Король бывает только один (гет)

За широким шоссе виднелись высотки, а меж ними можно было рассмотреть и другие постройки. Южней виднелись дома, так сказать, старого образца, хоть и высокие, четыре-пять этажей, но всё одно старые — квадратно-гнездовые, белёные. Севернее были отлично видимы современные панельные дома. Город был большим и вполне современным и при этом дышал историей и древностью. Между рядов высоток раскинулись парки и скверы, широкие улицы и уютные, заросшие зеленью тенистые дворы. А вот в пригородах встречалась самая разнообразная застройка. А ещё дальше вокруг города распростёрлась пустыня. Чаще каменистая, но вполне сухая и неприветливая. Шираз.

На запад от шикарного шестиполосного шоссе раскинулось кладбище: невысокие выложенные из камня ограды разграничивали кладбищенские... э-э... кварталы. Были здесь мусульманское и христианское кладбище, армянское и еврейское, и даже еврейское христианское — справа от центрального входа в форме неширокой аркой с чуть ли не клинописными письменами. Ряды же могильных плит, стоящих на ветру и солнце веками, были похожи на экспонаты музея, устроенного под открытым небом. Конечно, с городским кладбищем это не сравнится — это старое и за городом, а городское почти в центре, но... Это именно что старое, оно во многих местах осело в землю или, наоборот, занесено песком, ведь на него идёт мало денег — оно старое. Здесь крайне редко хоронят, а в последние несколько лет сюда вообще не особо кто-то ходит. Страх поселился в этих камнях и гнал отсюда даже пауков и мокриц из-под могильных плит. Птицы не селились здесь, а крысы и другая мелкая живность замирали от страха и старались сидеть неподвижно, чтобы их не заметили. И пусть страх был ещё маленький и сам боялся всего вокруг, но он был страхом и смертью для мелкой живности уже сейчас, а вскоре он станет опасен и для людей.

Кто-то плакал под плитой, мимо которой Ева проходил, но это была какая-то мелкая тварюшка, не знакомая магу, хотя и было что-то узнаваемое в её безутешных всхлипах.

Евграф шёл по кладбищу с закрытыми глазами и прислушивался. Это только кажется, что тишина молчалива. Вы когда-нибудь слышали, как разговаривают рыбы? Вряд ли. А ведь они щебечут не хуже певчих птиц — на разные голоса.

Проходя мимо очередного надгробья, Евграф почувствовал дрожь мелкой твари под плитой. «Надо же, как ты их запугал», — подумал он. А ведь, судя по всему, «царёнышу» было не более трёх-четырёх годочков, а как силён. По описаниям в старых манускриптах, страх, распространяемый вокруг себя, — это способ защиты молодого василиска, и с ростом твари он пропадает, поскольку мешает змею охотиться, ведь для умерщвления добычи ему нужен зрительный контакт.

Довольно новая на фоне остальных гробниц, украшенная красивым цветочным орнаментом плита лежала малость неровно и с одного — северного — угла была приподнята, и под ней открывалась глубокая нора. На этой плите Евграф и сидел, рассказывая в пространство про воду, просторные подземелья и вкусных мышей и зайцев.

На лице Евграфа красовалась маска как у магловских водолазов со специальными слюдяными зеркалами.

— Вода, — прозвучало вдруг из-под из под ног, — это как?

— А вот поедешь со мной — и увидишь. — Евграф опустил взгляд: о его ногу явно кто-то тёрся.

Вокруг его ноги скользила вверх по спирали небольшая змея, почти обычная. Лишь на затылке и вдоль спины топорщились мелкие и мягкие пока ещё шипики, обещающие превратиться в приличный гребень, как подрастет. А в остальном змей не особо отличался от простого полоза, разве что потоньше. И за шипами, что на затылке, два растянутых под кожей мешочка — именно они кормили царёнка и глушили окружающих страхом.

— Идём?

Змеёныш смотрел немигающими глазами на Евграфа. Тот подставил руку так, чтобы мелкому змею было удобней на ней разместиться, и через пару-тройку ударов сердца получил «браслет» из змея, голова которого улеглась на ладони. А чтобы мелкому не мешало солнце, Евграф накрыл его голову другой ладонью.

После непродолжительного купания, дополнительной кормёжки и помещения в красивый, давно подготовленный местными ящик с крышкой из трёх слоев, составленных таким образом, чтобы отверстия для воздуха не совпадали и змеёныш не смог кому-либо навредить, Евграф и Гази были усажены на почётные места за дастарханом, что парил в локте над полом.

— Он спит? — спросил дядюшка Навуд, — после кормёжки-то? Я утром сообщу всем нашим, что страх ушёл.

Кстати, у Сиямака их — в смысле, дядюшек — было много; за пару дней, что Евграф с Гази гостили у этого мага из Шираза, в его дом на окраине города приходило много разного народа, и все хотели посмотреть, а ещё лучше — потрогать родича знаменитого Иримеи. А Евграф наказал себе как следует расспросить отца о том, что дед Еремей учудил в Иране, что его почитают здесь так, что достаётся и ему.

