Когда гиппогриф победит хвосторогу (гет)

Дни шли за днями, но ситуация не собиралась изменяться к лучшему, а почти постоянное присутствие Гермионы поблизости только усугубляло состояние Гарри. Все труднее ему становилось говорить с ней не пряча глаза, все труднее — игнорировать восхитительную радость от подаренной ему улыбки, все безнадежнее была мысль об исцелении.

Ирония судьбы заключалась в том, что страдать от всего этого приходилось гриффиндорской команде по квиддичу. Тренировки участились. Они стали интенсивнее и продолжительнее. Гарри старался занять все свободные окна в расписании, и по школе уже поползли разговоры о том, когда это гриффиндорская сборная успела получить приглашение на участие в следующем Чемпионате мира.

Сам Оливер Вуд гордился бы такими зверствами.

Гарри старательно игнорировал то, какими взглядами его команда смотрела на своего обезумевшего капитана. Его не беспокоило, что люди вокруг начинали сомневаться в его душевном здоровье.

В крайнем случае можно будет все списать на Волдеморта, мстительно думал он.

А ведь в действительности его не волновал ни Чемпионат мира, где их, конечно, никто не ждал, ни даже Кубок школы. Гарри преследовал лишь одну цель — вымотаться настолько, чтобы ввалиться вечером в спальню, уронить голову на подушку и провалиться в благословенную темноту.

Гарри знал, что был несправедлив, ведь он вполне мог истязать себя и в одиночестве, но, во-первых, это породило бы вопросы, на которые он не хотел отвечать, а во-вторых…

А во-вторых, у его лучшего друга, уже не раз открыто объявлявшего ему о назревающем бунте, после тренировок сил тоже оставалось ровно столько, сколько требовалось, чтобы доползти до гриффиндорской башни.

Гарри ненавидел себя за то спокойствие, какое дарила ему эта мысль.

Но настоящей пыткой стали вечера в гостиной.

Таким мучительным было удовольствие сидеть перед камином и украдкой наблюдать, как Гермиона читает или пишет очередное эссе. И тем невыносимее становилась мысль, что вот сейчас Рон предложит ей прогуляться у озера. А дни, как назло, становились все теплее, и погода манила выйти на улицу.

Гарри тряхнул головой и вернулся к изучению рецепта зелья.

«Семь цветков стрелолиста, три капли воды, настоянной при полной луне…», — проговаривал он про себя.

Какое-то движение на периферии зрения отвлекло его и заставило поднять взгляд от учебника.

В этот момент Рон наклонился к Гермионе и что-то произнес ей на ухо.

«Помешать пять раз по часовой стрелке и три — против,» — продолжал читать Гарри, сползая ниже в кресле и поднимая книгу на уровень глаз.

— Это невозможно! — раздался позади возглас одного из второкурсников. — Огненный краб против химеры? Да ты шутишь!

Гарри вздрогнул.

Рон перегнулся через спинку дивана и взглянул на развернувшуюся на полу карточную баталию.

— Неплохо мы тогда все же время провели, — сказал Рон, усаживаясь обратно. — Может, как-нибудь повторим?

— Нет! — хором воскликнули Гарри и Гермиона.

Гарри сам удивился тому, каким громким оказался его возглас. Он испуганно посмотрел на Гермиону и встретил точно такой же исполненный паники взгляд.

Джинни подняла глаза от своего свитка, отвлеченная их криком, но, быстро потеряв интерес к происходящему, вернулась к прежнему занятию.

— Ну и ладно, — произнес Рон, сохраняя недоуменное выражение на лице. — Нет так нет. Чего орать-то?

Следующие минут десять Гарри изо всех сил старался сосредоточиться на составе зелья, но дело это теперь было абсолютно безнадежное.

— Так, Рон, держи, — Гермиона протянула ему свиток пергамента. — Я исправила у тебя пару ошибок. Допиши в конце абзац вот отсюда, — она передала Рону учебник, из которого торчала закладка, — и, думаю, будет достаточно.

— Спасибо, — широко улыбнулся Рон. — Ты чудо! Я люб…

— Рон!!!

Напуганный криком Рон подскочил и резко обернулся к Гарри.

