Хочешь мира... (джен)

В машине горели все поиски Роз, все ее надежды, ее отвага и решимость. Она сама закончит так же, если не остановится. Это стало понятно, еще когда начались первые звоночки, но остановиться было невозможно. Она смотрела в огонь и прижимала к груди сумку, которую схватила машинально, выскакивая из двери, и даже не ощущала жара на щеках и рези в глазах. И понимала с отчаянием: остановится или нет — итог все равно будет один, просто она не желает его принять, не побарахтавшись. Иллюзия борьбы, за которую можно собой гордиться. Умереть борцом или умереть, сдувшись, как дырявый шарик — весь выбор.

Она вытерла слезы. Это просто испуг. И то, что у нее опускаются руки — это приступ жалости к себе. Нельзя унывать. Этот деви — он позвонит. Она не слишком ловко попыталась на него надавить — акт отчаяния. Он, конечно, разозлился, но он остынет. Тереза сказала, что сейчас у него крайне стесненные обстоятельства. Но, что если он не перезвонит? Геллерт был последним вариантом. Дальше Роз придется справляться одной, и она не была уверена в том, что сможет. Она не знала, как себя вести и отчаянно трусила. Почва уходила у нее из-под ног, как живой остров. Ей нужен был план Б. Потом план В, Г и Д, вплоть до Я. Но на самом деле у нее не было даже плана А.

Роз наклонилась, натерла лицо колючим ледяным снегом, еще раз, еще… Щеки горели огнем, будто она их освежевала, но зато она начала думать. Проблемы надо решать по мере поступления. Сейчас… Сейчас ей надо убраться отсюда как можно быстрее. Она смахнула остатки подтаявшего снега с лица и осмотрелась.

Вон там, не так уж и далеко, стоят высотки, в которых уютно светятся окна квартир, обещая тепло и безопасность. Защиту. Конечно, по квартирам она не пойдет, но от любого из домов можно вызвать такси. Ничего подозрительного, верно? Разве эти люди никуда никогда не ездят? Отлично. Розамунд сунула руку в сумку в поисках телефона. Запрокинув голову, она скребла пальцами по дну, перетасовывая хлам, но знакомого обмылка нашарить не могла. Неужели остался в машине? К глазам опять подступало. Надо успокоиться! Роз выдохнула. Ладно. Когда приедет такси, какой адрес ей назвать? Они добрались даже до ее машины, значит, домой ей точно нельзя. Что делать? Снять номер в отеле? Там непременно спросят паспорт и занесут ее в компьютер. Роз не знала, насколько действительно легко найти постояльца отеля, но в фильмах всегда показывали, что это как дважды два.

Телефон! Она сжала его так крепко, что стало больно ладони. От облегчения Роз почувствовала слабость в руках. Попятилась от разошедшегося жара, оглянулась на гаражи, вдоль которых ехала, и с содроганием поняла, что иного пути у нее нет. Ей придется пройти через их неприятную, угрожающую темноту, их обманчиво стройные ряды, потому что и справа и слева одни камыши. Роз повернулась и решительно зашагала к лабиринту приземистых построек.

Она втиснулась в лаз между стен и тут же пожалела об этом. Но все равно пошла вперед, ломая наст и оскальзываясь на застывшем под снегом льду. Просто не думать. Быстро шагать и не терять направления на подмигивающие окнами высотки.

Из планов ее грубо выдернула жесткая, как тиски, рука, сомкнувшаяся на плече, когда Роз выбралась из простенка. Розамунд совсем не удивилась — настолько ожидала катастрофы. Она не взвизгнула, ударила локтем наугад, но попала в воздух. Ее тряхнули за шкирку и толкнули вперед, больно сжав плечо. Она могла только перебирать ногами, пока ее волокли перед собой с одной площадки на другую. Роз ни о чем не спрашивала. Ей казалось глупым о чем-то спрашивать смерть. Прозвучал холодноватый приглушенный приказ:

— Садись в машину.

Только теперь пришло осознание, что ее больше не держат и что она стоит перед открытой дверью в салон потрепанного джипа, из которого пахнет свежим кофе и застарелым сигаретным дымом. Розамунд оглянулась. На нее в ожидании и, кажется, с досадой смотрели светлые глаза деви, о котором она знала только то, что его зовут Геллерт, и что не далее как двадцать минут назад он выставил ее из своего дома. Он довольно бесцеремонно подтолкнул ее в спину, и Роз забралась в джип. Уже сев, она почувствовала, что ее бьет дрожь, идущая откуда-то из самой глубины тела, неудержимая, словно эпилептический припадок. И все это сопровождается неестественным отупением — ни страха, ни любопытства, ни-че-го. Только болит голова, в глазах — словно песок от жара, а в горле першит.

