Мир, что не стал тебе домом (джен)

Небо ярко рделось закатом, когда Том услышал звон, доносящийся из прихожей. Тиша не выходила из своей комнаты с того самого момента, как расплакалась на кухне от короткого телефонного разговора. Сам же мальчик несколько раз носился туда-сюда, принося две чашки чая, по очереди одну за другой, сперва для Тиши — с мелиссой, чтобы не переживала, а затем для себя — с молоком, чтобы насладиться насыщенностью и мягкостью вкуса. Он взял и два огромных куска пирога с растекающимся по тарелке черничным соком, чему был безмерно рад, ведь сладкое всегда помогало смотреть на неприятности с улыбкой. Том предложил Тише разделить с ним это блаженство. Ей пирог, как думал Томми, был сейчас даже нужнее, чем ему. Но Тиша к десерту почти не притронулась, и это начинало действительно нервировать.

Сперва Том старался этого не замечать. Котята с азартом охотников бегали вокруг него, сидящего на полу, но реагировали лишь на веревочку, которой он то и дело вилял перед их носами. Белый Маршмэллоу был особенно активен; больше всего Томми позабавило, когда он напрыгнул на свою сестру, что ухватилась лапами и зубами за пойманную жертву и никак не выпускала. Веревка дергалась, виляла из стороны в сторону, прыгала то вверх, то вниз и вырвалась изо рта трехцветной малышки, поскользила по полу Тому в руку, но Маршмэллоу бросился, придавил лапами кончик, а заодно сбил сестру с ног.

Бело-рыжий не решился влететь в эту охоту, пусть и пристально наблюдал за котятами вместе с матерью. Томми широко улыбался, двумя руками тиская малышей, почесывая их пушистые животы, мордочки и мягкие ушки. Все ждал, когда присоединится Тиша, и они поговорят о том, что происходит. Спустя какое-то время она действительно опустилась на пол к ним, даже погладила Шесть и бело-рыжего котенка. Движения ее оставались нерешительными, скованными, и это только подпитывало раздражение.

Тиша много молчала, медленно отпивала чай и прижимала к груди плюшевого, серого от времени зайца и смотрела на разгорающиеся разными красками небеса сквозь открытое настежь окно. Ветер покачивал занавески и ее грязные рыжие локоны, и Том невольно ловил себя на мысли, что Тиша по-настоящему другая. Другая во всем. Иногда она чувствовала близость с папой и вела себя подобным ему образом. Например, как сейчас: папа тоже почти не разговаривал, когда был в плохом настроении. И тем не менее оставалась на какой-то своей волне, которую Том вряд ли сумел бы в полной мере понять.

Тиша была хрупким и ранимым созданием, словно цветок, даже когда старалась хмурить брови, совсем не похоже на то, как это делает папа, говорить, что можно, а что нельзя, совсем не так, как он, и притворяться, будто ничего и не случилось, абсолютно отличаясь в этом от него. Нет, если бы с Тишей случилось что-то ужасное, папа не стал бы делать вид, что все нормально. Он не оставил бы это незамеченным, он сделал бы все, чтобы вырвать Тишу из лап этого «ужасного». Но Тиша была просто ранимым цветком, который очень боялся плохих вестей. Настолько сильно, что не спала и не ела, а только тряслась и сдерживала горький плач.

Том не злился на нее за это. Почти не злился. Только сердце колотилось все быстрее с каждой молчаливой минутой, все сложнее было воображать себя счастливым и беззаботным, и рано или поздно Томас был готов вновь призвать Тишу к ответу, если бы не этот долгожданный звонок в дверь. Приехал мистер Артур Стрейнер, если верить словам незнакомки из телефона. Хоть бы он внес ясность в происходящее. Папа не мог серьезно пострадать, с ним не могло произойти никакой беды. Том мысленно сказал себе, что он никогда не останется один. Он вскочил, отошел от окна, убеждая себя, что это из-за ветра ему вдруг стало так холодно.

Тем не менее Томми стучал зубами, пока бежал по лестнице вниз навстречу гостю. В глубине души он надеялся, что больше никогда не встретит мистера Стрейнера. Но теперь, открыв дверь, содрогнулся всем телом, словно увидел не приятного на вид мужчину, темноволосого, опрятно одетого, бритого и причесанного, а призрака, бледного и равнодушного, следующего по пятам за жертвой и ни на миг не отводящего проницательный взгляд. Впрочем, Артур и вправду сейчас был похож именно на такого призрака, однако его дружелюбная улыбка мгновенно низвела чувство страха. Артур производил впечатление умного и честного человека, обладающего обаятельной внешностью и добрым сердцем, и это очень помогало в те дни, когда Том не желал видеть рядом с собой никого, кроме отца. Когда Томаса особенно сильно изводили ночные кошмары и постоянный страх остаться в одиночестве, мистер Стрейнер пришел в их с папой дом и очень долго учил избавляться от них. Благодаря этому и любви отца мальчик почти не думал об ужасных событиях прошлого. Однако сейчас, вновь видя этого человека перед собой, Том невольно сказал себе, что их встреча совсем не к добру.

Тем не менее, обменявшись теплыми приветствиями, они оба улыбнулись друг другу. Том предложил мистеру Стрейнеру пирог и чашку чая, как сделала бы Тиша, если бы только осмелилась спуститься к ним сразу. Она особенно усердно учила его быть вежливым хозяином. Видя изнуренного гостя, Томас не мог не последовать примеру и указаниям девушки. Тем более, чтобы Артур рассказал все, что случилось с отцом, он должен был хоть немного расслабиться.

