Sick and empty (джен)

Честно говоря, Оби-Ван и сам не верил, что он так просто снова смог жить в Храме.

Там, на Мелиде-Даан, его бывший учитель позвал его с собой в Храм, поняв, что мальчик хочет вернуться в Орден и жалеет, что решил оставить путь джедая. Почему? Почему он так поступил, если Кеноби был для него предателем? Квай-Гон жалел всех слабых и несчастных существ, может, и бывший падаван ему показался таким? Даже если и так, звать того, кто предал доверие Ордена, обратно — неужели правильно? Оби-Ван думал, что его сразу вышвырнут из Храма, едва он предстанет перед Советом, но всё равно полетел. По крайней мере, он в последний раз побывает дома, может, ему даже удастся увидеть друзей в коридоре.

На корабле он вёл себя тихо: просто забился в угол и сел, обняв колени руками. От его плаща мало что осталось, но он прижимал его к себе как память о прошлом. Он старался не издавать звуков и не попадаться бывшему учителю на глаза. Хотя больше всего на свете он желал поговорить с ним. Кеноби пытался понять, какие чувства его наполняли, но их внезапная полярность вызывала в мальчике диссонанс. Он тянулся к Квай-Гону, хотел быть рядом с ним, но стоило тому показаться в поле зрения бывшего падавана, как Оби-Ван старался уйти как можно дальше, стать незаметнее, что на небольшом корабле было не так уж и просто, — и не потому, что Джинн мог быть недоволен, а просто Кеноби боялся его, вид бывшего учителя причинял ему боль, гораздо большую, нежели смерть Серизы, в которую Оби-Ван был влюблён. Два желания: быть рядом и быть как можно дальше. А душа одна. И состояние одно. Боль.

За те несколько дней, пока они летели обратно на Корусант, Кеноби успел подумать и том, что он скажет Совету, если его решат выслушать. Проситься назад в Орден. Снова стать джедаем в полной мере… Оби-Ван начал сомневаться, что готов к этому. Да, на Мелиде-Даан он ощутил этот зов, он чувствовал Силу и готов был вернуться на путь, который некогда покинул. То есть, он думал, что готов. За полтора дня до конца пути он понял, что хочет вернуться в Храм — в Орден — так же сильно, как хочет держаться от него подальше. Точно так же, как это было и с мастером Джинном.

Полярность.

Полярность стала его вечным спутником в чувствах. Как будто Свет и Тьма нашли центральную точку своего соприкосновения и держали идеальный баланс. Никто не мог уступить. Ближе — дальше, нуждаюсь — не хочу, хочу — не могу.

Он устал. Устал от этого диссонанса. Медитации не помогали, стоило ему найти центр спокойствия — как воспоминания и боль приходили с новой силой. Но стоило ему погрязнуть в своей боли — как внезапно приходило спокойствие.

Он как-то слышал, что кто-то, достигнув высшей точки своей злости, сразу успокоился. Быть может, с его болью будет так же? Когда она достигнет своего пика, она наполнит его так, что разорвёт, и тогда придёт абсолютный покой? Возможно ли такое?

И разрешено ли джедаю переживать это?

А действительно ли он готов вновь стать джедаем?

Квай-Гон сталкивался с ним пару раз в день, чтобы — удивительно — напомнить о еде. Раньше учитель всегда забывал, что Кеноби нужно питаться. Так почему начал вспоминать сейчас, когда Оби-Ван больше не был его падаваном? В конце концов он сам не ел, и если бы ослаб от голода — то это была бы его вина, и никто не стал бы обвинять Джинна в чёрствости. Тем более теперь. В такие минуты — когда Квай-Гон приносил паёк или напоминал о нём — бывший учитель выглядел странно. Он как будто видел что-то в бывшем падаване, но по его лицу или в Силе Кеноби не мог считать его эмоции. А к концу пути и не хотел.

— Ты можешь попроситься назад, — сказал Джинн ему, когда они выходили из корабля. Хотел добавить что-то ещё, но не стал, посмотрел только по-новому, непонятно.

Он может. Но в самом ли деле хочет?

Члены Совета к Оби-Вану были настроены враждебно, однако его извинения и просьбу предоставить испытательный срок выслушали. Он просил возможность доказать свою верность Ордену, потому что, едва очутившись в Храме, понял, что хочет быть джедаем. Ему сказали, что подумают. Подумают, достоин ли он испытательного срока, но разрешили поселиться в комнате, которую он занимал раньше.

И вот теперь он снова жил в Храме.

Жил? Выживал.

— Как ты вообще додумался покинуть Орден? — спросил его Гарен. — Ты, который всегда мечтал о рыцарстве!

— Меня захватило дело, — Кеноби покачал головой, давая понять, что даже другу не хочет рассказывать больше. В чём смысл? Друзья только потому с ним и разговаривают, что когда-то были его друзьями. Когда-то. В прошлой жизни. Когда-то были. Сейчас — он не чувствовал той прежней крепкой связи их дружбы. Проблема в его чувствительности к Силе? Или его поступок разрушил то, что казалось нерушимым?

— Ты совсем не похож на себя, Оби, — Бэнт мягко коснулась его руки. Она понимала его больше остальных, но всё же… и в её отношении что-то изменилось. Это было неуловимо, однако он чувствовал перемену.

— Там, вместе с… моим другом… умерла частичка меня, — Кеноби сжал зубы от боли, вспыхнувшей при воспоминании о Серизе. На самом деле на Мелиде-Даан умерло больше, чем одна частичка. Каждая трагедия — ранила, вырывала кусок из груди. У него не было чего-то или кого-то, чтобы пережить эту боль. Теперь не было. И не было никого, к кому он мог бы пойти за советом.

— Не будем о грустном за едой, — сказал Рифт. — Скоро пойдём в Зал Тысячи фонтанов, там и поговорим.

Оби-Ван кивнул. Его друзья не изменились. А он…

Удивительно, что он не чувствовал голода, ведь он не ел нормально столько дней. Мальчик жевал без интереса, просто потому что… Что? Что ели все? Что ему нужно есть, чтобы не выделяться? Чтобы поддерживать в себе силы? Почему все вообще так цепляются за еду? Давно придумали специальные питательные капсулы, вполне можно обойтись ими. И какая разница, что они надоедят, если они экономят столько времени?

Кеноби захотелось поделиться этой мыслью. Вот только с кем? Рифт возмутится, а Гарен и Бэнт просто не поймут его. Хотя… понимал ли он сам себя? Ещё несколько месяцев назад он был бы в шоке, что подобные идеи могут приходить кому-то в голову, так что изменилось сейчас?

— Я присоединюсь к вам попозже, — сказал он, вставая из-за стола. — Я устал, мне надо немного отдохнуть.

— Ты не будешь доедать? — удивлённо спросил Рифт, глядя на оставшийся в тарелке Оби-Вана кусок мяса и его пирожное.

— Нет, можешь забрать, — улыбнулся Кеноби. Слабо, но искренне.

Идя в свою комнату, он думал, что, возможно, в самом деле просто устал. Горе, напряжение, дорога, полярность — всё это просто измотало его. Отдых — единственное верное решение. Ему бы радоваться, что Совет не выставил его за двери… впрочем, если решение будет принято не в его пользу, его выгонят. Вероятно, ему проще было бы остаться на Мелиде-Даан, но… там всё напоминало о Серизе, там было так же больно, как и здесь. Тогда, пожалуй, он мог бы попробовать наняться пилотом или охранником — если ему дадут бластер, он сможет занять эту должность. Жаль, что без светового меча.

По коридору навстречу Оби-Вану шла небольшая группка юнлингов лет семи-девяти. Дети оживлённо болтали и весело смеялись. Этот звук — смех — показался бывшему падавану странным, неестественным. В последний день пребывания на Мелиде-Даан он чувствовал радость её жителей, ведь все войны наконец канули в прошлое, но сам он тогда чувствовал лишь облегчение. А тут — веселье. Такая мощная и светлая эмоция. Такая забытая. Такая чуждая.

Юнлинги заметили его и замолчали, замедлились. Их веселье прошло, от них исходило непонимание и… Неужели это было опасение? Они остановились, зашептались, потом увидели, что Кеноби смотрел на них, и, замолчав, быстро прошмыгнули мимо него. Когда они скрылись за углом, послышался их громкий шёпот, однако различить слова было невозможно.

Оби-Ван почти бегом добрался до своей комнаты и закрыл дверь. В храме не было замков (кроме того, ему вряд ли было бы позволено запираться), а потому мальчик решил соорудить некое подобие баррикады у своей кровати. Одна её сторона упиралась в стену, что упрощало задачу. Он разделил вещи, оставшиеся в комнате, на две кучки и закрыл ими щели у её изножья и изголовья. На вид — бардак. Тем лучше. Кеноби вытащил из бельевого шкафа простыню и расстелил её под кроватью, пару раз чхнув от пыли. Без разницы; он долгое время жил в подземных туннелях, а затем на улице, чистота наоборот его смущала. Удивительно, ведь раньше он так трепетно относился к порядку — и в своих вещах, и в себе.

Мальчик забрался под кровать и стянул с неё покрывало до пола, отрезая себя от остальной комнаты. Здесь было темно, пространство совсем маленькое, но это — единственное место, где он мог побыть в уединении. Неплохо было бы разместить здесь и подушку, но тогда тот, кто сюда войдёт, сразу догадается, куда спрятался бывший падаван, а благодаря подушке, лежащей на кровати, создавалось впечатление, что отсюда ушли — в спешке, оставив неджедайский бардак. Поудобнее устроившись на полу, Оби-Ван закрыл глаза и решил поспать. По крайней мере здесь тепло, а в Силе чувствуется умиротворение, а не беспокойство и враждебность. Засунув нос в изгиб локтя, мальчик совсем скоро заснул.

* * *

— Да сядь ты уже, твоё мельтешение начинает раздражать!

Квай-Гон остановился и в удивлении воззрился на Таллу, а затем на откашлявшуюся Клее Рьяру. Ах да, точно. Они пили чай. Вообще-то — втроём, но его чашка осталась наполовину полной.

— Выглядишь так, будто забыл, где находишься, — заметила Клее. — Разумеется, — она ласково закатила глаза, когда Джинн поджал губы, и сделала глоток из своей чашки.

— Что с тобой такое? — спросила Талла.

Квай-Гон молчал, не зная, как выразить своё беспокойство. Насколько вообще нормально беспокойство в такой ситуации? Насколько вообще нормально такое беспокойство?

Он вновь взглянул на подруг и сел на своё место. Признаться честно, он даже не помнил, когда встал и начал ходить по комнате. Вроде бы сидел, пил чай, поддерживал беседу — а потом вдруг оказался в таком положении. Ладно, не вдруг. Он не заметил, как определённые мысли захватили его, и, поддавшись им, он начал нарезать круги около стола, совершенно отключившись от реальности. Поэтому, когда вернулся в неё, Джинн был потерян.

— Квай! — окликнула его Тал. Кажется, он снова увяз в своих размышлениях.

Их взгляды встретились, секунда, слово — и может вспыхнуть раздражение с обеих сторон. Но тут умело влезла Рьяра, опередив друзей:

— Ещё чаю?

— У меня ещё свой, — покачал головой Квай-Гон.

Их отношения были весьма странными. Когда было нужно — они стояли горой друг за друга, но порой он или Талла начинали раздражаться, и тогда Клее сохраняла баланс. Если была в этот момент рядом.

— Теперь ты ещё страннее, чем когда вернулся с Мелиды-Даан в первый раз, — продолжила свою мысль Тал. — В чём причина?

— Оби-Ван, — вздохнул Джинн.

Подруга фыркнула.

— И что же тебя так… тревожит? Его желание вернуться? Испытательный срок, о котором решения так и нет? Само присутствие мальчика в Храме и возможность столкнуться с ним?

— Он сам, — Квай-Гон залпом допил чай и подал Рьяре чашку для новой порции. — Хочу утопиться в чае.

— Чашка мелковата для такого великана.

Вторая подруга прыснула, но дальше смех сдержала, не желая пролить хоть каплю. Если нужно было эмоциональное отступление — Клее Рьяра была тем, кто его поддержит. Это давало необходимое время, чтобы привести мысли в порядок.

— Его поведение было совсем не таким, как раньше.

— Он покинул Орден, прошёл через войну и потерял… близкое существо, — заметила Клее, отдавая чашку.