— Ты не одолжишь мне перо? — едва слыша себя сквозь собственное бухающее набатом сердце, проговорил Гарри, демонстрируя другу свое перо, кончик которого он только что переломил пальцами.

— Черт побери, Гарри! Я думал, тебя убивают, — проворчал Рон, доставая из сумки длинное орлиное перо. — Держи. И не делай так больше, ладно?

— Прости, — пробормотал Гарри. — Просто мысль хорошая пришла, хотелось быстрее записать, пока не забыл, — и он принялся быстро царапать каракули на куске пергамента.

Всё. Приплыли.

Что дальше, Поттер? Начнешь шпионить? Караулить из-за угла? Преследовать под мантией-невидимкой, стараясь не допустить, чтобы магия нечаянно брошенных Роном слов захватила ее?

А, так ты еще смеешь надеяться, что это еще не случилось?

— Я иду в совятню, — голос Джинни выдернул Гарри из задумчивости.

— Куда это ты все время пишешь? — с подозрением спросил Рон.

— Не то чтобы это было твое дело, — небрежно бросила Джинни, складывая вещи в сумку, — но все-таки хорошо, что у наших родителей есть дочь, которая про них не забывает.

Рон попытался поставить сестре подножку, когда она направилась к выходу из гостиной, но та успешно перепрыгнула выставленную ногу и невозмутимо проследовала дальше.

Гарри откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Жизнь, еще в начале учебного года вроде бы вставшая на накатанные рельсы, перевернулась вверх тормашками, и все его панические попытки собрать в мешок лопатой мыльные пузыри казались теперь ужасно глупыми.

Пора было это признать.

Он не сможет сказать Джинни «Я люблю тебя».

Не сможет снова стать тем, кому она возможно хотела сказать эти слова.

И все его попытки с самого начала были нечестными по отношению к ней.

И вот теперь, быть может благодаря сработавшей карме, он сам хотел говорить эти слова совершенно другому человеку.

И те минуты, которые он так отчаянно пытался забыть, теперь он еще сильнее хотел пережить вновь.

Чтобы еще хотя бы раз услышать…

— Гарри, ты в порядке?

Он открыл глаза и заморгал, прогоняя легкую дымку сна, в который уже начал погружаться.

Гермиона выглядела настороженной.

— Кхм… да, я… просто задремал, — Гарри потер ладонями лицо и огляделся.

Народу в гостиной поубавилось. Рон переместился с дивана за стол, где теперь играл с Деннисом Криви в волшебные шахматы.

— Прости, не хотела тебя будить, — Гермиона продолжала серьезно смотреть на него. — Просто ты выглядел каким-то… измученным.

— Чепуха. Это все из-за зелий, — попытался пошутить он, показав ей лежавший на коленях раскрытый учебник, но подруга даже не улыбнулась.

— Гарри, поговори со мной, — настойчиво произнесла Гермиона, подавшись вперед. — С тобой явно что-то происходит. Ты вечно блуждаешь в своих мыслях…

— Разве их наличие не повод для похвалы? — Гарри не терял надежды сбить ее серьезный настрой.

— … стал нервным и вздрагиваешь от любого шороха, — продолжала наседать Гермиона.

— Ты про тот случай, когда Рон на Заклинаниях перевернул парту? Знатный был шорох.

— Еще и эти ваши бесконечные тренировки до потери пульса…

— Но мы же разнесли Когтевран, верно?

— … и то что ты все оставшееся время сидишь, уставившись в учебник…

— Ну, знаешь! Слышать от тебя это вообще возмутительно, — изогнул бровь Гарри.

— Но ты же даже не читаешь! — всплеснула руками Гермиона. — Больше похоже на то, что ты эту книгу гипнотизируешь!

— Ерунда, — возразил Гарри, нахмурившись.

— Да неужели? — Гермиона схватила лежавший на его коленях учебник. — Ты за полтора часа ни разу не перелистнул страницу. Что тут у нас? — ее палец заскользил по тексту. — Дурманящая настойка? Прекрасно. Назови мне пятый ингредиент.

Гарри улыбнулся на брошенный ему вызов.

Провести бы вот так вечность. Чтобы ловить на себе ее взгляд, вместе смеяться, обсуждать… что угодно, хоть бы и зелья. И не бояться однажды потерять ее из виду и стать не более чем частью ее прошлого.

