Outlaw October (гет)

Робин спешил. Он шел уже несколько часов, не сбавляя шага и не делая остановок. Шел к цели, которой готов был добиться любыми средствами. Румпельштильцхен с трудом ковылял рядом. Маг что-то втолковывал Робину о черте города, о волшебстве Реджины, о странице из книги, которая непонятным образом поможет им вернуться, но лучник его едва ли слушал.

Из всей витиеватой тирады Темного он усвоил лишь одно: возвращение в Сторибрук возможно, а Реджина по-прежнему ждет его там. Роланда решено было пока оставить с Мерион. Слишком рискованно было бы подвергать ребенка переходу между мирами, он и так натерпелся за последнее время. Румпельштильцхен клялся своим кинжалом, что как только они пересекут черту, оно тут же перенесет малыша в Сторибрук с помощью магии. Хмурый взгляд, брошенный Робином на изворотливого мага, лучше всяких слов объяснил тому, что лучник с ним сделает, вздумай он ослушаться собственной клятвы.

Роланд. Его сынишка с каштановыми волосами и озорным огоньком в карих глазах. Единственное, что помогало Робину держаться во время беспросветных лет, наполненных тьмой и одиночеством. Лучник жил ради сына, стараясь по возможности разнообразить его скучную жизнь мужскими развлечениями, вроде рыбалки или стрельбы из лука. Мерион отчаянно не хватало. Сначала Робин, как и положено, носил траур, потом узнал, что казнь сфальсифицировали, и пленным удалось бежать, но ни через полгода, ни через год жена так и не вернулась. Пришлось жить дальше без нее.

А недавнее откровение Мерион и ее отчаянные поиски сэра Джонса лишь укрепили веру лучника в то, что и он сам, и самое страшное — Роланд — были для ветреной красотки не более чем недоразумением, ошибкой, которую вовремя удалось исправить. Как бы там ни было, а Мерион была леди, знатной дамой, привыкшей к роскошной жизни, и вряд ли променяла бы оную на шалаш из лапника, затерянный среди лесов. Совсем другая ситуация была с Реджиной. Робин невольно улыбнулся, вспоминая один из разговоров, состоявшийся в ночи у костра.

Реджина долгим взглядом всматривалась в танцующие языки пламени. Ветки весело трещали, подставляя бока огню, вкусно пахло смолой и хвоей, над костром вилась бестолковая мошкара и редкие светлячки. Робин, аккуратно расщепив древко, прилаживал к стреле красноватый наконечник. Говорить не хотелось. Королева усмехнулась и щелчком отправила нахальную мошку прочь от огня.

— Забавно, — прошептала, наконец, Реджина.

— Что именно? — ловким движением расправляя оперение стрелы, поинтересовался Робин.

Реджина вздохнула и подбросила веточку в пламя, тут же радостно схватившее свою добычу.

— Все тянется к свету. Мошки, светлячки, лесное зверье, оптимисты, вроде Мери Маргарет.

Лучник усмехнулся. Было странно видеть, что эти двое, наконец-то, поладили, но спрашивать Королеву о большем он пока не решался.

— Свет дает нам надежду. Чем ты жила все эти годы, когда ее не осталось?

— Злостью. Обычная злость оказалась куда сильнее пылких речей и праведных целей. Что мне без нее останется?

— Право быть счастливой, — серьезно ответил Робин, подсаживаясь ближе. Реджина вздрогнула и не ответила.

— Не знаю, еще полгода назад я подняла бы тебя на смех за такие слова, и это в лучшем случае.

— Да, в худшем — стоять бы мне каменным истуканом в твоем саду, как раз вместо гнома.

— О нет, это слишком просто, я бы придумала нечто более изощренное, — засмеялась Королева, — А если серьезно, я тоже когда-то была такой же, как Мери Маргарет: наивной и доверчивой. Верила в чудеса и в то, что свет обязательно одержит победу над тьмой. Пока не поняла, что победить мрак можно лишь сделав его частью своего сердца. Я мечтала о домике в чаще леса, о муже-охотнике и большой семье, где все поддерживают друг друга.

Робин слушал исповедь Реджины, затаив дыхание. Не каждому посчастливилось увидеть ее вот такой, если кто-то вообще видел. За маской властительницы скрывалась женщина, отчаянно желавшая счастья.

— И ты смогла бы бросить все свои титулы и платья ради хижины в лесу?

— Конечно, — не раздумывая, ответила Королева, — Что они принесли мне, кроме боли и разочарования?

Лучник невольно сравнивал двух женщин, ставших для него родными. Мерион променяла свободу на шелка и богатство, оставшись в его сердце лишь матерью Роланда. Роль, которую она совсем недолго пыталась играть. И Реджина, стремящаяся отыскать саму себя, не играющая ни одну из ролей. Неистовая и нежная. Сильная и неимоверно одинокая.

Робин засунул за пояс охотничий нож и протянул Реджине стрелу.

— Вот, чтобы ты всегда сумела отыскать дорогу к свету.

— Только если ты будешь ждать меня на той стороне, — ответила Королева, принимая подарок, — Приглашаю тебя в свою тьму.

— Ты не темная, нет.

— Какая же?

— Одинокая.

* * *

Вот и сейчас Робин шел по туманному шоссе, даже не стремясь разглядеть что-либо в сумерках. Он знал, что сердце ведет его к той, что по-прежнему хранит на подоконнике стрелу и отчаянно верит в свое право на счастье. Лучник знал так же, что ему предстоит долгое и муторное объяснение с Королевой, которая, как известно, ангельской кротостью не обладала, но ее взгляд на прощание, когда их ладони соприкасались у самой черты, многое объяснил Гуду. Как бы там ни было, он от своего не отступится.

