Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Июль пролетел, как одно мгновение, приятно-неуловимое. Розалина, носившая теперь маховик, изучала новые возможности, из которых ей больше всего понравилась способность превращаться в сову. Возня с малышами, вечерние посиделки большой семьи в тесном и теплом кругу, прогулки в компании Долохова и иногда племянников по лесу, окружавшему городок, уютно скрывая его от большого и суетливого мира вокруг… Звонкий смех девушки наполнял старенький домик весельем, жизнью и теплом. Окруженная близкими людьми, Розалина на какое-то время даже забыла о том, что так долго вызывало в последние месяцы шестого курса ее грусть и счастье в ее глазах, как и задорный блеск, было неподдельным.
Антонин, к концу второго дня привыкший к подшучиваниям Джессики и Ирмы о его грядущей свадьбе с Роуз, довольно быстро утратил робость и вскоре полностью соответствовал данной ему старшей сестрой Браун характеристике «с ним не соскучишься!» — все семейство, включая сентиментальную Лили, то и дело улыбалось его шуткам и язвительно-добрым репликам, а Розалина, к такой манере его речи привыкшая уже давно, не скрывая этого, хихикала. Впрочем, то же самое касалось и обожавшего своего «взрослого друга» Майкла, Антонина искренне считавшего членом семьи (он ни разу не видел двух друзей по отдельности, и детское восприятие решило, что и Антонин такая же часть семьи, как и обожаемая всеми Роззи).
Джессика и Натан оставались до самого августа, получив весьма продолжительный отпуск, что несказанно порадовало всю семью Браун, старшую из трех сестер видевшую почти так же редко, как и живущую после свадьбы в Польше Ирму. Та, поразмыслив, осталась до того дня, как уедет Джесс, чтобы вдоволь повидаться с сестрами и родителями. Это, в свою очередь, обрадовало Лили и Розалину, почти четыре года растивших маленьких и непоседливых Ядвигу и Майкла. Такой подбор имен Ирма всегда объясняла весьма просто: дочь названа была Тадеушем, поляком, на польский манер. А сына называла сама Ирма, придавшая его имени британский оттенок и подчеркнув для себя таким образом связь с родной страной. Так или иначе, но весь месяц «Убежище» Браунов было полно гостей, и разговоры, смех и добрые, семейные подшучивания друг над другом, не умолкали с утра до глубокого вечера. В семье, довольно бедной, царила дружелюбная атмосфера взаимной любви и уважения, и именно это-то так и притягивало Антонина в этот маленький старый домик, где даже скрип ступенек под ногами и оконных рам в грозу был каким-то теплым, уютным и домашним. В его собственной семье, жившей в куда большем и куда более презентабельном доме, атмосфера царила совершенно иная…
В последний вечер июля все три сестры Браун собрались в спальне Розалины, с ногами забравшейся на кровать в обнимку с учебником по Трансфигурации — девушка как раз писала заданное на лето сочинение, когда обе сестры зашли к ней, сдав малышей Ирмы на попечение Лили и Антонина — Брендон и Натан ушли на рыбалку, решив пообщаться, как они выразились, мужским коллективом. Долохов, хотя его и позвали с собой, не пошел, сославшись на то, что не любит и не понимает ловлю рыбы удочками, если есть магия и заклинания. Ирма присела на кровать, а Джессика — на стул у небольшого письменного столика, заваленного учебниками, свитками пергамента и книгами, приобретенными Роззи как дополнительное чтение. Большая часть их подарена была друзьями, преимущественно Антонином. Все окружение девушки знало, что Розалина любит читать, и нередко на праздники радовало девушку именно книгами…
— Роуз, мы тут посовещались и решили завтра, в последний день тут, сходить с тобой в Лондон. В Косой Переулок и в один очень интересный магловский магазинчик. Хотим кое-что тебе подарить, на день рождения, уж коли мы его пропустили. Нам нужна ты, — улыбнулась Джессика. Розалина закрыла учебник и села ровнее.
