Горечь (джен)

Барклаю приснился необычный сон. Будто он находится прямо в центре Бородинского поля, где идет ожесточенное сражение с Великой армией Наполеона. Он явственно слышал приказы генералов, готовых вести в очередную атаку свои полки, слышал крики раненных солдат, ржание лошадей, оставшихся без всадников после очередного артиллерийского залпа. Невидимой тенью скользя по полю брани, он вдруг увидел человека, который, казалось, сильнее всех его ненавидит в России, а может быть, и во всем мире; даже французский император не удостаивался в свой адрес тех слов, которыми Багратион с воистину грузинской щедростью осыпал Барклая. Но в этот раз любимец Суворова не звал с истинной горячностью своих солдат в очередную атаку, наоборот, лицо генерала от инфантерии перекосилось от нестерпимой боли. Осколок ядра, так неудачно взорвавшегося поблизости, пропорол ему бедро. Побледневшие адъютанты, подхватив соскальзывающего с лошади военачальника, положили его на траву и помчались за лекарем. Барклай вдруг с горечью вспомнил слова, переданные ему его адъютантом Левенштейном: "Передайте Барклаю, что участь и спасение армии теперь зависит от него. Передайте...передайте "спасибо" и "виноват"".

Михаил Богданович, когда узнал о ранении своего оппонента, тогда мысленно пожелал Петру Ивановичу быстрее оправиться от этой нелепой раны и скорее вернуться в армию. Но увы — ранение, сперва казавшееся несерьезным, повлекло за собой заражение крови и гангрену. Через 17 дней "Льва русской армии", как называли Багратиона в армии, не стало.

Барклай де Толли уже собирался, так сказать, покинуть этот участок сражения, как вдруг краем глаза уловил некое движение рядом с собой. Он остолбенел, не веря своим глазам — в двух шагах от него застыл Петр Иванович, с некой грустью в глазах смотря на него.

-Любуетесь, Михаил Богданович? — с хрипотцой в голосе спросил Багратион, кивком головы указывая на свою бледную копию, лежащую на траве.

-Никак нет, ваше сиятельство. Я просто пребываю в некотором недоумении — где я? И что это — галлюцинации или просто сон? — ответил Барклай.

-Нет, это не галлюцинации — обычный крепкий сон. А то, что вы видите перед собой, это моя душа, явившаяся для того, чтобы попросить у вас прощения.

-Прощения? — Михаил даже сделал шаг назад. — И вы просите прощения? После всех обидных слов, которые мне довелось выслушать от вас, после ваших доносов, полных, без сомнения, самой искренней ненависти и презрения, после всех обвинений сослуживцев в трусости и бездарности, вы просите прощения?

-Да.- коротко ответил Петр. — я в своей горячности и стремлению быстрее разбить врага не видел полную картину и был, признаюсь, чересчур уверен в нашей победе. Мне казалось, что вы намеренно оттягиваете миг генерального сражения, которое должно было разгромить армию Наполеона. И мне трудно осознавать, что я вас награждал нелестными прозвища...

-И особенно ваши заявления о моей якобы измене и сговоре с Наполеоном! — Прошипел не хуже змеи де Толли — я многое могу стерпеть, но это уже было слишком!

-Я безумно жалею, Михаил Богданович, что позволил этим злым словам сорваться с моего языка! — горячо откликнулся Багратион. — если бы у меня была возможность все исправить!

Барклай почувствовал, как в его груди начинает нарастать комок ярости, постепенно переходящий в бешенство.

-Сказанного — не воротишь, сделанного — не исправишь, — едко заметил его собеседник. — Как же я вас ненавижу! Если бы это было возможно, я бы пожелал вам испытать все то, через что прошел я. Плачущая от боли жена, гневные выкрики толпы, бросающей камни, грязные сплетни за спиной, дружная ненависть и игнор со стороны генералитета и простых солдат. Будьте вы прокляты!!!

Багратион замер в исступлении. Барклай де Толли, всегда казавшийся ему глыбой льда, не допускающей никаких эмоций, сейчас был похож на спавший несколько сотен лет вулкан, который теперь щедро извергал лаву. И горе тем, которым не посчастливилось оказаться на его пути! Багратион не знал, что его толкнуло на следующий шаг. Он шагнул к Барклаю и заключил его в крепкие объятия.

-Прошу вас, поймите меня правильно — я не думал, что это будет иметь такие последствия и обернется ненавистью к вам. Я искренне раскаиваюсь за все обиды, нанесенные вам и совершенно искренне прошу у вас прощения — положив голову тому на плечо, мягко сказал Петр.

Сердце Михаила будто окатили ледяной водой. Он дернулся бы, стремясь выскользнуть из этих неожиданных объятий, но Багратион крепко сжал его, пресекая любую попытку вырваться.

-Я не знаю, Петр Иванович, что и сказать. Умом я вроде бы и понимаю, что нужно простить, тем более уже умершего человека, но сердце...Какая-то горечь поселилась у меня в груди.

-Я понимаю вас, Михаил Богданович. И не требую от вас скорейшего прощения, осознавая в полной мере свою вину. Я готов ждать сколько угодно, хоть вечность, дабы ваша обида на меня улетучилась.

Резкий крик петуха прервал их разговор. Михаил обернулся, силясь найти этот необычный для поля брани звук и... проснулся. На него смотрела, ласково улыбаясь, жена.

-Как ты, Медвежонок? — Елена Ивановна смотрела ему глаза.

-Ничего, просто сон необычный приснился — он улыбнулся ей в ответ.

В 1813 году Михаил Богданович Барклай де Толли вернулся на службу в армию. На его счету будет много славных сражений — осада крепости Торн, Кульм, "Битва народов" под Лейпцигом, вхождение русской армии в Париж. Он добился всего, чего хотел — получил титул фельдмаршала и множество наград как от российского императора, так и от зарубежных монархов. Но некая горечь все еще осталась в душе полководца, напоминая, через что ему пришлось пройти ради этого. И разговор с Багратионом, так невовремя прервавшийся, не давал покоя. Быть может, когда его земной путь подойдет к концу, они встретятся вновь, уже на небесах, и, отбросив собственные гордыни, смогут более основательно поговорить по душам.

Быть может, тогда он сможет его простить...