Призрак Эбби-Грейндж (гет)

На следующее утро Холмс проснулся еще засветло. Вернувшись с приема, он долго не мог заснуть, и его короткий сон был полон странными, тяжелыми сновидениями. Леди Брэкенстолл играла на рояле, не издававшем ни звука, инспектор Хопкинс вместе с Макгрегором делал ремонт в столовой Эбби-Грейндж, размахивая перед лицом Холмса дюжиной новых кочерёг, а лорд Брэкенстолл, облаченный в грязный костюм по моде прошлого века, выгуливал перед поместьем каких-то отвратительных склизких тварей. Одна из них как раз открыла свою зловонную пасть, намереваясь изрыгнуть что-то немыслимо ужасное, как вдруг Холмс проснулся, с трудом подавив стон отвращения. Выбравшись из-под теплого одеяла, он понял, что был мокрым от пота — последний раз такое случалось с ним, наверное, еще в детстве.

Поспешно приведя себя в порядок, Холмс оделся и вышел. От холода и пережитого кошмара у него зуб на зуб не попадал, и он быстро прошел в конюшню. Оседлав одну из лошадей, он пришпорил ее и помчался в сторону леса.

Холмс провел в седле около часа. За это время сновидение успело стать воспоминанием, но вот обстоятельства, вызвавшие его, не шли у него из головы. Вчера вечером Холмс приехал домой, обуреваемый нехорошим предчувствием. Он всерьез задумался о том, чтобы вернуться в Эбби-Грейндж и проверить, все ли там в порядке, но абсурдность подобного плана заставила его остаться дома. Однако, уже лежа в постели, Холмс вдруг понял, что с его стороны было непростительно оставить леди Брэкенстолл без защиты. Он просто не мог допустить, чтобы этот негодяй еще раз причинил ей боль. Но с другой стороны, что он мог сделать? Ворваться в поместье и убить лорда Брэкенстолла, как когда-то он хотел убить Милвертона? И что потом? Пойти на виселицу, заставить семью смириться с еще одним непоправимым горем? И больше никогда не видеть леди Брэкенстолл?

На последнем вопросе Холмс так резко натянул поводья, что, будь скорость лошади выше, он вылетел бы из седла. Какое дело им с леди Брэкенстолл должно быть друг до друга? Почему последние несколько недель ее взгляд, ее голос, ее улыбка не идут у него из головы? Он ведь встречался с ней всего несколько раз, он ничего о ней не знает. Почему она стала так важна для него, если всю свою жизнь он спокойно провел, даже не догадываясь о ее существовании?

Холмс усмехнулся сам себе и покачал головой. Всю свою жизнь, это верно. Но что это только была за жизнь? Что за жизнь?

— Кажется, есть только один способ ответить на этот вопрос, — пробормотал он и, пришпорив лошадь, направил ее в сторону охотничьего дома Фрейзера.

Сначала ему показалось, что там никого не было — камин явно не горел, окна были занавешены, а Сандии нигде не было видно. Но, подъехав ближе, он уловил тихое фырканье и понял, что леди Брэкенстолл привязала лошадь с другой стороны дома, где был навес, под которым животному было теплее, чем на открытом воздухе.

Спешившись, Холмс оставил лошадь у дерева и, подойдя к домику, постучал.

Леди Брэкенстолл открыла спустя минуту. Увидев его, она инстинктивно сделала шаг назад и попыталась закрыть дверь.

— Мистер Холмс, прошу вас, уходите, — прошептала она. — Пожалуйста, не надо…

— Он снова сделал вам больно? — слова вырвались сами, но их эффект был столь сильным, что он едва не опустил руку, которой пытался удержать дверь. Впрочем, необходимость в этом отпала — леди Брэкенстолл отвернулась, пряча лицо в ладонях.

И тут Холмс понял. На ее лице и руках не было никаких следов, и она вряд ли отправилась бы верхом, если бы муж нанес ей серьезные повреждения. А значит, он просто пришел за тем, что причиталось ему самим фактом заключения брака. И с этим, действительно, никто ничего не мог поделать.

Только вот Шерлок Холмс не привык мириться с подобным положением дел.

— Леди Брэкенстолл, я… — он медленно зашел в дом, не зная, что сказать, и лишь осторожно прикрыл дверь, чтобы не пускать внутрь холодный октябрьский воздух.

— Прошу вас, уйдите, — тихо повторила она, не поворачивая головы. — Вы ничем не можете помочь, я уже сказала.

Холмс помедлил немного и проговорил, сам с трудом веря в то, что это происходит наяву:

— Может быть, я не помогу. Но я хотя бы буду рядом.

В домике стало так тихо, что он почти услышал собственное сердцебиение. Леди Брэкенстолл все молчала, не поворачиваясь к нему, и вдруг Холмса пронзила ужасная мысль.

— Впрочем, вчера вы ясно дали понять … — пробормотал он, опуская глаза и оставляя эту фразу незавершенной.

Леди Брэкенстолл покачала головой.

— В нашей жизни так много страданий, мистер Холмс, а мы причиняем друг другу еще больше боли, — проронила она. — И все из-за того, что так нам велят люди, которые почему-то решили, что могут распоряжаться нашими жизнями.

— Разве не в этом состоит естественная человеческая потребность? — проговорил он. — В желании управлять другими?

Она горько усмехнулась.

— Наверное, вы правы, — ее голос был уставшим, почти вымученным. — Жаль только, что некоторые достигают таких больших высот в этом искусстве, — она передернула плечами, и только сейчас Холмс понял, что она, должно быть, сильно озябла — ее руки в перчатках дрожали, а в домике, несмотря на закрытую дверь, было довольно холодно.