Однако он отказался. Не проследовал на кухню, не снял свой бежевый пиджак, в котором наверняка было страшно жарко, не опустился на жестковатый стул, не дождался чая или лимонада, остатки которого стояли в холодильнике после ужина. Не сказал и слова о папе. Артур остался стоять в дверях, пусть и закрыл за собой. Его внимательный взгляд скользил по темно-зеленым обоям прихожей, по белой аккуратной лестнице и остановился на беззвучно ступающей по ней Тише. Она оставалась бледной, лицо чуть опухшим, но, казалось, успела умыться, и глаза с трудом выдавали ее заплаканный вид. Пока Том приветствовал гостя, девушка поправила платье, причесала волосы, теперь же, завидев Артура, быстро спустилась к ним. Тиша поспешила вежливо поздороваться.

— Я очень рад видеть вас вместе, — говорил им мужчина мягким голосом, сдержанно улыбался, не отрывая взгляда от Тиши. Подобное обращение быстро вогнало ее в смущение.

— Спасибо, что приехали так быстро. Мы вас ждали, — Тиша обхватила рукой свое плечо, в неловкости опустила глаза. Держалась рядом с Томом, но словно пыталась за ним укрыться. Даже Артура сторонилась.

Внутри Томаса неуклонно росло недоумение. Оно уже давно не давало ему покоя: с того самого момента, когда Тиша встретила его вместо папы. Что все это значило? Мистер Стрейнер отверг предложение отдохнуть и спокойно поддаться расспросам, но зато с удовольствием продолжил растягивать никому не нужное приветствие. Чем больше Том думал об этом, тем заметнее для самого себя он хмурился, поджимал губы и краснел.

— Почему вы не говорите о папе?! — воскликнул он резко, ступил вперед и упер руки в бока. К лицу стремительно приливала кровь. Если гостеприимный подход Артуру так не понравился, то пусть рассказывает обо всем прямо, решительно заключил для себя Том. Как же это все утомительно! Но тут он ощутил робкое прикосновение к своему плечу, и сразу же вслед за этим поймал на себе взволнованный взгляд Тиши. Томас невольно вздохнул. Он опять ее напугал. Она опять расплачется.

— Ты прав, Том, прости меня. Я увидел твою сестру и решил поздороваться с ней. Мы с вами очень давно не виделись, — но, к счастью, мистер Стрейнер не говорил, что все в порядке, прикрывая собственную слабость и страх. Он глядел не с волнением, а пониманием. Чуть приблизился, провел рукой по волосам и заговорил спокойным, ровным тоном. — Том, ты знаешь, у вашего папы очень опасная и серьезная работа. И он очень ответственно к ней относится. Ему приходится иметь дело с непростыми ситуациями, поэтому он не застрахован от несчастных случаев. Сейчас Рик ранен, однако он быстро поправится, он очень сильный человек, а наши с ним коллеги — профессиональные врачи. Они уже оказали ему медицинскую помощь и внимательно следят за его здоровьем.

— Когда я уезжал, мне сообщили, что все под контролем. Я приехал для того, чтобы отвести вас к папе, все же он не хочет, чтобы вы остались тут совсем одни. Уверен, папа будет очень рад видеть Тишу и тебя, Том. Ваше присутствие поможет ему быстрее выздороветь, ты согласен?

От одной только мысли, что папа и правда будет рад увидеться, Том засиял от счастья; его лицо просветлело, а тело расслабилось, согрелось. Уже совсем скоро! Всю неделю мальчик, в тайне от всех в отряде Волчат, перед сном думал об отце и о том, как же сильно тоскует. За несколько дней до похода папа уехал и оставил их с Тишей совсем одних. Тогда Том постоянно, сразу после завтрака, убегал из дома гулять с приятелями, пока девушка была слишком погружена в чтение своих заумных книжек, чтобы обратить внимание на его исчезновение. Возвращался же ближе к вечеру, уставший, проголодавшийся, с разбитыми коленями и ладонями с содранной кожей. А в один день даже с опухшим лицом, ведь тогда они встретились с идиотом Кеном и подрались, сперва кулаками, а затем и палками.

Кен часто пытался прибиться к ним во время игр, будь то футбольные матчи, которые они устраивали друг с другом, вышибалы или даже простые догонялки, такие скучные по мнению этого, несомненно, очень взрослого и самого умного ребенка. Он ныл о том, что его не берут в группу ребята его возраста, и Том, в тот момент утомленный и вспотевший от беготни, любезно предложил Кену спросить у мамочки, как заводить друзей. Это вызвало смешки среди компании ребят, что подняло Томасу настроение. Хотя, конечно, видеть краснеющую рожу Кена и его дрожащую от обиды заячью губу было по меньшей мере неприятно, и Том быстро попытался смягчиться и все объяснить, но внезапно пухлый, неповоротливый Кен бросился в атаку, и тогда им стало не до разговоров. К счастью, папа уже год учил, как следует драться, и все закончилось бы быстро, если бы приятели не подзадоривали их обоих продолжать колотить друг друга.

