Sick and empty (джен)

Это было даже забавно. Кто бы мог подумать, что боль прогонит только боль?

Определённости в своей судьбе Оби-Ван не имел. Совет его не вызывал, решая другие проблемы, а его члены игнорировали мальчика, если натыкались на него. Только Йода каждый раз качал головой и говорил, что решение пока не приняли. Кеноби каждый раз смотрел вслед удаляющемуся магистру и задавался одним и тем же вопросом: «Зачем так тянуть?» Его могли бы уже просто выставить за двери и забыть о его существовании, строя жизнь Ордена дальше и не занимая своё время этим вопросом.

Оби-Ван завёл на своём поясе тайный карман, где держал маленькие, но острые ножницы. Учитывая, как часто его стало накрывать, это было необходимо. Когда боль душила, разрывала грудную клетку на части, когда ноги подкашивались, и было лишь одно желание — выть, тогда резкая боль на руке возвращала в реальность. Кровавая царапина на бледной коже притягивала взгляд, заставляя думать только о себе… и о появлении новых.

Приступ мог случиться где угодно и когда угодно, даже если он был всего полчаса назад. Мальчик старался избегать людных мест, больше медитировал или сидел в своей комнате, а в столовую выбирался после того, как все поедят, или ночью. Еда его не интересовала, но желудок не был согласен и мог урчать на весь коридор, пока его не покормят. Друзья непонимающе смотрели на него, но у них было не так уж много свободного времени, чтобы вдумываться в суть поведения Кеноби.

Он лишь один раз встретился с Квай-Гоном, на лице которого лежала маска спокойствия. Бывший ученик чувствовал, что он чем-то обеспокоен, и постарался уйти, но глаза мастера внезапно впились в него. Оби-Вану захотелось расплакаться, просто сесть на пол прямо здесь, посреди коридора, и всхлипывать, вытирая глаза и нос рукавом, будто ему два годика. Бывший учитель открыл рот, и мальчик поклонился, приветствуя его, а затем сбежал. А хотел бы наоборот прижаться к Джинну и рассказать ему всё, выплакаться наконец.

Когда Кеноби узнал, что Брук так и не стал новым падаваном его бывшего учителя, то не понял, какое чувство испытал. Но, кажется, среди общего клубка удивления и постоянной спутницы-боли всё же различалась маленькая радость. Его не заменили его соперником. Несмотря на все положительные качества Чана Квай-Гон не захотел брать его в ученики… Вероятно, потому, что Оби-Ван разочаровал его, обидел.

Сам Брук ходил надутый, нервный, раздражительный и злой — оставалась всего пара месяцев до его тринадцатилетия, а никто из мастеров, насколько Кеноби слышал, пока не надумал его брать в падаваны. Оби-Ван немного жалел его, ведь сам был в таком положении. Но, может, ему повезёт так же — отправится куда-нибудь вместе с каким-нибудь мастером, а тот и возьмёт его. «Может, это снова будет Квай-Гон», — ехидно шептало что-то в голове Кеноби.

Труднее всего было сориентироваться во время приступа, когда он наступал в коридоре, особенно если рядом кто-то был. Оби-Ван сбегал, находил тихое место и, задрав рукав, чертил очередную полосу. О Сила, когда он успел к этому настолько привыкнуть? Кажется, ещё совсем недавно он шёл на это, скрепя сердце, а теперь порезы ложились будто сами собой.

Порой мальчику очень хотелось, чтобы кто-то заметил кровавые следы на его руках, но боялся он этого сильнее, а потому тщательно следил за чистотой своей одежды.

Если бы он мог быть внимательнее во время приступов…

Это был тот день, когда Кеноби решил позавтракать вместе с друзьями. Те уже два дня звали его посидеть одной компанией, а вчерашний вечерний приступ выжал много сил.

Едва он вошёл в столовую, как ближайшие к нему юнлинги в страхе разбежались, а падаваны чуть постарше замолчали и показательно отвернулись. Оби-Ван, не понимая, что происходит, искал столик, за которым сидели его друзья, и на всём его пути юнлинги, падаваны и даже мастера отворачивались, кто-то — презрительно морща нос, кто-то — качая головой. Но были и те, кто смотрел на него с жалостью, будто он был настолько жалок, что жить дальше мог только из сострадания других.

Наконец показались три знакомые головы, и Кеноби с облегчением приземлился рядом с Бэнт. Уж друзья-то объяснят ему, что и когда он успел натворить. А если это было решение Совета об испытательном сроке — тогда почему он ничего не знает?