Ты восхитительна, Гермиона, ты знаешь об этом? Как часто он говорит это тебе?

— Гарри, я жду!

— Ложка сахарного сиропа, — без тени сомнения ответил он.

— Сиропа? — растерянно переспросила Гермиона и неосознанно бросила быстрый взгляд в учебник.

— Конечно. Ведь все становиться лучше, если добавить сахарный сироп. Если уж собралась кого-то дурманить, позволь получить хоть какое-то удовольствие.

— Ну тебя, Гарри! — фыркнула Гермиона, бросая ему его учебник.

— Но ты засомневалась! — ткнул в нее пальцем Гарри, уже не сдерживая смеха.

— Ничего подобного!

— Над чем хохочете? — вставший за спиной Гарри Рон взглянул на книгу. — Зелья? О да, просто уморительно, — скривился он. — А где Джинни? За это время можно было уже из Хогсмида почту отправить.

Гарри взглянул на часы.

— Пойду, найду ее, — сказал он, вставая из кресла.

Ему нужно было с ней поговорить, он и так порядком припоздал со своими объяснениями, так что почему бы не сделать это сейчас?

Уже на полпути в совятню Гарри подумал, что неплохо было бы захватить Карту Мародеров, потому что действительно было маловероятно, что Джинни столько времени отправляла письмо.

Однако опасения его были напрасны, и он обнаружил Джинни в башне. Она стояла, облокотившись на проем в стене, через который вылетали и возвращались совы. Пол в совятне был вечно замусорен, и хруст и шорох под ногами моментально выдал присутствие Гарри.

Джинни повернула голову в его сторону.

— Потеряли меня?

— Да, тебя долго не было. Все нормально?

— Да, — коротко ответила Джинни, отворачиваясь обратно.

Гарри встал у нее за спиной, собираясь с духом. Даже если он не чувствовал к ней того же, что прежде, она по-прежнему была дорога ему, и он не хотел причинять ей боль.

— Джинни, нам надо поговорить.

На этот раз она обернулась к нему всем телом.

— Давно пора. Дай-ка угадаю, — Джини постучала пальцем по губам, скорчив задумчивую гримасу. — Мы не можем быть вместе, это ты хотел сказать?

— Джинни, я…

— Да все нормально, — она говорила спокойно. Так, словно они обсуждали съеденное на ужин. — Уже давно к этому шло, верно?

Гарри вздохнул и переступил с ноги на ногу.

— Я должен был сразу сказать тебе… Мне казалось, что я не изменился. Мне хотелось верить, что это так.

— И ты до последнего старался принести себя в жертву моей симпатии к тебе? — Джинни фыркнула. — Это так на тебя похоже! Самая большая беда близкого знакомства с кем-либо — в конечном итоге ты так хорошо узнаешь человека, что рискуешь перестать попадать под чары его обмана, намеренного или невольного, если у тебя не достает сил на создание своей собственной иллюзии. Я не хочу жить в иллюзии, Гарри. Мне уже после Хэллоуина стояло понятно, что что-то пошло не так. А уж этот незабываемый День святого Валентина! — Джинни закатила глаза. — Не удивлюсь, если те посиделки… Оу, — запнулась она, заметив что-то в выражении его лица, — так это и правда была твоя идея?

— Прос…

— О, вот только не надо извиняться! — Джинни выставила вперед руку, подняв ладонь в останавливающем жесте. — Есть вещи, на которые ты не можешь повлиять усилием воли, как бы ни старался. На самом деле, я не думаю, что мы так уж сильно изменились. Скорее, стали лучше понимать себя. Я тоже в конечном итоге пришла к мысли, что хочу быть той, кто идет рядом, а не той, к кому иногда возвращаются. И я больше не хочу думать о том, что возможно сама была недостаточно терпеливой или понимающей, или недостаточно упрямой, чтобы пробиться к тебе. Я не собираюсь винить тебя. И не хочу винить себя. Так что давай просто перешагнем через это и будем жить дальше. Лучше сделаем это сейчас, а не спустя двадцать лет старательно отыгранной чужой жизни.

Джинни коротко улыбнулась, а затем снова отвернулась к проему в стене и чуть отодвинулась, когда Гарри приблизился, позволяя ему встать рядом. Только теперь Гарри увидел лежащие перед девушкой пергамент и чернильницу.