— А малыши? — взглянула она на Ирму.
— Посидят с мамой и папой. Да и Натана мы с собой не зовем. Хотим сходить женской компанией. Если папа будет дома, может, и мама с нами пойдет, — отозвалась та.
— Да и твоя сова сегодня прилетела, вместе с долоховской. Список учебников порядочный, это будет дорого. В общем, мы с Натаном подумали и решили, что мы тебе их оплатим, — серьезно посмотрела на младшую сестру Джессика. Розалина замотала головой, помахав руками.
— Нет-нет-нет! Не надо! — затараторила она.
— Роззи, мы оба работаем, у нас нет детей, и мы можем себе это позволить. Пусть лучше мама и папа потратят эти деньги еще на что-нибудь, — покачала головой Джессика. — В конце концов, у тебя летом выпускной и тебе нужно будет платье, — добавила она.
— Это еще не все, — улыбнулась Ирма. — Мама говорила, что тебе нужна новая мантия, старая тебе маловата. Я ее тебе куплю. Ну и остальные вещи в школу, если надо.
— Ирма! — простонала Розалина. — Ну зачем? Я в старой похожу, ничего страшного!
— Тадеуш получил наследство. И повышение. Поверь мне, я могу себе позволить сделать тебе подарок, на пропущенные за год праздники. Роуз, если есть возможность, новые вещи нужно брать. А у нас она наконец-то появилась.
— Но я не могу вам ничего такого подарить, — несчастным голосом пробормотала Розалина. — Девочки, ну не надо. Я в старой мантии похожу, правда…
— Подаришь еще, — отмахнулась Джессика. — Роуз, мы просто хотим помочь маме и папе.
— Ну если это будет подарок на все праздники за год, то ладно, — кивнула Розалина. — Но мне как-то неудобно, у вас свои семьи есть, — покачала она головой. — Одно дело одну книгу, а другое — оплатить все мои учебники…
— За прошедший год, — поправила ее Ирма.
— Что?
— Подарки за прошедший год. За новый будут новые. Кстати, вот еще, — Ирма протянула сестре значок старосты Хогвартса. — Ты староста школы.
— Мои поздравления, — улыбнулась Джессика. — Равенкло должен тобой гордиться. Я вот на своем Гриффиндоре старостой факультета-то не была.
— И я на нашем Равенкло тоже, — заметила Ирма. — Ты первая в семье староста, — она приобняла сестру за плечи и поцеловала в лоб.
— Гордость семьи Браун, — рассмеялась Розалина, положив учебник на стол. — Ладно, если так, то я согласна. Но когда я стану аврором и буду зарабатывать сама, не дай вам Мерлин делать мне такие подарки! — она поправила золотую цепочку маховика, теперь постоянно носимого ей на шее. — Вы послезавтра уезжаете? Обе?
— Мы с Натаном завтра вечером, — отозвалась Джессика. — Ирма — послезавтра. А ты как потом?
— Мы послезавтра вечером трансгрессируем к Антонину, — пожала плечами Розалина. — Я же обещала тете Вирджинии ее навестить. Она зимой плоховато выглядела, — вздохнула девушка. — Попробую спеть, наверно, раз уж теперь могу. Хотя вроде бы ей и так лучше, как писал Долохов-старший…
— Передавай ей большой привет от нас с Ирмой. А сегодня у нас есть предложение устроить маленькие посиделки трех сестер и поболтать, — улыбнулась Джессика.
— Здорово, — обрадовалась Розалина. — О чем поболтаем? — прищурилась она.
— Обо всем на свете, как когда ты, малышка, нас донимала. Помнишь? — подмигнула ей Ирма. — Тебе лет пять было, когда ты начала меня расспрашивать про Хог и магию, а потом и Джесс тоже. А еще про всякую всячину типа лифта, самолетов и всяких других магловских штук.
