно.

— Точно, — кивнул Демон и сделал большой глоток вина.

Случившееся дальше произошло демонически быстро и словно в тумане. Память рисовала какие-то странные видения, где он танцевал с Анафемой и даже обещал проучить нерадивого Ньютона. В воздухе почему-то запахло сперва розами, а потом сыростью. В какой-то миг земля ушла из-под ног, и когда Демон открыл глаза, то увидел, что находится в адских стенах, а напротив стоит Вельзевул. Лицо её пылало от злости, но она умело держала себя в руках и лишь слегка наклонила голову.

— Ты откуда это знаешь? — спросила она шипящим голосом.

Ей хотелось накричать, но причина была явно не той, которую должны слышать стены, пол и потолок, не говоря о демонах.

— О чём знаю?

— Правильно. Ни о чём, — отчеканила Вельзевул и подошла ближе.

Ей определённо нравились неподдельные эмоции на лицах подчинённых. И не важно, что Кроули действительно ничего не понимал. Она приложила ладонь прямо к его ране, отчего Демон сразу понял значение фразы «искры из глаз», потом коротко улыбнулась.

— Наказывать демонов могу здесь только я. Почти. Прощать — тоже, — прошептала Вельзевул. — Он зря думает, что может использовать Ад в своих целях, — она вытащила из кармана брюк синюю коробочку и показала Кроули крупный топаз, что хранился в ней. — Твой подарок оценён. Не подставляйся больше. И не распускай слухи. Тайна за тайну.

С этими словами она поспешила прочь. Демон прошёлся по коридору, пытаясь понять, что произошло. Голова ещё гудела от алкоголя.

«Подарок? Я сделал ей подарок?»

Кроули глубоко погрузился в мысли и сел на холодный пол стального цвета. Неподалёку, издавая ужасный рёв, обедал Цербер.

«Топаз… Синий, как само небо, и твёрдый, как Божья воля… Азирафаэль?»

* * *

Ангел вбежал в лавку и, крепко закрыв дверь, буквально упал на стул. Он не верил в собственные деяния. Только что его безгрешная рука преподнесла подарок самой Вельзевул. И что с того, что он был в обличье Кроули и никто ничего не заметил? Что с того, что Демон однажды полушутя поделился с ним, насколько сильно Вельзевул бесится, когда видит глаза светлейшего Архангела. Она ведь всё-таки женщина, а женщины любят драгоценности. Он ничего плохого не сделал, просто научился паре «фишек» у Кроули, который всегда был асом в делах очарования, и материализовал друга прямо перед Вельзевул, когда та поддалась и решила исцелить его.

«А если нет… Не сделал ли я хуже?»

Кроули проникал в его мысли и варварски копошился в воспоминаниях. Как светлая душа вообще дошла до жизни такой? Шесть тысяч лет — не так уж много для жизни Ангела. Каждый год, период истории стремительно проносились перед его лицом. Сколько Азирафаэль себя помнил, он постоянно попадал в переделки. Просто потому, что жил на Земле, не желая никому зла, и руководствовался своими минимальными привычками.

Кто же послал ему Кроули? Бог или Дьявол? Зачем? Спасти или искусить?

— Тебя подвезти куда-нибудь?

— Ты слишком быстр для меня, Кроули.

Сейчас Азирафаэлю внезапно захотелось, чтобы его именно на такой автомобильной скорости увезли куда-нибудь подальше отсюда. Он подумал: а почему бы не совместить воедино далекий домик на тихой горе, большую библиотеку, состоящую из редких писаний, вкусное вино и самые достойные блинчики, какие он только пробовал.

«А у нас прямо идиллия», — постучала в голову мысль. Или не мысль?

— Камешек — твоих ангельских рук дело?

Кроули привычно материализовался рядом и тонко улыбнулся, прислонившись к книжному шкафу. Большие змеиные глаза внимательно смотрели прямо в самую душу, срывая смертную оболочку.

Азирафаэль виновато опустил взгляд.

— Слышал, женщины любят такие вещицы.

— Цвет с намеком выбирал? — прищурился Кроули.