Том прекрасно знал, что Тиша поступила очень глупо, когда отчитывала его в течение целого получаса, пока обрабатывала свежие ссадины, синяки и опухший нос. Папа быстро остановил бы ее и сказал, что Томас все сделал правильно. Папа утешил бы и даже тогда, после падения с дерева во время похода, когда Том так неуместно всплакнул от страха, что совсем не может дышать от удара о землю. Когда он так глупо испугался мысли, что с Кеном и Ларсом могло что-то случиться, а он бессилен. Папа пошел и отыскал бы этих идиотов, просто подшутивших над ним, вместо того, чтобы, подобно Акеле, делать вид, что до наступления темноты еще много времени и пока торопиться некуда, а ребята все равно далеко не ушли бы.

Но папы рядом не было, ни тогда, ни теперь. Будь они вместе, ни с ним, ни с Томом не произошел бы никакой несчастный случай, несмотря ни на какую опасную и серьезную работу. Ни один из них не ушибся бы, и ничья помощь не понадобилась бы. Тиша не ругалась и не плакала бы, хорошо бы питалась и выходила на улицу чаще, и, может быть, даже начала общаться с кем-то из школы, вроде тех парней и девушек, что совсем недавно крутились у их дома и просили Тишу пойти с ними развлекаться. Она была бы куда веселее, ведь ей не пришлось бы постоянно присматривать за домом и мальчиком, которого все так старательно называют ее братом, хотя ни он, ни она друг друга за родных не считают.

Но скоро они сами приедут к папе, и все встанет на свои места.

— Тиша, мы поедем в Приют, Рик сейчас там, — убедившись, что Том со всем согласен, мистер Стрейнер переключился на более серьезный разговор с Тишей. — Вам лучше остаться там на какое-то время, попозже вы с Риком решите, что делать. Там сейчас спокойно, с новыми детьми я работаю уже больше двух месяцев. Тебе не о чем беспокоиться.

— Рик хотел, чтобы мы с Томом никогда там не появлялись… Неужели все настолько плохо?..

Однако состояние Тиши нисколько не изменилось после утешающих слов Артура. Ее голос остался ужасно неуверенным, а на лице застыла такая тревога, какую Том никогда не видел; даже когда она провожала его в школу, и какой-то мальчишка освистал ее и назвал малышкой, она выглядела менее растерянной и напуганной. Ее рука крепко сжала плечо Тома, и это напрягло еще сильнее. Слово «приют» не внушило совсем никакого доверия, насторожило. Нет, ни в каком приюте им с Тишей нельзя появляться, она это очень верно подметила.

— Я ничего не понимаю, что происходит?

— Том, ты заволновался, я понимаю. Не бойся, Приютом мы называем место, где я и другие мои коллеги работают. Там есть частный госпиталь, и твой папа на время остался там, поэтому мы туда и едем, — Артур хотел было сказать что-то еще, но вместо этого он тяжело вздохнул, когда задрал рукав помятого пиджака и посмотрел на аккуратные наручные часы. — Уверяю тебя, что все под контролем. Самое главное — это то, что мы вместе поедем к Рику, да?

Уставшая улыбка мистера Стрейнера совсем не впечатлила Тома, и он еще глубже погрузился в свое недоверие, в кучу вопросов, которые нуждались в очень срочных ответах. Однако при одной только мысли об отце мальчик был готов отринуть сомнения и броситься делать все, что скажет Артур. Тиша, как назло, стояла столбом и ничего не говорила, лишь вцепилась как ворона своими когтями в кожу на плече в попытках взять себя в руки. Том вновь протяжно вздохнул, мирясь со своим положением.

— Тиша расскажет мне все по пути, точно? — с надеждой он обратился даже не к девушке — а к мистеру Стрейнеру, как к единственному взрослому, на которого можно было положиться. Пусть сделает так, чтобы она успокоилась. Иного выбора у них, видимо, больше не было.

— Точно, — Артур, казалось, из последних сил сохранял невозмутимый вид. — У нас еще будет время. Я очень надеюсь, что скоро вы сможете побыть вместе с папой. Но пока тебе лучше быть поближе к своей сестре, хорошо, Том? Мне нужно еще многим поделиться с Тишей, поможешь ей начать собирать нужные вещи в дорогу?

Сказать было совсем нечего. Попытка выбить из Артура информацию могла считаться проваленной. Разговор оставил Тому смутное чувство тревоги, и теперь он лишь острее ощущал, что совсем ничего не может поделать. В полной растерянности мальчик поднялся наверх и принялся выполнять просьбу мистера Стрейнера. Это было необходимо, чтобы они с Тишей попали к отцу — вот все, о чем Том думал, пока небрежно скидывал вместе все подворачивающиеся ему под руку вещи, пока разбирал походный рюкзак, ведь теперь сокровищам лучше было бы остаться дома, а их место следовало занять свежей одежде и дневнику с почти полностью исписанными листами.

Тиша так и осталась там, внизу, и Том так и не узнал, о чем пошел тот странный разговор дальше. Пока девушка не прокралась к нему в комнату, такая же бледная и вялая, он шмыгал носом, особенно часто — когда прятал среди вещей отцовскую металлическую зажигалку — прошлогодний подарок, скрепленный обещанием больше никогда не курить. Наверняка папа будет рад снова подержать ее в руке, мрачно ухмыльнувшись, подумал тогда Том и попытался спрятать от Тиши свои красные глаза. Если папа увидел бы их обоих такими грустными, наверняка и сам расстроился бы, а это не нужно никому. Поэтому стоило быть повеселее, все же совсем скоро они будут вместе.