— Да, он будет спать пару дней, — ответил Евграф, — а после мы его на новом месте выпустим.

А потом была вкуснейшая еда и долгие пространные разговоры ни о чём. И восторгания вкусом блюд, и своего рода обмен опытом — неформальный. И даже подглядушки чёрных как угольки огромных глаз исподтишка — видимо, Дария, дочь хозяина дома, думала, что он не замечает её интереса, а зря.

Просидели почти всю ночь; скоро рассветёт, и надо будет выдвигаться, так что ложиться уже и смысла не было. Ева встал, вышел из-под белого льняного навеса. На востоке горел огнями большой город, на западе — крупные яркие звёзды, и было их, казалось, много больше, чем дома на севере.

Что-то вдруг будто зазудело на душе, что-то было не так — правда, явно далеко, но... Евграф поднял правую руку, унизанную перстнями, и, коснувшись обода перстня на среднем пальце, уставился на раскрывшуюся над перстнем воздушную линзу. Отсветы далёкой волшбы были видни довольно чётко: маг, явно сильный, использовал заклинание высшей магии.

— Ого, — пробормотал Евграф, — как мощно лупит...

— А что ты делаешь? — Девичий голосок заставил Евграфа вздрогнуть.

— Да вот, — Евграф, смущённый испугом, показал девушке руку с линзой на перстне, — кто-то волшбой занимается, очень сильной, правда далеко, но отсветы заклинания от небесного свода чётко видны.

— Что-то не так? — спросил подошедший Гази.

И в этот момент Евграф, подпрыгнув, шлёпнул себя по заднему карману джинсов.

— Ёжкина головёшка!

Он сунул в карман руку и нащупал кругляш старого советского олимпийского рубля, который с какого-то момента прижился в заднем кармане и никогда не терялся, всегда сам перекочёвывая из старых штанов в новые. Достав монету, Евграф уставился на неё неверящим взором. Рубль повернулся на ладони и улёгся запиской кверху.

— Ребят, кто рядом, помогите, а то сдохну, к граням собачьим, — проговорил Евграф и провернул монету в пальцах; на гурте была надпись: «Васильев Ману Гудадиевич». — Цыган?

— Что случилось? — Гази вдруг весь напружинился. — Один не пойдешь.

— Какого чепрачникова уда? — Евграф повернул рубль на другую сторону, на ней башня стрелка со звёздочкой повернулись, указывая направление, а кольца изменились, показывая расстояние, — уверенных два сига.

— Один не пойдёшь, — опять проговорил Гази — похоже, готовый, если что, драться со всем миром.

— Руку, — Евграф протянул свою ладонью кверху, Гази накрыл её своей.

Хлоп.

Стройная девичья фигурка осталась стоять на фоне рассветного неба, и никто не видел, что в огромных, чёрных как угли глазах стоят слёзы.

* * *

— Чего замер, Станину помоги, — крикнула невысокая женщина в форме санинструктора российской армии, — дылда.

— Вот Ташка, — буркнул Евграф. Цыган был весь в крови и уже явно в неадеквате, пытался ворочаться и что-то говорить, и при этом, похоже, пытался подкатить к их классной недотроге. Но строгая Таша, быстро угомонив раздухарившегося Цыгана, принялась исцелять его раны.

Бросив Гази: «Помоги кровь затворить», Евграф кивнул в сторону лежащего Ману и волшбующей над ним Натальи и не оборачиваясь пошёл к невысокому плотному магу в эпически развевающейся мантии и каракулевом пирожке, что точечно и точно отбивал всё, что летело в его друзей.

— Ну и чего тут у тебя? — спросил он, подойдя к однокашнику, с которым они как-то не сподобились стать друзьями.

— А, Салазаров, — ответил тот, мельком глянув на Евграфа, — чего надо?

— Да вот, смотрю, силы экономишь, — усмехнувшись, проговорил Евграф, всматриваясь в сумеречные пригороды, откуда прибывала толпа местных с явно недружественными намерениями, — и впрямь, Три С, многовато их; может, потом пособачимся?

— Да джбака с тобой, добро, Дылда, мир, — он протянул Евграфу руку, и тот ответил рукопожатием.

— Да уж подросли вроде, — улыбаясь, сказал Евграф, — и чего тут, разобрался?

— Похоже, четыре мага, — ответил Три С, Станин Сергей Савельевич, не прекращая отбивать атаки с ювелирной точностью, не расходуя сил больше, чем необходимо, — двое местных, один европеец — школа чувствуется, и один точно англичанин — Маника сектумсемпра порезала, а это заклятье недавно у них всплыло, и противочар пока не сподобили, — он коротко глянул назад, — так что думаю, Таша не особо поможет.

— Так, беру, что называется, командование на себя, — оскалившись, заявил Евграф.

— С чего бы? — обернулся Сергей.

