Дракон и лисица (гет)

Примечания:

С днем новой главы, хотела опубликовать сразу две, но работа над четвертой немножко затянулась, так что пока что принесла для вас третью. Стекло, милота и встреча с дедом прилагаются~

Сегодняшняя перевязка обернулась небольшой неожиданностью, а именно решением Бай Чжу снять бинты вовсе. Мэй не нашла в себе силы возразить. Не скажешь же, что хочешь ходить в бинтах и дальше, ведь принять новую реальность в виде уродливых шрамов на руке и лице сложно — и вообще не слишком-то хочется?

— Все в порядке? — поинтересовался он, пока обрабатывал рубцы уже знакомой ей мазью с запахом мяты и полыни. Из-за охлаждающего эффекта казалось, будто по коже водят не ватой, а кусочком льда, что было даже приятно, ведь местами кожа все ещё немного зудела и горела. Особенно это касалось шеи, локтя и запястья, видимо, из-за постоянных движений кожа там заживала медленнее.

Мэй была почти уверена, что заниматься её ранами господин Бай Чжу был вовсе не обязан, но уточнить все никак не решалась. Наверняка ведь все дело в том, что о таком ценном во всех смыслах клиенте ему хотелось заботиться самостоятельно. Хочешь сделать что-то хорошо — делай это сам. Типичное правило любого педантичного перфекциониста, особенно такого, как её доктор.

А тут мало того, что лечение было платным (и, что важнее, уже оплаченным), так ещё и в Мэй текла эльфийская кровь — расы, очень распространенной в Натлане, и почти не встречавшейся во всем остальном Тейвате. О первом ей рассказывала мама, в то время как второе Мэй поняла сама исходя из того, что за все двадцать с лишним лет в Ли Юэ, ей так ни разу не встретился кто-то с такими же ушами. Даже у мамы они были обычными. Наверняка ведь такой фанат своего дела, как её доктор, не мог пройти мимо и не воспользоваться возможностью немного исследовать эльфа, так удобно оказавшегося у него под крылом. Впрочем, не то, чтобы Мэй была сильно против. Ничего плохого Бай Чжу не делал, а потому и возмущаться причин не было. Пусть наслаждается всевозможными анализами и расспросами, если ему это нужно — лишь бы вылечил.

«Как жаль, что все эти шрамы я не могу воспринимать так же, как свои уши — ну да, таких больше ни у кого нет, но это не делает меня хуже, а скорее даже наоборот. Это как моя отличительная особенность, моя «изюминка». Интересно, почему так получается?» — размышляла Мэй.

— Да нет, ничего, просто все никак не привыкну к тому, как теперь выгляжу, — наконец выдавила Мэй, чувствуя неловкость из-за слишком долгой паузы.

— Что ж, это дело времени. Тем более, как я уже говорил, со временем они станут гораздо менее заметными.

Мэй отвела взгляд в сторону — Бай Чжу приступил к обработке лица и шеи, отчего ей стало ещё более неловко. Его взгляд слишком пронзительный и внимательный: чувствуешь себя насекомым под микроскопом. А уж когда он так близко…

А ещё от него пахло чем-то странным и отдаленно знакомым. Приятно, спору нет, но совсем не так, как от других людей. И Мэй уже где-то сталкивалась с таким запахом, но все никак не могла вспомнить, где. Это было похоже на то чувство, когда прохладной ночью выходишь на улицу и делаешь глубокий вдох — особенно, если находишься где-то в парке или в лесу. Что-то знакомое, но едва уловимое и потому трудно описуемое.

Наконец процедуры закончилась и Мэй смогла вернуться в палату. Хоть раз нормально посмотреть на руку она так и не решилась. Даже то, что приходилось наблюдать боковым зрением, казалось ей отвратительным. А ведь сегодня придет Чжун Ли…

Его визита Мэй ждала, будто казни — и не могла думать ни о чем другом, дожидаясь послеобеденного «гостевого» часа. Что он скажет? Как теперь будет на неё смотреть?