— Слишком у вас мрачно. Не хватает… воздушности, — развёл руками Ангел, внутренне признавая абсурдность сказанного. — Мне просто хотелось, — он заговорил тише, — помочь. И я придумал как. Я ведь служу добру, да?

Отчего-то Азирафаэль ощутил себя несмышлёным младенцем, а потом быстро встал, сказав себе, что не видит в этом ничего плохого.

Кроули тепло улыбнулся, когда друг направился в свою каморку. Рука сама потянулась к старой грампластинке. Под настроение ему сегодня определённо подходил Шуберт, хотя, когда он бежал сюда, ему хотелось спалить здесь всё к чертям.

Ангел не должен был так рисковать. Но… Дьявол побери, это было слишком трогательно, чтобы злиться по-настоящему.

* * *

Анафема проснулась под отчаянный вопль Ньютона, который, к слову сказать, до сих пор не осознал, что из сети этой ведьмы так просто не вырвешься.

— Тебе приснился кошмар? — с интересом спросила она, видя, как он смотрит в потолок большими глазами и часто дышит.

Наверное, он хотел бы поделиться увиденным сном с кем-нибудь. Только вот был это не совсем сон, что до него потихоньку доходило. Ещё он признавался себе: пускаться во все тяжкие после первого опыта с женщиной — явно плохая идея. К тому же Анафема ему действительно нравилась.

Так что, пожалуй, мы просто отпустим кошмар, в котором Ньютон засыпал в объятиях белокурой красавицы, что вдруг томно попросила принести ей вина.

Пульцифер сонно спускает ноги с кровати, усыпанной красными лепестками роз и идёт на кухню, где возле уже потухших свечей остались стоять недопитые бокалы.

Должно быть, девушка сильно расстроится, увидев, как он их разобьёт от страха, но это не так важно. Главное, быстро унести свои бренные конечности с чужой территории.

Может, Ньютон и годился в охотники на ведьм, но драться с огромной коброй на постели его явно не учили.

Тем более с коброй, которая вдруг расправила царственный плащ и произнесла: «Дай-ка я тебя поцелую».

* * *

Вельзевул уже битый день разглядывала драгоценный камешек глубокого кристально-голубого цвета. В её смуглой руке он выглядел заблудшей душой, добровольно попавшей в сети. Его красота царапала чёрное сердце, как спичка о мокрый и истёртый спичечный коробок. Это злило. И порождало ещё больший интерес, сравнимый с крайней стадией азарта. Чистый, холодный… чужой цвет, с которым тянуло поиграть, в который хотелось окунуться, но на деле — и полюбоваться не всегда удавалось.

— Лорд Вельзевул, как прикажете быть с Кроули? — Хастур в нетерпении переступил с ноги на ногу.

— Если учесть все обстоятельства, то Кроули ведёт себя как среднестатистический Демон и пока нам не мешает, — нехотя, скучающим голосом сказала Вельзевул.

Хастур недовольно фыркнул, но переубеждать не стал. Пока шеф рассматривала драгоценность, он пришёл к выводу, что у Ада и без слежки за Кроули всегда полно работы. К тому ж, у них всё ещё была целая вечность, чтобы рычать друг на друга, а вот времени на…

— Хастур, а где твой отчёт?

Вельзевул всегда отличалась проницательностью.

— Уже несу, — загадочно опустил глаза в пол герцог преисподней.

Столь красивый и важный по своему звучанию титул не мог не будоражить в падшем ангеле кровь на предмет того, что он, кажется, не обязан уже таскать отчёты. Но Хастур получал настоящее удовольствие, когда выводил на бумаге жуткие деяния и подписывал их своим именем.

Да… вчера он сильно увлекся. О случившихся по его инициативе пожарах всё утро судачили в новостях, но, как сказал один русский турист, прошедший мимо вчера вечером: «Без бумажки ты…»

— Хастур. Дай огоньку.

Вельзевул и сама могла «дать огня» кому угодно, если бы хорошо попросили, но у неё было кого использовать для мелких случаев.