— Я переписываюсь с Дином, — ответила она на его немой вопрос. — На рождество обменялись поздравлениями, а потом… Не подумай, ничего такого, мы в самом деле просто общаемся и… — она вдруг рассмеялась. — Какая-то часть меня еще не поняла, что уже не нужно оправдываться. Ничего, это пройдет. Зато я, кажется, поняла, что Гермиона находит в переписке с Крамом, — Джинни заправила за ухо прядь волос и, сцепив руки в замок, положила их поверх чистого пергамента. — Так вот, Дин время от времени появляется в Хогсмиде по делам, и тогда можно быстро получить ответ. Только не говори Рону, ладно? Мой странный братец ищет любой повод, чтобы слететь с катушек, — она закатила глаза.

Они простояли так еще некоторое время, беседуя о пустяках и с облегчением отмечая, что паузы в разговоре перестали быть неловкими. Совы постепенно покидали башню, отправляясь на охоту, и вот на затухающем горизонте, со стороны Хогсмида, появилась и стала приближаться, увеличиваясь в размерах, точка.

— Кажется, это к тебе, — произнес Гарри.

— Похоже на то.

Сова опустила перед Джинни, позволяя отвязать от лапы письмо. Гарри выпрямился.

— Я пойду, — произнес он. — Смотри не замерзни, становится прохладно.

— Спасибо, Гарри. Ты такой милый. Но я все равно не готова снова в тебя влюбиться, — она подмигнула ему и углубилась в чтение.

* * *

Гарри неспешно нарезал пятый круг возле стадиона.

Да, он прекрасно помнил, что еще недавно считал идею избегать друзей глупой.

Он по-прежнему считал ее такой. Но ничего не мог с собой поделать.

Ничто в их поведении не могло возмутить его спокойствие. И это было хуже всего: чем меньше внимания Рон и Гермиона уделяли друг другу, тем пристальнее Гарри за ними наблюдал. И все чаще думал, не его ли присутствие было тому причиной. И тем ярче разгоралось в нем нежелание оставлять их наедине.

Чудовищно. Во что он превращался?

От себя он убежать не мог. Но мог от них. Расставание с Джинни давало ему хоть и кривоватое, но оправдание.

И он уходил в пустой класс, пристраивался с книгой на берегу озера, помогал Хагриду на грядках или просто шлялся по окрестностям замка, мечтая, чтобы этот учебный год поскорее закончился, и страшась этой минуты одновременно. И зачем вообще он поддался на уговоры Гермионы закончить образование?

Кто-то оставляет след в истории, придумав двенадцать способов применения крови дракона. Гарри Поттер изобрел не менее двадцати путей ухода от разговора с друзьями и чувствовал, что это не предел. Когда-нибудь он, возможно, напишет об этом книгу.

Заметив, что к стадиону направляется команда пуффендуйцев с метлами в раках, Гарри изменил траекторию движения, свернув в сторону теплиц.

Пробираясь по утоптанным тропинкам между парниками, Гарри услышал впереди знакомый голос:

— Спасибо, Невилл! Еще увидимся.

Сердце у Гарри помчалось радостным галопом, но вместо того, чтобы устремиться вслед за Гермионой, как того требовало все его существо, он осторожно выглянул из-за угла теплицы и понаблюдал за тем, как она удаляется в сторону замка.

Выждав пару минут, Гарри приблизился к оранжерее, из которой вышла Гермиона, и заглянул внутрь.

— Привет, Невилл!

Бывший однокурсник с закатанными по локоть рукавами рубашки сидел на корточках возле молодых ростков абиссинской смоковницы.

— О, Гарри! — Невилл поднялся на ноги, отряхнул ладони и подошел, чтобы пожать другу руку. — А Гермиона только что ушла. Ты ведь ее искал?

— Нет, я… Да, то есть… А зачем она приходила? — справившись наконец с собой, задал Гарри интересующий его вопрос.

— За чемерицей, — Невилл указал в дальний угол у себя за спиной.

Судя по выражению его лица, он явно ожидал, что Гарри тут же все поймет.

Выражение лица Гарри, в свою очередь, очевидно свидетельствовало об обратном.