То, что он, по всей видимости, видел её в гораздо худшем состоянии, когда навещал, пока Мэй была без сознания, её мышление игнорировало. А ведь тогда раны были свежими и пахли далеко не мятой.

В итоге, когда в палату вошла медсестра, уведомляя, что к ней пришел посетитель, Мэй захотелось сделать ровно две вещи: либо спрятаться под одеялом, либо сбежать в окно. Останавливало то, что из-под одеяла было бы неудобно разговаривать (и вообще там темно, жарко и душно), а её палата находилась на втором этаже. Лечиться ещё и от переломов, продляя таким образом время до выписки, было совсем не тем, чем Мэй хотелось заниматься в ближайшее время. Она вообще с каждым днем все сильнее хотела домой.

Поэтому девушка поспешно перекинула волосы на плечо, стараясь скрыть покалеченную часть лица и шеи, а руки и ноги спрятала под одеялом, благо длина рукава до локтя позволяла.

Его высокую фигуру девушка смогла разглядеть лишь боковым зрением — решимости поднять голову попросту не было. Хотелось спрятаться или убежать — сделать что угодно, лишь бы он не видел её такой.

«Ну почему бинты надо было снимать именно сегодня?» — внутреннему негодованию не было предела. Почему первая встреча в больнице должна быть такой неловкой и смущающей? Такое чувство, будто вместе с бинтами сняли кожу и вообще всё, оставив лишь маленькую неприглядную душу, страдавшую и боявшуюся каждого косого взгляда и неосторожного слова. Кто бы мог подумать, что шрамы могут сделать тебя такой слабой и уязвимой.

— Мэй?

Звук собственного голоса, произнесенный из его уст, на мгновенье заставил почувствовать себя рыбой, выброшенной на сушу. Она судорожно вздохнула, чувствуя, как сердце бьется где-то в районе горла.

— Прости, что приходится видеть меня такой. Знаю, зрелище так себе, но сегодня как раз был последний сеанс перевязок. Прости, — Мэй так разнервничалась, что в горле мигом пересохло.

— Тебе не за что просить прощения, все в порядке, — легким движением стул, стоявший у стола, переместился к кровати. Кому как не Чжун Ли было знать, что по этикету садиться следовало вовсе не на кровать.

В носу пронзительно защипало. Ещё чуть-чуть — и глаза наполнятся слезами. Вот уж кто здесь действительно нежеланные гости.

Попытки выдавить из себя хоть что-то внятное, ни к чему не привели, отчего рыба, оказавшаяся на суше, начала в агонии биться об лед. Начала — и стихла, едва ладонь Чжун Ли (он хоть когда-нибудь снимает перчатки?) накрыла ладонь Мэй. Даже через одеяло она могла чувствовать успокаивающее тепло его руки.⁽¹⁾

— Просто поделись со мной всем, что сейчас чувствуешь. Я не смогу найти правильные слова для поддержки, если не буду знать, почему тебе плохо.

Она зажмурилась, сморщив лицо в попытке остановить надвигающийся поток слез. Кажется, пара капель всё-таки угодили на перчатку. Как же неловко!

Ещё один глубокий — так, что заболели легкие, — судорожный вдох.

— Прости. Ещё раз прости. Просто… я чувствую себя ужасно. Шрамы меня пугают, я не хочу на них смотреть, но и не смотреть тоже не могу. Они мерзкие, и я… я боюсь, что теперь люди будут смотреть на меня из-за них с отвращением. Что я больше не буду нравиться, не смогу жить, как жила раньше. И винить, кроме себя, некого, я сама туда поперлась, сама влезла в драку, хоть меня никто не просил. Как будто боги решили наказать меня за то, что я слишком любила свое милое личико, — Мэй произнесла это на одном дыхании, чувствуя, как с каждым новым словом её щеки и уши всё больше заливает краской. Но молчать не могла: мысли и чувства, что она все это время держала в себе, лились потоком, а Чжун Ли совсем не пытался его остановить. Сложно было представить, что было бы более смущающе: если бы он слушал, как сейчас, или прервал бы её — да хотя бы банальным «не беспокойся, все в порядке».

