Коленки Грэма, ч.1 (джен)

— Отец, я женюсь!

Слова прилетели Рыжему в лоб, когда он ранним утром выходил из кибитки в росистую траву. Было студёно, пират ещё не вполне проснулся и моргал ме-едленно, как будто в любой момент был готов провалиться обратно в сон. Поэтому он не сразу осознал, что кто-то что-то ему сказал. Не спеша сфокусировав взгляд на Александре Эриковиче, Эрик поднял рыжие брови в безмолвном вопросе. В следующий миг брови дёрнулись и заползли ещё чуть выше. Александр Эрикович выглядел непривычно, если не сказать неприлично, взволнованным. Только представьте, гнездообразные волосы, алые, как свежие персики, щёки, блестящий софитами взгляд.

— Я женюсь, папа, — повторил профессор Грэм, смотря на Рыжего испытующим настороженным взглядом.

Сердце пирата болезненно сжалось. На лице проступило что-то похожее на сожаление и тут же сменилось неестественно широкой улыбкой. В таких ситуациях принято с шашкой наголо бросаться на сыновей. Кричать: "Я тебя породил, я тебя и убью". Подкручивать пальцем усы. Усов у Рыжего не было, поэтому все последующие действия казались уже несолидными — оставалось стоять и хмуро буравить приемного сына взглядом, припоминая, когда же он успел сбросить хвост и стать мужчиной.

— Жениться, — старпом тупо вперился в грудь Александру Эриковичу, самоутвердившемуся и вынудившему проявить терпение самого Януса Полуэковича.

— Жениться, — подтвердил тот.

— На Фене, — продолжил Рыжий, подозрительно щурясь.

— На Фене, — согласно кивнул Грэм и радостно улыбнулся, теряя на несколько секунд всю свою бледность вместе с общим сходством с кудрявой аристократической вешалкой. Промелькнувшую в глазах отца темную тень он списал на отражение Ребенка-Негра, крадущегося мимо с лопатой угля. Не то, что бы у него ничего внутри не сжималось, но похоже это было скорее на радостное предвкушение.

Рыжий рассеянно почесал висок и вдруг тихо окликнул сына:

— Саш.

Грэм поднял на него посерьёзневшие глаза. Кажется, зельевар начал догадываться о том, что новость о скорой женитьбе отца не особо радует. А Эрик смотрел на своего приёмного сына и вспоминал почему-то те времена, когда тот был Хвостом. И особенно их первую встречу, когда Грэм, не менее взъерошенный, чем теперь, только ещё и растерянный очень, вывалился с антресолей. Нужно было что-то сказать, пожелать счастливой семейной жизни, похвалить выбор невесты, ведь Фенидия, что ни говори, была замечательной девушкой. Но Рыжий ничего не сказал. Он просто крепко обнял Грэма и уткнулся носом в его светлые волосы.

— Рыж, — рассеянно пробормотал Саша, ероша его по-сонному растрепанные волосы. Было прохладно, несмотря на летнюю пору. Было прохладно, несмотря на предсвадебное возбуждение, ревущее в груди ракетным двигателем. Сгребя старпома за хвост на затылке подвижными пальцами, Грэм прижался лбом к его лбу и насмешливо дунул в нос, пытаясь понять, куда подевалась сыплющаяся с плеч звездная крошка, и почему не так ярко блестят эполеты.

— Платье сошьют корейцы, — рассеянно говорил Рыжий, глядя куда-то в Грэмову переносицу.

— Сошьют, — по привычке соглашался тот.

— Найду вам мотоцикл с коляской. И консервными банками на выхлопной трубе. Как Феня любит.

— Найдешь.

— Нужно подумать, где провести праздник.

— Подумаем, — серьезно кивнул Алексанр Эрикович и дернул пирата за рыжую прядь. — Нам вообще обо всем хорошо нужно подумать.

Утро было прохладное, и стоять босыми ногами по колено в росе было холодно. Но Эрик Рыжий этого не чувствовал. "Раньше нужно было думать," — промелькнула горькая мысль в его рыжей голове, и он коротко поцеловал сына в лоб.