В кулаки, добела сжатые на ручках сумки, ткнулась термокружка. Из открытого лючка тянуло свежим кофе. Она, не задумываясь, благодарно отхлебнула и закашлялась, заставив себя проглотить тот комок лавы, что попал в рот. «Конечно, в термокружки обычно наливают кипяток, чтобы он оставался горячим», — сардонически подумала она, ощущая, как моментально вздувается и слезает кожа неба и языка. Вдобавок, в кофе щедро плеснули коньяка. Зато благодаря этому голова очистилась от парализующего дурмана испуга. Роз отдышалась и сделала еще один аккуратный глоток. По несчастному сожженному языку прошелся рашпиль, но боль окончательно вернула Розамунд к жизни. Раз ей больно, значит, пока можно бороться. В теле ощущалась запоздалая вялость от схлынувшего адреналина.

Джип подпрыгивал на ухабах.

— Куда мы едем? — спросила Роз.

— Прямо.

Она посмотрела на деви, чье замкнутое лицо причудливо менялось от падающих на него света и тени. Ей так и не удалось как следует его рассмотреть. На старом складе, где он жил, было темно и холодно, хотя, вопреки ожиданиям, витали приятные ароматы пряного соуса. Один угол совершенно пустого неуютного помещения занимало подобие кухни, там же притулилась у стенки ванна с откинутой шторкой. В другом углу смутно громоздились книжные полки и какая-то еще мебель. Деви Геллерт, по большей части, стоял спиной к окну, опираясь на стол, и Роз видела только его силуэт — высокий и худой. Он больше всего остального выдавал в нем иную кровь — дочь профессора Меттерлинга достаточно насмотрелась на изображения найдазе, чтобы сказать, что скелет любого найдазе немного легче, немного тоньше и некоторые кости в нем длиннее, чем у среднестатистического человека. У Геллерта некоторые кости тоже были длиннее…

Несмотря на внешне нескладную фигуру, напомнившую паука-сенокосца, двигался он точно и ловко. Сутулость и нелепость, видевшиеся в застывшей фигуре, исчезали, как по волшебству. Лицо — узкое, очерченное ломаными линиями — было под стать остальному.

Почему он пришел за ней спустя всего несколько минут после того, как недвусмысленно дал понять, что работать на нее не будет? Если уж быть честной с собой, Роз не верила в действенность своих угроз. И куда они, в конце концов, едут?

«Почему вы передумали?» и «Выкладывай» прозвучали одновременно.

Розамунд и Геллерт посмотрели друг на друга в полумраке машины и оба отвернулись к лобовому стеклу.

— Выкладывай, — повторил он.

Роз почувствовала раздражение. Колупнула ногтями рисунок на кружке.

— Не буду, — ответила она. — Я все расскажу только тому, кто согласится на меня работать.

Геллерт затормозил так резко, что Роз почти ткнулась лбом в панель, сумка скатилась с колен под ноги, а из кружки выплеснулось немного кипятка.

— Черт возьми! — выругалась она, отряхивая руку. — Да вы совсем псих!

— Телефон выкладывай. По нему тебя отслеживают, — рыкнул деви нетерпеливо, проигнорировав ее ругань.

Розамунд выудила сумку из-под ног, нашла на дне телефон. Чувствуя себя словно в шпионском боевике, она хотела отключить его, но Геллерт выдернул трубку и выбросил в окно.

— Мой телефон!..

— Твоя жизнь, — отчеканил он, поднимая стекло.

Роз замолчала. Ее предупреждали, предупреждали, предупреждали — колотилось в голове. Тереза говорила, что этот… это создание может вести себя непредсказуемо. Роз закрыла глаза, выдохнула, набрала в грудь побольше воздуха и еще раз задержала дыхание. Раз, два, три… Можно подумать, ей было из кого выбирать. Четыре. Пять. Шесть…

— Теперь выкладывай все по порядку: куда ты вляпалась, когда это началось, что уже было, кроме поджога машины, каковы требования и так далее.