Мэй сжала зубы так сильно, что заболела челюсть. Не плакать, никаких слез, только не сейчас и только не здесь. Не перед ним.

А, впрочем, будто в первый раз… кажется, как-то так они и познакомились лет семь тому назад?

* * *

Мэй помнила тот день так, будто это было вчера — ещё бы, ведь это были похороны её матери. Погода тогда была отвратительно солнечной — совсем не такой, какую ждешь, когда твой мир рухнул.

Прия была искательницей приключений — да ещё и обладательницей глаза бога, отчего её похороны должны были пройти не совсем обычно: с молитвами, которые должны были «помочь» её душе упокоиться или даже отправиться в Селестию, если повезет, благовониями и рядом ритуалов, в суть которых Мэй не вникала. Как и сейчас, она изо всех сил пыталась отгородиться от неприятной реальности, не думать, что все то, что с ней происходит, было по-настоящему. Поэтому все два дня до церемонии она провела, почти не вставая с кровати, и отдавая распоряжения то и дело приходившим работникам похоронного бюро короткими фразами. Как же ужасно неправильно и странно, что в шестнадцать лет тебе приходится организовывать похороны собственной матери. Каждая клеточка её тела противилась этому.

Тогда она тоже не знала, как будет жить дальше — в мире, где никого близкого, к кому можно обратиться за помощью или советом, больше не осталось. Нужно было что-то решать, как-то искать работу, чтобы как-то оплачивать счета и как-то себя обеспечивать. Что делать? Куда идти? Где найти в себе силы? И как теперь вообще возвращаться домой, где кроме неё больше никого нет и не будет?

Слёз, на удивление, не было. Вместо них была какая-то оглушающая пустота: как будто тебя ударили по голове чем-то тяжелым и теперь ты лежишь, не чувствуя ничего — даже собственного тела. Просто лежишь и разглядываешь стену, а в голове миллион вопросов без ответа. Почему? За что? Как такое могло случиться?

Встать и пойти на церемонию прощания стоило каких-то титанических усилий. Как на зло, у неё даже не было ни одного черного платья или костюма, пришлось одеться в красное — цвет, который любила мама. Уже потом, стоя среди десятка людей, одетых в темное и с траурными выражениями лиц, Мэй почувствовала себя белой (или, вернее, красной) вороной, которая даже на похоронах собственной матери не смогла вести себя подобающе. Слез всё ещё не было — слишком уж нереальным и сюрреалистичным все казалось. Какие-то песнопения на непонятном языке, тяжелый запах благовоний и чего-то с запахом не то ночного леса, не то — травы после дождя, жар раскаленной кремационной печи, в которую полагалось поместить тело, чтобы вернуть его Пиро Архонту… то, что так «возвращали» абсолютно все тела, даже тех, кто не имел даже обычного Глаза бога, не говоря уже Пиро, Мэй узнала уже сильно после.

Сил смотреть на гроб, украшенный цветами шелковицы, тоже не было.

«Мама ненавидела шелковицу, считала её цветком заносчивых богачей», — тихонько злилась Мэй. Традиции традициями, но разве предпочтения умершего не важнее?

Комнату она покинула первой ещё до окончания церемонии, не став даже «прощаться». Слишком уж сильна была закипавшая в ней злость. Бесила несправедливость, по которой мама умерла так рано, бесила шелковица и дурацкий запах благовоний, от которого начала болеть голова, бесили гости, пришедшие на церемонию — наверняка ведь пришли только потому, что так надо и «гильдия требует». Где они были, когда маму убили? Почему никто не пошел с ней на ту проклятую миссию и не смог помочь?

Не успев даже выйти из здания бюро, Мэй осела на пол прямо в коридоре и разрыдалась, уткнувшись лицом в колени. Слезы, копившиеся все эти дни, будто разом решили выйти наружу.