— Для умиротворяющего бальзама, — добавил Лонгботтом.

Невилл был явно озадачен, Гарри — встревожен.

— Она помогает мадам Помфри и профессору Слизнорту варить зелье. Экзамены на носу, его запасы быстро истощаются. Ты разве не знал?

— Ах, ну точно! — Гарри хлопнул себя по лбу и постарался скрыть волну облегчения за нервным смехом.

— Она в последнее время выглядит грустной, — тихо заметил Невилл. — Гермиона, — на всякий случай добавил он.

Гарри стиснул зубы и перевел взгляд на покачивающиеся соцветия примулы. Он старался минимизировать свое присутствие в компании друзей, но некоторых вещей он не мог не замечать. В последнее время Гермиона действительно была какой-то подавленной, но причин этому Гарри не находил, а вывести ее на откровенный разговор пока так и не решился. В глубине души он боялся, что это состояние стало следствием перепалки с Роном.

Хотя конфликты друзей, как уже давно заметил Гарри, стали носить куда менее разрушительный для психики характер, и еще осенью он думал об этом со спокойным одобрением. Но теперь…

И тут Невилл, не дождавшийся от Гарри ответа, спросил:

— Это из-за того, что они разошлись с Роном?

— Они… что?!

Что-то в выражении лица Гарри заставило Невилла отступить на шаг.

— Я просто слышал краем уха, как… Но, может, я что-то не так понял! — последние слова Лонгботтом уже кричал вслед убегавшему другу.

Похоже, худшие его опасения оправдывались.

«Рон не мог ее бросить», — взлетая по каменным ступеням ко входу в замок, думал Гарри. Он не мог с ней так поступить! Неужели после всех этих лет тернистого и ухабистого воссоединения все начнется заново?

Быть свидетелем этого сил у Гарри уже не хватит.

Но если все действительно так…

И ведь если поведение Гермионы и выдавало какую-то внутреннюю дисгармонию, то вот Рон за последние недели не изменился совершенно.

К моменту, как Гарри достиг входа в гостиную Гриффиндора, он накрутил себя настолько, что был готов от души наподдать лучшему другу.

В гостиной Рона не наблюдалось. Преодолев, перепрыгивая через две ступеньки, лестницу, ведущую в спальни, Гарри распахнул дверь и обнаружил Рона в гордом одиночестве, безмятежно лежащим на кровати и изучающим под разными углами страницу толстого журнала «Пять лучших вратарей десятилетия».

Заметив вошедшего, Рон приподнялся на локте и сказал:

— О, Гарри, ты вернулся! Смотри, это Эдриан Виргенвельд, он…

— Вы с Гермионой действительно расстались? — нависнув над другом, спросил Гарри, до боли сжимая рукой один из столбиков у кровати, возле которого болтался отдернутый полог.

— Ну да, — Рон откинулся обратно на подушку. Было видно, что обсуждение этого вопроса его не так вдохновляло, как совершающая стремительный рывок фигура на метле на одной из страниц журнала. — Она сказала?

— Как ты мог, Рон? Почему?!

— В смысле «как я мог»? — вознегодовал Уизли, поднимаясь и спуская ноги на пол. — Она что, сказала, что это моя вина?!

— Нет, она… — Гарри сглотнул. — Она ничего мне не говорила.

— Тогда как ты?.. Хотя за три-то недели и до тебя должны были слухи дойти, — Рон пожал плечами.

— Три недели?!

— Ну, где-то около того, — подняв глаза к потолку, Рон почесал затылок. — Как-то вечером она предложила поговорить и… хотя говорила-то в основном она… Короче она мне практически сравнительную таблицу наших характеров нарисовала, и как обычно книжки какие-то цитировала, что-то там про психологическую совместимость и прочее… Ты, кстати, знал, что у маглов целые направления науки есть по ковырянию в мозгах? Чокнутые они все-таки, эти маглы. Знаешь, что я понял? Отношения — это дико утомительно. Я ведь порой думал… Но сам бы, наверное, не решился сказать ей, так что…

Гарри несколько раз открывал и закрывал рот, прежде чем сумел выговорить:

— И за все это время ты не удосужился хоть словом об этом упомянуть?