— Иногда быть младшей сестрой здорово, — улыбка мелькнула в блестящих озорным огоньком глазах Розалины. — Есть умные старшие сестры, которые о тебе заботятся…
— Кстати, ты у нас следующая на очереди замуж. И мы хотим отпраздновать твою свадьбу. Ты-то на наших была!
— Эй, мне всего семнадцать! — возмутилась валькирия.
— Тебе уже семнадцать. Так что скоро, думаю, будешь ты у нас Розалина… хм… — Ирма сделал вид, что задумалась. — Эппл какая-нибудь… Ой! — Розалина стукнула ее учебником по лбу, гневно сверкнув глазами.
— Хватит меня сватать! Я пока замуж не собираюсь…
— И лучше уж Эппл, чем Ирма Ожешко. Ожешко! — засмеялась Джессика. — Такое милое сочетание!
— Молчала бы уж, Джессика Дафт! — прыснула Ирма. Джесс сделала глубоко оскорбленный вид. (1)
— Уж лучше Эппл, — заключила Розалина. — Тогда у меня и фамилия будет самая хорошая в семье. Но, кроме Браун, конечно, — коварно улыбнулась она. Вскоре смех девушек стал таким громким, что достиг первого этажа. Лили, рисовавшая с малышами, взглянула на что-то мастерившего из свитка пергамента Антонина.
— Эти трое опять в своем репертуаре, — улыбнулась она ему. — Тебе не скучно? Может, попросить их тебя к себе позвать?
— Нет, миссис Браун, Роуз и так со мной почти целыми днями сидит, — скромно отозвался парень. — Да, я хотел… Вы же знаете, она откажется. Я список учебников посмотрел, там дорого выйдет, — замялся он. — Давайте мы вам поможем? — опустил парень глаза.
— Тони, мы же потом не отдадим, — вздохнула Лили. — Есть у нас деньги, хватит.
— Не надо отдавать, — отмахнулся парнишка. — Одной картиной меньше отец купит, — покривился он. — А то и вообще ничего не потеряем, — постепенно ему удалось уговорить Лили принять их помощь, не говоря ничего Розалине, к таким вещам относившейся с редкой для себя категоричностью и негативом. И в то время как Розалина пересказывала сестрам школьные новости, рассказывала о своих друзьях, делилась своими переживаниями и сомнениями, находя поддержку и доброе, ласковое слово, Антонин, покраснев до кончиков ушей, сел рядом с Лили, пока Майкл и Ядвига играли сделанными им самолетиками из пергамента, и тихо спросил, может ли он задать ей еще один вопрос.
— Конечно, — улыбнулась ему Лили.
— Вы ведь хорошо знаете валькирий, — замялся юноша. — Скажите, пожалуйста, а они… Как они узнают, кто их выбор… — Лили бросила на него слегка изумленный взгляд. — Ну, Роуз мне рассказывала как-то, что им тот, кого они будут любить… Ну, вроде как определен свыше…
— Не совсем так, — покачала головой миссис Браун. — Тот, с кем они свяжут свою жизнь, будут стремиться помочь ему, защитить, позаботиться… У предшественницы Роззи выбора вообще, кстати, не было. Ну, точнее, был, но этот человек терпеть ее не мог и у них ничего не сложилось. Я не знаю, как уж они это понимают, думаю, когда приходит пора, у каждой это по-своему происходит… Тебе лучше спросить об этом валькирию, — улыбнулась она. — Я только знакома с ними, но сама-то не обладаю их сущностью и даром.
— А Роззи… — парень покраснел до кончиков ушей и опустил глаза на дощатый пол. — Она не говорила… У нее есть выбор? Ну, она уже о нем знает?
— Нет, — покачала головой Лили. — Она не знает, и она сама недавно говорила об этом. Подожди-ка, — она мягко коснулась рукой его плеча. — Роззи тебе нравится? Не смущайся, я все понимаю. Я права? — в ее ласковых и добрых глазах, в самой глубине, появилось выражение какой-то напряженности.
