Magnum Opus (гет)

Сквозь старые льняные шторы гостиной пробивались восторженные трели птиц, наслаждавшихся наступившей наконец настоящей весной. Пичужки прятались среди недораспустившихся почек клёна, сколько он себя помнит стучавшего в пыльное стекло окна комнаты его коуквортского дома, и звонкими переливами приветствовали апрель. Морозы наконец остались позади, однако толщина корки льда, которая, как казалось, сковывала сердце все туже и туже — лишь увеличивалась. Её не могло растопить ни время года, ни настроение природы, ибо причина, по которой она становилась всё толще, была связана с вечной зимой его внутреннего инферно. Гениальный маггл Данте в своём бессмертном творении назначил предателям ледяные оковы в самой глубине ада — и полукровка Северус, сын маггла Тобиаса, наказания не избежал. Семнадцатый год его солнце было мертво, сделал это он сам — и теперь, когда он наконец узнал о неотвратимости гибели её сына, последнего, что оставалось от неё на этом свете — немногие оставшиеся радостными его мысли обратились в стылую безнадёжность. Всё, что оставила она миру — половину себя — было обречено на небытие с самого начала, с первого дня служения самого Северуса памяти её. Всё было напрасно.

Пока часть души, упущенная Волдемортом, находится в Гарри — Волдеморт не может умереть.

В неверном свете разгорающегося камина, чадящего дрянными осиновыми дровами — Populus tremula, распространена на всей территории средней полосы Евразии, самостоятельными магическими свойствами не обладает, однако способна накапливать под воздействием внешних преобразований потенциал до величин, превышающих двадцать — его мысли, казалось, так же приобретали дрожащую структуру, подобную дыму. Северус бросил в огонь, даже не развязывая, очередную папку — "К". "Л" — следующая.

Вся его ёбаная жизнь в одночасье потеряла смысл. Каждое чёртово действие, мельчайший поступок вели его сюда — в ледяной ад.

Мы защищаем его, потому что было важно обучить его, воспитать, дать ощутить свою силу.

Ничего из того, что хотел он сделать за последние пятнадцать лет — ему сделать не удалось. Всё достигнутое, выстроенное — по пизде, и это даже не его вина. Так, условия обстоятельств, никогда и не бывших к нему особенно благосклонными. Тяжёлая кипа пергамента лениво разгоралась, и он поворошил её кочергой. Потом стукнул. Легче не стало.

В ту ночь, когда Волдеморт пытался убить его, когда она поставила свою жизнь, как щит между ним и её сыном, Смертельное проклятье отскочило от Волдеморта, и часть его души отделилась от целого, и вселилась в единственное живое существо, находящееся рядом.

Всё прахом. Всё в огонь.

Выписки из редчайших, древних гримуаров, расчёты, переписка с мастерами со всего света — всё это больше не нужно. Дело всей его жизни не было важным, поскольку в самой живой жизни он провалился — настолько, насколько только можно было. Да на блядском состязании среди самых эпических проёбщиков он бы второе место занял, ну.

Литера "К" догорала. Теперь... Теперь она.

Журналы экспериментов родом из юности, задроченные до дыр классификаторы и определители, каталоги редких ингредиентов, заметки — кое-где даже её рукой — всё в камин, жалеть нечего. Это она любила красоту медленно кипящего котла с его мерцающими парами, изысканную силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая чувства. Это она желала — разлить по сосудам известность, приготовить славу и даже заткнуть пробкой смерть. И заткнула, ебись оно всё в рот, собой заслонив сына! А он будет стоять и смотреть, как его убивают. Ради общего блага.

А как же моя душа, Дамблдор?

И БАЦ!

Северус, поглощённый своими мыслями, даже не вздрогнул. Тем более, что после закрытия аппарации для сраной крысы быть это мог только один человек.

— Пироманим понемногу? Хорошее дело.

— На кой ты припёрся? Я занят, — не вставая, зельевар ткнул наугад вправо от себя кочергой. Не попал. Ойген, усталый, но довольный как слон, материализовался с другой стороны — и тут же уселся рядом, протянув руки к пламени.

— Ага, вижу я. Чего, в школе так платят, что под конец сезона греться приходится вместо дров жаром научного рвения?

— Вон поди, упырь. Не каждому папочка золота полный подвал завещал.

— Ума палата дороже злата, Северус. Бросай это дело, потом допалишь, если очень уж надо. И гляди лучше, чего я тебе приволок.

Интересно — пиздец, прям жить не могу как мне похуй, ты б знал.

— На секретер положи и проваливай.

— Так, стоп. Остановись. Стой говорю, чудовище! — Мальсибер, перехватив его правую руку своей левой, молниеносно начал отъём кочерги, в чём очень быстро преуспел. — Бросай бумажки и рассказывай, чего стряслось. Старый пень всё-таки дуба дал?