«Надо успокоиться, надо успокоиться…» — бесполезно. Мэй закрыла рот ладонью — звуки рыданий, естественные для любых похорон, особенно если это — похороны твоей родной матери, отчего-то казались ей ужасно стыдными. Оставалось лишь надеяться, что её отпустит раньше, чем церемония закончится и кто-то обнаружит её в таком состоянии.

Скрип открывшейся двери заставил её застыть в ужасе.

Неторопливый стук каблуков — не очень звонкий, так что обувь скорее всего не женская. Либо просто на низком каблуке.

— Прошу прощения? — голос был низким и, судя по тембру, принадлежал молодому мужчине.

Мэй осторожно подняла голову, чувствуя, как лицо залило краской.

— Предположил, что вам может понадобиться помощь. Не каждый день приходится присутствовать на похоронах собственной матери, — мужчина перед ней оказался не только молодым, но и чертовски привлекательным. Впрочем, до этого Мэй сейчас не было никакого дела — так, констатация очевидного факта.

Она напрягла память, пытаясь вспомнить, где могла его видеть. Это же тот консультант из Ваншен? Помнится, он заходил позавчера, но Мэй отказалась с ним говорить, делая вид, что спит. Кажется, даже нагрубила, сказав отстать с разговорами про детали церемонии — мол, пусть сами все решают. Ох…

— Вы же тот консультант, да? Извините, я тогда ляпнула лишнего, — она растерянно опустила взгляд.

— Ничего, я понимаю. Проводить вас в уборную? Полагаю, вы хотели бы умыться, прежде чем выйти на улицу.

Его вежливый тон вперемешку с вкрадчивым спокойным голосом взбесил её ещё в первую их встречу. С другой стороны, хоть кто-то не притворяется, что скорбит. Впрочем, до той странной девчонки в шляпе, которая то ли в шутку, то ли всерьез спрашивала, не понадобится ли Мэй в скором времени ещё один гроб и не хотела бы она сразу снять мерки, ему было ещё далеко.

* * *

— В этом нет твоей вины. Такая уж жизнь у искателей приключений — никогда не знаешь, кто или что тебя ждет. Да и, как знать, может, окажись ты тогда в другом месте — исход оказался бы куда хуже? — голос Чжун Ли вернул Мэй в реальность.

— Да куда уж хуже-то…

— Смерть, например. Однако ты жива и, насколько я могу судить, уже почти восстановилась. Поэтому я по-прежнему считаю, что все не так уж и плохо. Хотя, конечно, отправляться в незнакомое подземелье в одиночестве, не предупредив хотя бы меня, было очень непредусмотрительно.

— Прости, — Мэй бросила короткий взгляд на краешек руки, выглядывавший из-под одеяла, и скривилась.

Впрочем, Чжун Ли в каком-то смысле прав — если бы она повторила судьбу мамы, было бы действительно печально. Но ей повезло: рядом очень кстати оказался тот, кто смог помочь. Жаль, у мамы такого человека не было…

Осознание, как всегда, пришло неожиданно и с опозданием. Тот запах на похоронах… и тот запах от Бай Чжу…

— Какое благовоние может пахнуть, как ночной лес? Что-то прохладное, травянисто-древесное и освежающее.

— Неожиданный вопрос. Почему ты спрашиваешь?

— Заметила, что от господина Бай Чжу так пахнет — и который день ломаю голову, пытаясь вспомнить, где могла встречать такой странный запах. На обычные духи вроде не похоже, они почти всегда шелковицей отдают. Для запаха мази слишком сложно и не вонюче. Знаю я, что можно просто у него и спросить, но неловко же.

— И не очень прилично. То, что ты описываешь, похоже на запах туманного цветка. Он используется в маслах для бальзамирования тела за счёт охлаждающего и дезинфицирующего эффектов. И, в свою очередь, крайне редко применяется для благовоний, так как мало кто хочет ассоциироваться с разлагающимся трупом. Получается, что встречать этот запах ты могла либо во время путешествий, либо, что более вероятно, во время похорон матери.

Значит, не показалось. Что ж, на один вопрос ответ найден.

