Мамы-медведицы (джен)

Джендара следовала за фонарём Тэма и всем естеством ощущала, как чернота подземелья бархатом обволакивает кожу, забирается в ноздри. Хотелось сломя голову выбежать на свет — успеть, успеть, пока недра не раздавили. Но жуткий вой всё не шёл из головы. Нет, кричал не Кран; тот мог издавать кое-какие звуки, но не такие громкие и долгие. Приходилось раз за разом напоминать себе об этом.

От воя кожу до сих пор щипали мурашки.

— И запомните, — бросил Тэм через плечо, — кто впереди, у того со спины глаз не сводите. Пол в таких местах не всегда…

Голос сорвался на крик, и фонарь пропал с глаз. Джендара метнулась вперёд.

— Тэм!

— Джендара, стой!

Она застыла, окрикнутая Воррином. Свет выхватил из тьмы резкий обрыв, которого не заметил Тэм. Туннель терялся в зияющей бездне мрака, фонарь едва-едва освещал каверну.

— Ты как?

— Рука застряла, — промычал Тэм, — наглухо.

Воррин опустился на колено рядом.

— Могу обвязать верёвкой вон тот сталагмит, потом тебя спустить. Будет, конечно, работёнка — поднимать потом вас обоих, но я управлюсь.

Джендара вытянула фонарь над краем обрыва; рыжая копна Тэма блеснула в четырёх локтях под ногами, буквально над полом громадной котловины. Ближе к подножию стена щерилась долговязыми выступами — старпом как клин угодил в вилку меж двух самых длинных. Джендара тряхнула головой.

— Чёрт, плохо. Давай скорее, пока ему руку не вырвало.

Где-то в темноте снова повторился вой. Волосы на затылке встали дыбом, но она спешно протянула Воррину конец верёвки.

— Завяжи покрепче в месте, где концы сходятся.

Его пальцы коснулись её щёки.

— Будет крепче некуда.

Она не стала смотреть, как он связывает две верёвки и как закрепляет их на остро торчащем камне, — молча отставила фонарь и натёрла руки пылью с пола. Карабкаться будет непросто и без вспотевших ладоней.

Воррин обернул верёвкой её талию, затянул потуже. Джендара присползла за край, начала спуск и уже спустя миг расслышала мучительное сопение Тэма. Настоящий островитянин не стонет и не хнычет — эти сухие, прерывистые хрипы были всё равно что немой вопль боли. Но быстрее никак не спустишься. Ни света, ни лестницы — только пальцы рук, кончики сапог и надежда на удачную опору в трещинах скалы.

Вдруг Джендара почувствовала предательский пот на ладонях. Пальцы поехали, соскользнули с узкой кромки, и в один жуткий миг она сорвалась — повисла на верёвке, царапая стену лицом.

— Джендара! — заорал Воррин.

Сапог нащупал карниз, какую-то трещину в скале.

— Всё хорошо!

И тут же сама пожалела о своём надрывном выкрике — во тьме взбешённо залаяла собака.

— О боги, — застонал Тэм. Она и сама видела: трепещущее пятно света, как от факела, плясало вдалеке. В памяти всплыло дерьмо гоблинского пса на дне лодки. Джендара ускорилась.

Она не заметила, как ноги коснулись дна. Закончив с подстраховкой, Воррин наконец высвободил руки и поднял фонарь, осветив Тэма и каменистый пол.

Заливистый лай и рык эхом звенели по всей каверне. Джендара выпуталась из верёвки, привстала на цыпочки, чтобы обвязать Тэма. Его дыхание почти стихло. Всё тело грузом свесилось на застрявшей руке.

Джендара обхватила его бёдра руками и, кряхтя от натуги, вызволила из каменных тисков. Жуткий, хрипящий писк захлебнулся в его горле — здоровенный старпом обмяк.

— Чёрт побери, — выдохнула Джендара. Оставалось надеяться, что он очнётся. Одной его на уступ не поднять.

Припав спиной к вильчатым выступам, она снова толкнула, ещё повыше. Тэм закашлял, задёргался. Неожиданно он всем весом повис на Джендаре. Её ноги затряслись.

— Воррин, всё!

Свет пропал, и спустя миг давление частично спало с плеч.

Из-за камней раздался собачий визг, а за ним — ещё один звук, до боли знакомый. Джендара обмерла. Сухой скрип и шорох воздуха, вырывающегося из немой глотки. Чудной смех Крана.