— Вы замерзли, леди Брэкенстолл, вам нужно отогреться, — найдя конкретное дело, которым он мог себя занять, Холмс сразу же почувствовал себя увереннее. Он быстро отыскал печку (она стояла в противоположном углу комнаты, за простой односпальной кроватью и продолговатым столом) и, сняв перчатки, приступил к растопке. Через несколько минут поленья занялись, и комната наполнилась их веселым треском.

— Я так полагаю, вы пропустили завтрак, — нарочито беззаботно проговорил Холмс, оборачиваясь к леди Брэкенстолл, что так и стояла у двери.

— Я не голодна, — она покачала головой.

— Что ж, раз так, может быть, вы выпьете чаю? Моя квартирная хозяйка всегда в трудную минуту заваривает чай. Не знаю, насколько это помогает, но традиция не такая уж и плохая. К тому же, чай хорошо поможет вам согреться. Так что скажете?

В ответ она лишь кивнула, но ему было достаточно и этого.

* * *

Когда спустя два с половиной часа хозяйка Эбби-Грейндж вернулась домой, первым делом она попросила Терезу принести что-нибудь поесть. Перекусив в малой гостиной, она поднялась к себе в спальню. Недавно проснувшийся лорд Брэкенстолл ушел сражаться с похмельем к себе, так что его жена попросила горничных поменять постельное белье и, приняв горячую ванну, отправилась спать, перед этим по обыкновению проведав миссис Фрейзер. Леди Брэкенстолл думала, что сегодня традиционное свидание с матерью заставит ее испытать жгучий стыд, но единственной ее эмоцией оказалось легкое удивление от его отсутствия.

Устроившись поудобнее под теплым одеялом и закрыв глаза (все-таки ее организм продолжал настойчиво требовать компенсации за отсутствие полноценного сна), леди Брэкенстолл поняла, что отчего-то не испытывает ни малейшего страха. Еще несколько часов назад она обвиняла себя в трусости, а теперь собственная дерзость не вызывала у нее ни малейшей тревоги. Наверное, потому что сейчас она осознала, что больше не была одна.

Они начали встречаться почти каждый день. Теперь, когда Холмс больше не был занят ремонтом, его отсутствие было заметно только смотрителю и его жене, а леди Брэкенстолл и раньше была известна своей тягой к продолжительным конным прогулкам. Погода становилась все более промозглой и сумрачной, но это им не мешало — они оба уже давно привыкли к шотландскому холоду, а присутствие друг друга делало его практически незаметным.

С некоторым удивлением леди Брэкенстолл обнаружила, что Холмс оказался интересным собеседником. Она подозревала, что обычно он предпочитает больше слушать и меньше говорить, но с ней, видимо, все было иначе. По ее просьбе Холмс начал рассказывать ей о своих расследованиях. Леди Брэкенстолл сразу же поняла, что писатель из него вышел бы ужасный — в своем стремлении поскорее добраться до разгадки он рвал повествовательную канву и давал слишком очевидные подсказки. Но было в его манере рассказывать что-то уникальное, что заставляло ее перенестись на место событий и увидеть все его глазами. Так леди Брэкенстолл поняла, что Холмс был не только проницательным и вдумчивым — еще он был очень восприимчивым и даже ранимым. Одни клиенты его трогали, другие — вызывали возмущение или даже гнев, третьих он высмеивал, а над четвертыми по-доброму смеялся. В какой-то момент ей начало казаться, что она сама встречала этих людей, настолько живыми были его рассказы. Слушая их, леди Брэкенстолл проживала вместе с ним происходящее и, незаметно для него самого, узнавала о нем много такого, что он сам вряд ли за собой замечал.

Однажды, спустя примерно неделю после приема в Эбби-Грейндж, когда они прогуливались недалеко от охотничьего домика, он показал ей небольшой медальон, который носил с собой. Увидев, что внутри помещался фотографический портрет молодой женщины, леди Брэкенстолл почувствовала некоторое замешательство, которое, однако, сменилось легким изумлением, стоило ей получше разглядеть снимок.

— Неужели это…

— Моя сестра, да, — подтвердил Холмс, и леди Брэкенстолл заметила, как в его глазах появился свет, который обычно был скрыт от посторонних глаз.

— Она младше вас?

Он почти рассмеялся.

— Да, младше, — подтвердил он. — На три минуты.

Почему-то эта информация поразила леди Брэкенстолл, будто она узнала о нем нечто совершенно невероятное, так что все его рассказы о приключениях и детективных расследованиях померкли на фоне этого, в общем-то, вполне естественного обстоятельства.

— Так значит, вы двойняшка, — пробормотала она. — Это удивительно. Как ее зовут?

— Элизабет Эвр, — сказал Холмс.

— Эвр? — переспросила леди Брэкенстолл. — Это, кажется, греческое имя?

— Все верно, — он кивнул. — Означает «богиня Восточного ветра».

— Ничего себе… — промолвила она. — Ваши родители дали вам такие красивые имена. Наверное, они определили всю вашу жизнь.

— Точнее и не скажешь, — теперь в его голосе слышалась горечь. Он закрыл медальон и спрятал его в карман жилета. Леди Брэкенстолл внезапно очень ясно ощутила его боль, словно сама ее почувствовала.

— Где теперь ваша сестра? — тихо спросила она.

Не поднимая глаз, Холмс начал ковырять землю носком своего ботинка. Свет померк в его глазах, и ему на смену пришли тучи.