Но… Гарен и Рифт в нерешительности переглянулись, Эйрин наградила его жалостливым взглядом, и все трое разом встали, переходя за другой столик вместе со своими подносами с почти доеденной пищей. Оби-Ван в шоке смотрел на их удаляющиеся спины. Как… как такое возможно? Они что… отвернулись от него?

— Бэнт, — позвал он. Его голос звучал слабо, потерянно.

Подруга лишь ниже склонилась над тарелкой, садясь за другой столик. Кеноби пошёл к ним, но Гарен преградил ему дорогу.

— Нет, Оби-Ван.

— Но…

— Нет.

— Гарен…

— Уходи.

— Почему?

Вопрос повис в воздухе без ответа. Его друзья, единственные три существа, которые как-то поддерживали в нём жизнь, снова пересели, отвернувшись от него. Все попытки поговорить были пресечены на корню.

Оби-Ван почувствовал, как взгляды давят на него. Он готов был под ними размазаться по полу, настолько они были тяжелы. И всё же… из-за чего?

На голову ему приземлилась тарелка с супом, обжигая, и мальчик зашипел, сбрасывая её.

— В чём дело, Кеноби? Мне казалось, тебе нравится боль.

Брук смотрел насмешливо, злобно. Что ж, он был удачной целью, чтобы сбросить своё раздражение. Он не член Ордена. У него нет ни защиты. Ни учителя. Ни друзей… Стоп…

— Что? — потрясённо спросил Кеноби.

— Ты же вычерчиваешь чем-то линии на своих руках. Мы видели, хотя сначала и не поняли, что происходит.

— Мне бы кто объяснил, что происходит, — сказал Оби-Ван, чувствуя, что находится на грани срыва.

Чан и его друзья засмеялись, презрительно, будто он сказал что-то вызывающе глупое. Кеноби почувствовал удар в плечо, и с его руки на пол плюхнулся какой-то фрукт.

— Уходи! — выкрикнули откуда-то. — Джедаи не причиняют себе боль! Позор!

В спину тоже прилетело что-то увесистое, но мягкое. Оби-Ван, не понимая, когда и как Брук увидел его срыв, под градом из еды, сопровождающегося выкриками мастеров, что пищей кидаться нельзя, бросился бежать. Какие-то съедобные предметы били весьма больно, и мальчик не сомневался, что совсем скоро всё его тело покроется синяками.

О Сила, и что ему теперь делать?!

Совет точно не примет его, и как только слух про самоповреждение Кеноби достигнет его членов, его едва ли не пинками прогонят из Храма. Он не был готов уйти вот так. Он не собрал никаких вещей. Он… и с друзьями-то не может попрощаться. У него их больше нет… У него больше никого нет… У него нет даже себя, он сейчас — лишь какой-то кусочек прежнего Оби-Вана Кеноби.

Он бежал в свою комнату, чтобы успеть собрать самые важные вещи. Может, ему удастся уйти из Храма уже сейчас, не видя разочарования в глазах магистра Йоды, не слыша новых упрёков Мэйса Винду. Просто уйти. Навсегда. Куда подальше — и лишь бы не встретить больше никого из джедаев. Никогда.

Мальчик едва сумел затормозить, когда послышались голоса. Нет, нет-нет-нет, ему не нужны сейчас встречи. Кеноби завернул за угол в надежде, что идущим мастерам не нужно сворачивать в эту сторону.

— Зря Квай-Гон вытащил его из Агрокорпуса, — сказал один из рыцарей.

— Да в Агрокорпусе тоже не потерпят такого ребёнка, — заметил второй. — Это же надо — руки себе резать! У него с головой что-то не в порядке.

— А ещё лучший старший юнлинг… В этот раз Квай-Гон его не спасёт, думаю, он его не простил. И не простит после такого удара.

— Может, даже рад теперь будет, что мальчишка больше не его падаван. Кто знает, что было бы, если бы они всё ещё были связаны? Может, он и учителя бы резать начал?

Оби-Ван издал полувсхлип, полуписк. Он — да причинить вред бывшему учителю? Хорошо, что рыцари уже прошли то место, где он скрывался. Да уж, кто знает, что было бы, если бы он сейчас был падаваном Джинна? А вдруг учитель своими руками вышвырнул бы его из Храма?