— Кстати, о традициях и всём таком прочем…

Чжун Ли сделал жест в воздухе, материализовывая небольшую, бирюзового цвета книгу. Он положил её на тумбочку.

— Я решил захватить с собой одну из своих любимых книг — полагаю, проводить дни в больнице, да ещё и в одиночной палате, ужасно скучное занятие.

— Спасибо, это действительно так, — Мэй радостно улыбнулась.

Приятно было даже не столько то, что он позаботился, принеся с собой книгу, а то, что сделано это было без подсказок. Человек просто сам сложил дважды два, проявил инициативу — и попал в яблочко. Это было чертовски мило.

Вдруг она медленно, будто с опаской, подняла голову. Расправила плечи. И так же медленно и осторожно посмотрела на Чжун Ли. Рано или поздно это все равно пришлось бы сделать — так пусть случится сейчас, когда в ней есть хоть какая-то решимость.

— Ну… что скажешь?

— По поводу лица и всего остального?

— Да, — Мэй с тревогой сглотнула.

— Судя по твоим опухшим и покрасневшим глазам, в последнее время ты много плакала. Как твоего друга, меня это удручает. Тебе непременно следует развеяться, как только выйдешь отсюда. Например, сходить на концерт Синь Янь.

— Она и тебя уже пригласить успела?

— Ну как — пригласить… афиши расклеены по всему городу, так что не заметит только слепой. А так, как я её постоянный гость на такого рода мероприятиях, проигнорировать «приглашение», пусть и не личное, было бы невежливо.

Что ни говори, а рок-концерты Синь Янь с образом интеллигента до мозга костей, которым выглядел Чжун Ли, в голове Мэй так до сих пор и не складывались. Было сложно представить, что он слушал что-то, кроме традиционной музыки или какого-нибудь блюза с джазом, которые можно услышать вечером в ресторане или на старой, потрепанной многочисленными прослушиваниями, пластинке. Но рок? Оказалось, что да — и ещё как. Просто стереотипы, основанные на внешности, временами бывают чертовски обманчивы. И, в случае с Чжун Ли, Мэй обманулась дважды: сначала во время их знакомства, когда сочла консультанта из Ваншен занудой, не понимающим простых человеческих эмоций, и склонным чересчур рационализировать всё подряд, и чуть позже, когда подумала, что такой как он никогда не пойдет на рок-концерт.

— И как Цисин это разрешили? В смысле — афиши по всему городу?

— Разрешили? Разве Синь Янь имеет привычку спрашивать? Она просто берет — и делает, в чем вы, кстати, временами очень похожи.

— Скажешь тоже, — Мэй смущенно усмехнулась.

Прошло ещё минут десять «светской» беседы, прежде чем она наконец решилась задать вопрос, волновавший её ещё с первого же дня здесь:

— Ты случайно не знаешь, кто такой Тарталья?

— Тарталья? Конечно, мы с ним знакомы. Можно сказать, он мой давний и хороший друг. И я, посмею напомнить, уже как-то раз говорил об этом, — ответил ей Чжун Ли.

Мэй напрягла память, пытаясь вспомнить, когда это такое было — конечно, бесполезно. Имя ей ни о чем не говорило. Быть может потому, что лично его она никогда не встречала, не считая её спасения из лап Стражей руин, которое встречей можно было назвать с очень большой натяжкой. Хотя бы потому, что ни его лица, ни даже голоса Мэй не помнила. Только все тот же запах туманного цветка… впрочем, более чем возможно, что он мог принадлежать господину Бай Чжу. Или что она вообще что-то путает и никакого запаха не было.

— Да? Что ж, возможно. В любом случае, я бы хотела встретиться с ним лично. После всего, что случилось, я обязана отблагодарить его хотя бы устно.

— О, уверяю тебя, зная Ча… то есть, Тарталью, словесного «спасибо» ему будет более чем достаточно, — лицо Чжун Ли было непроницаемо, как, впрочем, и всегда. Но Мэй была готова поспорить, что только что он едва не оговорился. Какое имя он хотел назвать? Что за странная оговорка и к чему тут секретность?