— Я не…

— Не ты, — перебила она. — Ты говорил о той девочке… Серизе?

Единственный мужчина в компании кивнул, с печалью вспоминая смелую предводительницу Молодых.

— А ты идёшь отдельным пунктом.

— Так что его поведение должно отличаться от прежнего, — закончила мысль подруги Талла.

— Это всё равно не то, — Джинн покачал головой, глядя на отражение лампы в своём напитке. — Ещё там, на планете… Он сначала… он действовал как обычный человек, но потом он смог вспомнить детали произошедшего, используя свои способности джедая. А… — Квай-Гон остановился в нерешительности. Воспоминание давило, а пазл не складывался. — А потом, когда мы стали выяснять, откуда Старшие… то есть противостоящая группировка взяла оружие, он сказал, что допустил мысль… и я сказал ему, что это не ответ джедая…

Он замолчал, не замечая, что от нервов стал теребить прядь своих волос, как когда-то теребил свою падаванскую косу. Казалось бы — дальше всё ясно, но… Реакция была не та.

— Это, конечно, вызвало в нём упадок духа, — сказала Талла, когда молчание затянулось. Она не привыкла ощущать такое напряжение в друге, даже после перехода Ксанатоса его чувства были не такими… бурными.

— Он ответил, что больше не джедай… И потому позвал джедая на помощь планете.

— И? — чуть надавила Рьяра, чувствуя недосказанность.

— А мне просто не нужно объяснять ситуацию, — Джинн посмотрел каждой подруге в глаза и снова перевёл взгляд на поверхность чая. — Я помолчал и предложил начать расследование, потом Оби-Ван проявил в себе способности джедая… Но… На корабле…

Корабль не был местом, где всё изменилось. Корабль был местом, где напряжение войны отпустило мальчика, что позволило ему расслабиться и заняться собственными мыслями и чувствами. Не было чёткого места и времени перемены в желании Оби-Вана, она пришла сама, постепенно. Как прощение Джинна.

— Он не просился назад в Орден. Он хотел, но не просил. И не заговаривал о своём падаванстве. Если… если бы я сам не позвал его, он бы остался там. Или попросился бы долететь до Корусанта.

— Почему? Логичнее было бы остаться со своими сторонниками, — заметила Тал.

— В какой-то момент его друг возненавидел его, настроил других против него, он же чужак на этой планете. Потом, когда неразбериха разрешилась, их дружба снова возродилась, но… он бы не смог. В том числе из-за Серизы.

— Выходит, ты пришёл к ребёнку с израненной душой, у которого не осталось места, которое он мог бы назвать домом?

— Он сам не свой, — тихо сказал Квай-Гон. — Я чувствовал, как хочется ему вернуться ко мне, но стоило мне хоть как-то приблизиться… Я не понимаю. Как будто он сам не знает, что чувствует.

— Я была бы удивлена, если бы он понимал свои чувства после всего пережитого, — задумчиво отметила Клее. — Он хоть знает о прощении?

Джинна как мечом обожгло. Мог ли мальчик понять по его действиям, что сам конфликт между ними исчерпан? Он сам-то думал уже о следующем шаге — о возвращении Оби-Вана в качестве своего падавана, — но уловил ли ту разницу раздавленный горем и войной ребёнок?

— А вот теперь… даже интересно, подпустит ли Оби-Ван тебя к себе, — мрачно проговорила Рьяра.

— Меня больше интересует, справится ли он с последствиями своих действий в таком состоянии.

— О, так вот что тебя волнует!

«Меня волнует, сможет ли он выжить», — чуть не ляпнул Квай-Гон и ужаснулся такой мысли. Откуда она вообще взялась? Что именно он понимал под «выжить» в то мгновение, когда слово появилось в его сознании? Почему он сомневался между состояниями, физическим и психическим?

— Справляться ему придётся самому, — с сочувствием сказала Талла. — Если только друзья ему не помогут. Но Совет…

Не помогут. Не поможет никто. Однако… почему Джинн так в этом уверен? Сила? Собственные домыслы?

— Йода не может не согласиться дать ему испытательный срок, он симпатизирует Оби-Вану.

Только… особой симпатии что-то не было заметно, когда мальчик стоял перед ним.

— Но Йода не один в Совете, — совсем тихо сказала Клее.

Квай-Гон ощутил странный зуд в пальцах, в ладонях, в руках. Что-то новое. Вместе с ним на миг нарисовался образ Кеноби, а грудь сдавило. Джинн сжал чашку, что усмирило странные ощущения в конечностях, но не распутало узел в груди, и лишь через несколько минут это непонятное состояние прошло. Было ли это возрождение былой связи, или пришло что-то неизвестное, пока непонятное?

— Я зайду к нему, — Квай-Гон поднялся, чувствуя странное беспокойство. Что-то не то, что-то явно было не так.

Так холодно…

Тишина оглушала, давила.

Темно, так темно, что непонятно, где верх, где низ, где право, где лево — где хоть что-то. Как будто пространства не существовало.

Раздался скрип отодвигаемой решётки. Такой громкий в этой тишине. И такой тихий во внезапном гуле голосов.

Потом появилась она, Сериза. Она бежала по площади и…

Ослепительный выстрел застил взор, будто должен был выжечь глаза. Так ярко. Так больно.

Стало душно. Воздух заканчивался. Он не мог сделать вдох. Не мог. Сериза там закрывала глаза, оставаясь на его руках, казавшихся чужими. От слёз горлу было больно. Грудь горела из-за отсутствия кислорода. Вот сейчас он задохнётся. Здесь, в этой непонятной тьме — и здесь, на Мелиде-Даан…

Оби-Ван с хрипом открыл глаза и подскочил на месте. Он приложился макушкой обо что-то твёрдое и распластался на холодном полу. Вокруг темно, но хотя бы есть воздух. Где-то в горле билось сердце, готовое выпрыгнуть и убежать подальше от своего тела. Кеноби сейчас тоже хотел бы убежать куда подальше. Забыть страшный сон. Забыть пережитый кошмар. Можно, пожалуйста, забыть вообще всё? Не помнить, кто ты и откуда, что пережил и кого знал. Обнулиться. Да, как на Финдаре, когда ему почти стёрли память. Даже жаль, что машина Синдиката разрушена, можно было бы вернуться и…

Дверь открылась, и в комнату кто-то вошёл. Кеноби сжался под кроватью, умоляя оставить его сейчас одного. Парадокс — но в глубине души он хотел, чтобы пришедший нашёл его, увидел, в каком он состоянии. Хоть каплю сочувствия. Нет-нет, оставьте в покое!.. И снова эта надоевшая полярность.

Тот, кто вошёл, больше не двигался и молчал. Чувствовал ли он состояние хозяина комнаты? Знал ли, что он здесь? Почему ничего не предпринимал? Может, подозревал, что Оби-Вану хочется побыть одному? И зачем он вообще пришёл? Совет принял решение? Это кто-то из друзей?

Дверь снова открылась, но в комнату снова вошли. На этот раз шаги были намного легче. Кеноби думал, что происходит. А в свою ли комнату он зашёл? Может, он что-то перепутал, и теперь её настоящий хозяин не знал, как понимать завал у своей кровати?

— М-мастер Джинн, — с небольшой дрожью проговорил голос Бэнт.

Ух ты… Но это точно не комната подруги.

— Здравствуй, падаван?..

— Бэнт Эйрин, — представилась она. — Я подруга Оби-Вана. Я не хотела вам мешать, простите.

— Ты не помешала. Но, полагаю, где Оби-Ван, ты не знаешь.

Девочка, видимо, покачала головой.

— Мы должны были встретиться в Зале Тысячи фонтанов, он пошёл отдохнуть, но его нет уже два часа. Вдруг с ним что-то случилось?

«Здесь я, здесь!» — закричало что-то в голове Оби-Вана. Тяжёлые шаги приблизились к кровати, и мальчик сжался. «Нет-нет-нет, пожалуйста, уйдите!» — заверещал тот же голос.

— Ему нужно время, чтобы восстановиться, — мягко сказал Квай-Гон. Бывший падаван почувствовал, как по щекам потекли слёзы. С ним так мягко почти не разговаривали. — Может, вы разминулись? Такое чувство, что он уходил в спешке.

— Возможно… До свидания, мастер Джинн, — лёгкие шаги Бэнт поспешно удалились.

Рыцарь-джедай оставался на месте некоторое время, потом поправил постель, так что покрывало теперь не могло скрыть спрятавшегося под кроватью ребёнка, и тот прижался к самой стене, надеясь, что бывший учитель не заглянет сюда, а если оглянется у двери, не заметит его в темноте. Джинн тяжело вздохнул и направился к двери. Он оглянулся, но под кровать не смотрел, а затем тихо вышел. О чём он думал? Зачем приходил? Догадался ли, что Кеноби тут?

Оби-Ван вытер слёзы, полежал ещё минут пять на тот случай, если кто-то вернётся, вылез из своего тайного убежища и направился в ванную. Надо было идти к друзьям, даже если они не волнуются, то его поиски по всему Храму ничего хорошего для него не принесут. Приводя себя в порядок в небольшом помещении, Кеноби подумал, что здесь тоже можно сделать убежище. По крайней мере ни у кого не будет первой мысль, что он закрылся в душевой кабинке, а если сгрудить в неё всю одежду и все постельные принадлежности, то можно спрятаться среди них.

В коридорах было пусто. Оби-Ван радовался этому, как никогда. Сами стены, их вид, проходящая через них Сила — это создавало ощущение дома. Где-то были спокойные эмоции живых существ, они настраивали на умиротворение. Главное, чтобы существа оставались далеко, видеть и слышать их мальчик не хотел. О, он хотел попасть в Зал Тысячи фонтанов, но там, помимо его друзей, наверняка будут и другие посвящённые и мастера. А кроме того, мастер Джинн знает, что он должен быть там.

Всё-таки зачем он приходил? Если бы его, Кеноби, вызвал Совет, бывший учитель передал это сообщение Бэнт, ведь у неё было больше шансов его найти. Значит, ничего серьёзного не случилось. Но… зачем тогда Квай-Гон?..

Оби-Ван едва успел уйти в сторону, чуть не врезавшись в девочку. Он сделал два глубоких вдоха, успокаивая заколотившееся сердце и сбившееся дыхание — это было не просто живое существо, это была Сири Тачи, иногда появлявшаяся в компании Брука. Да уж, повезло. Почему бы сразу не налететь на самого Чана в присутствии кого-нибудь из Совета и вылететь из Храма ещё до вечера?

Сири была раздражена, а поняв, с кем едва не столкнулась, разозлилась. Мальчик даже рта раскрыть, чтобы извиниться, не успел, как ему в лицо прилетело:

— Смотри, куда идёшь, здесь ходят джедаи!

Он стал чужим. Для всех в Храме. Но до этого мгновения не представлял, насколько.

* * *

Квай-Гон наткнулся на друзей бывшего падавана в столовой. Дети выглядели взволнованными и подавленными… Кеноби среди них не было. Сердце мастера забилось сильнее, и он подошёл к ним. Посвящённые, заметив его, поклонились, не меняя удручённого выражения на лицах.

— Оби-Ван так и не появился?

— Нет, мастер Джинн. Может, он решил вернуться и поспать? — робкая надежда светилась в глазах Эйрин.

— Или его уже вызвал Совет и не предоставил испытательный срок, и он решил уйти по-тихому, — мрачно предположил Гарен.

— Нет, он бы не стал так делать! — запротестовал Рифт.

— Но он ведь так уже хотел сделать, когда его отправили в Агрокорпус, помнишь?

— Но тогда уже были бы слухи о его исключении, — возразила Бэнт. — А если он скрывал какую-то рану, если ему стало плохо?

— Его бы уже нашли.

— Но он мог свалиться куда-нибудь, где его невидно, — Рифт от волнения даже пролил немного чая на стол. — А вдруг он наткнулся на Брука?

— Брук не дурак, драться не будет, — покачал головой Гарен. — Он так гордится тем, что стал более спокойным, он ведь рассчитывает, что его успеют взять в падаваны.

— Но кто-то из его друзей…

Джинн понял, что про него благополучно забыли. Неизвестность тяготила детей, они волновались за своего друга. Как вообще можно исчезнуть из Храма бесследно? Может, Оби-Ван просто забился в одному ему известный угол?