Сборы прошли в тяжелой тишине. Только покончив с ними, Том в полной мере осознал, как же сильно он устал за сегодняшний день. С самого рассвета он был на ногах, к тому же ночь выдалась слишком уж бессонной. За неделю жизнь в густом лесу порядком наскучила. Тома манило домой желание встречи, которой так и не суждено было случиться. Дорога обратно оказалась утомительнее, чем в лесную глушь, и мальчик не клевал носом только потому, что представлял себя на месте могучего легионера, возвращающегося из военного похода с горсткой выживших солдат. А теперь… теперь его снова ждал длинный путь в неизведанные места, где с папой что-то вытворяли незнакомые люди, лечили его рану; и почему он не мог сам позвонить, чтобы Тиша просто перестала волноваться? Даже на минутку отлучиться и сказать, что все под контролем, было бы достаточно. Денек складывался чертовски долгим и полным томительного ожидания, что вот-вот что-то произойдет. Том ненавидел такие дни.

Он старался держаться в стороне от Тиши, пока они складывали все вещи в черном маверике мистера Стрейнера. Он боялся, что если будет слишком долго находиться рядом, то она не сдержится и расплачется вновь. Смотреть на это Том был совершенно не готов. И все же один раз мальчик подошел и спросил, как быть с Шесть и ее малышами, одного из которых он с таким рвением окрестил своим. Брать их с собой было бы слишком безответственным решением. Оттого Томас и поразился так сильно, когда после долгого молчания Тиша сообщила, что не оставит свою кошку одну. После этого у Тома не осталось сомнений, что родной дом он увидит еще не скоро.

* * *

В некий Приют они приехали глубокой ночью. Долгая дорога выбила из хрупкого равновесия, и Том не смог удержаться от того, чтобы не уснуть на плече Тиши. Возможно, именно это придало ему сил по прибытии. В груди все сжималось от гнетущего ожидания, нарастающего волнения и злости. Отец был совсем близко. Однако, вопреки представлениям, Приют их встречал высоким темным забором, закрывающим обзор от любопытствующих глаз. Увидеть пропускной пункт на обширную открытую территорию неподалеку от небольшого городка было для Тома огромной неожиданностью. Словно они прибыли в секретный объект, охраняемый самим правительством. Все это разжигало в Томми такое неуместное ликование и желание облазить здесь каждый угол, не оставить ни один клочок земли необследованным. Никто не посмеет запретить. Но только потом, когда папа будет в порядке.

Внутри одного невысокого здания по-прежнему велась работа; горел теплый желтый свет, и он был так ярок, что у Тома заболели глаза, стоило заглянуть в незашторенное окно. Мистер Стрейнер припарковался на улице. Он предупредил, что папу лучше всего было бы навестить утром, ведь тот наверняка спит вместе с другими пациентами, однако, получив при этом твердый отказ от обоих изможденных детей, настоял лишь на том, чтобы вещи и гнездо Шесть ненадолго остались в машине. Тиша с неохотой согласилась.

Сквозь дрему, в пути, Томми слышал, как проникновенный мужской голос неустанно усмирял волнение в дрожащем голоске Тиши, как в машине играла приятная музыка, чувствовал, как девушка шевелилась рядом с ним, все реже меняла позу, глубоко дышала, наконец успокаивалась и, должно быть, сама засыпала. Однако, стоило Тому проснуться на пропускном пункте, он заметил, как Тиша не могла усидеть на месте, периодически чесала плечи, ноги, шею. При первой же возможности она фактически выбежала на улицу. Возможно, холодный воздух привел бы ее в чувства, но Том видел, как она вытирала свои слезящиеся глаза, когда он подошел к ней, чтобы взять за руку.

— Прости, Том, — прошептала Тиша, и это стали первые ее слова, сказанные ему с момента, как они отъехали от дома. — Не отходи от меня, здесь легко заблудиться.

— Ты здесь часто бывала раньше? — Томми вытянул себя из неприятных мыслей, пока о его существовании хоть кто-то вспомнил и заговорил.

— Я жила в этом месте до того, как Рик забрал меня к себе, — протянула с опаской девушка, как только они подошли к длинному двухэтажному зданию. — Пока он не забрал тебя, я помогала здесь летом и когда Рика долго не было дома. Артур, я смогу поговорить с Анной?

— Сейчас разберемся. Не уверен, что в такой поздний час ждут гостей, тем более детей. Сегодня все немного переполошились из-за раненых. Нам всем будет лучше отдохнуть.

— Да, мы только… узнаем, в каком Рик состоянии, — Тиша сумела совладать с собой, и голос не выдал ее собственного страха. Том почувствовал, как крепко сжалась ее рука. В волнении он взглянул на ее каменное лицо, до того бледное, что многочисленные веснушки на носу и щеках стали похожи на маленькие островки земли среди бескрайнего белого океана. Немного помолчав, Тиша вновь пришла в себя и обратилась к Томасу: — Мы не будем никому мешать, да, Том?

— А-ага…

После жаркого дня ночной ветер приятно холодил кожу, и все же Том обнаружил, как весь покрылся мурашками, когда входная дверь в медицинский блок закрылась за мистером Стрейнером, и они оказались в пустом бежевом холле. У выхода стояли, словно наготове, тележки для перевозки больных людей, к счастью, никем не занятые. И слева, и справа холл от длинных коридоров отделяли широкие белые двери. Крупные часы на стене напротив показывали без двадцати два ночи, и огромное окно под ними подтверждало это густой чернотой. Справа от него, не доходя до его верхней части, высилась ростовая линейка в виде пальмы, вокруг которой резвились яркие бабочки.

Однако ни одной живой души вошедшие не встретили.