Эти двое знакомы гораздо лучше, чем может показаться на первый взгляд, но почему-то не хотят афишировать? Похоже на то, но какой смысл скрывать это от Мэй? Уж кому-кому, а ей не было никакого дело до «тайных» имен и чужих заморочек по этому поводу.

— Иногда ты ведешь себя очень странно, — сказала она скорее буднично, нежели с укором. — Как будто что-то скрываешь. Не подумай, я тебя не виню и уж тем более не обижаюсь. Просто дружба на то и дружба, чтобы быть честными друг с другом. Неужели за все то время, что мы знакомы, ты все ещё мне не совсем доверяешь?

Последний вопрос сорвался с её губ неосознанно. Кажется, теперь это точно прозвучало как упрёк.

Мэй смотрела на Чжун Ли внимательно, боясь уловить в выражении лица или в тоне голоса обиду или какие-то другие негативные чувства.

Однако он был все так же спокоен и доброжелателен.

«Будто подобные вещи для него все равно что песчинки для скалы — не то что не сдвинут, а даже не поцарапают», — Мэй сама удивилась поэтичности мысли, которую выдал её мозг.

— Конечно же доверяю. И потому забочусь о том, чтобы ты не беспокоилась по пустякам. Кроме того, я не вправе раскрывать чужие тайны — даже такие крохотные, как прозвища лучших друзей, которые они предпочитают хранить в секрете от чужих глаз и ушей.

Мэй открыла рот, чтобы что-то ответить. И тут же закрыла, так и не придумав достойного ответа. А что говорить-то?

— Логично. Ещё раз извини, что наехала на ровном месте.

Но оставалось ещё кое-что, чему Мэй все никак не могла найти объяснения и о чем на протяжении дней в больнице задумывалась уже далеко не раз.

— Раз уж между нами никаких секретов… как ты узнал, что я в больнице?

— От Тартальи, как я уже и сказал.

— Это я помню. Но как он меня нашел в том подземелье? Место, мягко говоря, заброшенное, не каждый туда полезет…

— По всей видимости, это было чистой воды везением, что он оказался там. Ты этого не находишь? Из всех возможных и куда более безопасных вариантов, куда можно было пойти потренироваться, он выбрал именно ту пещеру. Нам всем очень повезло, — Чжун Ли вежливо улыбнулся.

Подозрительно. Это было подозрительно — и Мэй не могла понять, что именно в его объяснении её так смущало. То, что спасение было слишком уж кстати? Что Тарталья оказался там по слишком удачному стечению обстоятельств? Что Чжун Ли узнал о случившемся слишком быстро — едва ли не сразу после того, как она оказалась в больнице, — и пришел её навестить?

Всему этому, конечно, можно было найти объяснение. Но все равно в задачке было чересчур много случайностей и «слишком». Подозрительно.

С другой стороны, какой смысл скрывать от неё обстоятельства случившегося? Если только оно не было подстроено кем-то — например, Чжун Ли, но это звучало совсем уж бредово.

«Все хорошо. Объективно все отлично. Но почему тогда мне так неспокойно? Будто бы не знаю о чем-то важном», — думала Мэй.

— Повезло, — эхом отозвалась она. — Значит, то, что ты узнал об этом так быстро — и чуть ли не в тот же день пришел меня навестить, это тоже часть везения?

Вежливая ответная улыбка. Почему бы и ей немного не поиграть?

— Рад, что ты начала понимать. К счастью, тем вечером у нас была назначена встреча, так что я действительно узнал о случившемся буквально из первых уст. Конечно, был очень обеспокоен — и пришел к тебе сразу, как только господин Бай Чжу позволил тебя навестить.

Логично. И снова нечем крыть.

— Ладно, — Мэй попыталась расслабиться, — наверное, я просто понемногу схожу с ума в четырех стенах. Уже не могу смотреть на этот вездесущий белый…

— Разве тебя не собирались выписать в ближайшее время?