Долохов, бледный, смущенный и явно растерянный, слегка нервно сглотнул и медленно кивнул.
— Да, — почти неслышно выдохнул он. — Она мне очень сильно нравится… — Лили только мягко погладила его по взъерошенным волосам, вздохнув. Но напряженность в глубине ее глаз переросла в выражение искреннего сочувствия и сожаления. Граничащего, однако, с ужасом…
"Бедный мальчик", — горько вздохнула женщина. — "Мне тебя в таком случае искренне жаль, если ты не ее выбор".
Но вслух эти слова, разумеется, не прозвучали. Лили Браун, бывшая близкой подругой Вирджинии, знала о валькириях гораздо больше, чем можно было бы предположить. Знала она и то, чем оборачивается для валькирии ее дар и чем за это расплачиваются… И от этого лишь острее она ощущала тревогу и боль за приемную дочь, обладавшую такой связью со своим даром, какой не обладала прежде ни одна валькирия. Чем расплатится за свой дар Розалина и как чувство к ней, заранее обреченное на безнадежную безответность, повлияет на кого-то, кто будет ее любить, предсказать было невозможно. Но даже мысль о том, что именно и как может произойти, внушала искренний ужас. Еще больший ужас вселяла в женщину мысль о том, что таким человеком окажется Антонин. Она искренне любила этого мальчика, как сына, но женщина буквально интуитивно ощущала, что в нем есть что-то не то, что-то страшное по своим последствиям и, возможно, гибельное для кого-то. Страшнее всего же была мысль о том, что гибельно это окажется для Роззи и него самого… Но, даже будь это так, помешать этому было просто невозможно, и эта-то безнадежность ситуации пугала женщину, заставляя ее нередко просыпаться по ночам в холодном поту. От страха за пусть и не родную, но любимую дочь…
Мелькнувшая следом мысль, однако, заставила женщину слегка воспрянуть духом. Он вполне мог быть и выбором Розалины, что не несло бы в себе, казалось ей, опасности. И пожилая волшебница искренне желала поверить в то, что так и есть… Того же, что это не так и каковы будут последствия этой истории, знать ей не было дано. Из всех ныне живущих в тот момент знали это лишь Анна Экала, Королева Времени, и ее ближайшая помощница и поверенная, Великая Валькирия Совета Десяти, Оливия Говьер…
* * *
Последние лучи заходящего Солнца осветили крыльцо уютного двухэтажного дома, когда парень и девушка с огромными чемоданами поднялись по чистым широким ступеням и постучали в дверь. Розалина поправила длинные густые волосы, бросив взгляд на как-то поникшего Долохова.
— Не волнуйся, — шепнула она. — Это же твой дом.
— Ага, — усмехнулся парень. — И мой отец, — послышался скрип засовов и вскоре дверь распахнулась. Перед ребятами предстал высокий худощавый мужчина с черными волосами и тяжелым взглядом. На нем была черная мантия, шитая серебряной нитью. Серые глаза весьма прохладно оглядели Антонина и Роуз.
— Привет, пап, — парень натянул на лицо улыбку. — Я соскучился!
— Проходи, — Долохов-старший отступил, освобождая дверной проем. — Вещи сразу отнеси, и к столу. Мать приготовила ужин, — он перевел взгляд на Розалину и изобразил слабую улыбку. — Привет, Роуз.
— Добрый вечер, дядя Николас, — очаровательно улыбнулась девушка. — Может, мне помочь тете Вирджинии?
— Думаю, она будет тебе признательна, — кивнул Долохов-старший. — Отнесешь чемодан Роззи в гостевую спальню, — бросил он сыну, скрываясь в глубине дома. Антонин скрипнул зубами, Розалина мягко положила руку ему на плечо.
— Не нервничай. — прошептала она. — Он просто устает и переживает за миссис Долохову… Давай я помогу с чемоданами?