— С того. Я сейчас повоюю, а ты с остальными пакуете Цыгана и тащите его в ЦМГ, — он отстегнул с пояса под плащом сумку, — здесь ковёр и помело, втроём вытянете.

— А ты?

— Я придержу и догоню. — Евграф левой рукой вынул из кармашка в жилетке палочку, при виде которой у Станина зачесалось левое плечо: дуэль была незабываема — впрочем, для обоих.

Над ними вдруг раскрылся самый настоящий купол из нескольких слоёв щитовых чар, которые закружились, ускоряясь.

Сергей кивнул и собрался идти, но увидел, как из подвеса под полой плаща Евграф вынул тот самый бадашок, с которым Сергей много лет частенько видел одного из известнейших магов в его жизни.

— Соболезную, Еремей Елизарыч класный дед был, — сказал Сергей и, повернувшись, побежал к остальным.

Таша тихо материлась самым что ни на есть морским загибом, уж большим или малым — кто тут разберёт-то. Это она, дочь настоящего морского волка, боцмана, Наталья Борисовна Гостельцева, знала много чего уже в свои лет восемь. И когда получила приглашение на учёбу в ШКОЛУ МАГИИ, которое принесла прям сова, — вот тут-то она и вспомнила всё, чему у папы научилась. Знал бы папа. Нет, Ташка знала, что не обычная, ведь стоило ей попросить шёпотом — и все бабочки со всего парка Петра, что в Кронштадте, где они жили, мигом собирались к ней и усаживались на голову и ладошки, а она так и сидела на солнышке в позе... в позе, в общем. А тут только материться и оставалось.

— Чёрт, шакалье вымя, ничего, — она подняла глаза и увидела Гази, тот напряжённо глядел в сторону боя. — Ты... э-э... вампир?

— Да, — ответил тот, глядя на неё приподняв одну бровь, — хорошо материшься; подумал, записать бы.

— Ай, — она махнула рукой, — не выходит ничего. Ты с этим? — кивнула она в сторону драки.

— Да, — ответил Гази, — кровь ты затворила нормально, больше не теряет, а вот раны как сомкнуть — тоже не знаю. Вот возьми, — он протянул Таше шесть больших пробирок с притертыми крышками, наполненных кровью, — это его, она чистая, но как вернуть... — и Гази развёл руками.

Евграф пошёл вперёд, его щитовые чары начали не просто отбивать пули и заклинания противников, но стали отправлять те обратно в их же палочки. А из навершия бадашка вдруг вынесся целый вихрь змей, их были десятки, и они метнулись к стреляющим маглам со скоростью, при которой их было не рассмотреть, лишь фосфорно-зелёные росчерки впивались в лица перепуганных людей, которые пытались бежать. Уж они-то отлично видели разверстые пасти с клыками, покрытыми каплями яда.

— Одного его не оставлю, — сказал Гази, глядя на подошедшего Станина; они пожали руки. Гази много лет назад указом Еремея Елизаровича был подчинён страже, и его многие знали.

— Его там и одного хватит, ты только помешаешь, — ответил Сергей, — так что с Маником подсобишь, это приказ: его нужно в Центральный госпиталь доставить, и как можно скорей.

* * *

Маник лежал на ковре, будучи привязанным к нему какой-то липкой прозрачной лентой, что оказалась у Таши в рюкзаке — самом обычном рюкзаке, и все трое удерживали ковёр на курсе. Правда, сейчас они висели над пустыней и смотрели на заваленный людьми песок, а чуть в стороне разошедшийся Салазаров бил щитовыми чарами, как дубиной, по четырём фигуркам, что ещё стояли и огрызались его натиску.

— Боги, ведь один в один, так не бывает, — проговорил Гази и, прикоснувшись большим пальцем левой руки ко лбу, туда, где много веков назад был впервые начертан пепельно-чёрный трезубец, забормотал, — садиви девате усади ракхи ая карано⁽¹⁾.

Маник, придя в себя, — всё таки волшба Таши дала результат, и он чувствовал себя хоть и крайне слабым, но не умирающим уж точно, — повернул голову и смог разглядеть баталию внизу: трое магов пытались побить четвёртого, а надо всем этим с запада на город надвигались огни, неся с собой тяжёлый, низкий, пробирающий до костей гул.

Хлоп — и перед ними, чуть выше, появился Салазаров Евграф.

— О, живой-таки, — крикнул он, набирая скорость вниз. — Отлично, только чего замерли? Погнали, вперёд-вперёд, — кричал он, выравниваясь с ними и опираясь на шлейф чёрного дыма, оставляемого позади.

И они погнали.

А внизу воющие огни падали на город.

Они набирали скорость, а Маник заворожённо смотрел, как на рассвете город в пустыне вставал на дыбы.

1) ਸਦੀਵੀ ਦੇਵਤੇ ਉਸਦੀ ਰੱਖਿਆ ਕਰਨ — Пусть вечные боги защитят его

Вернуться к тексту