— Нет ещё, — Северус потёр запястье, изрядно помятое рыжим варваром, — Но это совершенно ничего не меняет.

Абсолютно нихуюшечки. Потому что он сам попросил его убить вот буквально полчаса как.

— Ну и слава Мерлину, а то я уж думал что ты с горя головушкой своей немытой приехал, — ощерился Ойген, отставляя отнятую железку в сторону, — Покуда бородатый дуралей жив, можно ещё побрыкаться.

— Исчезни, умоляю. Не до тебя и твоих выкрутасов сейчас, — зельевар потянулся было обратно за кочергой, однако был постыдно блокирован и вынужден снова сдаться.

— Откажу тебе в этой любезности, извини. Коли уж до того ты отчаялся, что решил запалить свои драгоценные записи — то дела наши, очевидно, феерически отвратительны. Что, соответственно, требует принятия экстренных мер, поэтому — выкладывай.

— Нету у нас никаких с тобой дел, заебал. Дверь на сто восемьдесят, ноги в руки и мухой отсюда⁽¹⁾, пока не прокляли. Ну!

— Спешите видеть, чудесное преображение — респектабельный мастер зелий демонстрирует магическому миру своего великого и ужасного внутреннего Сопливчика. Эээ, стоп! Хватит! Ещё плечом посвети, или как там у вас это на магглячьем...

— "С локтя заряди"⁽²⁾. Не помешало бы кстати, бесполезно только. Этим до четырнадцати батюшка твой должен был заниматься, чтоб из тебя что-либо путное вышло, а теперь поздно.

Всё поздно. И всё бессмысленно.

— Поздно Ennervate после Avada, а мы, Северус, всё-таки пока ещё живые. И я планирую продлять это своё состояние поелику возможно дольше.

Живой. Продлять. Жизнь. Дольше. Какой в этом смысл — продлять такое... Стоп.

— Что ты сказал? Повтори.

— Ты чего? Э!

Продлять жизнь. Ну конечно! Если она и защитила своего сына магией жертвы — то сделать это не могла, иначе как замкнув получаемые им в будущем смертельные проклятия на себя. А значит — безносая мразь просто не в состоянии успешно наложить оное на пацана! Условное видоизменение ядра, восемнадцатая степень, класс гимель, ну ты посмотри — и эта туда же! Только на этот раз — с подменой рецепиента! Ай да солнышко, ай да ты мой ангел небесный — на одном отчаянии, что ли, ухитрилась? Смерть закупорить, ну ты подумай! А ещё мне предъявляла за тёмную магию, искусница хренова!

Сидя на полу у камина, прямо посреди кипы пергамента вперемежку с кожаными тубусами для хранения оного — он держался за голову и дико скалился, так, что какой-нибудь особо нервный первокурсник, возможно, при виде этого его лица и обделался бы. Но это было ничего — мысли, роящиеся в его голове, прорвали плотину отчаяния и несли освежающую уверенность.

— Ойген...

— Отошел наконец? Может расскажешь теперь, что стряслось и как ты придумал решить проблему, непризнанный гений?

— Ойген, я же правильно понимаю, что ты принес мне копию первого свитка Рипли, как мы условились позавчерашней совой?

— Ну допустим. Что из этого?

— А из этого то, что я меняю условия сделки. Мне нужен весь текст, причем прямо здесь и сейчас.

Потому что благодаря магии её жертвы мгновенное превращение живого в неживое в случае мальчишки от руки лысой мрази теперь попросту неосуществимо. В силу изменений структуры магического ядра самого мудака, аналогичных вызываемым проклятиями класса гимель. И напротив, отложенное превращение — или попросту попытку убийства — теоретически возможно с гарантией предотвратить. Но только одним способом: привязкой к его живому организму структуры абсолютной стабильности с потенциалом восстановления собственных функций выше двадцати. Что автоматически делает её четвертичной в рамках общепринятой классификации.

— Мы так не договаривались, Северус.

— Да наплевать. Это решит все мои проблемы.

Просто потому, что такого значения потенциала хватит, во-первых, чтобы отклонить любые осуществимые в рамках магических возможностей воздействия абсолютно каждого живого существа, известного магической науке. А во-вторых — чтобы заставить любой живой организм, содержащий эту структуру, поддерживать параметры собственного существования с её силой магического потенциала, то есть — выше двадцати. Что автоматически делает мальчишку условно бессмертным в целом и крайне живучим в случае причинения ему вреда в частности. На сегодняшний же день человечество в лице его магической части знает только одну подобную структуру — квадрат Фламеля, или философский камень.

— Ты же в курсе, о повелитель колб и реторт, что воспользоваться результатом Делания сам Творящий не может просто по определению? Я не слишком понимаю, по какой причине, однако абсолютно все существующие на сегодняшний день источники говорят, что это так. В том числе и "Двенадцать врат".