— Я сам, — Антонин улыбнулся девушке. — Я же парень, а ты девочка, — он как бы невзначай коснулся ее теплой руки, подхватил чемоданы с помощью магии, радуясь тому, что ему уже можно колдовать дома, и отправился наверх. Розалина же нырнула на просторную уютную кухню, где невысокая женщина с полной шеей и плечами и тонкими, худыми руками, со слегка болезненным цветом лица хлопотала у стола, накрывая его.
— Добрый вечер, тетя Вирджиния, — улыбнулась Розалина. Женщина поставила тарелку на стол и обернулась к девушке.
— Роззи, — улыбнулась она. — Привет, девочка. Как дела?
— Все отлично, — задорная улыбка Розалины осветила кухню и в домике словно бы стало чуть теплее. — Как вы? — в то время, как Долохова ее обнимала, поинтересовалась девушка, приобняв женщину.
— Мне получше, — пожала плечами женщина. — Вот только вес набрала, правда, но он уже уходит.
— Вы хорошо выглядите, — Розалина, усадив женщину, проворно накрывала на стол. — Очень аппетитно, — взглянув на слегка пригоревшую жаренную рыбу, улыбнулась она. — Сейчас и Тони подойдет, — девушка что-то быстро тараторила, но Вирджиния и не вслушивалась в ее слова. Ей просто становилось легче дышать. Уходила тяжесть с души. Она обожала девушку искренне и нежно — Розалина, добрая, тактичная, вежливая и очень отзывчивая, была настоящим ангелом по мнению многих. Бронхиальная астма, от которой долгие годы страдала женщина, в присутствии этой девушки словно бы ослабляла свою крепкую и противную хватку…
— Мамуля, — Антонин, присоединившийся к женщинам, нежно обнял женщину и поцеловал в щеку. — Мамочка, как ты? — в его серых глазах проявилась тревога и волнение. Вирджиния обняла сына, потрепав по длинным волосам.
— Мне лучше, — произнесла она. — А ты у меня здорово возмужал, — оглядела его женщина. — Становишься не только высоким, но и уже не таким худым, как раньше. Взрослеешь,— смущая сына, бросившего на Розалину робкий взгляд, радовалась женщина. — Ой, Роззи, ты уже все накрыла, — всплеснула она руками. — И когда только успела?
— Пока мы разговаривали, — девушка присела за стол и позвала Долохова-старшего. Ее звонкий голос прозвучал в тишине дома, наполнив его на миг жизнью и светом. — Приятного аппетита, — пожелала всем Розалина. Поблагодарив ее и пожелав того же, семейство взялось за ужин. Он проходил куда тише, чем у Браунов, поскольку разговор поддерживался только за счет Розалины и Вирджинии. Николас и Антонин могли бы не разговаривать неделями, как, в общем-то, дела и обстояли. Они не то, что не разговаривали, они и переписывались-то на редкость мало. Долохов-отец писал сыну в лучшем случае одно письмо в несколько месяцев. Иногда, когда Вирджинии становилось лучше — помимо астмы она страдала еще и артритом — писала сыну она. Куда ласковее и гораздо чаще.
— Сова уже пришла, — ближе к концу ужина заметил Антонин. — Когда пойдем в Косой Переулок? Не самим же нам трансгрессировать, все-таки Школу-то не окончили, это вот нам разрешили пока лето, ну, по домам…
— В воскресенье. Я буду дома, — проглотив кусок рыбы, отозвался отец. — Учебников много?
— Ага, почти как в прошлом году, — кивнула Розалина.
— Тебе тоже нужны? — посмотрел на нее Николас.
— Мне уже сестры все купили, Тони с нами не ходил, его попросили с малышами посидеть. Мне только ингредиенты остались, на Зелья, — Николас бросил взгляд на сына. Тот медленно кивнул.
— Ладно, дашь список, закуплю, потом родители отдадут, — произнес Долохов-старший.
— Да я с вами схожу, — пожала плечами Розалина. — На сов посмотрю, — чуть грустно произнесла она.