Когда Квай-Гон был в его комнате, он снова чувствовал этот странный баланс в чувствах мальчика. Он как будто тянул руку, но если бы в ответ ему протянули руку, то он бы отпрянул. Возможны ли такие чувства? В таком случае Кеноби никого бы не подпустил близко. Но, вероятно, с друзьями его связь была крепкой и этим качелям не поддавалась. По крайней мере в это хотелось верить.

Кто-то окликнул мастера-джедая, но он не обратил на это внимание. Непонятная вибрация в том месте, где была его связь с Оби-Ваном, стала сильнее. Кажется, их связь возрождалась. Это возможно? Тогда… из-за чего?

— Квай! — голос Клее раздался почти у самого уха, а сама подруга джедая дёрнула его за плащ назад, так что он пошатнулся.

— Что слу?.. — он оборвался на полуслове, увидев её обеспокоенный взгляд, и последовал за Рьярой к стене столовой. Туда, где стояла растерянная девочка.

— Это Сири Тачи, где-то с полчаса назад она встретила Оби-Вана. Расскажи, — мягко попросила женщина.

— Мы почти врезались, когда я выходила из-за угла. Я была раздражена из-за Брука и сорвалась. Я… я сказала ему, Оби-Вану, что теперь на всех юнлингов смотрят с подозрением: вдруг и мы предадим Орден, а мастера не знают, правильно ли нас воспитали. И… и это всё из-за него, — Тачи опустила голову. — Я не должна была… так…

— Ты сказала, что думала, но… как я понимаю, это были сильные эмоции. И они были ошибкой, — Джинн положил руку ей на плечо.

— Я знаю. Он… он стал другим, — Сири с непониманием посмотрела в глаза мастеру.

Квай-Гон почувствовал, как внутри у него всё напряглось. Уж если существо, которое не знало Оби-Вана близко, заметило изменения, дело было плохо.

— Как именно он изменился, как считаешь? — спросила Клее.

— Он словно впал в транс. Он… он смотрел сквозь м-меня таким… таким пустым взглядом, — Тачи передёрнуло. — И от него не исходило никаких эмоций. Мне показалось сначала, что он огорчён, но потом наступило… это состояние. Его… его как будто забрали, выкачали, оставив пустое тело… А потом он пошёл куда-то. Кажется, к Залу Тысячи фонтанов, но я не знаю, не свернул ли он куда-то.

Подруга со скрытым ужасом посмотрела на Джинна. Первые дни после предательства Ксанатоса он тоже ходил как не от мира сего, будучи погружён в свои мысли и переживания… Но от него исходили эмоции, и весьма ярко.

— Он же ещё совсем ребёнок.

Только когда Сири повернулась к нему и в удивлении нахмурилась, Квай-Гон понял, что произнёс свою мысль вслух. А потом вспомнил свой надтреснутый голос. Сердце будто пронзила острая игла, но потом боль отступила. Джинн повернулся к Рьяре.

— Дай мне… еды… какой-нибудь. Не знаю.

— Какой-нибудь? Смотря кого ты хочешь угостить или отравить, Квай.

Внезапная шутка вырвала его из ступора, и он с благодарностью взглянул на подругу, а потом направился к подносам с пищей и напитками, пытаясь вспомнить те несколько дней, которые он провёл в Храме вместе с Кеноби.

* * *

Оби-Ван открыл глаза и зевнул. Спать всё ещё хотелось, но тело ощущалось как отдохнувшее. Мальчик зарылся носом в подушку. Ему приснилось, будто мастер Джинн держал его на руках и жалел, а потом уложил в постель и погладил по голове… Какая глупость. Он бы не сделал так, даже если бы всё ещё был его учителем, а уж теперь…

Тем не менее, Кеноби очень удивился, когда обнаружил себя в кровати, а на прикроватной тумбочке — кусок пирога и коробку с каким-то напитком. На секунду ему показалось, что приснившееся было на самом деле. Но потом логика взяла верх. Да и, по правде говоря, он совсем не помнил ничего, что было после разговора с Сири Тачи. Вполне возможно, что он сам взял еду, а потом улёгся в кровать. Но встретился ли он с друзьями?

Мальчик позавтракал принесённой кем-то едой (он не мог вспомнить, кто принёс её, а потому просто был благодарен тому, кто это сделал — даже если это всё-таки был он сам), быстро привёл себя в порядок и поспешил в Зал Тысячи фонтанов. Даже если там никого из друзей нет, он просто помедитирует, вчерашний день вымотал его в эмоциональном плане, хотелось избавиться хотя бы от постоянной тянущей боли в груди.

Та крупица хорошего настроения, вызванная отдыхом тела, потонула в душевной боли, стоило ему увидеть какого-то мастера с его падаваном. Эти двое не просто шли вместе, они разговаривали, они улыбались, и в Силе от них исходила настоящая гармония. Оби-Ван сглотнул противный комок, но что-то продолжало давить на его горло. Учитель и ученик заметили его, остановились, обменялись нерешительными взглядами и поскорее прошли мимо. Будто Кеноби заразный.

Мальчик еле заставил себя продолжить идти. Нет-нет-нет, ему необходима медитация. Пусть его и дальше обходят стороной, пусть кричат на него, пусть игнорируют — ему нужно успокоиться, найти свой центр. Даже если он никогда больше не будет джедаем. Тут уже не до того, чтобы быть вечноспокойным хранителем мира, сейчас хотя бы не потерять себя. Как это было вчера после разговора с Сири.

Оби-Ван прошёл мимо тренировочных залов, и что-то потянуло его заглянуть в них. Не входить, ни в коем случае, просто посмотреть в дверь. Он увидел своих друзей, каждый из которых беседовал с каким-то мастером. Из троих взрослых он знал лишь Таллу, которая разговаривала с улыбающейся Бэнт. Рифт уже был падаваном, а вот Гарен и Эйрин, похоже, на этом спарринге нашли своих потенциальных учителей.

Что ж, он мог бы быть с ними. Он первым из всех четверых стал падаваном, и через какое-то время они все вместе могли бы делиться опытом, приобретённым на миссиях… Если Совет и даст ему испытательный срок, возьмёт ли его кто-то в падаваны? Почему-то вспомнился сегодняшний сон с бывшим учителем, и Кеноби скрипнул зубами, отгоняя воспоминание. Даже если он попросится к мастеру Джинну, тот откажется. Вероятно, он больше никогда не захочет взять себе ученика.

Женщина, разговаривавшая с Гареном, пихнула локтем мастера Таллу под руку и указала в центр зала. Обе женщины улыбнулись и хором что-то крикнули. Оби-Вану стало любопытно, и он переместился, чтобы вдеть то же, что и они.

Ему стало дурно.

Там Квай-Гон спарринговался с Бруком, порой что-то ему говоря. Чан выглядел довольным и изредка что-то отвечал. Джинн вдруг повёлся на ложную атаку и едва не проиграл, и двое мастеров снова что-то закричали. Квай-Гон на миг обернулся, чтобы бросить им нечитаемый взгляд, а затем пошёл в наступление.

Кеноби смотрел, как двигается его некогда учитель, и вспоминал свои спарринги с ним. Вот стойка, которую они отрабатывали в самое первое занятие, а вот это ката мастер учил его делать целых два дня. Наконец Джинн приставил кончик меча к горлу Брука — поединок был завершён. Мальчик не выглядел недовольным, и Оби-Ван даже удивился. Да, Чан времени не терял, он тоже продвинулся и вполне был готов стать падаваном.

А потом Квай-Гон ему улыбнулся. Он был им доволен. Более чем.

Мир Кеноби взорвался. Он хотел кричать, вопить. Грудь сдавило так, что мальчик согнулся пополам, почти задыхаясь. Его рот открылся, готовый исторгнуть из себя вой, но не выходило ни звука, не было даже хрипа. «Почему тогда ты не взял его в первый раз?!»⁽¹⁾ — мысленно взревел Оби-Ван. Слёзы застилали глаза, и он яростно смахнул их, случайно царапнув под глазом ногтем.

Прочь. Прочь отсюда.

С трудом распрямившись, мальчик сделал шаг дальше по коридору. Ему показалось, что там, в зале, бывший учитель схватился за голову и согнулся словно от боли, но его это уже не интересовало. Он метнулся к противоположной стене и умчался вперёд, надеясь всё же выбраться к Залу Тысячи фонтанов.

От скорости дыхание перехватывало, сердце билось, казалось, везде: в груди, в горле, в мозге. Дурацкое воспоминание о сне всё стояло в мыслях, а затем стало изменяться — будто Джинн держал на руках Брука. Не успев повернуть, Кеноби со всей силы врезался в стену. Плечо, кисть, щека и даже бедро взорвались от боли, а висок, которым он приложился не так сильно, запульсировал.

Дрожа всем телом, Оби-Ван повернул к своей комнате. Боль тела и боль души метались в нём как две бури, едва давая вдохнуть.

Хотелось закричать. Хотелось попросить о помощи. Хотелось прийти и поплакаться кому-нибудь, кто понял бы.

И так хотелось получить поддержку.

Но он был один. Его прошлое — разрушено. Его будущее — туманно. Его настоящее… Его настоящее — боль.

Кеноби заперся в ванной, благодаря Силу, что хоть здесь есть замок. Джедая он, конечно, не остановит, но, может, если кто-то наткнётся на запертую дверь, то не будет пытаться потревожить существо за ней?

Мальчик свернулся клубочком в ванне, давая волю рыданиям. Оставаться в Храме уже не хотелось. Он считал, что сможет принять нового падавана своего бывшего мастера. Но Брук… Почему он не мог выбрать другого учителя? Почему Квай-Гон решил выбрать его?

Вопль повис в небольшом помещении, оглушая своей силой. А после оглушила наступившая тишина.

На голову Оби-Вана что-то свалилось. Что-то твёрдое и холодное. Он скинул с себя предмет и с удивлением поднял маленькие ножницы для ногтей. Свет блеснул на самом кончике. Вспышка. Озарение. Мысль.

1) Решающий бой Оби-Вана за титул падавана происходил именно с Бруком, но Джинн не взял никого из них.

Вернуться к тексту

Это было даже забавно. Кто бы мог подумать, что боль прогонит только боль?

Определённости в своей судьбе Оби-Ван не имел. Совет его не вызывал, решая другие проблемы, а его члены игнорировали мальчика, если натыкались на него. Только Йода каждый раз качал головой и говорил, что решение пока не приняли. Кеноби каждый раз смотрел вслед удаляющемуся магистру и задавался одним и тем же вопросом: «Зачем так тянуть?» Его могли бы уже просто выставить за двери и забыть о его существовании, строя жизнь Ордена дальше и не занимая своё время этим вопросом.

Оби-Ван завёл на своём поясе тайный карман, где держал маленькие, но острые ножницы. Учитывая, как часто его стало накрывать, это было необходимо. Когда боль душила, разрывала грудную клетку на части, когда ноги подкашивались, и было лишь одно желание — выть, тогда резкая боль на руке возвращала в реальность. Кровавая царапина на бледной коже притягивала взгляд, заставляя думать только о себе… и о появлении новых.

Приступ мог случиться где угодно и когда угодно, даже если он был всего полчаса назад. Мальчик старался избегать людных мест, больше медитировал или сидел в своей комнате, а в столовую выбирался после того, как все поедят, или ночью. Еда его не интересовала, но желудок не был согласен и мог урчать на весь коридор, пока его не покормят. Друзья непонимающе смотрели на него, но у них было не так уж много свободного времени, чтобы вдумываться в суть поведения Кеноби.

Он лишь один раз встретился с Квай-Гоном, на лице которого лежала маска спокойствия. Бывший ученик чувствовал, что он чем-то обеспокоен, и постарался уйти, но глаза мастера внезапно впились в него. Оби-Вану захотелось расплакаться, просто сесть на пол прямо здесь, посреди коридора, и всхлипывать, вытирая глаза и нос рукавом, будто ему два годика. Бывший учитель открыл рот, и мальчик поклонился, приветствуя его, а затем сбежал. А хотел бы наоборот прижаться к Джинну и рассказать ему всё, выплакаться наконец.

Когда Кеноби узнал, что Брук так и не стал новым падаваном его бывшего учителя, то не понял, какое чувство испытал. Но, кажется, среди общего клубка удивления и постоянной спутницы-боли всё же различалась маленькая радость. Его не заменили его соперником. Несмотря на все положительные качества Чана Квай-Гон не захотел брать его в ученики… Вероятно, потому, что Оби-Ван разочаровал его, обидел.