— Собирались. Через пару дней. Повязки, как видишь, уже сняли — теперь господин Бай Чжу хочет проверить, как кожа будет реагировать на длительное нахождение на воздухе. Вдруг шрамы пересыхать и трескаться начнут? Я, конечно, мажу их мазью — и от бесконечного запаха мяты вперемешку с полынью меня уже тошнит, — но перестраховаться не помешает. Так, по крайней мере, он мне объяснял.

— Да, это очень похоже на Бай Чжу. Здорового перфекционизма и осторожности ему не занимать.

— Ну вот. Так что отпустят меня только послезавтра, — она со вздохом откинулась на подушки и тут же ойкнула от боли, случайно встретив макушкой железные прутья спинки кровати. — Почему болеть, когда ты взрослый, настолько ужасно и скучно? Скорей бы домой.

— Потому что в детстве рядом были родители, которые могли окружить тебя заботой. А, когда ты взрослый, то вынужден сам себя обслуживать, — подсказал Чжун Ли. — Если, конечно, у тебя нет близких, которые бы заменили тебе родителей.

— Мне в этом плане повезло, — Мэй покосилась на «Хроники заоблачного предела» на тумбочке. — Но все равно скучно…

Только такому всезнайке, как он, могло показаться хорошей идеей притащить сборник легенд Ли Юэ в качестве «легкого чтения» для убийства времени. С другой стороны, могло быть и хуже — это хотя бы не многотомный исторический справочник. Впрочем, со скуки ещё и не такое читать начнешь.

Мнение Мэй изменилось уже вечером, когда она, не найдя другого занятия, все-таки решила открыть да немного полистать принесенную Чжун Ли книгу. Вдруг интереснее, чем кажется? «Хроники» были написаны легким языком, ориентированным скорее на рядового читателя (или даже туриста, решившего познакомиться с культурой Ли Юэ), чем на ученого или кого-то вроде того, кто и без того знаком с местным фольклором. Больше всего Мэй привлекла глава, посвященная феям — их девушка не раз встречала во время путешествий. Ярко-голубые огоньки, как правило, были очень медлительны и, следуя за ними, можно было обнаружить сундук с морой, рудой и прочими ценными для любого приключенца вещами.

Но понимание, что они безобидные и вообще полезные, пришло к Мэй не сразу. В первый раз, когда она встретила такую фею, то перепугалась до смерти. Не поняла сначала: то ли это призрак, то ли блуждающий огонек из страшных сказок, то ли вообще какая-то нетипичная пиро-ловушка. А уж когда она начала медленно плыть в воздухе…

В «Хрониках» рассказывалось, что какой-то одной версии насчет существования фей не было: одни считали, что это и впрямь души умерших людей, другие — что это адепты или даже боги⁽²⁾, погибшие в войну Архонтов. Была и третья, ещё более жуткая версия: якобы феи когда-то были куда могущественнее и разумнее, но боги лишили их почти всего, включая воспоминания и голоса. В буквальном смысле от древней цивилизации по воле богов остались лишь призраки, единственный смысл которых — сопровождать путников до сокровищ и указывать им путь.

— Боги могут быть такими жестокими, — от мыслей об этом у Мэй забегали мурашки по спине.

Отношения с религией у неё, если уж на то пошло, всегда были сложными. Она не отрицала существования Архонтов — было бы глупо, учитывая то, что каждый год в Ли Юэ проходила церемония сошествия Гео Архонта. Но и не задумывалась о том, кто они такие, какова их сила и о тому подобных вещах. Существуют, делают свою работу, все вокруг этим довольны — и ладно.

Но читать о таких вот точечных проявлениях воли богов было даже как-то жутко, особенно, учитывая то, какими решительными, жестокими и хладнокровными в таких историях представали боги. Или же просто жестокими: смотря, о каким из богов идет речь — о Мораксе, который, по легендам, жесток был лишь на поле боя, либо о Мурате, которая, все по тем же легендам, была жестокой и беспощадной в принципе. Тут-то и приходило осознание, что у этих ребят мало того, что ужасающая сила, так они ещё и действительно существуют. И кто знает, не станешь ли ты следующей их жертвой?