— Моя сестра, леди Брэкенстолл, сейчас находится в одном… специализированном учреждении, — он старательно избегал ее взгляда, но она и не пыталась его поймать. — Дело в том, что она обладает особым даром, по сравнению с которым мои тривиальные детективные способности могут показаться шуткой. Но ей… очень трудно его контролировать. Трудно находить общий язык с другими людьми. А хуже всего то, что из-за него она стала объектом интереса некоторых… не совсем честных людей. Поэтому мой брат принял решение до поры до времени спрятать нашу сестру. Моя невестка отлично ее понимала и помогала ей социализироваться, но теперь… — он замолк. Леди Брэкенстолл дала ему немного времени и только потом проговорила:

— Должно быть, вы очень сильно по ней тоскуете.

— Еще бы, — он с силой выковырял довольно большой кусок земли, и, подпрыгнув, тот откатился в сторону. — Но брат настаивает, что пока ей лучше побыть одной, и я вынужден его слушать, хоть и не нахожу это решение полностью оправданным. С другой стороны, возможно, он прав — пока мы не в состоянии о ней позаботиться, — Холмс покачал головой и наконец-то перестал мучить землю.

— Порой горе толкает нас на необдуманные поступки, так что вашего брата можно понять, — промолвила леди Брэкенстолл. — Но если в мире существует хоть какая-то справедливость, вы обязательно воссоединитесь с вашей сестрой. Вы слишком хороший человек, чтобы Бог все время вас наказывал.

Холмс наконец-то поднял голову и внимательно на нее посмотрел.

— Удивительно, леди Брэкенстолл, что в вашем положении вы по-прежнему полагаетесь на Бога.

— Удивительно? — повторила она. — Напротив, мистер Холмс, я не вижу в этом ничего удивительного.

Теперь они смотрели друг другу в глаза, и леди Брэкенстолл почувствовала, как по ее телу медленно растекается паралич, а в груди у нее все цепенеет. Внезапно ей стало трудно дышать, и она вновь обрела возможность двигаться, только когда он взял ее за руки и приник к ее губам. От терпкого запаха дорогого одеколона и табака у нее слегка закружилась голова, но, ответив на поцелуй, она ощутила прилив сил. Ей будто наконец-то позволили задышать полной грудью после целой жизни, проведенной в темном затхлом чулане, и она лишь с трудом заставляла себя поверить в то, что это происходит на самом деле.

В следующие несколько часов ее чувства словно перемешались, и она перестала различать грань между физическим и духовным, словно ее эмоции каким-то образом покинули ее сердце и стали осязаемыми. Она понимала, что должна бы была испытывать жгучий холод, потому что в тот день в домике ее отца так и не растопили печку, но вместо этого она едва не сгорала от нахлынувшего на нее жара. Его желание было почти осязаемым, и все-таки она чувствовала, как он сдерживался и медлил, видимо, стремясь растянуть до бесконечности каждую минуту, что они были вместе. Ощутив на своей обнаженной коже прикосновение его губ, она поняла, что теряет контроль — теперь все вокруг словно исчезло, оставляя только его одного. Слегка запрокинув голову назад, она прикрыла глаза и в следующую секунду ощутила, как по венам растекается наслаждение. Ей подумалось, почему она раньше никогда не чувствовала этого тепла, почему никогда не была столь счастлива. Он был очень нежен и все еще сдерживался, но теперь она поняла, что это не продлится слишком долго. Он просто давал ей привыкнуть, не хотел испугать ее или оттолкнуть. Спрятав лицо у него на плече, она нежно коснулась его губами и легонько дотронулась кончиками пальцев до его обнаженной спины. Ей хотелось, чтобы он понимал, что она не боялась, что она доверяла ему и уже давно хотела этой близости, на которую они решились только сейчас.

Когда же он наконец-то дал волю своим чувствам во всей их полноте, у нее перехватило дыхание. Живя в несчастливом браке, она привыкла к тому, что муж считал ее своей, но она никогда не думала, что это право принадлежности может иметь оттенок, отличный от собственнического. Что кто-то может обладать ею и в то же время боготворить ее так, словно она была его миром. Это пугало ее, но одновременно приносило покой, будто ее жизнь наконец-то обрела смысл, которого она была лишена все эти годы.

— Шерлок… — называть его по имени теперь показалось самой естественной вещью на свете. Он осторожно убрал с ее лица растрепавшиеся, чуть влажные пряди волос, а затем, взяв ее руку в свою, целомудренно поцеловал ее пальцы.

— Теперь мне не страшно будет погибнуть… — прошептала она, не отрывая взгляда от его пронзительных голубых глаз.

— Ты не погибнешь, Маргарет, — он покачал головой, переплетя их пальцы. — Ты не погибнешь, я этого ни за что не допущу.

* * *

Октябрь без сопротивления уступил место ноябрю. Зима обещала выдаться довольно холодной, но Маргарет не придавала этому никакого значения. Жизнь в Эбби-Грейндж шла своим чередом. Миссис Фрейзер все так же медленно угасала, лорд Брэкенстолл продолжал регулярно прикладываться к бутылке, но его приступы реже оканчивались физическим насилием — видимо, холодное время года притупило его буйство. Брэкенстоллы по-прежнему вели уединенный образ жизни, лишь изредка принимая гостей, и никто, казалось, не придавал значения тому, что леди Брэкенстолл продолжала совершать свои традиционные конные прогулки. Только раз спокойствие обитателей Эбби-Грейндж было потревожено нищенкой, напросившейся переночевать в особо холодную ночь. Лорд Брэкенстолл, никогда не злоупотреблявшей благотворительностью, как раз был в отъезде, так что экономка, сжалившись, отвела ей комнатку во флигеле, а наутро женщина убралась восвояси. Леди Брэкенстолл, как показалось слугам, этот инцидент не заинтересовал вовсе — в то утро она пролила на свою кровать флакон духов и была озабочена лишь заменой постельного белья.