Сам Брук ходил надутый, нервный, раздражительный и злой — оставалась всего пара месяцев до его тринадцатилетия, а никто из мастеров, насколько Кеноби слышал, пока не надумал его брать в падаваны. Оби-Ван немного жалел его, ведь сам был в таком положении. Но, может, ему повезёт так же — отправится куда-нибудь вместе с каким-нибудь мастером, а тот и возьмёт его. «Может, это снова будет Квай-Гон», — ехидно шептало что-то в голове Кеноби.

Труднее всего было сориентироваться во время приступа, когда он наступал в коридоре, особенно если рядом кто-то был. Оби-Ван сбегал, находил тихое место и, задрав рукав, чертил очередную полосу. О Сила, когда он успел к этому настолько привыкнуть? Кажется, ещё совсем недавно он шёл на это, скрепя сердце, а теперь порезы ложились будто сами собой.

Порой мальчику очень хотелось, чтобы кто-то заметил кровавые следы на его руках, но боялся он этого сильнее, а потому тщательно следил за чистотой своей одежды.

Если бы он мог быть внимательнее во время приступов…

Это был тот день, когда Кеноби решил позавтракать вместе с друзьями. Те уже два дня звали его посидеть одной компанией, а вчерашний вечерний приступ выжал много сил.

Едва он вошёл в столовую, как ближайшие к нему юнлинги в страхе разбежались, а падаваны чуть постарше замолчали и показательно отвернулись. Оби-Ван, не понимая, что происходит, искал столик, за которым сидели его друзья, и на всём его пути юнлинги, падаваны и даже мастера отворачивались, кто-то — презрительно морща нос, кто-то — качая головой. Но были и те, кто смотрел на него с жалостью, будто он был настолько жалок, что жить дальше мог только из сострадания других.

Наконец показались три знакомые головы, и Кеноби с облегчением приземлился рядом с Бэнт. Уж друзья-то объяснят ему, что и когда он успел натворить. А если это было решение Совета об испытательном сроке — тогда почему он ничего не знает?

Но… Гарен и Рифт в нерешительности переглянулись, Эйрин наградила его жалостливым взглядом, и все трое разом встали, переходя за другой столик вместе со своими подносами с почти доеденной пищей. Оби-Ван в шоке смотрел на их удаляющиеся спины. Как… как такое возможно? Они что… отвернулись от него?

— Бэнт, — позвал он. Его голос звучал слабо, потерянно.

Подруга лишь ниже склонилась над тарелкой, садясь за другой столик. Кеноби пошёл к ним, но Гарен преградил ему дорогу.

— Нет, Оби-Ван.

— Но…

— Нет.

— Гарен…

— Уходи.

— Почему?

Вопрос повис в воздухе без ответа. Его друзья, единственные три существа, которые как-то поддерживали в нём жизнь, снова пересели, отвернувшись от него. Все попытки поговорить были пресечены на корню.

Оби-Ван почувствовал, как взгляды давят на него. Он готов был под ними размазаться по полу, настолько они были тяжелы. И всё же… из-за чего?

На голову ему приземлилась тарелка с супом, обжигая, и мальчик зашипел, сбрасывая её.

— В чём дело, Кеноби? Мне казалось, тебе нравится боль.

Брук смотрел насмешливо, злобно. Что ж, он был удачной целью, чтобы сбросить своё раздражение. Он не член Ордена. У него нет ни защиты. Ни учителя. Ни друзей… Стоп…

— Что? — потрясённо спросил Кеноби.

— Ты же вычерчиваешь чем-то линии на своих руках. Мы видели, хотя сначала и не поняли, что происходит.

— Мне бы кто объяснил, что происходит, — сказал Оби-Ван, чувствуя, что находится на грани срыва.

Чан и его друзья засмеялись, презрительно, будто он сказал что-то вызывающе глупое. Кеноби почувствовал удар в плечо, и с его руки на пол плюхнулся какой-то фрукт.

— Уходи! — выкрикнули откуда-то. — Джедаи не причиняют себе боль! Позор!

В спину тоже прилетело что-то увесистое, но мягкое. Оби-Ван, не понимая, когда и как Брук увидел его срыв, под градом из еды, сопровождающегося выкриками мастеров, что пищей кидаться нельзя, бросился бежать. Какие-то съедобные предметы били весьма больно, и мальчик не сомневался, что совсем скоро всё его тело покроется синяками.

О Сила, и что ему теперь делать?!

Совет точно не примет его, и как только слух про самоповреждение Кеноби достигнет его членов, его едва ли не пинками прогонят из Храма. Он не был готов уйти вот так. Он не собрал никаких вещей. Он… и с друзьями-то не может попрощаться. У него их больше нет… У него больше никого нет… У него нет даже себя, он сейчас — лишь какой-то кусочек прежнего Оби-Вана Кеноби.

Он бежал в свою комнату, чтобы успеть собрать самые важные вещи. Может, ему удастся уйти из Храма уже сейчас, не видя разочарования в глазах магистра Йоды, не слыша новых упрёков Мэйса Винду. Просто уйти. Навсегда. Куда подальше — и лишь бы не встретить больше никого из джедаев. Никогда.

Мальчик едва сумел затормозить, когда послышались голоса. Нет, нет-нет-нет, ему не нужны сейчас встречи. Кеноби завернул за угол в надежде, что идущим мастерам не нужно сворачивать в эту сторону.

— Зря Квай-Гон вытащил его из Агрокорпуса, — сказал один из рыцарей.

— Да в Агрокорпусе тоже не потерпят такого ребёнка, — заметил второй. — Это же надо — руки себе резать! У него с головой что-то не в порядке.

— А ещё лучший старший юнлинг… В этот раз Квай-Гон его не спасёт, думаю, он его не простил. И не простит после такого удара.

— Может, даже рад теперь будет, что мальчишка больше не его падаван. Кто знает, что было бы, если бы они всё ещё были связаны? Может, он и учителя бы резать начал?

Оби-Ван издал полувсхлип, полуписк. Он — да причинить вред бывшему учителю? Хорошо, что рыцари уже прошли то место, где он скрывался. Да уж, кто знает, что было бы, если бы он сейчас был падаваном Джинна? А вдруг учитель своими руками вышвырнул бы его из Храма?

Неожиданно Кеноби обнаружил себя в ванной. Вроде… он же вот стоял в коридоре, ещё двое рыцарей прошли. Как он тут оказался? Он сидел на полу, не понимая, что произошло. Он… он опять впал в прострацию так, что как будто отключился от реального мира? То есть он соображал, куда идёт, но был словно не здесь? Делал что-то автоматически? Мальчик не понимал.

Сердце ныло, душа стонала, а левая рука болела так, что хотелось кричать. Оби-Ван, сморгнув слёзы, которые текли по его лицу обильным потоком, обнаружил на руке глубокий, чуть ли не до кости, как ему показалось, порез. Он откинулся спиной на ванну, обессилев. Кровь хлестала так, что пропитала одежду. Как он дошёл до этого? С какой силой нужно было вогнать ножницы, чтобы получилось… такое? Он действительно не соображал, когда пытался… вывести себя из состояния муки? Или он уже механически, по привычке, взял свой инструмент?

— Значит, этот слух — правда? — вдруг послышался голос Квай-Гона. — Поэтому ты ничего не опровергал?

Мальчик обернулся. Там, в дверном косяке в ванную, стоял его бывший учитель и в шоке смотрел на него, на его руки. Что он здесь делает? Он пришёл проверить, правдив ли слух. Зачем? Ему хотелось узнать, в самом ли деле его бывший падаван способен на такое? Он действительно рад, что теперь не имеет к такому существу никакого отношения? Или он не поверил Бруку? Не захотел поверить?..

Кеноби понял, что снова потерял связь с реальностью, только когда боль в руке вспыхнула с новой силой. Его мир сосредоточился на глубоком порезе, из которого продолжала течь кровь. И на чужой руке с тряпочкой, которая эту кровь вытирала. Большие руки рану промыли, очистили остальную поверхность предплечья и остановились. Оби-Ван почувствовал на себе пристальный взгляд, но не мог отвести глаз от своей раны, будучи всё ещё в шоке от того, что сделал её. Новый приступ боли был вызван бактоповязкой, закрывшей мясо и кожу и стянувшей края пореза. Теперь он будет заживать, останется только менять повязку. Мастер Джинн забинтовал всё предплечье, накладывая новые порции бакты под бинты, таким образом закрывая все порезы, а затем перебинтовал и правую руку мальчика.

— Оби-Ван. Оби-Ван, — позвал бывший учитель, осторожно касаясь щеки Кеноби, и тот поднял на него более осознанный взгляд. Почему… почему мастер Джинн помог ему? Просто пожалел? Зачем так… заботливо делать это?

* * *

Когда Квай-Гон услышал, что его бывший падаван резал свои руки, то не поверил. Брук и его друзья могли захотеть поиздеваться над Оби-Ваном, ведь у того не было никакой защиты, и, казалось, почти все джедаи ополчились на него. Слух распространился очень быстро и стал подкрепляться теми фактами, что Кеноби видели редко, он мало жестикулировал и всегда держал руки ближе к телу, постоянно следя за тем, чтобы длинные рукава доставали до кистей рук. Негодование старших юнлингов и младших падаванов по поводу того, что он оставил Орден, что отразилось на них, подкрепило уверенность в ужасающих действиях Оби-Вана. Некоторые мастера считали, что мальчик переходит на Тёмную сторону, кто-то ещё больше стал кривиться при его упоминании, а кто-то говорил о потерянном ребёнке с сочувствием и жалостью, утверждая, что ему нужно помочь.

Новость о происшествии в столовой повергла Джинна в шок. Бэнт плакала, не веря, что Кеноби действительно хотел идти на такое, но страх перед необычными действиями друга заставлял всех троих друзей Кеноби держаться подальше от него. Джедай, желающий причинить боль — не джедай. А как быть с тем, когда он делает больно себе же?

Талла хмурилась, Клее была обеспокоена, но обе его подруги молча поджимали губы. Квай-Гон, сгорая от непонятного страха, направился в комнату бывшего падавана. Он прижал руку к занывшему сердцу, когда обнаружил мальчика в крови и с отсутствующим взглядом. Оби-Ван обернулся на его голос, в удивлении и страхе распахнул глаза, а потом снова застыл, будто выпал из реальности.

Обработав все порезы, чтобы от них не осталось и следа, Джинн позвал ребёнка. Тот не отреагировал, и он позвал его снова, осторожно прикасаясь к худой щеке. О, он помнил эти щёки пухлыми, нормальными для младшего подросткового возраста, теперь же…

Кеноби поднял на него более осознанный взгляд. Непонимание просачивалось и сквозь него, и в Силе. Но как сейчас объяснить, почему он пришёл? Нет, в данную минуту есть дело важнее.

— Тебе нужно переодеться, — немного погладив щёку, сказал Квай-Гон.

Мальчик моргнул, осознавая слова, и Сила прошептала мастеру, что что-то не так. Оби-Ван, стащив с себя тунику, вдруг принялся протирать ей пол. Ясности в его мышлении ещё не было. Джинн в ужасе схватил ребёнка поперёк тела и поднял его над полом. Кеноби не сопротивлялся, и бывший учитель поставил его на ноги. Убедившись, что ребёнок уверенно стоит на полу, Квай-Гон мягко высвободил из его рук испачканную тунику, чувствуя, как собственное сердце вновь сжимается. Элемент одежды отправился в корзину для грязных вещей, и Оби-Ван вдруг пробормотал:

— Это половая тряпка.

Не успел Джинн спросить, почему он так считает, как взгляд мальчика снова остекленел. Он опять выпал из реальности. Вновь душевная боль, которую бывший учитель ощущал по их вдруг восстановившейся связи, похоже, достигла той точки, когда тело, разум и душа устали от неё и попытались защититься, отключаясь.