Так что, пока это было возможно, Мэй старалась жить в своего рода неведении, прячась в своем любимом коконе «не вижу — значит, этого нет», не думая о «высоких» материях и заботясь лишь о чем-то более простом и земном. Например, как заработать денег, чтобы было чем оплатить счета и ещё осталось что-то на еду. Желательно, вкусную. Или, например, о том, как хочется однажды отправиться в действительно большое путешествие за границы Ли Юэ. Вернее, как хотелось… о том, чтобы в текущей ситуации сделать хоть пару шагов из города, было даже страшно думать. Сердце тут же начинало колотиться, как бешеное, а тело бросало в дрожь.

А вдруг ей опять встретятся Стражи руин? Их в Ли Юэ много. Один раз она им уже проиграла, вдруг это повторится снова? Умирать не хотелось. Чувствовать все те боль и ужас — тоже.

«Хотелось бы мне иметь не пиро, а гео глаз бога, — мечтательно думала Мэй. — Чтобы, как Чжун Ли, укрывать себя щитом и никого не бояться».

Но реальность была иной — она была пиро каталистом, умеющим управляться с луком ровно настолько, насколько это нужно для охоты и редких стычек со Стражами руин (как показала практика, с сомнительным успехом), чтобы деактивировать их, протыкая ядра. Про другое оружие речи не шло совсем — с ним Мэй обращаться не умела. Для копья и одноручного меча не хватало скорости и ловкости, а для двуручника — силы.

«Была бы я телосложением как мама…» — Мэй мечтательно вздохнула.

Или хотя бы как Синь Янь — та была достаточно высокой⁽³⁾ и физически развитой, чтобы без труда управляться с двуручным мечом. Она даже щитом себя укрыть умела — пусть и ненадолго. Мэй было чему учиться.

«Зато по мне теперь видно, какой стихии мой Глаз бога», — девушка саркастично усмехнулась.

Стоп, это что — сейчас шутка была? Видать, и впрямь идет на поправку, если после череды истерик она наконец начала шутить над собой и своим положением. Так, по крайней мере, хотелось думать. Мысль, что это могло быть очередной защитной реакцией, сигнализирующей, что в какой-то момент её психике стало настолько плохо, что даже хорошо, совершенно не радовала.

Как не радовало и то, что очень скоро ей предстоит по-человечески сходить в душ и перестать валять дурака, используя влажные полотенца. С повязками-то намокать нельзя было. А нет повязок — нет и запретов, связанных с их намоканием. Следовательно, хочешь-не хочешь, а увидишь во всей красе, что же стало с третью, если не больше, твоего тела.

Мэй бросила напряженный взгляд на розовую, испещренную уродливым узором из белых рубцов, кожу на руке и тыльной стороне ладони.

«Первое, что сделаю по возвращению домой — уберу все зеркала. Я не могу… не хочу себя видеть. Иначе осколок этого самого зеркала мне непременно захочется куда-нибудь в себя воткнуть», — девушка захлопнула книгу. Желания продолжать чтение не было.

Перевернувшись на здоровый бок, она закрыла глаза и попыталась уснуть, чтобы убить время, оставшееся до ужина.

1) Причина, по которой я писала эту главу так долго: перечитывая и редактируя этот момент, я раз десять умерла и воскресла от милоты :D

Вернуться к тексту

2) Решила не множить сущности и не называть в работе Архонтов — Архонтами, т.к. по канону, емнип, Архонты — семеро богов, победивших в войне Архонтов, а так, в целом, они все являются низшими, в отличие от «высших» богов Селестии, богами. (Всякие Архонты пыли и соли — ошибка перевода, на самом деле они не Архонты, а просто боги.) Тут подробнее про ошибки перевода: https://twitter.com/hemorrhoid_bear/status/1393627257349066759?s=20

Вернуться к тексту

3) В этом доме мы игнорируем игровую модельку Синь Янь и опираемся на историю персонажа, где говорится о её очень высоком росте: https://www.hoyolab.com/article/388384

Вернуться к тексту