О чем же на самом деле постоянно размышляла Маргарет, не знал никто, даже Тереза, ее верная горничная. В ту ночь, что они провели в ее постели, Шерлок впервые предложил ей убежать. Она была так счастлива просто оттого, что он был рядом, что в ответ лишь покачала головой и крепче прижалась к его груди. Но она знала, что этот вопрос обязательно возникнет при их следующей встрече, и из-за этого, седлая свою лошадь для очередной прогулки, она почувствовала, как ее сердце впервые за несколько дней наполняется безысходностью и грустью.

— Ты знаешь, как я этого хочу, — промолвила она, когда они прогуливались недалеко от того места, где он впервые встретил ее во время конной прогулки. — И ты знаешь, что даже произошедшее между нами не меняет того, что это невозможно.

Шерлок помотал головой, стараясь сдержать собственное нетерпение.

— Нет ничего невозможного, — возразил он. — Есть только то, что мы считаем таковым. Маргарет, у нас гораздо больше шансов на успех, чем ты думаешь. Мы можем поехать в Америку или в колонии, начать новую жизнь…

— Но я все равно не смогу стать твоей женой, — произнесенные вслух слова причинили ей боль, какую она и не ожидала почувствовать. — Юстас никогда не даст мне развода, его гордость ему этого не позволит. Он пойдет на все, чтобы меня уничтожить. Но даже если и так, мы все равно не вольны распоряжаться нашими жизнями.

Он помрачнел.

— Миссис Фрейзер, — тяжело вздохнул он. — Что ж, признаюсь, я понимаю твои чувства. Но…

— Шерлок, я говорю вовсе не о своей матери, — Маргарет помотала головой. — Я говорю о твоей семье.

Он остановился и, нахмурившись, посмотрел на нее.

— А что с ней не так? — видимо, он действительно этого не понимал.

— Шерлок, ты не сможешь ее бросить, — тихо сказала она. — Твой брат, твоя сестра, твои племянники — если мы убежим, ты никогда больше их не увидишь. Неужели ты готов пойти на такую жертву?

— Неужели ты думаешь, что я не отношусь к этому серьезно? — с раздражением бросил он и отвернулся.

Маргарет смутилась. Конечно, она так не думала, и ему было прекрасно это известно, так что она даже не стала ничего говорить. Совладав с эмоциями, Шерлок повернулся и сказал:

— Прости меня. Я не должен был этого говорить. Я просто… — он вздохнул, тщательно подбирая слова. — Я человек действия, Маргарет. Я не могу отсиживаться, когда обстоятельства требуют от меня принятия активных мер. Когда я только встретил тебя, я думал, что мною двигает желание исправить несправедливость — и оно никуда не исчезло, я уверяю тебя. Но теперь… Теперь я понимаю, что полюбил тебя, Маргарет, — он посмотрел ей в глаза. — Я никогда не думал, что найдется женщина, которой я скажу эти слова, никогда не предполагал, что пойду против своего жизненного кредо и открою свое сердце чувствам. Но ничего не поделать, это все-таки случилось. Я не могу и не хочу жить без тебя, и я клянусь, что сделаю тебя счастливой, если ты только позволишь мне это.

Маргарет улыбнулась и взяла его за руку.

— Ты уже сделал меня счастливой, Шерлок. Может быть, смысл был только в этом?

Его лицо возмутилось отчаянием.

— Как ты можешь такое говорить? Неужели ты не хочешь освободиться от этой жизни, неужели…

— Конечно, я этого хочу, — вопреки произнесенным словам Маргарет покачала головой, будто желая умерить его пыл. — Но я просто думаю, что нам нужно все хорошо обдумать, прежде чем принимать такое серьезное решение. Хорошо?

— Хорошо, — без особой охоты согласился Шерлок, и Маргарет с улыбкой коснулась губами его губ.

Вечером в тот же день, когда Тереза, закончив помогать ей подготовиться ко сну, собрала ее одежду и вдруг невольно замешкалась, Маргарет решила первой к ней обратиться:

— Что-то еще, Тереза?

Старая горничная не стала опускать глаз и после небольшой паузы тихо сказала:

— Миледи, я знаю, вы всегда относились ко мне с большой добротой, так что я надеюсь, что вы не сочтете, будто я желаю вам зла. Я просто хотела сказать… Миледи, тому джентльмену лучше быть осторожнее.

Маргарет почувствовала, как внутри все превращается в лед.

— Какому джентльмену, Тереза? — спокойно спросила она, не поворачиваясь и продолжая расчесывать волосы, глядя на отражение в зеркале, свое и служанки.

— Я думаю, вы знаете, миледи, — был ответ. — Вы же понимаете, в Эбби-Грейндж везде есть уши. И мне просто тревожно из-за того, что все это может очень плохо для вас кончиться, — теперь она выглядела всерьез обеспокоенной.

Несколько мгновений Маргарет молчала, после чего все так же спокойно проговорила:

— Спасибо, Тереза. На сегодня это все.

Горничная склонила голову и вышла из спальни. Маргарет еще долго продолжала все так же неторопливо расчесывать волосы, хоть в этом и не было больше никакой необходимости. Затем, отложив гребень, она достала из тумбочки бумагу, перо и чернила и, не замечая сковавшего ее холода, очень медленно и тщательно принялась писать.

* * *

Шерлок приложил печать к третьему конверту и откинулся на спинку стула. Кажется, на этом приготовления можно было считать завершенными. Утром, уже после отъезда, миссис Макгрегор найдет на его столе три запечатанных письма и отправит их по назначению. Миссис Хадсон в Лондон, брату в Масгрейв и сестре — в то учреждение, что останется неназванным. Конечно, Шерлок предпочел бы все объяснить им лично, но для этого у них еще будет время, в этом он был совершенно уверен. Сейчас ему нужно было позаботиться только о том, чтобы Маргарет наконец-то освободилась от власти пьяницы-мужа и обрела столь желанную безопасность. Теперь она была его главным приоритетом.