Голд, изредка вздыхая и прижимая руку к сердцу, едва поспевал за Робином. Но не жаловался. Старому плуту было, что скрывать и к чему стремиться.

— И чем тебя Нью-Йорк не устраивал, Темный?

— Отсутствием магии, такой ответ тебя устроит?

— Но почему ты попросил именно моей помощи? — удивился Гуд. — Неужели, сентиментальные чувства к Реджине побудили тебя помогать моей жене?

— Мы оба оставили за чертой тех, кого любим. Так почему бы не побороться за свое счастье?

Эта реплика заставила Робина прикусить язык и взглянуть на Румпельштильцхена с другой стороны. Сколько Лучник себя помнил, мага либо презирали, либо боялись. Однажды прослывший трусом Румпельштильцхен так и не смог создать себе репутацию, заслуживающую уважения, да не слишком и пытался. И вот теперь, спеша вперед по туманному шоссе, Робин сумел во всем разобраться. Жена Темного в те далекие времена, когда он был всего лишь человеком, предпочла ему жизнь, полную приключений. Он остался с ребенком на руках, искалеченной ногой и полным отсутствием каких-либо перспектив. Гуд почувствовал, как руки непроизвольно сжимаются в кулаки, когда представил себя на месте Румпельштильцхена и увидел угрозу войны, надвигавшуюся на деревню. Сам Лучник до последнего оттягивал объяснение с Реджиной, а Румпельштильцхен не побоялся ради спасения сына принять всю тьму мира. Конечно, их ситуации не были равнозначны, но презрения Темный определенно не заслуживал. И трусом он не был.

— Знаешь, Румпельштильцхен, не мне тебя судить, сам грешен, но, по-моему, твоей красавице не помешало бы дать хорошего пинка, и отправить на неделю в Нью-Йорк — учиться выживать в реальном мире.

— Она не справится, — покачал головой Темный.

— Мы же справились, и даже без магии.

— Но Белль — не мы!

— Не мы, согласен, она, скорее, моя Мерион — такая же влюбленная в далекие страны, сидя дома у прялки.

Голд остановился прямо среди дороги и вдруг от души рассмеялся, чем вновь удивил Гуда.

— Ты нравишься мне, Робин. Вы заслуживаете своего счастливого конца.

— А ты, Темный? Сотрешь в порошок очередного ухажера своей ненаглядной?

— Нет. Попробую поговорить. И, Гуд?

— Да?

— Можешь звать меня Голдом.

Так и пролетел весь путь до черты. Сумерки сменились ночью, на шоссе зажглись фонари, тусклым светом разгонявшие тьму. И вот уже Робин и Голд застыли у места, где все их тропы сошлись в одну.

— Давай книгу, — потребовал Голд.

— Какую?

— Ту самую, что Реджина подарила тебе на прощание.

Робин пожал плечами, твердо решив не удивляться причудам магов, и вытащил из рюкзака «Приключения Робина Гуда». Голд ухмыльнулся и вытащил из середины ту самую двадцать третью страницу.

— Хорош же ты влюбленный, нечего сказать, даже не видел, что скрыто внутри подарка, — справедливо пожурил Румпельштильцхен.

— Сам знаю, — огрызнулся Лучник, досадуя на самого себя, — Пойдем?

И вот уже подернулась дымкой городская черта, и Голд уверенно шагнул вперед, таща Гуда за собой. Упала в сторону ненужная трость, и маг сразу стал, словно выше ростом, и воздух ставшего родным Сторибрука приятно защекотал ноздри.

— Вот и пришли, — объявил Темный, — Реджину сам найдешь?

— А Роланд? — спохватился Робин, даже забыв поблагодарить.

— Реджина поможет, — ответил Румпельштильцхен и, щелкнув пальцами, вручил Робину красную розу, — Иди же.

— А ты?

— Поговорю, как я уже и сказал. И ты был прав по поводу поездки в Нью-Йорк.

Робин уставился на розу, а мага уже и след простыл. Воистину, пути волшебников неисповедимы. Хорошо, что он доверяет лишь себе и стрелам!

* * *

Робин стремительно взлетел по ступенькам, ведущим к кабинету мера. Каким-то охотничьим чутьем он знал, что Реджина еще на работе и засидится там до рассвета. Потому что дом не дарил ощущение дома, а бумаги, отчеты и счета отвлекали от черных мыслей. Он больше не спрашивал себя, что скажет ей при встрече, он просто шел к ней, а там, пусть сердце само рассудит.

Распахнув настежь дверь, Робин на миг застыл на пороге, не в силах отвести взгляд от открывшейся ему картины. Реджина сидела среди скопившихся за время бумаг и просто смотрела на стоявшую перед ней свечу. Пламя отбрасывало на ее лицо причудливые тени, и Робин невольно залюбовался мерцанием пламени в карих глазах.

— Тянусь к свету, как видишь, — произнесла Реджина, улыбаясь.

— Я же сказал тебе, что ты всегда отыщешь свой путь из тьмы.

— Ты вернулся!

— Иди ко мне.

Объяснения и слова прощения будут потом, пока же важно только здесь и сейчас. Замешкавшись всего на секунду, Реджина взмахнула рукой, и на небольшом кожаном диванчике появился мирно спящий Роланд.

— Мне показалось, кого-то не хватает, не находишь? — с улыбкой спросила женщина, подходя ближе.

Старый плут во всем оказался прав, — подумал Робин, проникшись уважением к Румпельштильцхену, и распахнул Реджине объятья.