— Тебе что-то еще надо? — поинтересовался мужчина у Антонина, одарив его таким взглядом, что парень вздрогнул.
— Пергамент, чернила, перья и учебники. Ну и на Зелья тоже. Мантии все у меня нормальные.
— А плащ? Ты же старый умудрился за месяц так испортить, что мне просто стыдно было бы вообще отцу на глаза в таком показываться!
— Мы на Рождество ходили с мистером Брауном, я купил. Карманных хватило.
— Что ж там за плащ такой? Тряпка, что ли? — усмехнулся Николас. — Ладно, посмотрим. Спасибо, Вири, — он поднялся из-за стола, поцеловал жену в щеку и отправил посуду в раковину, мыться. — Полагаю, вам с Роуз пора спать, — скомандовал он сыну. Розалина, выразительно посмотрев на друга и пожелав его родителям спокойной ночи, потянула Антонина в двери. Уже наверху, остановив его, девушка прошептала ему на ухо, почти касаясь его кончика губами:
— Он ведет себя еще хуже, чем на Пасху. Я тебя прошу, не связывайся. Потерпи немножко, скоро уже в Хог поедем.
— После окончания Школы я сюда не вернусь, — прошипел парень. — Терпеть не могу, — с блеснувшими от слез глазами процедил он.
— Тони, — Розалина мягко погладила его по плечу. — Это же твой отец!
— По-моему, он от этого не в восторге, — усмехнулся парень. — Что я ему сделал?
— Не знаю, — внизу послышались шаги у лестницы и голоса, и девушка быстро втянула Антонина в гостевую спальню. — Он же нас спать отправил, — вздохнула она.
— Ну, вряд ли он заглянет пожелать мне спокойной ночи, — хмыкнул парень. — В последний раз он это делал, когда мне было года четыре. А вот мама может, — он прислушался, но дверь уже открылась и заглянула Вирджиния.
— Отец ушел в комнату, — заметила она. — Спокойной ночи, малыш, — она поцеловала подошедшего сына в лоб, ласково помахала Розалине и ушла к себе. Валькирия проводила ее взглядом.
— Мы уже купили мне платье на выпускной, — внезапно поведала она. — Оно такое красивое! — глаза девушки восхищенно блеснули в полумраке освещаемой свечой комнаты. — А ты в чем пойдешь?
— В парадной мантии, — улыбнулся парень. — Ты с кем идешь? — прикусил он губу.
— Не знаю, — девушка пожала плечами. — Никто еще не звал.
— Пойдешь со мной? — Розалина осеклась, почувствовав, как теплая рука взяла ее за руку. Она опустила глаза, искренне надеясь, что не покраснела.
— Ну, мы же лучшие друзья, — заметила она. — Давай пойдем вместе! — девушка подняла глаза, встретившись взглядом с теплыми серыми глазами друга.
— Вот и договорились, — отведя от ее щеки прядку тяжелых волос, прошептал Антонин. Розалина, опомнившись, мягко потянула руку из его теплой ладони.
— Спокойной ночи, — улыбнулась девушка, недвусмысленно намекая, что ему пора идти к себе. Едва за юношей закрылась дверь, девушка прямо в одежде и кроссовках опустилась поверх покрывала, прижав ладони к пылающим щекам. Она вспомнила прикосновение его ладони к ее щеке, тепло его тела — он стоял совсем близко, теплый и ласковый взгляд. И осознала, что сама не понимает, кто он для нее. Просто ли друг и ничего кроме? Она не знала, и как разобраться в себе, она не понимала тоже.
— Можешь ли ты быть моим выбором? — неосознанно прошептала она свои мысли. — Хочу ли я, чтобы это было именно так? — она горько вздохнула, сев на кровати. — Как я хотела бы это знать, — усмешка появилась на ее губах. — Но только вот… откуда?