Раздевшись, Шерлок потушил свечу и лег в постель. Вещи уже были собраны, все было готово. К счастью, за годы детективной работы он обзавелся достаточным количеством знакомств, так что ему было на кого положиться в этом трудном пути. Они приняли решение сначала уехать в Америку. Впоследствии, надеясь на помощь брата, Шерлок был намерен добиться развода и узаконить их отношения. Он был уверен, что они найдут рычаги давления на Брэкенстолла (болевые точки были у всех, это он знал наверняка), но сейчас самое главное было в том, чтобы уберечь от него Маргарет. Добившись этого, он добьется и всего остального.

Шерлок закрыл глаза, безуспешно пытаясь заставить себя поскорее заснуть, но для этого он явно был слишком взволнован. Он вспомнил, как вчера, уже когда они прощались, Маргарет сказала, что любит его. Почему-то эти слова придали ему уверенности, так что он понял, что у них обязательно все получится. Он не мог и помыслить, что это могло быть иначе. Ведь зачем тогда жизнь свела их вместе, если не для того, чтобы они исцелили друг друга? Он поможет ей покончить с беспросветным существованием, ведь она заставила его вновь почувствовать себя человеком, поверить в то, что его жизнь не была напрасной. Шерлок просто не мог помыслить, что это дело всей его жизни может иметь иной исход.

Он забылся сном, а когда через несколько часов проснулся, то в первые секунды бодрствования отчего-то потерял ориентир, и это изрядно его испугало. Когда же он вспомнил, что ему предстояло сегодня убежать вместе с Маргарет, он вдруг почувствовал ноющую боль где-то в животе. На секунду Шерлока окатила ледяная паника, так что ему стало трудно дышать. Привыкший к эмоциональному напряжению, он быстро отогнал от себя это наваждение. Ему нужно было сохранять голову холодной — впереди его ждал долгий утомительный день.

Быстро одевшись, Холмс спустился на первый этаж и прошел в конюшню. Багаж они заранее отправили в Эдинбург, так что к условленному месту встречи, которым был домик Фрейзера, он приехал налегке, за несколько минут до назначенного срока. Спешившись, он принялся нетерпеливо расхаживать взад-вперед, периодически поглядывая на часы. Было очень холодно, но из-за вернувшегося гнетущего чувства опасности он перестал замечать что-либо еще. Самым главным теперь было дождаться Маргарет, а все остальное было неважно.

Когда прошло пять минут после условленного времени, он счел, что она просто запаздывает. Когда прошло десять минут, он всерьез заволновался, а спустя еще четверть часа не находил себе места. Его сердце будто отяжелело, и из-за этого он даже перестал ходить взад-вперед. Сбылись их самые худшие страхи — каким-то образом лорду Брэкенстоллу все стало известно. Несколько мгновений Холмс лихорадочно пытался придумать другие объяснения ее задержки, но интуиция оказалась сильнее логики. Почувствовав внезапный прилив ярости, он вскочил на лошадь и помчался в сторону Эбби-Грейндж.

Он был настолько поглощен собственными эмоциями, что даже не обратил внимания на стоящую у парадных дверей повозку. Только когда он практически влетел в гостиную, где в первый раз увидел Маргарет, он понял, что почему-то в Эбби-Грейндж уже находились инспектор Хопкинс и, как ни странно, Макгрегор.

— О, а вот и наш драгоценный мистер Холмс, — лорд Брэкенстолл поднялся со своего кресла. — Кажется, мой друг, вы опоздали.

Холмс замер как вкопанный. Только сейчас он заметил, что и Хопкинс, и Макгрегор были чем-то серьезно опечалены. Брэкенстолл, напротив, имел вид человека, вполне удовлетворенного происходящим.

— Вы… негодяй, — хрипло выговорил он. — Бессовестный мерзавец, что вы с ней сделали?! — он ринулся было к Брэкенстоллу, но инспектор и смотритель, бросившись ему наперерез, крепко схватили его за руки и за плечи.

Хозяин Эбби-Грейндж явно наслаждался этой сценой. Скорчив притворно грустную мину, он слегка склонил голову набок.

— Вы о той шлюхе, которую я имел неосторожность называть своей женой? — с невинным видом уточнил он. — О, боюсь вас огорчить. Она уже в лучшем мире.

Холмс похолодел. Силы покинули его, так что он безвольно опустил руки, и Хопкинс с Макгрегором чуть ослабили хватку.

— Вы лжете… — у него в горле все пересохло, и из-за этого слова прозвучали как-то неестественно шипяще. — Вы лжете, вы подлая тварь…

— Можете убедиться сами, Холмс, — Брэкенстолл пожал плечами. — К сожалению, сегодня утром Маргарет поскользнулась на лестнице и сломала себе шею. Я вызвал инспектора Хопкинса, чтобы он засвидетельствовал сей прискорбный факт. А вашего слугу мы позвали для того, чтобы он сдержал ваши излишние порывы. Убитые горем любовники могут быть так назойливы, — он брезгливо поморщился, и это вызвало у Холмса новый прилив ярости. Он едва не вырвался, но Хопкинс и Макгрегор снова его перехватили.

— Вы грязное ничтожество, — прошипел он, прожигая Брэкенстолла взглядом. — Вы и мизинца ее не стоите!

— О, Холмс, для частного детектива вы слишком плохо разбираетесь в общественном устройстве, — он сухо рассмеялся. — Неважно, кто из нас чего стоит. Важно лишь то, что по закону она была моей. И когда она легла под вас на моей собственной земле, она этот закон нарушила. Так чего же удивляться, что божественная кара ее настигла?