— А то я не пытался! — всплеснул руками Рон. — Но у тебя там были свои заморочки с Джинни, с тобой и поговорить-то толком невозможно стало. Честное слово, от девчонок одни проблемы! Вот она, считай, сама меня бросила и, думаешь, хотя бы из чувства вины, перестала утюжить меня по поводу экзаменов? И в чем, простите, разница? А у меня, может, травма душевная?

Рон продолжал изливать свое возмущение, но Гарри его уже не слышал. Отступив назад, он наткнулся ногами на собственную кровать, сел и запустил пальцы в волосы.

А ведь верно. Сколько раз он сбегал, перебивал друга, переводил разговор на другую тему, не давая Рону договорить, просто потому, что фраза, начинавшаяся со слов «Мы с Гермионой…», действовала на него, как взведенный курок приставленного к виску револьвера. Беспокойство о собственном душевном равновесии окончательно его ослепило.

Но отчего вдруг такая перемена?

Гарри был твердо убежден в том, что девушки — существа во многом непостижимые, и все же ему казалось маловероятным, что своим предложением разорвать отношения Гермиона хотела растормошить Рона и привлечь его внимание.

Хотя, если вспомнить историю с МакЛаггеном…

Гарри поморщился, как от внезапно накатившей зубной боли, и закрыл лицо ладонями.

Могло ли безразличие Рона в этом случае сильно ранить Гермиону? Определенно да.

Мог ли Рон, без задней мысли, обидеть ее и не заметить этого? Увы, и такое было возможно.

И, выходит, все это время она тяжело переживала равнодушие Рона, а, он, Гарри, ее чертов лучший друг, просто самоустранился.

— … так что прекращай хандрить, — прорвался сквозь пургу его мыслей голос Рона, — бери метлу и пошли полетаем. Я хочу попробовать этот трюк, — Рон хлопнул ладонью по раскрытому журналу.

— Не сегодня, — сказал Гарри, вставая. — Сейчас мне нужно кое-что сделать.

* * *

Предположив, что после получения необходимых ингредиентов Гермиона сразу направится в класс зельеварения, Гарри устремился туда. Однако в кабинете он застал лишь склонившегося над котлом и что-то напевающего себе под нос профессора Слизнорта. Тот как всегда был рад Гарри как любимому племяннику, но в эту самую минуту Гарри меньше всего был расположен обсуждать с ним свое светлое будущее, равно как и богатое прошлое самого профессора, а потому максимально быстро (насколько позволяла словоохотливость Слизнорта) выяснил, что Гермиона уже покинула подземелья, оставив ингридиенты профессору («Учтите, Гарри, что для большего эффекта умиротворяющего бальзама чемерицу следует добавлять исключительно в полночь!»). Гарри уже развернулся чтобы уйти, когда профессор сказал, что Гермиону он вероятно сможет перехватить в библиотеке, куда Слизнорт попросил ее отнести книгу, которая ему больше не требовалась («Тиберий Вормет, самый полный труд о применении поганок. Очень рекомендую!»)

С Гермионой Гарри столкнулся у дверей в библиотеку, когда она, возвращаясь, уже переступала порог, а он едва успел сбавить скорость, чтобы не сбить ее с ног.

Доли секунды ушли у обоих на то, чтобы обрести равновесие, и в следующее мгновение Гермиона вцепилась в его рукав, словно боялась, что он сейчас рванет прочь.

— Гарри, нам надо поговорить!

— Да, — закивал он, — я как раз…

— Извините, можно пройти? — раздался у Гарри за спиной приглушенный писк.

Оглянувшись, он увидел младшекурсника в мантии с синей оторочкой, лица которого было не видно из-за кипы книг, которую тот пытался протащить в библиотеку.

— Пойдем в гостиную? — предложил Гермионе Гарри, и они привычным маршрутом двинулись по коридору в сторону башни Гриффиндора.

У Гарри не было ни привычки, ни таланта готовиться к серьезным разговорам. Обычно он вываливал то, что на ходу приходило ему в голову, иногда не успевая отфильтровывать глупости. Откровенно говоря, сейчас он даже этим глупостям был бы рад, но в голове было абсолютно пусто.

Скосив взгляд на Гермиону, он понял, что и ей подступиться к началу разговора было не так-то просто. Он хорошо знал это выражение на ее лице, ровно так же она выглядела перед получением задания на экзамене: максимально сосредоточена, собрана и готова ко всему.

И едва Гарри удалось собрать в голове фразу и открыть рот, Гермиона, опередив его, сказала:

— Я хотела обсудить то, что произошло после Дня Святого Валентина.

Желудок Гарри кувыркнулся и легкий холодок пробежал вдоль позвоночника. Новость о грядущем в ближайшее воскресенье конце света удивила бы его меньше. Он моментально словно перенесся во времени в тот февральский вечер, что было совсем не сложно, учитывая, что последний и без того не покидал его головы, и, к тому же, они шли сейчас по тем же коридорам.

— Что?

— Ты ведь поэтому меня избегаешь? — напряженно спросила она, глядя прямо перед собой.

Черт…

Гарри открыл было рот, чтобы начать возражать, но быстро понял, насколько это будет глупо и фальшиво.

Он не был настолько наивен, чтобы быть уверенным, что она не заметит его попыток дистанцироваться. Финт ушами с расставанием с Джинни сработал только наполовину: Рон купился, Гермиона — по-видимому, нет. Попробовать убедить ее, что причина именно в этом? Гарри не был уверен, что сможет.

Он думал над подходящим ответом слишком долго.

— Ты догадался… и все понял тогда, верно?

Черт, черт, черт!

Неужели он ничего не мог от нее скрыть? Даже самое сокровенное?

Он не планировал признаваться ей сегодня. Если уж на то пошло, всего полчаса назад он и вовсе не собирался этого делать!

— Я бы не сказал, что «догадался» — это подходящее слово, — с трудом разлепив губы, выговорил Гарри. — И понял я все далеко не сразу. Нам совсем… совсем не обязательно говорить об этом, Гермиона.

Это ведь можно считать ответом? Быть может, она не станет заставлять его пережевывать собственное отчаяние?

— Обязательно, если это мешает нам общаться, — она решительно тряхнула головой. — Ты мой лучший друг, Гарри, и ничто на свете этого не изменит!

— Я понимаю, — ровным голосом произнес Гарри, стискивая в кулаки спрятанные в карманах руки.

Он ведь ни на что не надеялся. Он не должен чувствовать эту горечь.

— Гарри! — Гермиона схватила его за предплечье, заставив остановиться и повернуться к ней. — Я не должна была говорить этого! Это была моя ошибка, слышишь? Я не думала, что ты все поймешь. Я не хотела, чтобы все так получилось!

Ох, а вот это действительно больно…

Она не хотела, чтобы он понял? Так значит? То есть знала о его чувствах еще до того, как он сам стал о них подозревать? Такое вообще возможно?

Это было обидно и почти оскорбительно.

Гарри с тоской оглядел пустой коридор. Хоть бы кто-нибудь вышел из-за поворота, что ли? Чтобы было проще закончить этот убийственный разговор.

— Гарри…

— Все в порядке, Гермиона. Правда. — Главное не смотреть ей в глаза. — Нам не стоит превращать это в проблему. Теперь все выяснилось и нам нечего скрывать друг от друга. Все как раньше, да?

Он двинулся дальше по коридору, стараясь воскресить в памяти какой-нибудь из тайных проходов, который позволит срезать путь до гриффиндорской гостиной. Он не сразу понял, что не слышит шагов Гермионы.

Гарри обернулся. Ну почему она стоит и выглядит так, словно это в ее сердце только что выпустили обойму?

Ах, точно… Рон… Он же собирался поговорить с ней о Роне.

Мысль об этом была теперь почти невыносима.

Гарри вернулся к Гермионе. Она никак не отреагировала на его приближение, все так же стояла и смотрела на случайным образом выбранную точку в пространстве. Какие теперь слова он мог подобрать? Захочет ли она слушать их от него?

Гарри выдохнул и, преодолев оставшиеся шаги, обхватил Гермиону за плечи и крепко прижал к себе.

Как друг.

И ничто на свете этого не изменит.

Гарри закрыл глаза и уткнулся носом в ее висок, ощущая, как каштановые кудри щекочут ему лицо.

— Прости меня, Гарри.

За что? За то, что не помешала в себя влюбиться?