Том уже ни на что не обращал внимания, когда, ведомый по коридору Тишей, он натолкнулся взглядом на тонкую фигуру в белом халате. Взрослая афроамериканка вышла из палаты и тут же направилась в их сторону. Она кивнула мистеру Стрейнеру, и тот поспешил удалиться, оставив детей одних. Тогда же Тиша, неизменно сжимающая Томми за руку, вдруг отпустила его, коротко всхлипнув, и ускорилась навстречу незнакомке. Когда женщина без промедлений обняла ее, Том вдруг ощутил, как стискиваются его зубы и как сильно колотит озноб. Он прижался к стене, стараясь игнорировать происходящее вокруг него. Захотелось крикнуть, громко, чтобы в каждом уголке этого здания было слышно, и папа сам вышел к нему. Чтобы так же крепко прижал сына к груди и обеспокоенно окликнул его «Мой волчонок». Чтобы в этих объятиях перестало быть так холодно, как сейчас.

— Милая, я знаю, как тебе тяжело, — тем не менее продолжал звучать незнакомый, такой отталкивающий своей добротой голос. — Но ты справилась, ты со всем справилась. Мы очень гордимся тобой, слышишь? Мы о вас позаботимся. Рик очень сильный, он поправится.

Тиша продолжала всхлипывать совсем неподалеку, что-то отвечать незнакомой женщине в этом чужом месте, но Том уже не слушал никого. Сохранять спокойствие больше не было никаких сил. Раз Тиша постоянно плакала, а какие-то люди должны позаботиться вместо отца, значит, с ним случилось что-то настолько страшное, что даже нельзя себе представить. Том с дрожью ощущал, как его хрупкий мир вновь неминуемо рушится. Папа поправится, поправится, он самый сильный, сильнее его нет никого на свете. Пусть внутренний голос скажет это еще громче, может быть, тогда он станет убедительнее.

— Т-томми, я здесь, все хорошо.

Том привел себя в чувства, когда Тиша села перед ним на колено и начала мягко гладить его шею. Однако из-за плача ее речь внушала только больше страха. Она хотела обнять Тома, он видел это, и все же, нахмурившись, лишь бы самому не разреветься, скрестил руки на груди и отвернул голову, чтобы не встретиться ни с кем взглядом.

— Где мой папа? В какой он комнате? Я сам к нему пойду, а вы сюсюкайтесь, сколько хотите, — Томас не верил, что произносит это с такой уверенностью, будто совсем чужой для Тиши. Неужели уже окончательно заледенел?

— Я и мои коллеги хорошо позаботились о твоем папе, но сейчас его лучше не беспокоить, малыш, — женщина приблизилась к Тому, и его пробрало от непроницаемого взгляда черных глаз. Этот усталый, ни капли не обнадеживающий тон уже окончательно выводил из себя. — Уже так поздно, этот день был очень тяжелым, нам всем нужно отдохнуть.

— Правда? Тогда отдыхайте, — произнес Том отстраненно, посмотрел на Тишу так, что она, вмиг испуганная, отпустила его, и отдалился на шаг от подскочивших к нему, отвернулся. Готовый разорваться от переполняющих его злости, страха и отчаяния, мальчик застыл в ожидании, но вдруг рванул со всех ног по коридору, отбежал подальше, резко дернул дверь и завопил в палату:

— Папа! Па-а-а-па-а!

Его глаза, отвыкшие от темноты, не сумели зацепиться ни за одну значительную деталь, ни на одном лежащем на койках человеке Том не успел сосредоточиться и признать отца. Все произошло слишком быстро. Его схватили за руку и отдернули, и тогда, ошарашенный происходящим, Том едва устоял на ногах. Женщина бросила в его сторону грубое слово и велела Тише следить за тем, чтобы он вел себя тихо и больше не смел кричать, и сразу же утонула во мраке открытой комнаты. Дверь беззвучно закрылась за ней.

— Боже, Томми, так нельзя, — все еще рыдая, прошептала Тиша. Она удерживала Тома за плечи и роняла ему на волосы свои слезы. — Этим людям нужен отдых. Что же ты делаешь…

Он и сам не понимал, что делает. Думать сейчас у Томаса получалось хуже всего. Он попытался восстановить ритм дыхания, собственного сердцебиения и прекратить клацанье зубов друг о друга. Всплеск этой страшной энергии помог ему сбросить напряжение, но Том чувствовал, как оно вновь накалялось в теле, особенно руках. Он сжал ладони в кулаки. Из палаты вновь выглянула незнакомка, обнявшая Тишу, и вполголоса произнесла:

— Налево. Третья дверь справа. Тиша, не заходите без меня.

После чего вновь исчезла. Тиша шумно выдохнула, словно на шею ей повесили камень, неминуемо придавливающий к земле. Однако она вытерла слезы, осторожно взяла Тома за руку и повела его в указанном направлении, так не сказав ему больше ни слова. В нутре по-прежнему бушевал холод. Но вместо того, чтобы стоять и ждать женщину у палаты, где лежал папа, Тиша прошла дальше, до самого окна, у которого расположился общий туалет.

— Пожалуйста, дай мне минуту, постой здесь, — сказала она, вновь удерживая Томаса. — Посмотри в окно, там видно детскую площадку. Я часто проводила там время, когда была маленькой. Томми, пожалуйста, не подведи меня. Я сейчас вернусь, мне надо… Пожалуйста.