— Божественная кара? — сплюнул Холмс. — Это вы ее убили!

— Нет-нет, не стоит бросаться ложными обвинениями, — назидательно погрозил ему пальцем лорд Брэкенстолл. — Если бы Маргарет была более разумной, она не стала бы пренебрегать своими обязанностями хозяйки Эбби-Грейндж и лучше бы следила за состоянием лестниц в доме. Ей некого винить, кроме себя.

И тут Холмс все понял.

— Так это был ваш дворецкий… — он говорил тихо, но отчего-то вокруг него заискрился воздух, так что перепуганные Хопкинс и Макгрегор едва не отпрянули. Брэкенстолл, впрочем, ничего не заметил. — Это он проследил за ней и донес вам — сами бы вы никогда до этого не додумались. Но ничего, не беспокойтесь. Расплата настигнет вас всех, — он сверкнул глазами, и впервые лорд Брэкенстолл ответил ему не насмешкой, а гневом.

— Расплата? — чуть дрожа, переспросил он, вперив в противника свой пристальный взгляд. — Расплата от кого, мистер Холмс? От вас? Вы, эсквайр, будете мстить мне, аристократу и богатому землевладельцу? Кого вы хотите этим рассмешить? Или вы надеетесь на помощь вашего брата? Он ведь, если я не ошибаюсь, женился на судомойке — да, такие истории как раз по его части. Но не боитесь ли вы, что ваша праведная месть может возыметь побочный эффект? Да, мистер Холмс, я знаю о вас все — о вас, о ваших грязных делах и о сомнительных личностях, которыми вы себя окружаете. Это не говоря уже о том, что ваша сестра находится в приюте для душевнобольных, и, как мне говорили, все это сопряжено с какими-то весьма подозрительными обстоятельствами. Может быть, мистер Холмс, вы расскажете нам, от чего на самом деле умер профессор Джеймс Мориарти?

При упоминании этого имени инспектор Хопкинс вздрогнул, а Макгрегор помрачнел. Холмс, от лица которого отхлынула кровь, сделал полшага назад.

— Вы сделали сегодня очень большую ошибку, лорд Брэкенстолл, — его голос был тихим, но было отчетливо слышно каждое слово. — Не думайте, что вам сойдет это с рук, — он вырвался из хватки инспектора и смотрителя, которые уже устали его держать, и вышел из гостиной. В передней он остановился на несколько секунд. Ярость внезапно куда-то ушла, уступив место горю, и он почти побежал к лестнице, намереваясь подняться в ее спальню и окончательно убедиться в том, что ему не солгали, как вдруг откуда-то из тени возникла фигура дворецкого, и он преградил ему путь.

— Вам лучше уйти, мистер Холмс.

— Мне нужно ее увидеть, — он попытался обойти его, но тот грубо схватил его за руку.

— Вам лучше уйти, мистер Холмс, — повторил дворецкий. Из гостиной вышли Хопкинс и Макгрегор, все с такими же печальными и немного угрюмыми лицами. Где-то за ними маячила торжествующая физиономия лорда Брэкенстолла.

— Шерлок, пойдемте, — грустно попросил инспектор. Впервые он назвал его по имени, и от этого Холмса чуть не разорвало напополам — он вспомнил ее. Он попытался снова прорваться наверх, но душевное потрясение было настолько велико, что у него не осталось никаких физических сил. Ни на кого не глядя, Холмс попятился и, шатаясь, вышел из дома. Машинально он забрался на свою лошадь, и она, видимо, почувствовав настроение хозяина, медленно пошла по аллее, ведущей к Эбби-Грейндж, а затем пустилась вскачь.

Холмс очнулся только тогда, когда понял, что лошадь привела его обратно к охотничьему домику Фрейзера. Спешившись, двигаясь словно во сне, он открыл дверь и зашел внутрь. Теперь комнатка выглядела необитаемой — перед отъездом она забрала оттуда почти все вещи. Обессиленный, Холмс опустился на кровать и завалился на бок, словно раненое животное. От холода и боли у него стучали зубы, а грудь разрывали рвущиеся наружу рыдания. Ему показалось, он был ранен, настолько сильной была боль. Это ведь он во всем виноват. Это он ее погубил — единственную женщину, которая его полюбила. И теперь ему оставалось лишь последовать за ней, потому что жить дальше ему было незачем.

Боль накатывала на него волнами — иногда он выл в голос, иногда лишь жалобно скулил. Измученное тело не подавало никаких других признаков жизни, кроме, разве что, периодических судорог и прерывистых вздохов. Но хуже всего было то, что боль сделала с его разумом. Она атаковала его как вирус, как смертоносная бактерия, разлагающая все на своем пути. Запертый внутри своего горя, как в клетке, Холмс понял, что начинает сходить с ума — у него не было ни одного довода, ни одного рационального средства, что помогло бы заглушить боль. Только теперь он осознал, что чувствовал брат, и с ужасом понял, что, в отличие от Майкрофта, он не обладал достаточно сильным характером и необходимой волей, чтобы противостоять этому саморазрушению. Для него все было кончено.

Он пришел в себя лишь поздно вечером. Кто-то тормошил его за плечо, и Холмс с большим трудом разлепил отяжелевшие веки. Где-то рядом парила свеча, и он понял, что ее держит все такой же печальный, но теперь еще и испуганный Хопкинс.

— Холмс, слава Богу, вы живы! — облегчение было столь велико, что силы покинули его, и он опустился на ближайший стул. — Мы весь день вас искали, это просто ужас что такое. Хорошо, что Тереза нам помогла.

Слегка покачиваясь, Холмс сел. Так он увидел еще две фигуры, что стояли у двери — в одной он узнал Макгрегора, в другой — горничную Маргарет.