Квай-Гон был в ещё большем ужасе, чем когда Сири рассказывала про «отсутствие» Кеноби в своём теле. Теперь он видел это своими глазами — и это было хуже его боли после предательства Ксанатоса. Оби-Ван — ребёнок. Но Совет уже одиннадцатилетних посвящённых воспринимал не как детей, а как неопытных взрослых личностей, а Кеноби будет четырнадцать не через такое уж долгое время. Вслед за Советом большинство мастеров не считало своих падаванов детьми, многое требуя от них; некоторых падаванов это даже очень радовало. Пожалуй, единственным, кто на всех смотрел, как на детей, был Йода, но оно и понятно — зелёному магистру уже восемьсот лет.

Джинн переместил бывшего падавана в ванну. В руках снова возник тот непонятный зуд, и мастер, повинуясь ему и внезапному порыву, обнял мальчика. Вот оно. Именно этого он хотел всё это время, именно объятия были тем желанием, которое он никак не мог распознать. Если бы… если бы только он раньше понял это и обнял Оби-Вана… возможно, с тем не случилось бы такой перемены… Возможно, если бы он был внимательнее и мягче с самого начала, не было бы и самой ситуации на Мелиде-Даан… А теперь ребёнок, который так внезапно стал для него важен, был на грани катастрофы. Это не Тёмная сторона Силы, нет… Он может слиться с Силой своим сознанием, оставив своё тело бродить по Галактике… Квай-Гон резко втянул воздух через нос, а потом мягко выпустил его в волосы бывшего падавана. Сейчас лишь он один мог помочь Кеноби — будущее мальчика зависело от его бывшего учителя, и если тот всё сделает правильно, то будущее будет хорошим.

Джинн осторожно раздел мальчика и снова сделал резкий вдох. На теле Оби-Вана проступали синяки разных форм и размеров. Что это за еда такая, которой можно причинить вред? Специально ли выбирали то, что может сделать больно, или бросались всем, что под руку попадало? Мастер смыл кровавые следы — настолько хорошо кровь пропитала ткань — и отнёс бывшего падавана в кровать. Тот так и не очнулся, и Квай-Гон укутал его в одеяло.

Он знал, что оставлять Оби-Вана одного в таком состоянии нельзя, но кровь с пола будет сложнее отмыть, когда она засохнет. Следы оставлять было нельзя. Если бы он оставил мальчика в ванне, тот мог бы вновь начать мыть пол своими вещами.

Джинн стёр остатки кровавых капель с пола и ванны, тщательно осмотрел остальные поверхности, вымыл ножницы и положил их на полку повыше. Он и не подозревал, что раны такой силы можно сделать маникюрными ножничками.

— Хорошо, что процесс роботизирован — никаких вопросов, — пробормотал мастер себе под нос, загружая в стирку вещи бывшего падавана.

Он уже направлялся обратно в комнату Кеноби, когда Сила начала вопить, что то-то не так. Квай-Гон с ужасом увидел, что тот балансировал на грани реальности и сжимал свои руки с такой силой, что кровь струилась на кровать. Джинн с трудом разжал пальцы мальчика и убрал его руки с ран, подхватил его на руки, на минуту забежал в ванную, чтобы добавить в стирку постель, убедился, что нигде нет красных капель, и помчался в свою комнату.

Спасибо Силе, никто на пути ему не попался.

Оби-Ван внезапно ворвался в реальность, когда Квай-Гон поставил его в ванну. Она была ему незнакома, как и вся ванная комната, и мальчик испуганно оглянулся на бывшего учителя, не понимая, что делает здесь. Джинн был не на шутку встревожен и хмурился, разматывая бинты. Кеноби вспомнил, что они встретились в его ванной, но вопрос, почему мастер туда пришёл, оставался открытым.

Квай-Гон перевёл взгляд на его лицо, и Оби-Вану показалось, что за него переживают. Возможно ли это? Его ведь не могли простить, а как можно заботиться о ком-то, на кого обижен? Мальчик всхлипнул. Мастер Джинн никогда не простит его, что же он делает? Почему он ухаживает за его порезами? Почему выглядит таким обеспокоенным?

Боль в груди начала давить, слёзы побежали сильнее. Квай-Гон поднял лицо Кеноби на себя, мягко очерчивая пальцем его щёку. Мальчик уткнулся в его руку и зарыдал. Он не заслужил помощи, не заслужил заботы! Принудить Джинна не могли, да и во всем Ордене теперь вряд ли есть хоть одно сочувствующее существо… Или Квай-Гон жалел его?

Оби-Вану казалось, что он что-то выкрикивал в перерывах между всхлипами, но он не мог сказать, что именно, и было ли это на самом деле. Однако помимо боли было тепло чужих прикосновений, аккуратных, ласковых. Мальчик тянулся за ними, не осознавая этого. Ему так давно этого хотелось — тепла…

Кеноби с удивлением похлопал глазами, осматривая чужую комнату. Опять он выпал из реальности. Это стало происходить слишком уж часто, ему это не нравилось. Оби-Ван пошевелился и осмотрел себя. Он был чист, залеплен бактоповязками почти по всему телу, его руки к тому же были перебинтованы, а вместо его туники на нём была непомерно большая с чужого плеча. Мальчик уселся поудобнее, зарываясь носом в одеяло, в которое был закутан. Было очень тепло, и пахло чем-то приятным, чем-то… знакомым.

В дверь тихо вошёл мастер Джинн и сразу обеспокоенно осмотрел бывшего падавана. Они встретились взглядами. Живот Кеноби скрутило от заботы в знакомых глазах… Бывший учитель прошёл мимо, направляясь в другую часть комнаты. Мальчик знал, что мастер понял, что он в сознании, но… неужели он беспокоился, только пока он, Оби-Ван, был в этом странном состоянии, а раз теперь он в сознании, то и заботиться нет необходимости?

Крик поднимался из самого сердца и уже давил на горло. Ненужный. Позволил себе принять желаемое за действительное.

Мальчику казалось, что он сейчас снова отключится, но… Квай-Гон вдруг сел рядом на край кровати, держа в руках тарелку с едой и стакан с соком.

— Ты так и не ел сегодня, — опечаленно сказал бывший учитель.

Кеноби подавился воздухом и икнул. Что?

— Ты заметно похудел, это никуда не годится. Давай, — Джинн, поставив стакан на тумбочку, зачерпнул какое-то пюре из тарелки и поднял ложку в направлении рта бывшего падавана.

О нём что, заботились? И беспокойство принадлежало всему его состоянию? Ему самому? Учитель сам пытался его накормить? Он… Он…

Оби-Ван закричал, зажмурившись и закрыв уши руками. Невозможно! Мастер Джинн простил его? Как? Нет… нет, это неправда! Неправда! Ему всё мерещится! Он сейчас лежит на полу своей ванной комнаты без сознания или спит. Слёзы хлынули с новым воплем… Это лишь игра воображения, отражение желания. От него отвернулись все. Никто, никто не поможет ему!..

Мальчик не знал, сколько времени выл, но это было либо долго, либо сильно, потому что, когда он успокоился, имея силы лишь всхлипывать, горло неприятно саднило. Он не сразу осознал, что качается в объятиях, а его голову нежно поглаживает большая ладонь. Кеноби сжал руки в кулаки и понял, что сильнее вцепился в тунику. Чужую. Он нерешительно поднял голову и увидел склонившегося Квай-Гона, с состраданием смотрящего на него.

— М-м-мастер Джинн? — челюсть мальчика начала дрожать.

— Здравствуй, — тот приветствовал с такой интонацией, будто сам плакал некоторое время назад, а бывшему падавану был рад как никому.

— П-почему? П-почему вы?.. Почему?

— Потому что с тобой несправедливо обошлись. И я тоже был неправ, Оби-Ван, тогда, на Мелиде-Даан, — не переставая гладить ребёнка по голове, ответил Джинн.

При упоминании рокового случая Оби-Ван сжался, машинально сильнее вжимаясь в грудь мастера.

— П-простите меня.

— Уже простил, Оби, уже давно, ещё когда помогал вам.

Мальчик покачал головой и отстранился, хотя всё в нём протестовало против этого решения.

— Невозможно.

— Нет ничего невозможного, — грустно улыбнулся Квай-Гон.

Кеноби нахмурился, в неверии глядя на бывшего учителя. Как же ему хотелось, чтобы это действительно было правдой!.. Но ведь мастер Джинн сидел здесь, обнимал его и успокаивал… И пришёл за ним тогда, и помог с ранами… И врать ему ни за что бы не стал.

Оби-Ван несмело ткнулся в грудь Квай-Гона, проверяя, прогонят его или нет. Мастер сильнее обвил его руками и продолжил гладить его по голове. Так уютно. Так… спокойно.

— Мы придумаем что-нибудь, чтобы избавиться от этого слуха, — сказал Джинн через несколько минут спокойной тишины. — Есть те, кто считает, что ты не справился с тяжёлыми событиями последних месяцев, и сочувствует тебе. Думаю, они поддержат версию опровержения пущенного слуха.

— Но Совет…

— Придётся соврать и Совету, — хмыкнул бывший учитель. — Но давай подумаем об этом позже, твой желудок тебе «спасибо» не скажет, если ты так и не поешь.

О Сила, как это было приятно! Мальчик стёр набежавшие на глаза слёзы, чувствуя, как больной узел в груди ослабевает. От него не отвернулись все, было одно существо, готовое его защитить. И не просто существо, а одно из самых близких существ.

Квай-Гон не оставлял ему времени на разговоры, отправляя в рот бывшего падавана ложку за ложкой. Стоило Кеноби проглотить порцию, как ему сразу приходилось заниматься жеванием новой. Однако мастер не торопил его, не старался напичкать едой и отделаться от этого занятия. Он ждал столько, сколько мальчику было нужно, чтобы хорошо разжевать пюре с кусочками мяса, иногда давал выпить сока и вообще следил за общим состоянием Оби-Вана. Потому, когда тот понял, что больше не может в себя вместить ни ложечки, Джинн остановился.

— Точно больше не можешь? — озабоченно глядя в лишь наполовину опустевшую тарелку, спросил он.

Бывший падаван лениво помотал головой. Создавалось ощущение, что он раздулся как шар. Мастер с сомнением глянул на принесённое суфле.

— Один укус?

Он не настаивал, но и не поспешил закончить приём пищи. Кеноби уже отвык от проявлений заботы и детального внимания, и у него в груди кольнуло. Но как-то иначе, приятно больно. Мальчик укусил суфле, не желая расстраивать бывшего учителя ещё больше. Он и так почему-то огорчился из-за того, что Оби-Ван съел половину тарелки; складывалось такое ощущение, что он сам эту половину воспринимал как «целую», а мастер Джинн — как «всего лишь».

— Я сейчас лопну, — пробормотал мальчик, откидываясь на грудь Квай-Гона. Тот аккуратно вытер платочком его рот.

— Тебе нужно поспать.

— Я… я боюсь, если лягу, меня стошнит, — робко признался Кеноби. Он и раньше боялся вдаваться с учителем в подробности своего состояния, а теперь, после всего случившегося, ему казалось, что он навязывается.

— Засыпай так, я, может, потом уложу тебя нормально, — с нежностью в голосе сказал мастер и откинулся на подушку.

Оби-Ван немного повозился в его руках и вытянулся так, чтобы распрямить живот. Джинн натянул на него одеяло и поправил падаванскую косичку, подумал немного и оставил её в своих пальцах.

— М-мастер Джинн? — позвал мальчик с интонацией человека, идущего на неизбежную казнь.

— Что такое, Оби? — сразу откликнулся Квай-Гон.

— Вы… если Совет… возьмёте меня в падаваны?

Кеноби замер, почти сжался, всё его тело напряглось. Мастеру показалось, что ребёнок готов сразу вскочить и побежать, даже несмотря на полный живот. Джинн выпустил в Силу боль от этого осознания.

— Возьму. Сразу же, — ответил он. — Даже не представляешь, как я ждал от тебя этого вопроса, — прошептал он в волосы бывшего падавана и легонько чмокнул его в висок. — Засыпай.

Оби-Ван, казалось, только этого и ждал, потому что ослаб уже через несколько секунд, быстро забываясь в беспокойном сне. Хоть что-то в его жизни наладилось. Но всё же сможет ли он вновь стать джедаем, позволит ли ему Совет? И поверит ли, что он не причинял себе боль?

* * *

Квай-Гон хмурился, решительно стоя перед Советом, но иногда прислушивался к восстановившейся связи, чтобы знать, что сейчас происходит с Кеноби. Ожидаемого умиротворения не было, но, по крайней мере, боль была не такой сильной, а сейчас и вовсе была приглушена, поскольку мальчик спал.