— Кран!

Она толчком подняла Тэма на ноги, прислонила тело к стене обрыва. Кровь, сочащаяся из его порванного, разодранного предплечья, щекотала нос.

— Я туда и обратно, друг.

Джендара бросилась вглубь каверны. Хорошо бы свой фонарь, но сполохи факела и так вели вперёд, как и какофония звуков: жалобный скулёж, стук камней, тошнотворная ругань на гоблинском.

Собака — в её глазнице торчал очень знакомый карманный ножик — дрыгалась и в корчах извивалась на полу пещеры. Её наездник, отлетев в сторону, факелом отмахивался от града камней — а Кран всё метал и метал, целя в раздутую серую башку. Гоблин! Один-одинёшенек. Джендара плотоядно заулыбалась и нащупала рукоять топора в петле. Один гоблинский соглядатай и мёртвая псина ей не соперники.

Боевой топорик свистнул в воздухе, и черепушка гоблина отозвалась сладким чваканьем — сталь вошла глубоко.

Кран побросал камни, метнулся к мёртвой собаке, выдернул ножик и принялся распарывать чёрный мешок у неё на спине, который выл и барахтался. Джендара высвободила топор, подбежала.

Вблизи она поняла: это не мешок. Лоснящаяся чёрная шкура принадлежала медвежонку с кровоточащим порезом на боку; он поджимал лапы, а Кран работал ножиком, разрезая на них путы. Вид белой полосы, тянущейся от носа зверя, кольнул Джендару ледяными иголками в затылок.

Вчера ночью разъярённая медведица. Сегодня днём нападение на остров. Теперь — гоблинский лазутчик.

— Уходим. Сейчас же.

Джендара сграбастала медвежонка под мышку, схватила Крана за руку и помчала назад, к Тэму и единственному выходу, который знала.

— Воррин! Живо! — заорала она.

Не дожидаясь ответа, она шлепком поддала Крану по заду — карабкайся! — и полезла следом сама. Хоть одной рукой, хоть с медведем на горбу, она оказалась наверху раньше, чем Воррин успел вытащить Тэма.

Вместе они выволокли кое-как идущего старпома из туннеля на пляж. Когда под ногами захрустела галька, в зёве пещеры уже вовсю мелькали факелы гоблинов — зарево пылало ярче закатного солнца, тлеющего над морем.

— Как ты поняла, что будут ещё? — выдохнул Воррин.

— Медведица, — просопела Джендара, подставляя Тэму плечо. — Гоблины спугнули её прошлой ночью, когда пробрались в пещеры. Хотели отвлечь людей на Чёрную Бухту.

“Караульный” Орик, полусонный, вскочил с вымытого на берег бревна при их приближении.

— Чт…

— Беги в деревню, — перебила Джендара. — Дай знать, если беда.

Он с круглыми глазами кивнул и побежал со всех ног.

Воздух начинал горчить дымом. Когда они свернули на изгибе косы, сердце Джендары ухнуло в пятки. Языки пламени вздымались до неба. Орик застыл как вкопанный, не в силах отвести взгляда от горящей деревни.

За их спинами вовсю гикали и улюлюкали гоблины-ездоки на псах.

Джендара всучила раненого медвежонка сыну.

— Кран, бегом на “Миледи” и вооружись. Помогай команде отбиваться на пристани. И Орика возьми!

Мальчик лицом был белее своего мелка, но живо сделал как велено. Джендара покосилась на Тэма, сверкнув зубами.

— Надеюсь, левой ты орудуешь не хуже, чем правой.

Старпом вяло хохотнул и, перехватив свой топорик, тоже встал в боевую стойку. Теперь Джендара чувствовала — как жар растекается по венам, как лёд, сковывавший её весь день, отходит и тает. Она потёрла татуировки на тыльных сторонах ладоней, глухо усмехнулась под нос.

— Мелкие стервецы ещё не знают, на что напросились.

∗ ∗ ∗

Джендара стояла у груды гоблинских тел и ждала, когда Воррин подаст ей факел. Руки ныли от изнеможения, но внутри неё пела гордость за себя и за тех, кого она защищала. Рядом кучковались несколько женщин; одна улыбнулась в ответ на взгляд Джендары. Она как-то позабыла, что островитянки умели хранить очаг и по-другому — с оружием в руках. Нет, между ними и нею — между ними — не было пропасти.