Неожиданно Кеноби обнаружил себя в ванной. Вроде… он же вот стоял в коридоре, ещё двое рыцарей прошли. Как он тут оказался? Он сидел на полу, не понимая, что произошло. Он… он опять впал в прострацию так, что как будто отключился от реального мира? То есть он соображал, куда идёт, но был словно не здесь? Делал что-то автоматически? Мальчик не понимал.

Сердце ныло, душа стонала, а левая рука болела так, что хотелось кричать. Оби-Ван, сморгнув слёзы, которые текли по его лицу обильным потоком, обнаружил на руке глубокий, чуть ли не до кости, как ему показалось, порез. Он откинулся спиной на ванну, обессилев. Кровь хлестала так, что пропитала одежду. Как он дошёл до этого? С какой силой нужно было вогнать ножницы, чтобы получилось… такое? Он действительно не соображал, когда пытался… вывести себя из состояния муки? Или он уже механически, по привычке, взял свой инструмент?

— Значит, этот слух — правда? — вдруг послышался голос Квай-Гона. — Поэтому ты ничего не опровергал?

Мальчик обернулся. Там, в дверном косяке в ванную, стоял его бывший учитель и в шоке смотрел на него, на его руки. Что он здесь делает? Он пришёл проверить, правдив ли слух. Зачем? Ему хотелось узнать, в самом ли деле его бывший падаван способен на такое? Он действительно рад, что теперь не имеет к такому существу никакого отношения? Или он не поверил Бруку? Не захотел поверить?..

Кеноби понял, что снова потерял связь с реальностью, только когда боль в руке вспыхнула с новой силой. Его мир сосредоточился на глубоком порезе, из которого продолжала течь кровь. И на чужой руке с тряпочкой, которая эту кровь вытирала. Большие руки рану промыли, очистили остальную поверхность предплечья и остановились. Оби-Ван почувствовал на себе пристальный взгляд, но не мог отвести глаз от своей раны, будучи всё ещё в шоке от того, что сделал её. Новый приступ боли был вызван бактоповязкой, закрывшей мясо и кожу и стянувшей края пореза. Теперь он будет заживать, останется только менять повязку. Мастер Джинн забинтовал всё предплечье, накладывая новые порции бакты под бинты, таким образом закрывая все порезы, а затем перебинтовал и правую руку мальчика.

— Оби-Ван. Оби-Ван, — позвал бывший учитель, осторожно касаясь щеки Кеноби, и тот поднял на него более осознанный взгляд. Почему… почему мастер Джинн помог ему? Просто пожалел? Зачем так… заботливо делать это?

* * *

Когда Квай-Гон услышал, что его бывший падаван резал свои руки, то не поверил. Брук и его друзья могли захотеть поиздеваться над Оби-Ваном, ведь у того не было никакой защиты, и, казалось, почти все джедаи ополчились на него. Слух распространился очень быстро и стал подкрепляться теми фактами, что Кеноби видели редко, он мало жестикулировал и всегда держал руки ближе к телу, постоянно следя за тем, чтобы длинные рукава доставали до кистей рук. Негодование старших юнлингов и младших падаванов по поводу того, что он оставил Орден, что отразилось на них, подкрепило уверенность в ужасающих действиях Оби-Вана. Некоторые мастера считали, что мальчик переходит на Тёмную сторону, кто-то ещё больше стал кривиться при его упоминании, а кто-то говорил о потерянном ребёнке с сочувствием и жалостью, утверждая, что ему нужно помочь.

Новость о происшествии в столовой повергла Джинна в шок. Бэнт плакала, не веря, что Кеноби действительно хотел идти на такое, но страх перед необычными действиями друга заставлял всех троих друзей Кеноби держаться подальше от него. Джедай, желающий причинить боль — не джедай. А как быть с тем, когда он делает больно себе же?

Талла хмурилась, Клее была обеспокоена, но обе его подруги молча поджимали губы. Квай-Гон, сгорая от непонятного страха, направился в комнату бывшего падавана. Он прижал руку к занывшему сердцу, когда обнаружил мальчика в крови и с отсутствующим взглядом. Оби-Ван обернулся на его голос, в удивлении и страхе распахнул глаза, а потом снова застыл, будто выпал из реальности.

Обработав все порезы, чтобы от них не осталось и следа, Джинн позвал ребёнка. Тот не отреагировал, и он позвал его снова, осторожно прикасаясь к худой щеке. О, он помнил эти щёки пухлыми, нормальными для младшего подросткового возраста, теперь же…

Кеноби поднял на него более осознанный взгляд. Непонимание просачивалось и сквозь него, и в Силе. Но как сейчас объяснить, почему он пришёл? Нет, в данную минуту есть дело важнее.