— Ему было плохо, он случайно порезался, — объяснял Джинн, — ножницы выскользнули из пальцев. Он забинтовал руки, но иногда он слишком перетягивал их, так что приходилось поправлять бинты, иногда резать их. Видимо, падаван Чан видел один из тех дней, когда Оби-Ван разрезал бинты.

— Почему он прятал руки в рукавах?

— Полагаю, не хотел лишних вопросов. Да и его друзья могли настоять на том, чтобы он посетил целителей, а он к ним ходить не любит.

— Почему он тогда сразу не опроверг этот слух?

На этот вопрос вместо Квай-Гона внезапно ответила Ади Галлия:

— Где? В столовой? Я была там, когда на него обрушилась эта новость, мальчик не понимал, что происходит, а едва Брук Чан рассказал ему, как на Кеноби посыпался град из еды, едва ли он успел всё осознать. Ему пришлось убежать.

— Но еда… — начал кто-то, кого Квай-Гон поспешил перебить.

— Еда оставила на его теле синяки. Честно, я удивлён и не понимаю, чем так можно было кидаться.

В зале повисла тишина. Члены Совета обдумывали информацию. Судя по настроению в Силе, сочувствующих Оби-Вану было много, однако удастся ли заставить всех поверить в наполовину выдуманную историю?

— Значит, ты уверен, что он не травмировал себя нарочно? — спросил Мэйс. Джинн кивнул. — Почему он сам не может рассказать эту историю?

— Потому что мне самому с трудом удалось услышать её. Он был напуган и едва способен говорить, так что на то, чтобы сложилась целая картинка, потребовалось время. Если ему придётся рассказывать всё то же самое перед Советом, боюсь, он снова начнёт сбиваться или просто замолчит.

— Он может спокойно всё рассказать.

— Не может, — возразила Йаддль. — От него все отвернулись, ему сделали больно, у него нет доверия.

— Тогда как вам удалось добиться того, что мальчик всё рассказал? — поинтересовался Ки-Ади-Мунди.

— У нас наладилась связь, — объяснил Квай-Гон. — Он сам не понимает этого, но прежнее единство позволило нам поговорить более-менее спокойно.

— Ваша связь восстановилась? — удивился Винду.

— Она… — Джинн прислушался к чувствам Кеноби, замечая, что мальчик стал чуть беспокойнее, — стала даже крепче. Поэтому я возьму его в падаваны.

Недоумение прокатилось в Силе. Разумеется. Совет не определился даже с испытательным сроком, а тут вдруг слышит такое заявление.

— Кеноби может добавить что-то ещё к твоему рассказу? — спросил Мэйс.

— Нет. Я рассказал всё, что узнал от него.

— Но он сможет всё рассказать сам? — спросил кто-то.

— Сможет, но я уже объяснил, почему это будет непродуктивно. Оби-Ван слишком потрясён и сейчас спит, — то, что он никому не позволит разбудить ребёнка, он решил не говорить.

— Что ты можешь сказать о том, что его редко видели?

— Он предпочитал сидеть в своей комнате. Его друзья занимались и готовились стать падаванами, у них было не так уж много времени для общения.

— Исчерпал себя вопрос этот, полагаю, — сказал Йода. — Слух опровергнуть мы должны, а мальчику восстановиться дать, да.

Джинн поклонился и вышел. Получилось. В ложь верят, если в ней есть доля правды. Он бы не хотел врать Совету, но что поделать, если никто не задумывался о том, насколько больно было мальчику? Как объяснить им, что Кеноби — травмирован? Невозможно заставить весь Храм понять, как ему плохо. Пришлось выдумывать, чтобы спасти ребёнка от осуждения и издевательств, хватает того, что с испытательным сроком нет определённости, из-за этого кто-то всё ещё настроен враждебно по отношению к Оби-Вану.

Квай-Гон тихо вошёл в свою комнату и сразу устремил взгляд на кровать. Бывший падаван продолжал спать, разметавшись и сбив одеяло в сторону. Ему снилось что-то неприятное, и мастер поспешил пристроиться рядом, поправил одеяло и прижал мальчика к себе, осторожно накрывая его. Джинн коснулся его сознания по связи, стараясь передать, что всё хорошо, а он — рядом. Кеноби мыкнул, на секунду нахмурившись, и засопел в шею бывшему учителю уже спокойнее. Не один.

* * *

Идти ужинать Оби-Ван боялся. Сначала он просто накрылся одеялом с головой, не желая вылезать из норки, а когда Квай-Гон вытащил его, то вцепился в бывшего учителя, не давая тому нормально перемещаться, из-за чего они просидели на кровати минут пятнадцать, пока мальчик не успокоился.

Джинн не торопил его, но настаивал на посещении столовой — нужно было всем показать, что он в порядке, пусть слух и бойня едой повлияли на него. Кеноби не хотел идти в место, где из его сердца был вырван чуть ли не последний кусок, где чувство одиночества к нему впервые пришло так ярко. Мастер качал его на руках, уверяя, что всё будет хорошо, что он будет рядом, но Оби-Ван мотал головой, и на его глазах даже выступили слёзы.

— Оби, я очень не хочу отправлять тебя туда, но это — единственный способ убедить остальных, что ты не причинял себе вреда. Если и ты расскажешь нашу историю, если они увидят, что ты не прячешься — они поверят.

— Вы точно будете рядом?

— Да, маленький, буду.

Мальчик, переодевшись в свои свежевыстиранные вещи, побрёл в столовую, крепко вцепившись в руку бывшего учителя. От того исходила спокойная уверенность, и Кеноби старался быть таким же, но невольно сжимал руку Квай-Гона сильнее, когда видел кого-то. Сможет ли он обуздать свои чувства? Почувствуют ли его страх? Если его спросят, сможет ли он рассказать придуманную историю так, чтобы в неё поверили? В конце концов потому именно мастер Джинн отправился с ней к Совету — его опыт помог скрыть правду. Оби-Ван задумался: пожалел бы его ещё кто-то, если бы узнал всю правду и все его страдания? Понял бы? Стал бы помогать? Он взглянул на Квай-Гона, державшегося абсолютно безмятежно. Тот посмотрел на бывшего падавана и погладил тыльную сторону его ладони большим пальцем, подбадривая.

Когда они вошли в столовую, никто не обратил на них внимание. Вероятно, из-за Джинна — он-то не был чем-то удивительным. По крайней мере теперь, когда с момента ситуации на Мелиде-Даан прошло столько времени. Квай-Гон крепче сжал руку бывшего падавана. Сила, он ходил по этим коридорам без него, не осознавая, что скучал, и думая, что больше никогда не возьмёт себе ученика. Сейчас это казалось ему настолько неправильным, что сердце ныло, и хотелось прижаться губами ко лбу Кеноби и не выпускать его из своих рук.

Постепенно джедаи замечали и Оби-Вана. Кто-то хмурился, кто-то сразу с равнодушием отводил взгляд — мол, ситуация уже разрешена, кто-то мягко улыбался ему. Мальчик сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Конечно, все понимали, почему ему неуютно здесь находиться, но беспокойство не должно было ощущаться ярко.

— Квай?

Джинн обернулся и увидел Клее, направляющуюся к ним. Её взгляд упал на его ладонь, по-прежнему крепко сжимающую руку бывшего падавана. Она улыбнулась и кивнула мальчику.

— Рада, что ты в порядке, Оби-Ван.

Кеноби кивнул в ответ, сжимая руку учителя до пульсации в собственных пальцах. Мастер Рьяра, выходит, не поверила в их историю? Но тогда… поверят ли остальные?

— Ужасный слух, — продолжила подруга Квай-Гона. — Хорошо, что всё встало на свои места.

— Это точно, — кивнул Джинн.

— А вон, смотри, твои друзья, — Клее указала в сторону полок с десертами, где столпились старшие юнлинги и младшие падаваны. — Мне кажется, им не терпится извиниться, но они боятся Квай-Гона.

Оби-Ван обеспокоенно взглянул на мастера. Ему не хотелось отходить от него, но услышать от… друзей хоть какие-то слова — было необходимо. Бывший учитель осторожно провёл по его волосам свободной рукой и кивнул, отвечая сразу на все вопросы: мальчик мог отойти, но он будет оставаться под присмотром и в случае необходимости получит помощь и защиту.

Джинн разжал руку и стал смотреть на удаляющуюся спину бывшего падавана. При необходимости он в несколько шагов мог оказаться рядом с десертами и забрать ребёнка, а с высоты своего роста видел, что там происходит.

— Я слышала, ваша связь восстановилась, — подождав с минуту, сказала Рьяра. — Правда или очередной слух?

— Надо же как бурно Совет стал обсуждать эту новость, — хмыкнул Квай-Гон. — Однозначно правда. Я чувствую Оби-Вана сильнее, чем когда-либо.

— Ну и хорошо. Вряд ли Совет решится рушить эту связь.

— Если они его не примут, я… я не знаю, что сделаю… Наверное, уйду вместе с ним.

Клее молчала, никак не выражая своё отношение к заявлению друга. Возможно, не знала, как на него реагировать. Но по крайней мере протеста от неё не исходило. Может, направление действия и не заслуживало одобрения, но по-настоящему всё будет решаться тогда, когда Совет наконец объявит своё решение.

Тем временем Кеноби подошёл в полкам с десертами и остановился под взглядами друзей. Ему стало неуютно, появилось сильное желание спрятаться на руках у бывшего учителя, и он коснулся связи, получая подбадривающий ответ сразу и чувствуя, что мастер Джинн готов прийти к нему по первому же его зову. Это немного утешило мальчика, и он шагнул к самим полкам.

— Прости, что мы сразу поверили Бруку, — виновато сказал Гарен.

— И что так поступили с тобой, — глаза Бэнт были на мокром месте.

— И ничего у тебя не спросили, — добавил Рифт.

Оби-Ван сглотнул тяжёлый комок в горле и прошёл мимо, намереваясь взять кусок пирога. «Но не подумали, что я мог это сделать и почему мог это сделать», — подумал он. Наверное, он имеет право немного пообижаться, хотя бы первые пятнадцать минут.

Внезапно рядом с ним выросла фигура Чана, злобно сверкая глазами.

— Это ещё ничего не значит, Кеноби, — прошипел он. — Может ты и правда просто срезал бинты, но в падаваны тебя всё равно не возьмут.

Бывший падаван Квай-Гона бросил на него нечитаемый взгляд, взял кусок пирога и развернулся, напоследок кивнув друзьям, показывая, что простил их. Джинн уже шёл к нему, сопровождаемый озабоченной Клее Рьярой. Кеноби взял мастера за руку и просяще посмотрел в его глаза.

— Это очень мало, Оби, — наклонившись к нему и рассматривая пирог, сказал Квай-Гон.

— Я не смогу больше, — тихо ответил мальчик.

— Ну хорошо, — вздохнул бывший учитель и повёл его из столовой, рассудив, что здесь не место для выяснения причины потери аппетита у ребёнка. Причины, которая очень тревожила его.

Квай-Гон Джинн почти сходил с ума от беспокойства. Его бывший падаван ел очень мало, но постоянно говорил, что не голоден. Мастер порой силой заставлял его съесть что-нибудь, после чего несколько часов держал мальчика на своих коленях, пока тот, клюя носом, привыкал к «набитому животу». Положение ухудшилось, когда через пару дней Оби-Ван чуть не расплакался над тарелкой.

— Я не могу, — всхлипнул он. — Какая-то часть моего живота хочет есть, но другую мутит, стоит мне посмотреть на еду.

Джинну едва удалось успокоить Кеноби, который сам испугался этого состояния. В самом деле, что это такое — хочу, но не могу? Мальчик рассказал, что ещё с Мелиды-Даан находится в таком положении, но тошноты никогда не было; он списывал всё на полярность, которая преследовала его в те дни. Он знал, что похудел, но ничего не мог сделать с отсутствием голода.

— Думаю, нам придётся посетить целителей, — вздохнул Квай-Гон, задумчиво водя носом по кромке волос надо лбом бывшего падавана. Хорошо, что этот приём пищи они организовали в его комнате.

— Если они помогут, — согласился тот, чем очень удивил бывшего учителя и усилил его беспокойство. Так быстро согласился на визит к целителям… Мальчик явно сам страдал от своего состояния, и надо было избавлять Оби от него как можно скорее.