— Я уже говорила, и вам, и господину Франку, что расскажу все только тому, кого найму.

Геллерт вдруг осклабился, перегнулся через нее, чтобы открыть дверцу в зимний пустырь:

— Ни секунды не задерживаю.

Роз плотно сжала губы.

— Сначала оставили меня без связи, а теперь предлагаете в одиночку прогуляться по пустырю пять километров до ближайшей остановки автобуса? Если не хотите на меня работать, незачем было трогать мой телефон! Я бы хоть такси вызвала.

— До ближайшего кладбища.

Геллерт захлопнул дверь и рванул с места. По тому, как он коротко глянул на хронометр на широком напульснике, она поняла, что он не вытолкал ее только потому, что у них, похоже, было мало времени. Розамунд почувствовала, как заразительная лихорадка бегства передается и ей. Происходит что-то еще. Не из-за ее же машины он так сорвался с места…

— Послушайте, — попыталась она снова, уже более миролюбиво. — Я вам предлагаю деньги, кровь и…

Она поставила кружку в подставку и открыла потайной кармашек сумки. Вынутая подвеска мягко покачивалась и мерцала в ее руке сложной серебряной вязью.

— И вот это. Это эгида, — пояснила она, не заметив реакции на его неподвижном лице.

— Я знаю, что это. Оно должно меня впечатлить?

— Ну-у… Знающий человек заплатит за подлинную эгиду столько, сколько вы попросите. Услугой, деньгами, не важно, чем. Или можете забрать ее себе.

— Сама ее носи.

Он упорно говорил ей «ты», а Роз цеплялась за нормы этикета, как будто у нее не было другого ориентира — ее привычное бытие рушилось с каждой секундой. Она опустила руки на сумку, поглаживая выпуклый, шероховатый от плотной вязи рисунка медальон. Он был прохладный и приятный, его не хотелось выпускать из рук. Розамунд знала, что он так действует, и снова сунула его в кармашек, с трудом разжав пальцы. Скоро отпустит.

— Для меня она бесполезна. Я вот пыталась купить ваши услуги, — усмехнулась она.

— Если я соглашусь, превращусь в беглеца. Это не входит в планы.

— Да вы уже бежите, — пожала она плечами.

Геллерт коротко глянул на нее. За выражение его лица Розамунд не поручилась бы, но добрым оно точно не было.

— Ладно, давай так, — через какое-то время сказал он: — Будем считать, что мы заключили соглашение о взаимовыручке. Ты мне информацию и оплату моих услуг, я тебе — помощь. Я не телохранитель, не нянька и не слуга. Полезный попутчик.

— Мне нужны гарантии, что получив всю информацию, вы от меня не избавитесь, как от балласта, — настаивала Розамунд.

— Если я тебя брошу, то не получу ни денег, ни информации.

— Других моих охранников это никак не остановило, — упрямо настаивала она.

— А я и не твой охранник, я уже сказал. Я киллер, Розамунд. Я помогу тебе покинуть город. Остальное — не моя забота. Устраивает?

— Мне не нужно покидать город, я хочу безопасно договориться с теми, кто меня преследует.

Геллерт приподнял бровь:

— Переговоры? Хочешь сдаться?

— На взаимовыгодных условиях.

— Какого черта ты не сделала этого сама, а втянула в это меня и Франков? — процедил Геллерт, явно начиная снова заводиться.

— Боюсь, что не смогу выгодно подать свое предложение — никогда не занималась переговорами. Мне нужны ваши опыт и интуиция. И подстраховка. Я слышала, что деви чувствуют опасность…

— Меньше верь всему, что слышишь.

— Опыт у вас точно есть. Это вы не станете отрицать?

Деви молчал какое-то время.

— Город все равно придется покинуть.

— Почему?

— Инициатива сейчас не у нас. Чтобы навязывать кому бы то ни было свои условия, надо сначала завладеть правом хода. Самый простой способ — выбрать место для переговоров.

Настала очередь Розамунд молчать. Она никак не могла решить, стоит ли доверять этому деви или нет. Разум подсказывал — никому не верь. Но в одиночку этой игры не сыграть. В «их» глазах она всего лишь порядком обнаглевшая девчонка. И они не станут ее слушать. Нужно что-то, что их заставит.

— Ладно. Устраивает. Как мы скрепим наш договор?

Геллерт, не отрываясь от дороги, снял с руля руку и протянул ей раскрытой ладонью. Роз со стойким ощущением сюра пожала ее. Рука у него была мозолистая и жесткая.

