Могила (джен)

Когда они подошли, мать даже не вздрогнула.

— Я всегда знала, что тебя нет в этой могиле, — сказала она в пустоту. — Все ждала, когда ты появишься.

Она обернулась через плечо, тут же пересеклась взглядом с Люком, и вот теперь задрожала. По-настоящему. Немного морщин на лице, высокая прическа под платком, аккуратный нос, глаза Леи. Он видел смятение в этих глазах.

— Я… — ее голос захрипел, она прочистила горло, отвела взгляд за его плечо. — Я еще беременной научилась ощущать тебя, когда ты рядом. Как сейчас.

Его — сына — она не ощущала. Вот что мать хотела сказать, тут и Силой-то читать ее было не нужно... Самая дурацкая на его памяти попытка оправдаться.

Он боялся к ней подойти, не зная, что говорить. А она его даже не ждала. Ему должно было быть больно от этого — ему не было.

Мать не знала, что говорить. Вейдер не знал; не знал Люк.

— Почему ты меня не искал? — она с отчаянием смотрела в глаза отца.

— Ты должен был, — она говорила тихо, но глядела так пронзительно, что голос казался криком. — Ты должен был любить или ненавидеть, но не оставлять!

Сила плескалась вокруг нее. Люк глядел в ее глаза и видел в них все ошибки. Она приходила сюда каяться. Каяться за то, что сама не искала ни его, ни сестру. Она знала, что как только бы Вейдер ее отыскал, он бы не оставил детей. Он бы всех их нашёл.

— Я виноват за мои грехи, Падме. Не надо переводить на меня свои.

Едва ли отец и сам не понимал того, что читал в матери Люк.

Мать зажмурилась и поднялась с земли, подтянула к груди колени. Спрятала в них голову.

— Я была в коме после родов, — ее голос дрожал; она будто читала заученные признания. — Все случайно произошло. Был программный сбой, мне не выключили жизнеобеспечение, я так и осталась зависшей программой на станции. Когда пришла в себя, пришлось заново учиться ходить, есть, существовать. Два года ушло на то, чтобы начать двигаться самостоятельно. Даже счет не выставили: меня фактически не было в базе, а программные коды обязали продолжать протокол лечения. Автономность, крифф ее побери, — она горько усмехнулась, подняв к ним глаза. Плакала. — Когда принялась вас искать, след Оби-Вана давно простыл, зато на Альдераане появилась принцесса, и я все поняла. Бреха… — мать махнула рукой и посмотрела куда-то за горизонт, словно тщась разглядеть за ним прошлое, — Бреха была бесплодна, Бейл был в меня влюблен, а малышка так на меня похожа. Даже удивительно, что ты ее не узнал. Люк...

Она глотнула воздух, встретившись наконец с ним взглядом.

— Я считала, что так вам будет лучше. Я думала, что ничего не смогу вам дать. Я дышала, но внутри была мертва. Послеродовая депрессия, гормоны... Я была раздавлена, я не справилась с собственной паникой, надумала себе лишнего, когда думать было не надо. Эта осознанность, эта привычка мыслить наперёд меня и погубила. Я нарисовала себе грядущую историю, сама в неё поверила. Уже только потом осознала, что натворила.

— Но осознала же, — Люк не знал, чего ожидал от отца. Но уж точно не этого голоса: серого и равнодушного. — У тебя было столько возможностей узнать детей, и ты все их растратила.

— И вот я тут. Быть может, это последний шанс?

Мать улыбнулась несмело, но не нашла в ответ отражений своей улыбки. Та моментально сошла с ее губ, и она вновь повернула голову к могиле.

— Вроде бы и пустая, а ведь нет, — прошептала она. — Тут ведь вся наша жизнь похоронена.

— Не было у нас той жизни, — ответил отец. — Тут только земля, ничего больше. Если ты пришла, чтобы поливать ее слезами, мне нечего тебе сказать.

— Я пришла, чтобы повидаться с тобой. И потом, если позволит судьба, ты бы познакомил меня с детьми. Теперь можно, они ведь взрослые.

Вейдер рассмеялся за его плечом. Люк впервые слышал его смех: хриплый, глубокий, страшный.

— Так, значит, ты себе представляла воссоединение семьи? — пророкотал он.

«Семьи» резануло слух.

Люк посмотрел на Вейдера. Падме глядела на него испуганно, но на лице было написано, что он во всем прав.

Люк читал в ней: она боялась испортить им детство. Поняла, как сильно ошиблась, только когда им было уже по десять. Перед глазами плясала ее жизнь: с перекладных на перекладные, серые квартиры, скупая обстановка. Она отслеживала голоновости, выискивая статьи про Лею. Ни дня не искала Оби-Вана: боялась сорваться, если найдет. Люк увидел его глазами матери: статный и сильный, несломленный. Она знала, что он стал бы прекрасным отцом, и она не хотела лишать сына родителя. Не тогда, когда ее сын еще ребенок. Не тогда, когда у дочери счастливая семья. Она опоздала со всем — Сила, как она корила себя за то, что опоздала! За то, что отпустила во младенчестве, за то, что не рванула им вслед сразу же. Им было по три года, когда она пришла в себя. Она могла бы успеть стать им матерью.

— Я бы принял тебя, — пробормотал Люк. — Лея бы приняла.

В глазах Падме зажглась надежда. Только отец тяжело дышал, все еще посмеиваясь за спиной.

«Я бы принял», — повторил Люк про себя.

Быть может, Лея еще сможет принять.