К целителям они решили отправиться этим же вечером. Джинн сходил в Залы исцеления и поговорил с их персоналом, выясняя, кто может помочь с проблемой его бывшего падавана. Он вызвал мальчика, едва нашёлся подходящий целитель, но у него появилось нехорошее предчувствие. Неужели Кеноби нельзя помочь?

Оби-Ван внезапно вызвал его по коммуникатору через полчаса. У Квай-Гона сердце сжало как ледяной рукой, когда он узнал, что лифт неисправен и повис где-то над озером. Мастер бросился на другой этаж, желая лишь успеть.

Лифт нашёлся быстро. К счастью, почти вплотную к нему вела балка, узкая и тонкая для Джинна. Но вполне подходящая для Кеноби. Мастер по коммуникатору сообщил мальчику путь отхода, радуясь, что световой меч Оби-Ван с недавних пор снова стал носить с собой. С волнением смотрел он, как ребёнок осторожно перебрался из прорезанной в стене лифта дыры на балку и аккуратно, шаг за шагом, пошёл по ней. Квай-Гон блокировал свой страх, чтобы не сбить Кеноби, но каждый раз, когда тот делал новый шаг, его сердце замирало.

Он уже протянул к мальчику руки, намереваясь поднять его, и тот вытянул одну руку в желании поскорее ухватиться за бывшего мастера…

Треск и скрежет раздались под самыми ногами Оби-Вана, балка резко дёрнулась вниз. Мальчик испуганно раскрыл глаза и попытался придвинуться к бывшему учителю, но движение лишь оторвало последний болт…

Джинн видел обречённость в его глазах. В них только-только начала пробиваться прежняя жизнерадостность, а теперь…

Квай-Гон мёртвой хваткой вцепился в кисть бывшего падавана; балка полетела вниз, оставляя мальчика болтаться высоко над озером. Сердце мастера бесновалось в висках, звуки приглушились, а к горлу подступила тошнота. Подтащив Кеноби за руку повыше, он ухватил его второй рукой и в одно резкое движение закинул на себя. Пошатываясь, Джинн прошёл к лестнице и сел неподалёку от её края, прижимая мальчика к своей груди и тяжело дыша ему в волосы.

Сила, он и подумать не мог, что когда-нибудь так испугается за кого-нибудь! Воспоминание о виде Оби-Вана, висящего у самого края, на мгновение перекрыло воздух, и только слабое короткое шевеление ребёнка привело мастера в чувства. Квай-Гон тихо простонал, находясь на грани того, чтобы заплакать — от пережитого ужаса или от облегчения, он и сам не знал.

Они сидели так достаточно долго, пока мастер не почувствовал, что слабость и дрожь в теле прошли. Кеноби всё ещё и не шевелился — и оно понятно; в таком состоянии он бы ничего не смог рассказать про свою проблему с пищей, однако целителей посетить стоило: вдруг ребёнок ранен. Джинн поднялся и случайно взглянул туда, где всё ещё покачивался сломанный лифт.

Это случилось само собой. Квай-Гон коротко прохныкал и лихорадочно осыпал голову Оби-Вана поцелуями. Он едва не потерял своего мальчика. Теперь у мастера не оставалось сомнений, что он будет рядом с Кеноби всегда и везде, как бы ни сложилась его судьба.⁽¹⁾

Целитель, с которым он договорился о лечении, встревоженно оглядел их и заторопил — садитесь сюда, устраивайтесь так. Видимо, на их лицах отпечаток пережитого ужаса был слишком очевиден. Оби-Ван не двигался и смотрел перед собой, редко моргая, будто застыл, но никаких ран выявлено не было, что успокоило Джинна.

Однако его отстранённость не прошла даже через час, и это начало беспокоить не только бывшего учителя мальчика, но и целителя. Сильный шок — это было единственное объяснение, и ребёнку решили дать время.

Ближе к вечеру в палату зашли магистры Йода и Мэйс Винду, сообщили, что лифт починен, и поинтересовались состоянием Кеноби. Квай-Гон при вопросе о бывшем падаване почему-то почувствовал мимолётный укол злости, а после думал, был он на самом деле или нет.

— Посмотри на меня… Оби, — тихо попросил Джинн, но тот не отреагировал, и мастер приподнял его голову за подбородок.

Оби-Ван смотрел мимо него по-прежнему застывшим, пустым, безжизненным взглядом.

— За что ты так страдаешь? — едва слышно прошептал мастер и любяще погладил его по щеке, пытаясь хоть прикосновением донести до бывшего падавана, что он спасён. — В тот момент, — сказал он с горечью, обращаясь к магистрам, но не поворачиваясь к ним, — в момент падения, он на секунду вскинул глаза на меня, но смотрел… сквозь меня, он… он уже увидел свою смерть в озере.

В палате повисла тишина. Неловкая. Гнетущая. Магистры… зачем им вообще спрашивать про состояние ребёнка, с испытательным сроком для которого никак не могли определиться? Всё-таки определились? Просто хотели узнать о случившемся ещё больше? Решили создать видимость заботы? В любом случае Квай-Гон не собирался просто так отдавать своего бывшего падавана. И одного его он тоже не оставит. Больше никогда.

Оби-Ван заморгал чаще, как-то странно вздохнул, будто зевнул, а потом вдруг закрыл глаза и стал падать, приближаясь к краю кровати. Джинн быстро отреагировал и поймал мальчика, а затем перетащил его на свои колени, надёжно устраивая в своих объятиях. Магистр Йода задумчиво пошевелил ушами и вместе с Винду покинул палату. Только в час ночи Квай-Гон уложил Кеноби спать нормально и сам пристроился рядом с ним. Лёгкая дрожь в пальцах не позволяла ему отпустить ребёнка.

* * *

Утро стало настоящим испытанием для нервов мастера Джинна.

Началось всё ещё где-то на рассвете, когда он, задыхаясь, резко сел на кровати, пытаясь понять, что случилось. Он видел падение. Он видел, как его бывший падаван сорвался. А он, его учитель, не успел спасти его. Он видел, как мальчик летел в озеро, крича от страха. А он ничего не мог сделать. Беспомощный. Бесполезный. Медленный. Если он не может защитить вверенное ему существо, существо, которое доверяет ему свою жизнь полностью, рассчитывая, зная, что ему помогут — если он не защищает, тогда какой же он учитель?

Только прижимая к себе тёплое дышащее тельце, мастер ощущал, как высыхает холодный пот, и успокаивается сердце.

Он сам долго проспал, а Оби-Ван проснулся ещё через пару часов. Однако сделал это как-то автоматически и даже не пошевелился. Пустым взглядом смотрел он перед собой, и бывший учитель решил сам его умыть. Это тоже не возымело эффекта: мальчик по-прежнему тонул в своём состоянии.

Запах еды не привёл его в себя, не вызвал никакого отклика, ни голода, ни тошноты. Кеноби будто заблокировал свои чувства. Хотел ли он этого? В тот момент, когда видел озеро большой лужей, мог ли решить не вспоминать всю свою жизнь? Мог ли застрять в состоянии ожидания? Целитель не знал ответа, а использовать Силу, чтобы залезть мальчику в голову, боялся — если это просто было состояние шока, то вмешательством можно было навредить мозгу и сознанию. Ждать. Одно средство. «Терпение, Квай», — сказал сам себе Квай-Гон, горько усмехаясь при воспоминании о том, как часто повторял эту фразу своему последнему падавану. Придётся ли ему произнести её ещё хоть раз — для Оби-Вана?

Вскоре Джинна вызвали к Совету, что его не порадовало. Кеноби так и не пришёл в себя, да и самому Квай-Гону хотелось бы просидеть с ним весь день, почти не выпуская из рук. Мальчику приходилось помогать в некоторых вещах, которые тот делал бездумно, на рефлексах, и мастер надеялся, что его визит будет недолгим. Он старался не думать о том, что его могли вызвать, чтобы дать миссию. Он не сможет взяться за неё, он не оставит своего ребёнка. Тем более сейчас, когда Оби-Ван больше всего нуждается в нём.

— Ты очень бледный, — заметила Ади Галлия, когда он приветствовал Совет.

— Я плохо спал, — вздохнул Джинн, едва удержавшись от того, чтобы провести рукой по лицу. Плохо — это мягко сказано, он целый час после кошмара не мог успокоиться и боялся задушить бывшего падавана в своих объятиях.

— Оби-Ван очнулся?

— Он не приходит в себя… в свой разум. Возможно, он видел во сне своё падение, снова переживал его. Мы просто ждём, — снова вздохнул Квай-Гон.

— Плохо это, да, — грустно сказал магистр Йода. — Ему сообщить, пожалуй, должен ты.

Джинн постарался выпустить появившееся напряжение в Силу, но ничего не получилось. Сообщить? Совет наконец принял решение? А вдруг… Они же не могут выгнать мальчика сейчас?

— Мы приняли решение уже вчера, но произошёл инцидент с лифтом, — сообщил Винду. — По поводу испытательного срока для Кеноби…

Квай-Гон даже перестал дышать от волнения. Та его часть, которую не сковало ожидание, была готова начать защищать бывшего падавана, едва приговор будет озвучен.

— …он одобрен. Но Оби-Вану потребуется учитель на время испытательного срока. Затем мальчика можно будет по-настоящему взять в падаваны, если Совет будет удовлетворён результатами.

— Я буду его учителем, — кивнул Джинн.

Выходя из Зала Совета, он чувствовал облегчение и радость. Хотелось по-мальчишески побежать по коридорам, чтобы влететь в палату и на ходу выкрикнуть новость. Однако Квай-Гон ограничился быстрым шагом. Магистры были правы, что поручили ему сказать своё решение: даже будь Кеноби в порядке, он плохо перенёс бы визит к Совету. Мастеру представилась картина: его падаван от страха жался к нему под давящими взглядами членов Совета, а он сам, не выдержав дрожи мальчика, в конце концов поднял его на руки, обнимая так, чтобы закрыть ото всех. Джинн понял, что не может выносить несчастный вид Оби-Вана, когда его сердце защемило от вообразившейся картины.

Мастер вошёл в палату и увидел, что поза мальчика изменилась, но он всё так же пусто смотрел перед собой. Мастер сел рядом и взял Кеноби за руки, пытаясь привлечь его внимание. Он провёл большим пальцем по тыльной стороне его левой ладони и… Квай-Гон резко потянул руку ребёнка на себя, не веря, что почувствовал…

— О, Оби, — мастер заставил себя сделать вдох, когда смотрел на свежую царапину. «Хотя бы кровь не идёт», — подумал он.

Взгляд лихорадочно заметался в поисках «инструмента». Джинн с удивлением увидел, что из всего колющего и режущего в палате была лишь вилка, самая обычная вилка для еды. Но такую царапину вилкой было сложно сделать, и мастер запустил руку под подушку… Да, знакомый предмет — ножницы.

Квай-Гон растерянно смотрел на мальчика, держа вещь в руке и не зная, что сказать. Тот в любом случае в оцепенении и не воспримет его слова… Он старался вытащить себя, и это было хоть каким-то прогрессом. Оби-Ван вдруг резко подался вперёд и проехался тыльной стороной ладони по самому кончику ножниц. В его взгляде было одно: крик о помощи.

Джинн схватил Кеноби, пока тот не погрузился в себя, и в самое ухо прошептал:

— Падаван.

Мальчик вздрогнул и широко раскрыл глаза, удивлённо и испуганно глядя на него.

— Что? — пискнул Оби-Ван, не веря, что не ослышался. Он пришёл в себя, и мастер испытал облегчение.

— Совет дал тебе испытательный срок, и ты теперь мой падаван, Оби-Ван Кеноби. Снова, — Квай-Гон легонько дёрнул за ученическую косичку.

Мальчик ухватился за его пальцы на своей косе, неверяще посмотрел на учителя и, вздохнув, разрыдался. В Силе ясно проступали его облегчение, робкая радость, и Джинн обнимал ученика, удерживая от падения и пытаясь передать, насколько сам рад разрешению. «Падаван», — мысленно позвал он, и Оби-Ван по связи ответил: «Учитель».

1) Ему вдруг на секунду померещилось… Нет, нет и нет! Автор продолжает гнуть свою палку с AU, где Квай-Гон Джинн выживает.