— Теперь выкладывай, наконец, ради чего такого сверхважного ты подставила подружку.

— Я попрошу господина Франка не выгонять Терезу с работы. Он хороший человек, он поймет.

Геллерт пожал плечами.

— На мой номер, который был известен только господину Франку, позвонил после твоего ухода некто, кто себя не назвал, так что я не уверен, что тебе будет кого и о ком просить.

На недостаток фантазии Роз никогда не жаловалась. Это для ученого и грех, и благо. И забрезжившее в голове понимание пугало ее. Не внезапно, с приливами адреналина, как на просмотре дешевого ужастика… Нет. Этот страх прокрадывался в нее, словно зимний холод в плохо прикрытое окно. Незаметно, по чуть-чуть примораживая руки, ноги, горло, грудь… Роз чувствовала нехватку воздуха.

— Господин Франк… у них? А Тереза? — сипло спросила она и, не дождавшись ответа, зажала рот обеими руками, чтобы не пустить наружу ужас, колотившийся в голове.

Если она выпустит его, он захватит ее и сожрет. Она еще не до конца поняла весь масштаб того, что натворила, но что натворила — не сомневалась. Она подставила всех, кто пытался ей помочь. Решила, что умнее всех, что сможет добиться своего. И оказалась не героиней триллера, а героиней третьесортного боевика. А ведь ей говорили — сделайте, что просят, госпожа Меттерлинг, и все будет хорошо. То, что происходило вокруг нее последние несколько недель, никак не укладывалось в ее представление о возможном, о жизни, и о ее собственной жизни в частности.

Она молчала, слепо глядя вперед на желтую от уличных фонарей полупустую дорогу, даже не понимая, где они едут. Где-то в черте города. Руки машинально складывали из несчастного сумочного ремня восьмерки, улитки и бобинки. Она не слышала, как протестующе скрипит кожа.

Еще одним резким жестом, который напугал ее до возгласа, Геллерт вырвал у нее сумку и швырнул на заднее сиденье.

— У тебя слишком нервные руки, избавься от этой привычки, — безапелляционно заявил он.

Совершенно неожиданно для себя Розамунд вскипела.

— Вы теперь и привычками моими будете распоряжаться?! Наш договор не дает вам такого права!

Гневный вопль оказался слишком громким для тесного салона машины. На аскетичном лице Геллерта не дрогнул ни единый мускул, он даже не моргнул. Он внимательно смотрел на дорогу, костистые руки расслабленно лежали на ободе руля. Розамунд смотрела на него с яростью. Он молчал. Как можно злиться на стену?

Роз отвернулась к окну, зажав пальцами переносицу и уже ругая себя за несдержанность. Эта ее черта всегда причиняла одни неприятности, как будто люди предполагали, что за спокойной внешностью и ровным незлобливым характером не может быть сильных эмоций и почти нет чувств; что Роз просто зазорно их испытывать, потому что знакомые представляют ее себе совершенно иначе. Редкие экспрессивные вспышки вызывали у тех, кто с ней общался, только брезгливое недоумение. Но Роз всего лишь хорошо скрывала ту бурю, что всегда была в ней. А здесь не видела в этом смысла.

Розамунд вздохнула и мысленно смирилась с тем, что ответов на свои претензии не получит. В конце концов, Тереза ее предупреждала, и надо было слушать разумную и уравновешенную подругу. Но деви вдруг заговорил.

— Ты втянула в эту историю всех, кто тебя окружает, независимо от их воли. Ты привела их к Франкам, привела ко мне. Поставила меня в положение, когда я вынужден заключить с тобой соглашение и помогать.

— Ну так не помогай, — зло бросила она, тоже наплевав на вежливость.

Но он будто не слышал.

— Думаю, что всем этим я заработал кое-какое право указывать. В качестве моральной компенсации. Я тебя вообще знать не хотел.

— Ах, извините, что я не задрала лапки и не пошла ко дну, а начала искать того, кто поможет, — Роз театрально развела руками. — Не моя вина, что обращаться было не к кому.

Но все ее негодование опять разбилось о его холодноватую отрешенность. Он не повернул головы, безотрывно следя взглядом за дорогой. Эта тишина была хуже отповеди.

— С кем ты хочешь договариваться и по поводу чего. Выкладывай, как это началось.