Тиша проскользнула в туалет, и за очередной закрытой перед Томом дверью зашумела вода. Невидящими глазами мальчик смотрел на освещаемую фонарем шину, привязанную к ветке дерева. Лишь досчитав до пятнадцати, с безмолвной совестью он прокрался к палате отца. Она должна понять. В коридоре Том стоял один, все было тихо; в ушах колотилось сердце. Томми на секунду зажмурился, сглотнул, тяжело вздохнул, набираясь смелости. Затем поднес дрожащую руку к ручке двери и… не смог к ней прикоснуться. Вместо этого он отступил назад.

Его мозги сжались в застывшее разнородное желе, а в груди все окаменело. Давно затянувшийся шрам заныл, и кто-то невидимый схватил за горло. Том перехватил ртом воздух, сдерживая на глазах наворачивающиеся слезы.

— М-мама…

В этот же миг в возникшем дверном проеме показался человек. Высокий, складного телосложения, в рубашке с закатанными рукавами и серых брюках. С аккуратной светлой бородкой и усами, острыми скулами, сморщенным от удивления лбом и приподнятой бровью. Пару мгновений они смотрели друг на друга, однако сразу же мужчина без интереса бросил взгляд на часы, что он носил на запястье, прошел в коридор, оставив жителей палаты в темноте, а Тома в неведении, в каком состоянии отец, и прохладным тоном заявил:

— Если через девяносто секунд ты не вернешься в свою постель, я на сутки запру тебя в шкафу.

Незнакомец обступил Томми, брезгливо посторонившись, и успел отдалиться на несколько шагов, когда мальчик, дрогнувшим голосом, неожиданно для самого себя спросил:

— Скажите… папа умер, да?..

Заледеневшие пальцы сжались в кулаках, когда на светлый пол, одна за другой, начали падать крупные слезы. Всякая надежда обрушилась, подобно жилому зданию, и уже никакой ответ ему был не нужен. Томми отгонял мысль слишком долго, но она незаметно подступила к нему сквозь густую метель и крепко обхватила его за голову, ослепила. И все же, когда мужчина не только услышал его, но и остановился, обернулся и цепким взглядом осмотрел Тома с ног до головы, мальчик замер в ожидании чуда. Человек сохранял серьезный, невозмутимый вид, хмурил тонкие брови, присматривался.

— Так ты сын Рика?

Ток прошел по всему телу. Том рвано вздохнул, закрывая покрасневшее лицо руками и стирая с него непрошенные слезы. Всхлипнув, он молча кивнул, так и не подобрав подходящих слов. Незнакомец и не думал хоть как-то прокомментировать состояние Томми. Однако он с прежним недоверием приблизился, сцепив рукой запястье, то, что без часов, но плотно замотанное белой тканью.

— Из моих людей мало кто обременен потомством. Точнее, желанием держать потомство при себе, — в задумчивости заговорил мужчина. — Твой отец жестоко поступил с тобой, как думаешь?

Томми не нашелся, что ответить. Мыслями он был слишком далек от того, что говорил этот человек, чтобы понять, при чем здесь жестокость и потомство коллег папы. Он сделал над собой огромное усилие, чтобы не расплакаться еще сильнее. Холод подступил к самому сердцу. Том вновь вспоминал то, о чем не должен был.

— Пожалуйста, можно мне его увидеть?

— Отчего нельзя? — мужчина вдруг громко усмехнулся. У Тома внутри все сжалось от хлынувшего к груди страха. Кто такой этот человек? — Идем. Рик один из моих любимых экспонатов.

Потребовалось время, чтобы привыкнуть к темноте. Оказавшись в палате, мальчик задрожал от ужаса; стоны дремлющих людей тянулись к нему со всех сторон. Незнакомец ступал вслед за ним, молча наблюдая; найдет ли Том своего отца. Здесь невозможно было что-либо разглядеть. Тогда Томми шепотом позвал папу, в надежде, что тот откликнется, подаст какой-то знак. Но люди, лежащие здесь, были безмолвны. Боль в груди сдавливала сердце и легкие. Том чаще глядел на пол. Папа мог лежать и там, совсем как она, холодный и страшный. Не сдержал всхлип, когда добрался до окна и одернул темную штору, скрывающую свет фонаря. Мужчина остановился рядом, у одной из коек, как раз у окна. Он как-то странно улыбался и все смотрел на лежащего на ней человека. Том в нерешительности приблизился к койке. Страх, что он испытал, приглядевшись, не угасал еще долго.

Его тело было скрыто от глаз множественными плотными повязками, особенно ноги, грудь и живот. Его правая рука была согнута в локте и перебинтована так, что были видны лишь фаланги пальцев и отчасти плечо, а те окровавленные бинты, что стягивали его голову, оставили ему возможность слышать, видеть левым глазом, дышать ртом. Это не мог быть папа. Это мог быть кто угодно, но только не он. Раны были надежно спрятаны, и тем не менее хрипы, вырывающиеся из этого слабого, запеленутого подобно мумии тела, заставили Тома задрожать и опуститься на колени, чтобы ноги не подкосились сами. Мальчик застонал, уронив голову на ладони.

Это была его левая рука, такая сильная, что без труда поднимала маленького Томми над землей. Прикоснувшись к ней дрожащими пальцами и осторожно проведя по коже, словно бы гладя, Том почувствовал, что на ней совсем отсутствуют волосы. Какой же горячей она оказалась.

— П-папа… Не умирай, пожалуйста.