Вернуться к тексту

Без помощи графа Дуку им бы никогда не удалось найти более подходящего места для отдыха, чем это. Тёплый климат, отсутствие опасных хищников и, самое главное, ни одного разумного существа на многие мили вокруг. Домик, который они приобрели на три месяца (и пребывание в котором можно было продлить) был оснащён всеми удобствами, а если что-то было нужно, в город посылался специальный дроид.

Когда целители сказали, что Оби-Вану нужно спокойное тихое место, чтобы восстановиться после сильного длительного стресса, Квай-Гон сразу понял, какое место им нужно. И вот теперь они расположились в уюте и тепле, чувствуя жизнь.

В первый же вечер учитель потащил Кеноби купаться в небольшом озере за холмом. Трава, щекотавшая босые ноги, была приятного изумрудного цвета и такая мягкая, что в ней хотелось полежать, а попадавшиеся в её зарослях цветы были такими нежными и хрупкими, что джедаи забавно прыгали, не желая разрушить эту прелесть.

Вода была приятно тёплой и мягкой, но Оби-Ван решил остаться на пляжике, осматриваясь и изучая небольшой участок рядом, но из поля зрения учителя не выходил. Вскоре Джинну надоело плавать в одиночестве, и он пошёл за ребёнком.

— Но я не хочу, учитель.

Учитель. Как привычно это слово слетало с губ мальчика и как привычно ложилось на слух рыцаря. Будто не было этих трудных месяцев, будто они всегда были едины. Квай-Гон боялся, что Кеноби после пережитого какое-то время не сможет так к нему обращаться, но падаван сразу же начал его так называть. Джинну потребовалось полдня, чтобы понять, что мальчик, обращаясь к нему, убеждал себя, что это действительно правда, и хватался за эту мысль как за спасительную соломинку. Его учитель — его защита — его спокойствие — его нормальная жизнь.

— Не хочешь или боишься? — потянув за косичку, спросил учитель.

Оби-Ван неосознанно закусил губу.

— Падаван, всё будет хорошо. Здесь неглубоко, и я буду рядом с тобой. Я снова поймаю тебя, Оби-Ван.

Квай-Гону приходилось употреблять «падавана» чаще, чем ему хотелось бы, но это было нужно Кеноби, чтобы верить в реальность и не бояться что-то предлагать. Да, официально они ещё не могли считаться мастером и учеником, но под упрямым употреблением этих слов Джинном Совету пришлось закрыть глаза на это.

Мальчик кивнул и нерешительно шагнул в сторону озера. От высоты у него пока кружилась голова, но вода… в воду он мог упасть, тогда он уже видел, как тонны брызг окутывают его, как волны смыкаются над его головой… Учитель вдруг повернулся к нему спиной и сел на корточки.

— Залезай.

— К-куда? К вам на спину? — изумился мальчик.

— Да, Оби. Покатаешься, — судя по голосу, мастер улыбался.

Оби-Ван чувствовал себя неловко, сидя на спине Квай-Гона, а от внезапно высокого положения над землёй он вцепился в учителя изо всех сил. Сейчас он был даже выше головы Джинна, и, ну, это было несколько пугающе. Однако по мере того, как мастер входил в воду, её поверхность приближалась, что создавало иллюзию, будто они опускаются.

Квай-Гон залез в воду по плечи, так что её край доставал мальчику по грудь, и медленно побрёл, создавая тихий плеск. Вокруг было спокойно. Тут не было чужих эмоций, создающих чувство растерянности, если ты пытаешься понять, что испытывать тебе. Ни расстройств после неудач. Ни озабоченности. Ни радости или веселья. Просто спокойствие. Эмоции животных были слишком слабыми из-за расстояния, что не отвлекало, но и не создавало ощущение заброшенности. Здесь не было и глаз и языков, напоминающих об ошибках; там, в Храме, порой даже вид друзей напоминал Оби-Вану о произошедшем в последние месяцы, что же говорить о Бруке, который пока только искал способ задеть его, а потому просто сверлил недобрым взглядом?

На закате Кеноби даже решился поплескаться на мелководье. Учитель со смехом обдал его тонной брызг, и падаван поставил себе цель сбить его с ног, чтобы тот тоже намочил волосы. Силу он решил не использовать, однако без неё прыжки были малоэффективны, и Джинн всегда ловил его.

— Ты ведь не так хорошо плаваешь, да, падаван? — спросил Квай-Гон, когда Оби-Ван уже устал и просто держался за его шею, сидя на руках учителя, пока оба они находились в воде по ключицы.

— Не как мон-каламари, конечно, — тихо ответил тот.

— Завтра поучишься, — пообещал Джинн и оставил поцелуй на виске мальчика. Он уже не мог отказаться от этого проявления нежности, просто не мог. — Давай-ка вылезать, пока не замёрзли.

Домик встретил их тем же умиротворением. Смотря на тёплые мягкие цвета и мебель, можно было подумать лишь об одном слове: уют. Пожалуй, именно такой интерьер Квай-Гон выбрал бы, если бы мог прожить жизнь обычного человека. Он мог бы возиться в саду, с любовью выращивая растения, а вечерами наслаждаться тихим потрескиванием дров в камине — как было многие, многие века назад у некоторых существ. Быть может, если бы у него был ребёнок… такой, как Оби, они не жили бы как отшельники, потому что детям нужна активная коммуникация. Подростки не были исключением, и то, что пару недель назад Кеноби начал избегать любых контактов, говорило лишь о тяжести его травмы.

— Учитель!

В голосе мальчика слышалось оживление, смешанное с удивлением. Нет. Это была не прежняя живость. По сравнению с тем, каким Оби-Ван был раньше, это было лишь эхо. Но по сравнению с тем, каким он был пару недель назад, это было как вспышка.

— Я нашёл стол для дежарика.

— Очень хорошо, падаван, сыграем после ужина, — улыбнулся Джинн и провёл ладонью по волосам ученика, желая просто приласкать ребёнка.

«Нет привязанностей» на Кеноби не работало однозначно. Его привезли в Храм, когда ему было уже три года, и он даже смутно помнил, что у него был брат. Часть семейного тепла жила в нём, и искоренить её было невозможно. И вся эта история на Мелиде-Даан и после неё ясно дала понять, что невозмутимость и холодность могут ранить Оби-Вана, обычный подход был не для него. И теперь был и не для Квай-Гона.

* * *

Волновался ли Джинн? Однозначно. Паниковал ли? Вне всяких сомнений. Кусок гренки летал по всевозможным хордам его тарелки, швыряемый вилкой, будто рыцарь пытался что-то не то нарисовать, не то вытереть.

— У тебя рука не устала? — поинтересовалась Талла и отпила немного чая.

Квай-Гон мгновенно поднял взгляд на неё, поначалу удивляясь её присутствию, а затем вспоминая, что он в столовой.

— Да, это, конечно, странно, но, возможно, он просто устал? — предположила Клее.

— Он, конечно, устал, но… — Джинн вздохнул. — Вся эта поездка была… странной. Наверное, я должен был запретить ему ехать со мной на поиски Ксанатоса.

— Ещё не известно, как окончились бы твои поиски без него, — заметила Тал.

— Я понимаю. И всё же, будь он уже официально падаваном, Совет не пустил бы его со мной.

— По крайней мере это была его… первая миссия со времён… возвращения с гражданской войны чужой планеты, — Рьяра чувствовала себя неловко, упоминая о Мелиде-Даан, но избегать прошлого было нельзя.

— Он был совсем не таким, каким раньше. Такой тихий. Такой послушный, — рыцарь снова вздохнул и продолжил гонять гренку по тарелке. — Он говорил лишь тогда, когда его спрашивали, или в случае необходимости.

— Ну, некоторые мастера именно таких падаванов себе и хотят, — заметила Талла, за что была удостоена мрачного взгляда друга.

— Мой Оби-Ван — не такой, — категорично заявил он. — Он живой, он никогда не боялся работать или выступать самостоятельно, и уж точно не был против разных разговоров, не касающихся хода миссии… А тут…

Джинн оторвался от пыток несчастного кусочка хлеба и вопросительно поднял бровь, встретившись взглядом с Клее, смотревшей на него с каким-то умилением.

— Ты напомнил мне одну семью с моей последней миссии. Там отец постоянно прибавлял к именам своих детей слово «мой» или просто говорил «мой сын», «моя дочь», — пояснила подруга, но потом стала серьёзной: — Осторожнее, Квай. Я понимаю, что случай Оби-Вана — особенный, но всё же следи за тем, что и как ты говоришь.

— Не все могут понять. Знаю, — кивнул он. — Просто с вами я… расслаблен и… в безопасности?

Они помолчали. Талла продолжала пить свой чай, Квай-Гон тыкал вилкой злосчастную гренку, почти раскрошив её, а Рьяра смотрела на столы падаванов. Через некоторое время она помахала кому-то рукой, мол, свободен, и улыбнулась.

— Ты кому?

— О, я не рассказала, — спохватилась она. — Два дня назад я взяла себе падавана.

Джинн расплылся в улыбке. Давно пора.

— И кто же этот несчастный?

— Гарен Мульн, — хитро улыбнулась подруга.

Квай-Гон прыснул, а потом тихо засмеялся.

— Я сделаю из него джедая-пилота. Оби-Ван, кажется, тоже обожает разные корабли? Приводи его к нам.

— Если мой ребёнок вдруг начнёт бояться летать после ваших занятий… — шуточно угрожающим тоном начал Квай-Гон, но был прерван полустоном-полусмехом Клее.

— Ква-а-а-ай, ну только что говорили…

Он лишь пожал плечами.

— К чему нам чужие дети, если друзья Оби-Вана всё ещё юнлинги? — хихикнула Тал.

— Так-так, я чего-то ещё не знаю?

— Ну, я иду завтра утверждать падаванство Бэнт.

— Надо оставлять Орден почаще, глядишь, без моего присутствия сразу всё наладится, — он усмехнулся, однако скоро веселье вернуло место задумчивости.

Минуты проходили в молчании. Подруги больше не пытались разрядить обстановку — Джинн должен был всё обдумать. Было что-то, чего он им ещё не рассказал. Вилка чирикнула по тарелке, разламывая гренку на несколько кусочков.

— Вероятно, больше всего на него повлиял крик Ксанатоса… Мне больно было видеть, как умирает тот, кто когда-то был моим учеником, но… Оби-Ван смотрел вновь тем самым пустым взглядом, и это сделало мне больнее. Если он снова прокручивал в голове тот день? Если снова вспоминал все смерти на Мелиде-Даан? Я боюсь… что история может повториться. Тем более он опять отказался от еды.

— Квай, — мягко позвала Рьяра. — Ты знаешь, что делать.

С минуту посмотрев на подругу, Квай-Гон кивнул и вышел из-за стола. Это были хорошие слова. Никто лучше него не знает Кеноби, никто не сможет дать действительно хороший совет. Только он сам может помочь мальчику.

Когда учитель вошёл в комнату падавана, тот как раз переодевался ко сну. Со всё ещё отсутствующим видом. Джинн на минуту прикрыл глаза. Он справится. Они справятся. Он подошёл к ребёнку и легко поднял его на руки, хотя из-за захваченного пирожного это было не очень удобно. Оби-Ван не сопротивлялся, но почти никак не отреагировал на произошедшее.

И только когда они уже устроились на кровати мастера, мальчика отпустило. Он ткнулся лбом в шею Квай-Гона и пустил пару слезинок.

— Учитель…

— Всё хорошо, мой падаван, — поглаживая Оби-Вана по голове, отозвался Джинн и поцеловал его в макушку.

— Я так устал… Можно я останусь с вами сегодня? — мальчик поднял взгляд, полный надежды.

— Я как раз собирался предложить тебе то же самое, — любяще улыбнулся мастер. — Ты хочешь есть?

— Нет. Если честно, меня даже немного мутит.

В глазах учителя вспыхнуло беспокойство, и Кеноби поспешил прибавить:

— Уверен, это просто из-за усталости, — зевок вырвался в подтверждение его слов.

Квай-Гон сполз на подушки, выключил свет и прижал к себе Оби-Вана, будто намеревался защитить его ото всей Галактики. Мальчик зарылся носом в его волосы и почти сразу заснул, светя спокойной сигнатурой в Силе. Джинн чувствовал, что будет ещё много ситуаций, которые выбьют его падавана из колеи, но он готов быть с ним до конца. Он готов и может спасти Кеноби даже от него самого.