С пристани донесся оглушительный гул — деревенские привечали возвратившихся родичей, но двигались те небыстро. Наконец, Джендара различила силуэты дружины, и даже в свете луны было ясно: они шагают мрачно. Вождь вёл на верёвке кого-то тощего и хилого.

Орик, сидевший рядом с Краном, тут же подскочил:

— Отец! Ты дома! — и было бросился к мужчинам, но замер, увидев хмурую гримасу отца в свете факелов.

— Что за дела? — зарычал Морул. — Над островом не продохнуть от дыма, таверну в Чёрной Бухте грабит эта мразь, — он махнул на пленника, — а у нас вся деревня собралась посидеть у костра?

Джендара, получив от Воррина незажжённый факел, взмахнула им над гоблинами.

— Не просто у костра. Пока вы тушили Чёрную Бухту, главный отряд гоблинов готовился под покровом ночи напасть на вас. И всё бы у них вышло, если бы не наши сыновья и их мохнатый друг.

Кран стиснул в объятиях сонно вякнувшего медвежонка.

— Медведь? Мальчишки? Не понял.

Вперёд выступила ведунья.

— Не торопись, Морул. Пострадали только один дом — зал для собраний — и двое человек, и то они лишь ранены. Джендара и её люди нам весьма помогли.

Морул с силой дёрнул за верёвку так, что плюгавый, грязный мужичок полетел навзничь.

— А с этим отребьем что?

Горг промычал что-то с песка, но не шелохнулся.

— Есть мысль, — улыбнулась Джендара.

Она поманила Морула и, когда тот сел у костра, тихо зашептала ему на ухо.

Вождь перевёл взгляд на сжавшегося Горга, затем на селян, на груду мёртвых гоблинов — и снова на Джендару.

— Да ты и впрямь дочь Эрика Эрикссона.

Она с хохотом сунула деревяшку в костёр.

∗ ∗ ∗

Воррин глядел на Джендару и ждал, когда она закончит укутывать дремлющего Крана в обнимку с сопящим медвежонком, закроет дверь каюты и выйдет на палубу. Ночь выдалась ясная, звёздная.

Джендара нутром чуяла, как у него чешется язык — выдать что-нибудь глубокое и проникновенное о селянках с топорами и схватке с гоблинами, о найденном Кране, обо всех свершениях дня. Но Воррин хранил мудрое молчание. Вместо этого капитан облокотился о бортик и, ухмыляясь, вместе с ней наблюдал за шлюпкой, гребущей из гавани.

— Очень мило со стороны Горга так вложиться в общее дело. И здорово, что он на нас не в сильной обиде за тумаки.

— Так посмотришь, куда он без своего корабля, но “придумал” же — селению доски пригодятся, — хохотнула Джендара, но сразу посерьёзнела.

Она опустила руку и погладила медвежью шкуру, так и оставленную лежать на палубе.

— Знаешь, забавно, как эта медведица спасла столько народу. Не прогони её гоблины, она не потеряла бы малыша и не набросилась на овец Йуля, Кран не побрёл бы на вой, мы бы уже плыли на материк, а на острове полыхало пожарище.

— Грозный зверь. — Воррин всмотрелся в далёкую луну. — Расстроилась, что не успели к отливу?

— Нет, ни капли, — она покачала головой. — Сегодня ночью всё как-то по-особенному. Будто мы не “просто”, а часть чего-то. Будто у родного очага.

Капитан потянулся за трубкой, не спеша зажёг, поддул тлеющие красноватые угольки.

— А знаешь, когда мы распродадим эту партию, можем вернуться. Отличная выйдет летняя гавань.

— Предлагаешь до осени встать на якорь? — Джендара бросила на Воррина косой взгляд. Тот снова пыхнул дымом.

— Где-то ведь нужно время от времени латать дыры в корпусе и пополнять провиант. Где-то, где Крану будет место размять ноги. Ну, как?

Джендара кивнула, чувствуя, как невольно приподымаются уголки губ. Воррин, не выпуская изо рта трубки, блеснул зубами в ответ.

Они не вымолвили этого странного слова — “дом”, — но всё было ясно и так. Двум бывшим пиратам хватило и такого, пускай скромного, начала.