Вот опять… Роз шумно выдохнула, ощутив глубокую, подавляющую усталость. Злиться можно только на себя. Розамунд было, что рассказать, но рассказывать не слишком хотелось. А вся правда целиком была слишком сложна и невероятна, чтобы вот так запросто вывалить ее, как есть, тому, кто вызывал у нее крайне неоднозначные чувства. Она откинулась на сиденье.

— Мне попали в руки документы, представляющие собой опасность, если их обнародовать. Они принадлежат моей семье, но до недавнего времени я про них ничего не знала. Когда я попыталась разобраться в находке, привлекла к себе внимание. Начались угрозы. Мне предлагали отдать или продать документы и прекратить исследования. Я не против это сделать — так даже будет лучше, но я хочу кое-что взамен.

— Кому понадобились документы и в чем их опасность?

Роз тяжело выдохнула. Она надеялась, что Геллерт начнет с вопроса, чего она хочет за бумаги. Даже изложила так, чтобы подтолкнуть его к этому вопросу, но он сразу вывернул на самую суть.

— Я бы не хотела отвечать.

— Это не игра в «хочу-не хочу». Чтобы знать, как лучше всего поступить, я должен обладать той же информацией, что и ты.

— Ладно. Хорошо, — она поняла, что нервно подергивает ногой и остановилась. — У меня есть сведения о местоположении Потерянного города.

Роз ожидала хоть какой-то реакции. Геллерт молчал.

Потерянный город — миф, самая знаменитая легенда нового времени, которая стараниями Роз обрела плоть. Мекка, Атлантида и Страна Оз в одной точке пространства. Столица найдазе, которую из ныне живущих людей никто никогда не видел. Сколько ее ни искали, никто не смог найти. После войны кровь пленников-найдазе ценилась так дорого, что за ее каплю переходили из рук в руки дома, поместья и целые деловые корпорации. Она не была панацеей от всех болезней, но тем, кто ее принимал, давала долголетие и здоровье. Однако по неизвестным причинам еще при жизни пленников это свойство крови найдазе неизбежно сходило на нет, потому то, что удавалось добыть, ценилось дороже золота, алмазов и редких самоцветов. Магические артефакты и своеобразные технологии найдазе стали представлять интерес гораздо позже, когда «кровный» ажиотаж утих по понятным причинам. Потерянный город обещал тому, кто его обнаружит, невероятное могущество власти. И невероятный соблазн. А Геллерт попросту молчал, ожидая продолжения. Будто она сообщила ему, что в центре города открылся новый магазин. Роз не выдержала:

— И что? Вы даже не скажете, что я чокнутая?

— Телохранитель обычно нужен, чтобы спасать тело. Душой пусть занимаются врачи и священники, — у Роз не нашлось достойного ответа. — Итак, легендарную столицу вампиров ты отыскала, предположим. Кто тебя поймал?

— Как — кто? Но… найдазе, собственно, и поймали…

Геллерт хмыкнул:

— Есть доказательства? С учетом того, что ты смогла найти этот город фактически в одиночку, раскрыла величайшую загадку техногенной войны, почему ты думаешь, что его не мог найти кто-то другой раньше тебя?

Роз вдруг почувствовала себя неуверенно. Она не проверяла. Просто приняла как данность, что в Потерянном городе могу т жить только найдазе. А кто же еще?

— Нет, доказательств нет. Но… мне так кажется. Слабо, конечно, — Розамунд пожала плечами, будто извиняясь.

Геллерт дернул уголком рта.

— Ладно, пока не принципиально найдазе-не найдазе. Поговорим о бумагах. Они наверняка хотят их и знания из твоей головы. Их обычно отделяют вместе с головой, — Роз передернуло. — Ты как-нибудь себя подстраховала?

— Я готова обнародовать их в любой момент. А в случае моей внезапной смерти их обнародуют немедленно. И только я знаю, где они спрятаны, — Розамунд бледно улыбнулась. — Наверно только поэтому я и жива.

— Что ты хочешь взамен?

— Лекарство. Лекарство от синдрома обреченных.

— И с чего ты решила, что они захотят тебе помочь?

Вопрос был в десятку. В самое больное и сокровенное. Она отнюдь не была уверена в том, что захотят. Именно поэтому ей нужен был Геллерт, который поможет ей получить желаемое. Только эта вера еще держала ее на ногах, в здравом уме и не позволяла умереть от жалости к себе.