Хастур послал небольшой язычок пламени и заточил его в камень. Тонкие губы Вельзевул тронула кривая, как ей думалось, улыбка. Герцога же аж передёрнуло — такой довольной он давненько её не видел и совсем не понимал, что теперь у лорда появился личный талисман, сотканный из Адского пламени и Райского сияния, так похожего на взгляд Гавриила.

Этим вечером Вельзевул, как обычно, сидела на черной лавочке, которую сама сотворила. Отсюда открывался, по её мнению, отвратительный вид на закат. Многие смертные верили, что с последними лучами солнца наружу из своих нор выползали самые жуткие человеческие пороки. Вельзевул отчасти соглашалась, правда, в отличие от смертных, всегда делала одну поправочку: грешки частенько призывали в свой мир сами люди, в поисках азарта. Призванные же Сатаной — гораздо опаснее, весомее и, как правило, ломали жизни не в одну ночь. Стоило только вступить на скользкую дорожку одной ногой.

Находясь в своих потрясающе омерзительных мыслях, Вельзевул ощутила, что сама давно находится на бортике ванны со святой водой. Запах Гавриила она и так узнала бы из миллиарда, а здесь, на открытом воздухе, его совсем не нужно было искать. А что? Вы правда решили, что она могла притащиться сюда ради этого самовлюблённого Архангела, занимающегося неподалёку пробежками?

— Какая приятная встреча!

Вельзевул окинула его сияющий лик оценивающим взглядом и, к собственному ужасу, возвела глаза к небесам. Обычно силы Тьмы не у Бога интересовались ответом на вопрос: «За что мне это?». Плюс ко всему, над ней явно кто-то похихикал в ответ. Вельз понадеялась, что это или один из чертят-прислужников, решивший, что без рожек выглядит моднее, или пара смертных, проходящая мимо.

— Серьёзно? — на сей раз взор Вельзевул пал на его идеальные ботинки, а потом на лавочку, правая половина которой стала белой и приторно изящной, когда Гавриил сел на неё.

— Определённо!

— По-моему, все дни одинаковые, — пожала плечами Вельзевул. — Люди по-прежнему периодически теряют веру, мы этим пользуемся. Когда разувериваются в обеих сторонах, то вместе.

— Вместе.

Это слово Гавриилу нравилось. Что с него взять — ангелы, добро, вечный мир. Вельз поёжилась, когда он «чисто случайно» пододвинулся к ней. Лавочка практически вся стала белой.

— Но добро всегда впереди на шаг или на милю, — синие глаза довольно блеснули.

— Неужели? — Вельзевул повернулась и прищурилась. — Напомни, куда идут люди, когда вы их игнорируете, уповая на их собственную выносливость?

— Игнорируем? — Гавриил улыбнулся, только вот синие глаза на сей раз не улыбались. — Люди сами выбирают путь, не осознавая, чего просят. Это вы позволяете им всё, наблюдая, как низко они падают.

— Почему бы нет? Работа такая, — прищурилась Вельзевул, и Гавриил готов был поклясться, что внутри сделалось жарко.

Они часто бывали здесь: посмотреть, как день сменяется ночью, как вежливый и чистый солнечный свет сменяет холодная неподкупная тьма, единственные светила которой — памятные звёзды. Люди верили, что ночью демоны сильнее ангелов, и бездумно примеряли на себя их роли, которые им не постичь. Тогда и демоны, и ангелы замолкали, видя человеческую жестокость. Возможно, поэтому эти два существа частенько появлялись вдвоём, всматривались в грань света и тени, мысленно восхищаясь, как прекрасна последняя секунда заката.

— Красивое кольцо, — Гавриил решил сменить тему, заметив топаз на безымянном смуглом пальце. За этот комплимент упасть было нельзя, ведь кто сказал, что он относился к самой Вельзевул?

— Да, отвратительное, — согласилась она, глядя вдаль.

Последние лучи коснулись их одежд, и на миг показалось, что начальство Рая и Ада развоплотилось, приняв свой истинный облик. От Гавриила исходило слабое свечение, которое вплеталось в волосы, теперь длинные, золотистые, и падало на белоснежное одеяние из древности. В чёрных глазах Вельзевул блеснул осколок огня, тёмно-серый плиссированный хитон ионийского стиля скрыл привычный современный костюм, а волосы — она вдруг поняла, что не помнит сама, когда решила, что с короткими и прилизанными, веками нечёсаными, выглядит более статусно, чем с кудряшками по шею. Кажется, в то время Вельзевул ещё улыбалась: зло, колюче, иронично, вводя выпивших смертных в оцепенение. Тем самым нехотя заставляла их вспомнить Господа, пусть упоминание Его имени кололо её.

Два сверхъестественных существа одновременно взглянули друг на друга. Ругаться могли они веками, а вот молчаливых минут у них практически не было.

Иногда Вельзевул злилась, чувствуя, как Архангел жжёт её Божественным пламенем, и видела, как изгибаются его брови, словно он ощущал то же самое.

Они не могли отуземиться, как Азирафаэль и Кроули. У них не могло быть «своей стороны», и Вельзевул это нравилось. Когда она заводилась под этим синим взглядом, начинала искушать, не говоря ни слова, и радовалась, когда эти попытки проваливались. Значит, их встреча — сегодня далеко не последняя.

Когда солнце упало за горизонт, оба встали и разошлись, бросив до завтра старенькую лавку — белую с чёрным пополам — и встретились, на сей раз действительно случайно, у парадного входа в свои конторы.

— Отвратительно, — буркнула Вельзевул, наконец оказавшись в привычной атмосфере, и снова посмотрела на камешек в полудемоническом колечке. Он светился огнём, что подчёркивал топаз, и отражался в её каких-то неестественно озорных сейчас глазах.

На сей раз слово «отвратительно» относилось к тому, что она чувствовала даже здесь — в Аду. Они с Гавриилом были наедине всего десять минут, а ей до сих пор хотелось пританцовывать. Впрочем, кто знает, может, Вселенское зло заставило её радоваться?

Вспомнилось, что никто из демонов после суда над Кроули так и не рискнул коснуться ванны со святой водой, которую один благочестивый Архангел предусмотрительно оставил с намёком: «Ещё понадобится».

По-хозяйски пройдясь по коридору, Вельзевул застыла возле одной из дверей. Судя по звукам, Кроули опять соблазнил Хастура игрой в шахматы. О том, на что они могли играть, думать не хотелось, но по рычанию вечно проигрывающего герцога Вельзевул решила — быть драке.

— Ты… Ты… Кроули! — выплюнул Хастур, верно, не найдя подходящего оскорбления.

Вельзевул притаилась. Чего греха таить, пошутить она тоже любила, особенно, когда подчиненные забывали о работе.

— О, смотри, — любовно воскликнул Кроули. — Целая лужа святой воды! Она движется сюда!

Судя по грохоту и отвратительно-обаятельному визгу Хастура, Вельзевул поняла, что шутка удалась. Крики она любила, но, когда герцог перешёл на ультразвук, всё-таки решила открыть дверь. Открывшаяся взору картина определённо пришлась по чёрной душе: Кроули стоял на столе, а у него на руках сидел Хастур. Он прекратил верещать только тогда, когда заметил, что Вельзевул шлёпает прямо по так называемой святой воде и с ней всё в порядке. Кроули резко опустил руки, низвергая Хастура на пол.

— Работаем, мальчики? — оскалилась Вельзевул, потирая руки. — Поделим зарплату на двоих?

Сегодня у неё явно было отвратительно-хорошее настроение.

В Рождество торжествовал Рай. С каждой минутой его приближения Ад бесновался пуще обычного, а всё потому, что в канун святого праздника даже такой всадник Апокалипсиса, как Смерть, не имел никакого права на отошедшие души.

Сейчас он считал минуты очередной предсмертной агонии и слушал мольбы родных о том, чтобы умирающая пожила ещё немного. Холодный, жестокий, в бессменной чёрной мантии, он думал в такие минуты о том, сколько в людях эгоизма. Эта старушка уже несколько лет сражалась с неизлечимой болезнью, мужественно терпела страдания и даже сейчас почти не жаловалась.

Смерть торчал в её доме уже четвертый день, и всё потому, что родные сами звали его к ней, а теперь, когда он действительно здесь, просили уйти и оставить несчастную страдать дальше.

Но сегодня, в канун Рождества, время именно этой старушки вышло. Никто даже не представлял, как она будет счастлива освободиться, проснуться вне своего больного, уставшего и изношенного тела и пойти… нет, не за ним. Смерть сегодня — только посредник. Она попадёт в Рай, уйдя с ангелом, который тоже стоял у постели умирающей. И, к слову сказать, давал на прощание уже пятую по счёту «последнюю минуту».

— Меня выворачивает от твоей сердобольности, — рыкнул Смерть. — Может, уже пойдём по своим делам?

Совсем юный ангел с вызовом взглянул в чёрные впадины, которые заменяли Смерти глаза.

— Господь есть милосердие!

— А по-моему, ты её пытаешь, — оскалился Смерть. Хотя его череповидное лицо не могло выражать ничего, интонация сказанного была весьма красноречива. — Ты же собирался петь восхваления Всевышнему, а вместо этого препираешься со мной, — он окропил ядом последнее слово. — Думаешь, тебя похвалят за то, что ты идёшь против Его воли? Я сижу здесь три дня и семь часов, и всю мою вечность подвожу итоги чужим жизням. Ты знаешь, сколько на свете гибнет младенцев каждый день? И сколько их нерадивых мамаш ждут в наших палатах за то, что бросили Его милосердный подарок в обмен на земные утехи? А у тебя не хватает духа забрать душу, которая полностью реализовала себя, пустила корни и не имеет, к вашему счастью, таких уж ужасных грехов, как многие смертные?

Смерть выходил из себя, насколько это только возможно. В Рождество силы Ада, как ни крути, должны были расступаться, слепнуть и глохнуть перед райскими сводами. Поэтому Смерть позволял юному ангелу играть со своими неумолимыми часами, которые он вот уже в седьмой раз перевёл на минуту назад. Новенький, должно быть, не успевший пожить перед тем, как превратиться в эфирную субстанцию. Что с него такого взять?

— Хватит. Я тебе не нянька, — шикнул Смерть, когда ангел снова повернулся к нему с немой мольбой в глазах, — и закрою сегодняшнюю смену с тобой или без тебя.

— В Рождество не наказывают за привольные чудеса, правильно?

Смерть закатил бы глаза, если бы только они у него были. Он что-то прорычал, а затем щёлкнул костяными пальцами. Мир померк на одно мгновение, потом преобразовался в смазанный длинный серый коридор с мигающими лампочками. За белой дверью истошно кричала роженица.

— Смотри, — указал пальцем Смерть, — эта женщина считала себя бесплодной, но случилось чудо и теперь Всевышний подарил ей сразу двоих детей.

— Это восхитительно! — просиял ангел, но Смерть не оценил этого.

— Взамен её жизнь будет отдана сегодня Богу, как и жизнь дитя, которого она родит вторым.

— Я тебе не верю! — загорелся праведным гневом ангел. — Это несправедливо!

Смерть не ответил, лишь показал ему стремительно бегущие песочные часы. Время не могло лгать и действительно обещало скоро унести две жизни разом.

Ангел, стоящий возле роженицы, смиренно опустил голову и молитвенно сложил ладони.

— Он так не считает, — почти с лаской произнёс Смерть, кивнув в его сторону. — Нельзя спасти всех, ангел. Прописная истина. Или ты хочешь, чтобы этот мирок развалился на части? Впрочем… — он замешкался. — Я бы с удовольствием повёл на войну свои легионы.

— Нет, — вскинул голову ангел. Взгляд его бегал, тщетно пытаясь найти во мраке чёрного капюшона, укрывавшего голову Смерти, хотя бы намёк на глаза или хотя бы зрачки.