— В курсе. И в курсе даже, почему так происходит. Но для понимания этого тебе следовало не бегать на четвертом курсе за каждой аппетитной задницей в Хогвартсе, а прилежно сидеть на собственной и учить теорию структур.

— И вовсе не за каждой, обижаешь, а только за подружкой твоей подружки. Но задница там что надо была, согласись.

— У меня тогда были другие интересы.

— Ага, да все в курсе.

Собака рыжая, ну.

— В любом случае, записи мне нужны как можно скорее. Без этого наш договор с моей стороны пролонгирован быть не может в виду его абсолютной для меня бессмысленности. Да, сейчас ты начнешь пытаться сыграть на моей очевидной заинтересованности и безальтернативности именно твоей помощи, однако должен отметить, что ко мне ты обратился, будучи примерно в том же положении. Так что предлагаю считать, что мы просто будем квиты.

— Главное, Северус, чтобы не убиты. А другу своему я бы не отказал и так, ты же знаешь. Особенно в свете того, что ты — мой единственный шанс на что-либо приличное в будущем. Впрочем, не будем сентиментальничать — вот тебе первая страница, а остальных придется подождать с десяток часов: там нужно снимать замок на крови, а это время каждый раз и силы, которые у меня кончились ещё в эту итерацию. Я же к тебе прямо из тайника, если что.

— Если на первой не будет ничего ценного, а только мыслью по древу — как это любили тогда, между прочим — нафарширую укрепляющим и отправлю прямо сейчас.

И хрен ты открутишься. Это ведь меньшее, что ты можешь для неё сделать. Что мы можем сделать.

— Смилуйся, о великий мастер котлов и пробирок, всё равно раньше новолуния ты начать не сможешь — а до него ещё пять дней. Это я тебе авансом если что подсказываю, об том прям на первой странице есть кстати. Так что лучше давай тут приберём оставшееся... Эй, ты чего творишь? Aguamenti!

— Finite! Не смей, идиот, он же под исключением, для того чтоб восстанавливающие не подействовали, только руками!

— Ну и греби сам тогда, магглов сын. Тоже мне.

Жалко до слёз её записей конечно. Идиот ты, Сопливус. А с другой стороны, не сиди ты тут и не занимайся уничтожением самого тебе дорогого — из того, что осталось — может, и не навел бы на мысль тебя этот оболтус. Нет, Ойген, за одно это — в девятом кругу тебе, в отличие от меня, не бывать.

— Ну чего, так и будешь ловить пепел с видом мученика? Или приберемся, да нальешь?

— Другого места напиваться не придумал?

— Да не с кем же больше.

— Кликнуть Хвоста?

— Ну тебя. Гад ты, Северус, в этом смысле конечно — и сам не пьешь, и другим удовольствие портишь. Пойду я, наверное.. Пергамент-то заберешь?

— Ну давай, что ли.

— Держи. И пока ты все ещё столь беспечен, чтоб позволять нам с Хвостом сюда аппарировать...

И БАЦ!

Мда. Ну и чего там светило отечественной алхимии, интересно, из себя представляет? Итак...

Отринь страх свой, о возлюбленный ученик, и узри: сие есть двенадцать ключей жизни живой, и двенадцать врат истины. Омой же глаза свои в шести водах, чтобы видеть они могли яркий свет её, и шесть раз осуши, чтобы не сбиться с пути к ней; так начнется Творение твоё. Знай же, что от Сына свет свой берёт Сульфур мудрецов, сияющий столь же ярко, как и Меркурий, Отца свет берущий; соединяются они Духом в бесконечности оба, давая всему сущему жизнь.

Просто прекрасно, только христианского символизма нам тут не хватало.

Знай же и иное, свет души моей: Дух тот ниспослан нам волею Отца и Сына, в бесконечности единых, и проникает во всякое дело Творящего. Нет силы такой, чтобы могла его нисповергнуть, и лишь отчаяние твоё не позволит тебе напитаться им. Очи омыв и осушив, охвати же взглядом жизнь свою — и получишь ты в пламени жажды истины Соль Земли и корень всякого бытия.

И коли ваш покорный слуга на своем четвертом десятке не разучился понимать в хитросплетениях аллегорий средневековых мастеров сгущения и растворения — говорится тут следующее: основных субстанций получения камня три, первая из которых — магическая сила самого Творящего. Воплощается она, как и все на свете существующее, в плодах его труда. Из чего вытекает, что путём сжигания неких артефактов, магически связанных с Творящим, из них соблюдая некоторые ритуалы возможно получить первый ингредиент камня — так называемую Философскую Соль. Что же, оказывается, Северус, начал ты абсолютно правильно.

И папка с её записками, столь дорогими сердцу, вновь полетела в камин.

1) Северус — уроженец манчестерских пригородов с соответствующим говором в анамнезе. Здесь он употребил бы местную идиому "Just fucking do one"

Вернуться к тексту

2) Тоже манкуниан. "To lamp"

Вернуться к тексту