Левая рука вдруг дернулась, и Томми вскрикнул, чем испугал себя еще сильнее. Она медленно приподнялась, точно не слушалась, и с таким трудом согнулась, как будто предплечье было отлито из металла и тянуло вниз. Прерывистое дыхание стало громче и глубже, и вместе с тем отчетливее стали стоны. Мальчик сжался от страха, не в силах оторвать взгляд от перебинтованной головы, что с огромным усилием повернулась в его сторону. Левый глаз открылся, и сухие губы теперь дрожали. Широкая ладонь обожгла Тому щеку нежным прикосновением. Он крепко схватил, обнял отцовское предплечье, ощущая, что рука готова вот-вот упасть обратно. Он больше не думал о том, что может кого-то разбудить. Он оглох и не слышал ничего, кроме собственных надрывных рыданий.

Том замолк лишь тогда, когда неминуемо выбился из сил и закашлялся. Все его тело затекло, по мышцам переливалась ноющая боль, но мальчик не смел шевельнуться, сменить позу и выпустить руку отца из объятий. Ладонь по- прежнему касалась его щеки, но пальцы были абсолютно расслаблены и не стремились погладить, утешить. Тогда Том посмотрел на бинтовую маску вместо лица и поймал на себе страдающий взгляд, полный тоски и отчаяния, какое только мог испытывать такой сильный папа. Его губы вдруг зашевелились, и Томми не расслышал слов, но точно разобрал их. Разрывающееся сердце на секунду остановилось. Он тяжело вздохнул, набрал в легкие как можно больше воздуха.

— А я тебя, пап, — рыдая, смог прошептать он.

Папе все труднее было держать глаз открытым, и вскоре его стоны стихли, сохранились лишь хрипы. Но Том не отпускал его руку еще какое-то время. В походе бойскаутов его научили искать пульс, и в этот миг мальчик был так горд, что безошибочно и быстро нашел его. Как же сильно хотелось поделиться собственным успехом с отцом, но тот, казалось, погрузился в хрупкий сон. Биение его сердца замедлилось, но так и не остановилось, и когда Том убедил себя, что и не остановится, он осторожно положил эту сильную руку на койку и ласково погладил, вытирая кулаком последние слезы.

Лишь затем он заметил, что напротив сидит все тот же незнакомый человек и внимательно наблюдает. За его плечом, шокированная, стояла Тиша и даже не рыдала, а только перепуганно смотрела на папу. Другие пациенты, их было всего двое здесь, кроме отца, по-прежнему не подавали никаких признаков активности. В Томе проснулась жалость к ним, и в глубине души он понадеялся, что не помешал никому из них.

— Твой отец будет в порядке, — вдруг решительным тоном заговорил незнакомец. — Его попытались убить, как и десятки других людей, которых мы не смогли спасти. Но им не удалось и не удастся в дальнейшем. Мы не оставим это безнаказанным, можете не сомневаться.

Впервые за долгий утомительный день эти слова прозвучали убедительно и, в отличие от утешений мистера Стрейнера и той афроамериканки, имели хоть какой-то вес для Тома. Оттого так поразило и даже испугало это признание, что причиной ужасному состоянию отца стало самое настоящее покушение на убийство. Кто-то подстроил трагедию, жертвами которой стали многие люди.

Едва успокоившийся Томас покрылся мурашками. Как же страшно, должно быть, было папе, прежде чем этот кошмар обрушился на него. Знал ли он, что кто-то очень плохой хочет напасть на него и убить?

— Зайдите днем ко мне, я решу, что с вами делать. А сейчас идите спать, — человек посмотрел через плечо на Тишу и брезгливо поморщился. — Здесь стало слишком много соплей.

Девушка вздрогнула, точно лишь сейчас вышла из транса и стыдливо отвернулась.

— Пойдем, Томми, нам правда пора, — кое-как смогла выдавить она из себя, прежде чем покинула палату. Отправляясь вслед за ней, Том в последний раз обернулся на незнакомца, но тот уже успел забыть об их существовании и зашторивал окно, впуская темноту обратно.

Им выделили небольшую комнату в здании, в котором ютились взрослые, работающие здесь. Артур Стрейнер успел перенести сюда все вещи, что они смогли взять с собой, и даже Шесть с котятами уже развалилась на полу. Малыши умилительно пищали, и Томми умудрился погладить каждого из разношерстной троицы, а белого Маршмэллоу даже подержать на руках под внимательным и суровым надзором Шесть. Это немного подняло настроение, тем более котята уже почти не боялись его и нового места обитания.

Здесь практически не было ничего лишнего, и эта комната ничем не отличалась от обычного номера в придорожном мотеле; Томми вспомнил, как когда-то очень давно они с отцом останавливались в подобном на время. Назвать такое место домом не повернулся бы язык. Однако сейчас ни до какого комфорта не было дела. Переодевшись, Том забрался на кровать и бессильно повалился на подушку, уставился в потолок. Сегодняшний день выкачал из него слишком много энергии, чтобы хоть что-то осталось к глубокой ночи. Тем не менее, в комнате горел теплый свет от лампы, а сна не было ни в одном глазу.

Тиша вышла из ванной, смежной с их комнатой, в одной только футболке и трусах в зеленую полоску, и точно так же, истощенная, легла на соседнюю кровать. С того самого момента, как она повторила вслед за незнакомцем, что им пора идти, мальчик не слышал от нее ни слова. Даже когда они были с папой, она так ничего и не сказала. Девушка была такой незаметной, что Томас и не помнил, в какой миг она появилась в палате. Наверняка, прежде чем зайти внутрь, она в растерянности искала его и не могла понять, куда делся такой непослушный и громкий Том. Или, может, сразу догадалась, что он не придал значения ее просьбе. Томми от неловкости поджал губы. Такая напуганная, заплаканная Тиша в глубине души наверняка страшно злилась на него за то, как он поступил с ней. Еще до этого закричал и вывел из себя ту женщину, что так старалась ее утешить при встрече. Поэтому так и не сказала ему ничего. Расстроилась и обиделась. Помолчав еще немного, Том сел на кровати, повернул голову в сторону Тиши и, обнаружив, что она не спит, осторожно произнес:

— Можешь поругаться на меня, если хочешь.

Она тоже посмотрела на него. Глаза оставались красными, сколько она ни ходила умываться. Ее щеки все еще горели после тех слов, что сказал им незнакомец. Наверняка это место вызывало в ней далеко не самые приятные ощущения, оттого и тело ее было так сильно напряжено даже сейчас, когда все было позади, и они оба лежали и могли спать. Ее волосы совсем растрепались, чем придавали еще более растерянный, запущенный вид. Если Тиша и хотела ругаться, вряд ли у нее остались на это какие-то силы. Она беспокойно смотрела и думала о чем-то своем, но в один миг поднялась. Нерешительно забралась на кровать Тома и, столь же нерешительно потянув к нему свои руки, вдруг прижала к себе. Мальчик почувствовал ее теплое дыхание и нежные прикосновения к волосам, на миг застыл в ступоре, но крепко обнял ее в ответ.

Растрогавшись, Том не сдержался и снова заплакал. Как же сильно ему этого не хватало.

— Тиша… — позвал он шепотом, немного успокоившись. — Расскажи, что это за место?

Она по-прежнему ласкала его и, казалось, больше не собиралась плакать, по крайней мере, сегодня. Заговорить с ней о папе Том не решился, как и о том, что происходило перед встречей с ним. Будущее представлялось ему туманным. Все, на что Томми надеялся, касалось скорого выздоровления отца и возможности проводить с ним время. Новое место почти не пугало, по крайней мере теперь, когда он увидел, что жизнь папы оберегают все эти странные, но надежные люди. В Томе наконец просыпалось любопытство ко всему неизведанному.

Тиша помолчала, собираясь с мыслями, а потом вдруг потянулась к выключателю, и в комнате стало темно. Она легла с краю, оставляя побольше места Тому, и тогда он прижался к ней, словно это было для них обоих так естественно и привычно. Пусть в глубине души ему стало неловко, Томми почувствовал себя в безопасности.

— Это Приют, одна из баз организации, в которой работает Рик. Здесь растут покинутые и одинокие дети, которым не слишком повезло в жизни. Взрослые, что здесь работают, разглядели в них потенциал и забрали из разных приютов или прямо с улицы сюда. Тут большая территория, и поэтому здесь смогли обустроить госпиталь. На случай, если произойдет что-то плохое… Как сейчас.

— И… Здесь этим детям хорошо? Папа работает с ними?

— Нет, что ты, Томми, твой папа, он… у него другая работа. Более опасная. Хотя иногда он бывает и здесь по работе, когда привез меня, например, — хоть Тиша выглядела совсем обессиленной, казалось, что слова она подбирала с особым вниманием. — А детям… О детях здесь… заботятся. Как могут. Рик часто говорил мне, что здесь им лучше. И, возможно, он прав. Те, кого я знала, встретились со Злом в прошлом. Им нужна была помощь.

— И ты… тоже? Встретилась со Злом, — затаив дыхание, спросил Том. Тиша никогда не открывалась ему слишком сильно. Это пугало и в то же время интриговало.

— Не будем об этом, Том, — но даже сейчас она не была готова рассказать о себе. Том грустно вздохнул.

— Тогда почему папа забрал тебя отсюда? Разве это не был твой дом?

— Я была не самым подходящим ребенком… для этого места. Из меня все равно ничего не получилось бы. Твой папа это понял и увез меня.

Тома зацепили эти слова. Они вызывали еще больше новых вопросов. Что из Тиши могло не получиться и почему в этом месте она была не самым подходящим ребенком? И как же папа смог это понять? И что же значило — быть подходящим ребенком? Том слишком плохо знал, как так вышло, что они с Тишей нашли друг друга, и почему отец предпочел растить ее сам. Ни он, ни девушка почти ничего не говорили об этом, даже когда Томас намеренно спрашивал. Какие они оба все-таки скрытные, подумал он, зевая.

— Но какое-то время я правда жила здесь… — после недолгого молчания Тиша вышла из раздумий и продолжила. — Очень не хотела это вспоминать. Каждый раз вспоминаю, когда приезжаю сюда. Но, Томми… Мы тут надолго. Пожалуйста, будь всегда осторожен и на виду. Здесь… Здесь действительно особенные дети. Взрослые позаботятся о нас, но… Не хочу, чтобы ты попал в беду.

— Не попаду. Я умею находить друзей, так что все будет отлично. Не переживай, — Том мягко улыбнулся. Он сказал себе, что тоже особенный ребенок. Но решил не делиться этими мыслями с ней, вдруг она только расстроилась бы.

— Когда отдохнем, проведаем Рика. Уже рассветает.

Небо и вправду начинало светлеть, хоть в комнату еще не проникли первые солнечные лучи. Прижимаясь к теплой Тише, медленно поглаживающей его волосы, мальчик совсем расслаблялся. Усталость быстро взяла верх над всеми мыслями, что роились в голове, и Том и сам не заметил, как крепко уснул.