Но этого всадника Апокалипсиса не зря боялись все до единого и более всех остальных. Дело было даже не в абсолютном бездушии, бестелесности, жестокости. Он был предвестником неумолимой беды, внезапен и совершенно непредсказуем.

Смерть ждал продолжения бессмысленной гневной тирады и внутренне ликовал: ещё одно словечко против Всевышнего, и полетит ангелочек вниз делить пенаты с демонами, но тот вдруг отвернулся, а потом провёл по воздуху рукой.

Стоявший возле роженицы ангел так и не увидел Смерть той ночью. Оба ребёнка появились на свет, не навредив матери, и ангел громко воспел хвалу Небесам.

— Думаю, мне не дали бы этого сделать, если бы…

«Птичка ты подневольная», — ругнулся про себя Смерть, а наяву изрёк:

— Меньше думай. В вашей канцелярии этого не ценят. Хорошо, что с завтрашнего дня я снова «собираю дань» без приглядываний за «добросовестным следованием традиции». Правда, бывали времена, когда я делал это абсолютно один. Великие и страшные времена. Ангелы и сам Всевышний оставили тогда людей.

— Это моё первое задание, — обронил ангел, уводя Смерть от темы.

Они вновь стояли в комнате, где в окружении дочери, сына и внука умирала маленькая старушка с большими выцветшими глазами.

— Я знаю. Его придётся выполнить. Ты разумно использовал свой шанс на чудо.

Ангелу хотелось не то возмутиться тому, что с ним немного поиграли, не то восхититься, ведь, кажется, Смерть пожалел его. Впрочем, он решил не делиться с ним такой откровенностью. Завтра они вновь будут врагами, уже более настоящими, чем сейчас.

Ангел неуверенно шагнул вперёд и сел на край постели. Из глаз его текли слёзы, как ни пробовал он улыбаться. Наконец, набрав в лёгкие воздуха, он осторожно коснулся хрупкой, почти невесомой руки и совершил ещё одно чудо, пока в часах сыпались последние песчинки. Бабушка думала о своей умершей матери, и ангел обернулся ей.

Тонкие, белеющие губы старушки изогнулись в улыбке. Она знала, кто пришёл за ней, и действительно была счастлива. Кто-то из родных громко заплакал, упав умершей на грудь.

Рука старушки ощутимо сжала ладонь ангела, и Смерть накрыл обе своей.

Уходили они втроём, незримые для праздничного города…

Считалось, что в Раю вино не жалуют, но если общаешься с демоном — искушение неизбежно и велико.

Азирафаэль об этом знал, только с недавних пор практически не задумывался о подобных мелочах. За вино не падали. Падали из-за последствий, к которым можно прийти во хмелю.

Да и что, собственно, значит: «не жалуют вино»? Вспомните фрески и признайте: нет ничего зазорного в том, чтобы расслабиться за уютной беседой.

Кроули любил далеко не все местные вина, предпочитая особый, изысканный сорт, за который готов был продать душу и который теперь уже было не найти даже на самых дорогих прилавках. И, конечно же, Кроули не был бы Кроули, если бы не исправил подобную несправедливость крохотным демоническим вмешательством.

Насыщенный вишневый напиток с нотками чёрного винограда и малины мягко проникал внутрь и ненавязчиво дурманил голову, разогревая кровь и мысли на медленном огне. В золотых глазах бегали хищные огоньки; хотелось забыться, да забыться так, чтобы сам Ад дрогнул. Кроули даже соблаговолил мысленно забрать из рук Евы злополучное яблоко. Такое большое и сочное — оно ощущалось в руке так четко. Кроули почти завидовал ей — так сладок был первый грех.