— Мистер Холмс, — не дав ему ничего сказать, она подошла ближе, и он увидел, что ее лицо опухло от слез, а руки слегка дрожали. — Мистер Холмс, это все Брантон, он устроил ловушку, и…

— Я знаю, не надо, — он махнул рукой, и в свете свечи его пальцы показались ему неожиданно костлявыми. — Прошу вас, не надо.

Горничная замялась и бросила быстрый взгляд на инспектора, как бы прося его о помощи. Вздохнув, Хопкинс встал и проговорил:

— Послушайте, Холмс, Тереза… хотела отвести вас… Отвести вас в Эбби-Грейндж. Лорд Брэкенстолл, кажется, снова напился, а дворецкий…

— Этот негодяй проспит до утра, — губы горничной слегка дрогнули от переполнявшего ее негодования. — Я подлила ему снотворного в вечерний чай, так что он вам не помешает. Мистер Холмс, вы должны с ней проститься.

Он смотрел на нее невидящими глазами и вдруг понял, что ему очень страшно. Нет, он не может снова ее увидеть. Ведь тогда он поймет, что она действительно умерла, а это разорвет ему сердце. Нет, он не может этого сделать, пусть они даже не просят.

— Мистер Холмс, — подал голос доселе молчавший Макгрегор, и невольно все перевели на него взгляд. — Мистер Холмс, мне очень жаль того, что случилось с леди Брэкенстолл. Она была хорошей женщиной, и то, что с ней произошло, просто ужасно. Но ей бы не хотелось, чтобы вы погубили свою жизнь. Вы еще много кому сможете помочь, с вашим-то даром, и вы не можете сейчас от всего отказаться. Но чтобы идти дальше, вы должны с ней проститься. Я думаю, она бы этого хотела.

Холмс опустил голову, чувствуя, как его глаза вновь наполняются слезами. Сердясь за собственную слабость, он поспешно вытер их рукавом и, шатаясь, встал.

— Тогда, я думаю, нам стоит идти.

* * *

Погруженный во тьму Эбби-Грейндж встретил Терезу и Шерлока привычным безмолвием. Трагедия мало на нем отразилась — и так сумрачный и неприветливый, он не должен был надевать траурные одежды.

— А миссис Фрейзер… знает? — через силу спросил Шерлок, когда они неслышно поднимались по одной из служебных лестниц.

Тереза скорбно покачала головой.

— Негодяй не посмел ей сказать, — она стиснула зубы, но подавила гнев. — Он послал за одной из ее прежних подруг, она и сообщит миссис Фрейзер. Бедняжку это убьет, разумеется, — она горько усмехнулась. — Разом избавится от обеих, вот ведь удача.

Больше они ни о чем не говорили. Остановившись у двери в спальню леди Брэкенстолл, Тереза вздохнула и сказала лишь:

— Я подожду вас снаружи, мистер Холмс.

Он нетвердо кивнул и, взявшись за ручку двери, повернул ее и зашел внутрь.

Маргарет лежала посередине кровати, по периметру которой стояли четыре свечи. Ее обмыли и облачили в белое платье, накрыв полупрозрачным саваном. Руки сложили на груди, волосы уложили в ее обычную прическу. Раны не было видно, но искушенному наблюдателю стало бы и без того ясно, что послужило причиной смерти.

Медленно Шерлок подошел к кровати. В изголовье стоял стул, и он опустился на него, не сводя с Маргарет глаз. К его удивлению, слез не было, да и боль почему-то отступила. Пришло лишь оцепенение. Он не знал, что делать, что говорить, и был ли в этом какой-то смысл — ее ведь уже здесь не было. Тут он вспомнил, что сказал Макгрегор: «Вы должны с ней проститься». Проститься. Сказать прощай, потому что больше они никогда не увидятся. Нет, в это он верить не хотел.

Соскользнув со стула, он опустился на колени. Шерлок никогда не молился — в их семье это было уделом его невестки. Ну конечно. Только сейчас он понял, что Маргарет теперь была вместе с ней. Эта мысль, как ружейный выстрел, вернула и слезы, и боль. Проклятье Холмсов — терять любимых и заживо хоронить свои разбитые сердца. Чем они только это заслужили, в чем провинились, раз судьба была к ним столь жестока? Вопрос, на который у него не было ответа.

Спустя несколько минут Шерлок поднялся на ноги. Наклонившись, он легонько коснулся губами ее холодного лба и прошептал:

— Я люблю тебя, Маргарет. Прости, что…

Слезы потекли по его щекам, и он закрыл лицо ладонью. Сзади послышалось какое-то движение, и он понял, что в комнату вошла Тереза. Траурные свечи осветили ее лицо, и Шерлок увидел, что она тоже плачет.

— Мистер Холмс, — прерывисто прошептала она. — Мистер Холмс, леди Брэкенстолл хотела передать вам это. Конверт был в кармане ее халата — я успела достать его до того, как этот изувер до него добрался.

Шерлок взял сложенный вчетверо плотный кусок бумаги и, развернув его дрожащими руками, прочитал:

Любимый.

Пожалуйста, если что-то пойдет не так, не вини себя. Ты подарил мне счастье, которого я и не надеялась встретить, и ради этого стоило пойти и на риск, и, если так будет угодно Богу, на жертву. Ты удивительный человек, и я бесконечно тебя люблю. Мне так жаль, что я не встретилась с твоим братом, твоей сестрой и племянниками — наверняка они такие же необыкновенные, как ты. Прошу, если со мной что-то случится, не отчаивайся. Постарайся жить дальше. Ты нужен своей семье и нужен всем тем людям, о которых ты так увлекательно рассказывал. Они нуждаются в твоей помощи, Шерлок. Меня ты уже спас. Не забудь спасти и других. И помни: что бы ни случилось, я всегда буду любить тебя.