— Ты ни в чем не виновата, Гермиона. Никогда не была.

Он почувствовал, как она вцепилась в мантию на его спине.

— Мне казалось, что прошло уже достаточно времени… На какую-то секунду я подумала, что уже могу произнести это, — Гарри едва различал ее приглушенный голос. — На какую-то секунду я посчитала, что, если скажу тебе, если услышу это от себя, мне самой станет легче, и я смогу наконец перестать спорить с собой и либо осознать свое заблуждение, либо принять все как есть. В конечном счете, когда еще мне мог представиться такой случай? Но в итоге все стало только хуже. Какая же я идиотка!

— Тебе… — Гарри сглотнул. — Тебе это настолько неприятно?

Ей до такой степени трудно говорить с ним теперь? Неужели его чувства так ее тяготили?

— Нет! — она отстранилась и посмотрела на него. — Это совсем не… Я никогда… О, Мерлин! Я просто не хочу, чтобы ты думал, что мои слова к чему-то тебя обязывают и… — ее взгляд снова стал до крайности встревоженным, — я надеюсь все это не стало причиной того, что произошло у вас с Джинни?

— Нет, Гермиона, — Гарри снова привлек ее к себе. Смотреть на бессильное отчаяние в ее глазах было невыносимо. — Это тут совершенно ни при чем. Давай просто…

Что он собирался ей предложить? Забыть обо всем? За последние пару месяцев он ни на дюйм не продвинулся в решении этой задачи.

Нет, он больше не хотел забывать. И пока она сама не попросит, он не станет об этом думать.

И похоже, что в ее планы не входило вычеркнуть его из своей жизни. К чему этот избыточный драматизм? Она ведь хотела с ним поговорить. Он был ей нужен. А значит…

— Мы не выбираем, что нам чувствовать, верно? — негромко произнес он. — Я неплохо это усвоил. Я не ждал, что твое отношение изменится, и никогда бы об этом не попросил. Ты просто… невероятный друг, Гермиона. И мне жаль, что я не могу сказать о себе того же. Но я готов пытаться, столько, сколько ты позволишь. Скажи, что мне сделать? Я мог бы… мог бы поговорить с Роном. Я не очень понимаю из-за чего именно вы расстались, но, если хочешь, я попробую вправить ему мозги.

Гермиона отстранилось достаточно резко, чтобы он моментально понял, что сделал что-то чертовски неправильное.

— Гарри, пожалуйста! Неужели ты… Ох, возможно у тебя и впрямь есть все причины полагать, что я могла бы… Боже, — она спрятала лицо в ладонях. — Что же ты думаешь обо мне теперь! Ну почему все так запуталось?! Наверное я должна была разобраться во всем раньше, но… Пусть я и не смогла сказать Рону, что влюблена в… другого… разве ты…

— Другого? — выдавил он, не понимая, куда из широкого коридора улетучился весь кислород.

Гарри отступил на шаг и привалился плечом к стене.

Другого?! Как это случилось? Где он был все это время? Когда пропустил?

Гермиона отняла руки от лица, и отразившийся на его лице шок замкнул цепь закольцованного замешательства, при котором каждого приводило в недоумение удивление другого.

— Но… Ты же… — в то время, как Гарри был замурован в очередном тупике своего сознания, разум Гермионы был явно занят какой-то сверхскоростной аналитической работой. — О, Мерлин! — Гермиона прижала ладонь ко рту, глаза ее расширились, словно за спиной Гарри вырос акромантул величиной с автобус. — Гарри, ты ведь имел в виду… Гарри… мы ведь все это время говорили об одном и том же?

— Не знаю… Я уже не… Прошу тебя, Гермиона! Моя голова сейчас взорвется! Ты можешь сделать так, чтобы мир перестал сходить с ума? — взмолился он. — Почему после того, как я понял, что люблю тебя, все остальное перестало влезать хоть в какие-то рамки моего знакомства с этой вселенной?! И если уж ты разобралась в том, что я чувствую, раньше меня, и у тебя, очевидно, есть какой-то путеводитель по моим мозгам, то не мог… Гермиона… Гермиона, ты что… плачешь? О, нет. Нет-нет-нет! Прости! Я ляпнул не подумав! Я безмозглое бревно! Я не должен был… Гермиона!