Змеиные глаза блеснули, обратившись к Азирафаэлю, упорно делающему вид, что не пьянеет, что держит себя в руках, что стоит выше «порочных демонических пьянок». Кроули это нравилось. Кроули не простил бы себе никогда, если бы осквернил благодать, не оставив в Азирафаэле ни капли от ангела. Он безумно любил ту грань, по которой ходил веками рядом с ним. Он любил…

Кроули моргнул и поднялся с кресла. Быть может, он здесь совсем не при чём? Он ведь и правда ничего не делал, всего лишь зашёл испить кувшинчик вина в день их первой встречи. Это ведь не он предложил Азирафаэлю «искуситься обедом из устриц». И тем более не он так ненавязчиво и мягко, как молодое вино, проник в демоническое сердце, словно призывая помочь. Помочь не упасть в грязь, запачкав белый хитон, помочь не погибнуть, когда тот сотворит очередную наивную, но очаровательно-трогательную глупость. И Кроули отозвался, ничего не требуя взамен.

Машинально обернулся, заинтересованно глядя в молчаливое лицо ангела. Кроули давно потерял нить разговора и чувствовал себя виноватым. Но вино уносило всё глубже в подсознание, и чистые глаза Азирафаэля, кажется, его понимали.

Кроули извинился. Поймал себя на самом ненавистном страхе: обернуться коброй и больше никогда не принять человеческий облик. Перестать говорить, перестать чувствовать, касаться… Больше не смочь щёлкнуть пальцами и спасти это чистейшее из созданий.

Он красиво налил себе очередной бокал и не менее красиво осушил его.

— Тебя что-то тревожит?

От вопроса Азирафаэля пахло уютной заботой. Если бы он знал, какой тонкий у неё запах…

Кроули падал. Снова. Только на сей раз не в бушующую лаву, а в мягкую постель. Совсем без сил, без мыслей, в темноту, где нет абсолютно ничего, и от этого было так хорошо.

Голубые глаза Азирафаэля смотрели прямо в его сердце. Чёрное, обуглившееся, способное больно обжечь и запачкать. Но Азирафаэль не боялся, как не страшатся жестокого мира маленькие, беззащитные дети.

«Господи… до сих пор ты такой. С начала времён и до сих пор. Азирафаэль…»

Демону дважды не падать. Кроули чувствовал, что готов забрать на себя любой грех, лишь бы ангел продолжал смотреть на него вот так открыто.

Кроули боялся его обжечь, совсем не ощущая, как горит сам. А, может, всё дело в вине, которое только казалось, что почти не пьянило?

Кроули задержал взгляд на своей кисти. Она казалась слишком смуглой, объективно говоря, нечистой по сравнению с приятной кожей Азирафаэля. Кроули провёл по щеке, убирая несуществующую кудряшку волос. Азирафаэль всегда идеально причесывался. Из него бы вышла чудесная девушка, выбери он иное тело.

Кроули чувствовал себя вором, укравшим это касание, но Азирафаэль не отстранился, скорее, наоборот.

Кроули вдруг понял, как давно хотел заполучить ещё кое-что. Самую малость, если угодно, в благодарность за всегдашнюю помощь.

Он готов был сгореть за это. Сгореть многократно, но хоть на краткий миг ощутить, каково это: целовать ангела.

Кроули склонил голову, приготовившись к тому, что сейчас та грань, по которой он ходил веками, сотрётся. Азирафаэль оттолкнет его. Если же нет, то это будет лишь проявлением ангельской вежливости. Лишь бы не жалости.

Огонь полыхнул внутри, вырвав рваный вздох. Не в силах открыть глаза, Кроули сосредоточился на руках Азирафаэля, которые удивительно крепко держали его плечи. Внутри словно копошилось что-то острое, рвущее кожу.

Азирафаэль тоже дрожал, ощущая всю «прелесть» адского пламени. Но не отпускал, словно добровольно подчиняясь ему.

Наконец, Кроули легко толкнул ангела к стене, отстранился и приложил ладонь к своим губам, запоминая вкус и ощущения поцелуя.

Азирафаэль смотрел странно, с неловкой хитринкой, незнакомой Кроули. Но это новое ему нравилось.

Азирафаэль снова сел в кресло, разлив по бокалам вишневую жидкость. На сей раз вино сильно вскружило голову. Кроули смаковал вино, отчаянно ухватившись за нить разговора. Всё же Азирафаэль волновался, хоть и умело это скрывал. Правда, так и не поинтересовался, видел ли их кто-нибудь. Это было не важно.