* * *
Август пролетел куда менее весело. Дети помогали Вирджинии, Розалина несколько раз пела для нее Песню валькирии, искренне желая помочь женщине и хотя бы облегчить ее состояние. А по вечерам они частенько уходили на берег небольшой речушки, протекавшей в получасе пути от деревушки, где Долоховы и жили, и, разводя костер, болтали о будущем, о школе, о семьях и куче прочей всячины. Несколько раз расщедрившийся на свое общество Николас выводил их в Косой Переулок и в Хогсмид. А пару раз совсем приободрившаяся Вирджиния выводила семью и Роззи в Лондон, в магловскую его часть, сама будучи маглой…
Случалось, что Розалина превращалась в сову и разъезжала у друга на плече, время от времени ласково поклевывая его за ухо. Того, какое счастье ему приносили эти легкие щипки, парень, конечно, не говорил, но сам едва ли не записывал каждый такой случай, радостно улыбаясь.
Однако нередко, расставаясь на ночь, они оба не спали подолгу, один — мечтая о том, что его чувства к ней будут ответными, что он все-таки ей понравится и они будут вместе. Вторая — все больше путаясь в себе, все сильнее не понимая, что она к нему испытывает. Это была симпатия, ей было с ним так легко, как ни с кем другим, и прикосновения его рук, случайные, были девушке очень приятны… Розалина, не слишком разбиравшаяся во всех оттенках человеческих чувств, будучи части из них лишенной, все больше и больше принимала это за любовь…
В последний вечер августа Долохов и Розалина сидели у большого костра на берегу речушки, Розалина, только что съевшая шоколадную лягушку, облизнула губы.
— Так странно, — пробормотала она, улегшись на траву. — Последний год в Хоге и взрослая жизнь. Я к ней не готова!
— Ты самая серьезная из нас всех, и ты не готова? — усмехнулся парнишка. — Про себя тогда вообще молчу. Ты в авроры потом?
— Это моя мечта! А ты в Надзор?
— Ага. Или как отец, буду торговать…
— Сладостями? — смеется Розалина. Долохов улыбается вместе с ней.
— Боюсь, ты просто не уйдешь из этого магазина! — Антонин провел пальцем по ее щеке, и тут же убрал руку. — У тебя лягушка на щеке осталась…
— Ты скоро меня ими закормишь, — улыбнулась Розалина. И… внезапно склонившийся к ней Антонин неловко поцеловал девушку в губы, но попал в нос. Переплетение пальцев, прикосновение к ее густым кудряшкам...
— Ты мне нравишься, Роуз… — прошептал он. И фыркнул. — Даже поцеловать нормально не смог…
— Ты тоже мне нравишься, — Розалина закрыла глаза, когда он вновь коснулся ее щеки, и ответила на новый поцелуй, неловко, неумело… Прервав его, Долохов посмотрел на нее счастливым взглядом. Для него это был момент, когда сбывалась его самая большая мечта. Розалина же отвела взгляд своих грустно-радостных глаз.
Она не знала, не ошибается ли она, действительно ли это с ее стороны любовь, но искренне хотела в это верить. Того, что ждет их и чем обернется для них это желание любить друг друга, это притяжение друг к другу, рождавшее с каждым днем все более прочную связь, они не знали. Ни валькирии, ни жертве ее дара не было ведомо то, какой прочной красной нитью связывала их жизнь руками той, кому Розалина доверила бы все самое дорогое. И, более того, ни Антонин, ни Розалина и понятия не имели, что в тот самый миг, когда они впервые робко коснулись губами губ друг друга, в далеких Афинах был утвержден единогласным решением Совета и уже верифицирован Анной выбор Розалины. В тот самый вечер вместе с приятелями сидевший в кабаке Хогсмида после тяжелого рабочего дня…
То, как долго теперь продлятся отношения, укрепляющие связь, являвшуюся частью чужой «шахматной партии», зависело лишь от того, как скоро встретятся Розалина Браун, валькирия Соединенного Королевства, и мракоборец Томас Марволо Реддл, ее выбор…
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |