День Святого Валентина (гет)

Примечания:

В сериале Шерлок возвращается "с того света" в начале ноября, и Джон с Мэри к тому моменту вместе полгода — то есть, они не могли начать встречаться в феврале, однако я надеюсь, что вы простите мне это допущение.

Доктор Джон Ватсон остановился у двери своего кабинета и медленно выдохнул. Ему довелось несколько лет провести на фронте, на войне в Афганистане, но даже этот трагический опыт вытянул из него меньше эмоциональных сил, чем последние полтора года. Когда горе только свалилось на него, он думал, что со временем сможет с ним справиться, но, как и во многих других случаях, оказалось, что он ошибался. Дни шли, складываясь в бесконечные недели и месяцы, а ему становилось только хуже.

Вот и сейчас он не торопился выходить из своего кабинета, хоть это и было чревато опозданием на запланированную встречу. По правде говоря, он был в шаге от того, чтобы все отменить, и только необходимость оправдываться перед психотерапевтом при следующей встрече удерживала его от этого шага. В конце концов, Джон Ватсон был солдатом. А солдатам оправдываться не пристало.

С другой стороны… Джон помедлил немного, и где-то внутри него шевельнулась мысль — даже не мысль, а какое-то чувство, которого он не испытывал уже целую вечность. Возможно, не только солдатские привычки и нежелание прослыть трусом перед психотерапевтом объясняли его двойственное отношение к сегодняшней встрече. Возможно, дело было в том, что ему действительно хотелось на нее пойти.

Мэри Морстен работала медсестрой в клинике, где он был врачом общей практики, уже около месяца, и в прежние времена он наверняка бы пригласил ее на свидание уже на первой неделе знакомства. Больше того — он сразу же проникся бы твердой уверенностью, что мисс Морстен была именно той, которую он так долго искал, как бы банально это ни звучало. Она была веселой, приятной в общении, всегда находила доброе слово для пациентов и коллег, а еще рядом с ней он чувствовал себя очень легко. То есть, чувствовал бы, если бы все происходило в прежние, беззаботные времена. Но и сейчас Джон не мог не замечать, что рядом с ней его боль притуплялась, и он хотя бы мог свободнее дышать. Поэтому, если ему и не было легко в компании мисс Морстен, то уж точно было легче.

Однако этого было мало для того, чтобы новый Джон Ватсон, до сих пор обходивший стороной здание больницы Святого Варфоломея, сделал первый шаг и пригласил Мэри на свидание. Причин тому было несколько, и одна из них заключалась в том, что он просто не хотел ей навязываться. То есть, так он объяснял это себе сам. На самом же деле Джон элементарно боялся. Боялся не того, чего бояться обычные люди на первом свидании — показать себя с невыгодной стороны или вдруг осознать, что эта затея все-таки была ошибкой. Нет, Джон боялся другого. Такой проницательный человек, как Мэри (а то, что она была проницательна, видел даже такой простодушный человек, каким считал себя когда-то Джон), наверняка затронет ту тему, о которой Джон не мог говорить ни с кем, кроме своего психотерапевта, да и то не всегда. И она, конечно, захочет ему помочь и, разумеется, окажется не в силах что-либо сделать, так что вечер закончится катастрофой, а необходимость видеться после него каждый день на работе превратит всю затею в трагедию.

Джон протянул руку и коснулся кончиками пальцев дверной ручки. Нет, кого он обманывал. Трагедия случилась тогда, когда он ничего не сделал, чтобы… Он прикусил губу и снова медленно выдохнул. Нет, трусость ему не к лицу, он же солдат. Он ничего не будет отменять. В конце концов, это ведь Мэри пригласила его выпить после работы, и если он откажется, то будет выглядеть как ветреная школьница, что не может определиться с выбором блеска для губ, а не как взрослый мужчина, прошедший войну и…

Джон снова не додумал мысль до конца. Крепко сжав дверную ручку, он повернул ее и потянул на себя.

* * *

Мэри предложила посидеть в пабе, расположенном недалеко от их работы. Джон знал это место — когда-то они ходили туда с Майком Стамфордом. В принципе, атмосфера заведения была ему по душе — не очень людно, не очень шумно, да и напитки подавали вполне пристойные. Однако сегодня, как только они зашли в паб, Джон сразу же понял, что что-то было не так, а через пару секунд с тяжелым сердцем осознал, что они выбрали самый неподходящий день для первого «свидания» (пусть его и нельзя было так назвать).

Оказалось, что сегодня было четырнадцатое февраля, по народному (или какому там) календарю — день Святого Валентина. Отдавая должное владельцам заведения, нужно было сказать, что они не стали слишком усердствовать и всего лишь развесили пару сердец на стенах да снабдили каждый столик особым «праздничным» меню, но Джону было довольно и этого. Каким же сказочным кретином нужно было быть, чтобы не обратить внимания на сегодняшнюю дату. Как там он писал в блоге — смотришь, смотришь и…

На этом мысль снова оборвалась. Джон поморщился, как от болевого спазма, и моргнул на пару раз больше, чтобы это выглядело естественно.

— О, не переживай, я тоже об этом забыла, — поспешила заверить его Мэри. — Да и вообще — я думаю, в моем возрасте уже стыдно придавать такому значение, — она рассмеялась.

Джон с непониманием на нее уставился и только потом понял, что она заметила его гримасничанье. От этого ему стало неловко, и он откашлялся, сам не зная зачем — возможно, он хотел таким образом сгладить воспоминания о своем чрезмерном моргании.

Мэри, однако, сынтерпретировала все иначе.

— Хочешь, пойдем куда-нибудь в другое место? — обеспокоенно предложила она. — Или вообще можем все перенести?

— Нет, что ты, ни в коем случае, — прослыть трусом, испугавшимся вырезанных из картона сердечек и клубничных десертов, Джон себе позволить никак не мог. — Все отлично. Мне просто… стало стыдно, что я не подготовил тебе никакого подарка, — эти слова действительно были правдой.

Мэри расхохоталась.

— О Боже, мне никто никогда ничего не дарил на день Святого Валентина! — воскликнула она. — К тому же, я тоже тебе ничего не приготовила.

— Дельное замечание, — не без улыбки согласился Джон.

Они сделали заказ и сели за один из дальних столиков. Был вечер, и в пабе было довольно людно. К немалому облегчению Джона, молодые люди и влюбленные парочки вовсе не составляли большинства посетителей. Через пару столиков от них вообще сидела пожилая супружеская пара. Джон невольно улыбнулся, глядя на них, и Мэри проследила за его взглядом.

— Вот видишь — мы здесь далеко не самые старые, — заговорщически шепнула она ему.

Джон покачал головой.

— Таким отношениям можно позавидовать, — проговорил он. — Столько лет вместе. Я вот уже безнадежно стар и до сих пор нахожусь в поиске.

— Ты никогда не был женат? — поинтересовалась Мэри. Джон не привык к подобным прямым вопросам на первом свидании, но отчего-то это ничуть его не смутило.

— Нет, не был, — подтвердил он. Им принесли заказанные напитки, и после паузы он продолжил. — Как-то не сложилось. Сначала целую вечность учился на врача, потом отправился на войну. Так как-то все и прошло, — он сделал глоток.

— Ничего себе, — промолвила Мэри. — Наверное, это было ужасно. Война, я имею в виду.

Джон невесело рассмеялся.

— Да уж, приятного мало. Но на самом деле гораздо страшнее войны для меня стало возвращение домой. Знаешь это чувство, когда очень долго себе что-то представляешь, а потом, когда оно приходит, все оказывается с точностью до наоборот? Вот у меня все так и оказалось, — он сделал еще один глоток, и на сей раз у него слегка дрогнула рука, так что он отпустил бокал, чтобы немного успокоиться. Не хватало еще, чтобы Мэри подумала, что он был пьяницей. Достаточно и одной Гарриет с клиническим диагнозом.

— У меня была… подруга, и она тоже испытала нечто подобное, — сказала вдруг Мэри. — То есть, она не была на войне, но она работала… в полиции, в ночную смену. Знаешь, когда ночью патрулируешь улицы и ловишь всяких… отбросов общества, которым вдруг вздумается покуролесить. Тоже ужасов всяких насмотрелась. Потом не выдержала и ушла.

— Вот-вот, — кивнул Джон. — Вот и у меня было так же.

Повисла пауза. Джон думал, что Мэри переведет разговор на себя, как это обычно бывало в таких ситуациях, но неожиданно для него она с улыбкой сказала:

— Что ж, хорошо, что ты все-таки сумел найти себя в мирной жизни. За этот месяц я столько разговоров наших пациентов подслушала, ты не представляешь, — она рассмеялась. — Все тебя хвалят. Говорят, что ты очень внимательный и всегда все подмечаешь, — уже серьезно сказала она. — Такой комплимент дорогого стоит.

— Не знаю, это точно не про меня, — усмехнулся Джон и сделал еще один глоток. Внутри у него вдруг все сжалось, так что алкоголь словно встретился с препятствием и застрял где-то на уровне его сердца. — Я наоборот ничего не замечаю.

Внезапно его прошиб холодный пот. Уши заложило, так что он почти перестал слышать царящий в пабе шум, будто кто-то накрыл его одеялом с низкой звукопроводимостью. Зато другой голос, не имеющий никакого отношения к окружающей его действительности, внезапно зазвучал очень громко и отчетливо:

«О, доктор, поздравляю — вы сегодня были на свидании. С той очаровательной медсестрой? Давно пора. Судя по тем небольшим деталям, которые есть в наличии, я могу сделать вывод, что она единственный ребенок в семье, читает «Гардиан», пишет левой рукой и сама печет хлеб. Ах да, еще она имеет склонность привирать, так что на вашем месте я был бы поосторожнее. Но все-таки не могу не прийти к заключению, что она очень вам подходит. Я бы даже спросил, когда свадьба, если бы не считал ее ничем иным, как прославлением лжи, лицемерия и бессмысленных сантиментов в этом больном аморальном мире».

— Да замолчи ты! — Джон с такой силой хлопнул по столу, что из бокала Мэри, к которому она едва притронулась, выплеснулось несколько капель. Шум внезапно стих, и он понял, что голоса сидящих в радиусе нескольких ярдов посетителей замолкли. Кажется, все они теперь смотрели на него.

— Прости, Мэри, я вовсе не тебя имел в виду, — не смотря ей в глаза, Джон встал и слегка дрожащими руками попытался найти во внутреннем кармане пиджака бумажник. — По всей видимости, это все-таки была ужасная идея. Я повел себя как полный дурак, прости… — так и не найдя бумажника, он бессильно опустил руки, пытаясь подавить зарождающийся внутри приступ гнева, никак не связанный ни с Мэри, ни с этим пабом, ни даже с днем Святого Валентина.

— Джон, послушай, я не в обиде, — тихо сказала Мэри. — Пожалуйста, не уходи, — она легонько коснулась ладонью его предплечья, и Джон вздрогнул, но все-таки оставил попытки найти кошелек и снова опустился на стул.

— Я хотела сказать… — продолжала Мэри, и Джон уловил в ее голосе неловкость. — То есть, я ведь не только пациентов слышу. Другие врачи… упоминали о том, какую потерю тебе пришлось пережить. Мне очень жаль.

Джон вытянул губы в улыбке, к которой всегда прибегал, когда ему нужно было скрыть сильные эмоции. Наверное, со стороны он выглядел как жалкая букашка — раздавишь и не заметишь. Собственно, букашкой он и был, и вся его никчемная жизнь была одним сплошным доказательством этой простой истины.

— Я тоже когда-то потеряла близкого друга, — голос Мэри заставил его содрогнуться. Теперь она была просто печальной. Не жалость, не сочувствие — одна печаль. — Он был мне как брат. Я года два не могла оправиться.

— Значит, для меня еще не все потеряно, — Джон попытался усмехнуться, но это лишь причинило ему боль. — Моя психотерапевт говорит тоже самое. Только вот… только вот мне не хватает его каждый день. Каждую минуту. И от этого просто хочется завыть. А ведь когда-то он так сильно меня раздражал. Своей неаккуратностью. Отсутствием манер. Прямотой, от которой сводило зубы. Каждый день я думал о том, какой он невозможный человек, и все-таки каждый день я им восхищался. Потому что он был уникален. А потом его не стало. И в этом виноват я. Я один.

Он так и не поднял головы, так что ему не было видно выражение лица Мэри, но он все равно понял, что его слова ее потрясли. Они и на него произвели впечатления — до сих пор он никому этого не говорил, даже психотерапевту. Она бы в ответ на такое заявление начала нести какую-нибудь успокаивающую чушь, ничего общего не имеющую с тем, как он на самом деле себя чувствовал. Ведь это была правда — в смерти Шерлока был виноват только он, Джон Ватсон.

— Почему… — Мэри кашлянула, но продолжила, — почему ты так считаешь?

— Потому что он покончил жизнь самоубийством, — сказал Джон, и впервые с того момента, как сорвался, он поднял на нее глаза. Мэри слегка побледнела, но в остальном реагировала гораздо лучше, чем можно было представить. — А ты ведь знаешь, что большинство самоубийств совершают люди, от которых никак нельзя этого ожидать? Да, все так и есть. Живут, как ни в чем не бывало, помогают другим, являются незаменимыми членами общества, а потом вдруг пускают себе пулю в лоб или… — он выдохнул, — прыгают с крыши. И все долго этому удивляются, хотя на самом деле все очевидно. Просто никто не заметил того, что с ними что-то было не так. Никто, даже самые близкие друзья. А в случае… Шерлока Холмса, — он произнес это имя, наверное, впервые за несколько недель, но злость на себя была столь сильной, что он не обратил на это внимания, — таким близким другом был я. И я… ни черта не заметил, потому что, что бы ни говорили глупые женщины и недалекие мужчины, что шепчутся в коридорах нашей клиники, главное свойство доктора Джона Ватсона заключается в том, что он ни хрена не замечает. От меня требовалось хоть раз за всю мою бессмысленную жизнь не быть слепым дураком и что-то заметить, но я ни черта ни сделал, и из-за этого мой друг оказался на тротуаре с проломленным черепом. И, честно говоря, я не представляю себе, как после такого можно оправиться, — он снова взял свой бокал и выпил его до дна.

Мэри ничего не ответила. Другие посетители уже давно потеряли к ним интерес, но почему-то вдруг Джону захотелось, чтобы они вызвали полицию и потребовали его арестовать. Так ему не пришлось бы прощаться с Мэри и говорить ей что-то еще. Надо же, а когда-то он всерьез надеялся, что у них может что-то получиться.

— Что ж, доктор Ватсон, — ее голос заставил его снова поднять глаза, — если вы закончили с самобичеванием, то я, пожалуй, кое-что скажу.

Невольно Джон поймал себя на мысли, что такие слова его удивили. Он думал, что Мэри начнет его жалеть, но, кажется, ее лимит жалости был исчерпан. Сейчас она выглядела так, будто бы собиралась уговорить его съехать с самой высокой горки в аквапарке.

— Ты очень хороший человек, — глядя прямо ему в глаза, сказала она. — Нет, не надо скептически поднимать брови и кривиться — ты знаешь, что я права. И, как любой хороший человек, ты любишь смотреть на все с позиции черного и белого, потому что так тебе кажется правильным. Но, Джон, в настоящей жизни так не бывает. По какой бы причине твой друг ни оказался на крыше, вероятность того, что ты мог бы как-то изменить случившееся, равна нулю. Если я правильно понимаю, кем был этот человек, то я могу сказать тебе со стопроцентной уверенностью: в его жизни было слишком много переменных. Ты думал, что был одной из самых важных из них, но, как бы больно ни было это признавать, на самом деле все могло быть гораздо сложнее. И чем быстрее ты это признаешь, тем легче тебе будет с этим смириться. Поверь моему опыту.

Джон снова усмехнулся, но на этот раз не испытал от этого боли. Возможно, дело было в том, что он просто выговорился. А возможно, в том, что Мэри, в отличие от смертельно осточертевшего ему психотерапевта, сказала все ему в лицо, а не ходила вокруг да около, заставляя его проходить через ад каждый раз, когда он имел глупость ее посетить.

— Спасибо, Мэри, — тихо сказал он. Это прозвучало искренне, без всякого сарказма. — И еще раз извини, что испортил тебе вечер.

— Ну, это мы еще посмотрим, — Мэри встала и взяла свое пальто. — Я думаю, местных горячительных напитков мы уже достаточно вкусили, так что можем теперь пойти куда-нибудь в другое место. Я не говорила тебе, что люблю печь? У меня дома есть тесто, так что могу приготовить каких-нибудь очаровательных булочек в форме сердечка. В конце концов, сегодня день Святого Валентина, — она закатила глаза. — Ну? Что скажешь?

Впервые за много месяцев Джон растерялся. Оборвав связи со всеми старыми друзьями (он сто лет не видел ни миссис Хадсон, ни Грега, ни даже Майка Стамфорда), он уже забыл о том, каково это — прийти к кому-нибудь в гости. Но предложение Мэри не было лишено резона. Ему определенно не хотелось сейчас возвращаться к себе домой и оставаться наедине со старыми мыслями и новыми ощущениями, которые породил этот разговор. С другой стороны, он так и не узнал ничего о ней, а для первого свидания такое поведение считалось вопиющим моветоном. Наконец, перспектива выпить горячего чаю с домашней выпечкой была слишком заманчивой, чтобы от нее отказываться. Ведь после того, как он съехал с Бейкер-стрит и прекратил общаться с миссис Хадсон, некому было кормить его вкусной едой.

— Скажу, что я согласен, — Джон встал и даже попытался улыбнуться. — Булочками ты меня купила.

— А где еще лежит путь к сердцу мужчины, если не через желудок? — лукаво подмигнула ему Мэри, и они направились к выходу.

Поздно вечером, возвращаясь к себе домой, Джон понял, что давно так хорошо не проводил время. Испеченные Мэри булочки оказались на высоте, да и просмотренная за их поеданием серия перезапуска «Доктора Кто» была не такой дурацкой, как можно бы было опасаться. В конце вечера Джон мысленно поздравил себя с окончанием успешного свидания, а вслух даже предложил встретиться на выходных. Мэри, однако, сказала, что ей нужно будет уехать в Шотландию, навестить ее знакомую-гинеколога, которая когда-то работала в их клинике, и вместо этого предложила сходить в кино на неделе. Джон подумал немного и согласился — в конце концов, разве не говорила его психотерапевт, как важно находить любые поводы, чтобы отвлечься?

Уже ночью, потушив лампу и удобно устроившись под одеялом, Джон вдруг вспомнил, что работавшая в их клинике гинеколог уехала в Ирландию, а не в Шотландию. Впрочем, какая была разница. Наверняка он просто снова что-то не заметил.