— Тебе нужно переодеться, — немного погладив щёку, сказал Квай-Гон.

Мальчик моргнул, осознавая слова, и Сила прошептала мастеру, что что-то не так. Оби-Ван, стащив с себя тунику, вдруг принялся протирать ей пол. Ясности в его мышлении ещё не было. Джинн в ужасе схватил ребёнка поперёк тела и поднял его над полом. Кеноби не сопротивлялся, и бывший учитель поставил его на ноги. Убедившись, что ребёнок уверенно стоит на полу, Квай-Гон мягко высвободил из его рук испачканную тунику, чувствуя, как собственное сердце вновь сжимается. Элемент одежды отправился в корзину для грязных вещей, и Оби-Ван вдруг пробормотал:

— Это половая тряпка.

Не успел Джинн спросить, почему он так считает, как взгляд мальчика снова остекленел. Он опять выпал из реальности. Вновь душевная боль, которую бывший учитель ощущал по их вдруг восстановившейся связи, похоже, достигла той точки, когда тело, разум и душа устали от неё и попытались защититься, отключаясь.

Квай-Гон был в ещё большем ужасе, чем когда Сири рассказывала про «отсутствие» Кеноби в своём теле. Теперь он видел это своими глазами — и это было хуже его боли после предательства Ксанатоса. Оби-Ван — ребёнок. Но Совет уже одиннадцатилетних посвящённых воспринимал не как детей, а как неопытных взрослых личностей, а Кеноби будет четырнадцать не через такое уж долгое время. Вслед за Советом большинство мастеров не считало своих падаванов детьми, многое требуя от них; некоторых падаванов это даже очень радовало. Пожалуй, единственным, кто на всех смотрел, как на детей, был Йода, но оно и понятно — зелёному магистру уже восемьсот лет.

Джинн переместил бывшего падавана в ванну. В руках снова возник тот непонятный зуд, и мастер, повинуясь ему и внезапному порыву, обнял мальчика. Вот оно. Именно этого он хотел всё это время, именно объятия были тем желанием, которое он никак не мог распознать. Если бы… если бы только он раньше понял это и обнял Оби-Вана… возможно, с тем не случилось бы такой перемены… Возможно, если бы он был внимательнее и мягче с самого начала, не было бы и самой ситуации на Мелиде-Даан… А теперь ребёнок, который так внезапно стал для него важен, был на грани катастрофы. Это не Тёмная сторона Силы, нет… Он может слиться с Силой своим сознанием, оставив своё тело бродить по Галактике… Квай-Гон резко втянул воздух через нос, а потом мягко выпустил его в волосы бывшего падавана. Сейчас лишь он один мог помочь Кеноби — будущее мальчика зависело от его бывшего учителя, и если тот всё сделает правильно, то будущее будет хорошим.

Джинн осторожно раздел мальчика и снова сделал резкий вдох. На теле Оби-Вана проступали синяки разных форм и размеров. Что это за еда такая, которой можно причинить вред? Специально ли выбирали то, что может сделать больно, или бросались всем, что под руку попадало? Мастер смыл кровавые следы — настолько хорошо кровь пропитала ткань — и отнёс бывшего падавана в кровать. Тот так и не очнулся, и Квай-Гон укутал его в одеяло.

Он знал, что оставлять Оби-Вана одного в таком состоянии нельзя, но кровь с пола будет сложнее отмыть, когда она засохнет. Следы оставлять было нельзя. Если бы он оставил мальчика в ванне, тот мог бы вновь начать мыть пол своими вещами.

Джинн стёр остатки кровавых капель с пола и ванны, тщательно осмотрел остальные поверхности, вымыл ножницы и положил их на полку повыше. Он и не подозревал, что раны такой силы можно сделать маникюрными ножничками.

— Хорошо, что процесс роботизирован — никаких вопросов, — пробормотал мастер себе под нос, загружая в стирку вещи бывшего падавана.

Он уже направлялся обратно в комнату Кеноби, когда Сила начала вопить, что то-то не так. Квай-Гон с ужасом увидел, что тот балансировал на грани реальности и сжимал свои руки с такой силой, что кровь струилась на кровать. Джинн с трудом разжал пальцы мальчика и убрал его руки с ран, подхватил его на руки, на минуту забежал в ванную, чтобы добавить в стирку постель, убедился, что нигде нет красных капель, и помчался в свою комнату.

Спасибо Силе, никто на пути ему не попался.