Твоя Маргарет

* * *

Спустя две недели после трагической гибели леди Маргарет Брэкенстолл у дома по адресу 221-б, Бейкер-стрит остановился кеб. Стояла морозная декабрьская погода, и вышедший из него мужчина, попросив возницу его подождать, не стал медлить и сразу же позвонил в дверь. Наглухо застегнутый во все черное, с высоким лбом и чуточку более длинным, чем требовалось, носом, он не выказал никакого нетерпения и спокойно ждал, сжимая до блеска отполированную трость.

Наконец дверь открылась, и на пороге показалась достопочтимая домовладелица миссис Хадсон.

— О, мистер Холмс, слава Богу, вы приехали!.. — она всплеснула руками, и ее изборожденное тревогами лицо слегка посветлело. — Я так рада, пройдемте…

— Благодарю за отправленную телеграмму, — негромко сказал он, следуя за ней в полутемную прихожую. Остановившись у лестницы, он посмотрел наверх. — Как он?

Миссис Хадсон покачала головой, ломая пальцы.

— Ужасно, мистер Холмс. Не выходит из комнаты, почти не ест. Ничего не делает, только смотрит в потолок. Я несколько раз вызывала врачей, но он никому не дал себя осмотреть. Это просто ужасно, мистер Холмс, — чуть не плача, повторила она.

— Не бойтесь, миссис Хадсон, — с мягкой, но немного грустной улыбкой проговорил он. — Я с ним поговорю, все будет в порядке.

Он начал подниматься по лестнице, в то время как миссис Хадсон посчитала, что ей лучше будет остаться у себя. Оказавшись перед дверью в квартиру, не став стучать, он аккуратно открыл ее и почти сразу же прошел в спальню, которая не была заперта.

Все было так, как и сказала миссис Хадсон. Шерлок был одет, но сидел на не заправленной постели, белье на которой уже давно перестало быть свежим. Сам он выглядел неопрятным и действительно просто смотрел в одну точку. Когда его покой оказался потревоженным, он даже не шелохнулся и не моргнул.

— Ох, Шерлок, — Майкрофт Холмс снял цилиндр и положил его вместе с тростью на стол. В его взгляде было искреннее сочувствие, и несмотря на то, что Холмс-младший не удостоил его взглядом, его губы слегка дрогнули, и он уткнулся лбом в колени, которые крепко обхватил руками.

— Шерлок… — прошептал Майкрофт и, осторожно сев рядом, привлек его к себе. Брат не сопротивлялся и, все так же съежившись, спрятал лицо у него на плече.

— Прости меня, я должен был быть рядом, — Майкрофт погладил его по спутанным волосам. — Я очень плохо с тобой поступил, ты не должен был так уезжать из Масгрейва.

— В этом нет твоей вины, — последовал глухой ответ. — Это я не смог ее защитить. А эта свинья Брэкенстолл все еще гуляет на свободе, — внезапно в нем волной поднялось озлобление, и он до боли стиснул плечо брата. — Но ничего, я еще до него доберусь…

— Шерлок, ты не должен об этом думать, — Майкрофт чуть встряхнул его, заставляя посмотреть себе в глаза. — Слышишь? Сейчас у тебя будут другие заботы. Ты возвращаешься со мной в Масгрейв.

Удивление мелькнуло в его потускневших глазах.

— В Масгрейв? — пробормотал он. — Но…

— Скоро Рождество, — Майкрофт попытался улыбнуться. — Мы должны встретить этот праздник вместе. Мальчики очень соскучились и постоянно о тебе спрашивают. А малыш уже так подрос — ты его теперь точно не узнаешь.

— Малыш… — повторил Шерлок, стараясь проглотить новый комок боли. — Малыш…

— Да, верно, — подтвердил Майкрофт, вновь улыбаясь через силу. — К тому же… — он чуть помедлил. — К тому же, Эвр будет очень рада тебя видеть.

— Эвр?.. — пораженный, он даже чуть выпрямился. — Ты не говорил, что Эвр…

— Она приехала два месяца назад. Прости, что не писал, но я решил, что сначала ей следовало побыть одной. Но теперь… Я думаю, она готова.

— Что тебя подвигло? — Шерлок все еще не верил в то, что слышит.

Майкрофт помедлил немного с ответом.

— Молли всегда в нее верила, — он не поднимал глаз — боялся выдать эмоции, ведь сейчас это он должен был быть сильным. — К тому же… Дома ведь всем лучше, верно?

— Верно, — эхом отозвался Шерлок. Теперь он понимал, что брат был прав. Возможно, в присутствии сестры им обоим станет легче.

— Как… — он откашлялся, как бы для храбрости. — Как ты все это пережил? — он поднял на брата глаза.

Майкрофт покачал головой.

— Никак, Шерлок, — на сей раз он не стал избегать его взгляда. — Я до сих пор это переживаю. Но просто… — он выдержал паузу. — Просто боль со временем утихает. Ты носишь ее в себе, но, вместо того чтобы убивать тебя, она делает тебя сильнее. Вот так ты и живешь. Это симбиоз, Шерлок, и нам всего лишь надо научиться с ним жить.

Младший брат ничего не ответил. Майкрофт легонько потрепал его по волосам и встал.

— Идем, тебе нужно привести себя в порядок. Я попрошу миссис Хадсон согреть воды и приготовить что-нибудь поесть. Наш поезд отходит через три часа, так что не будем терять времени даром.

Шерлок лишь кивнул и потянулся все еще дрожащей рукой к своему халату.

Когда он скрылся в отведенной для банных процедур комнате, Майкрофт вернулся в его спальню. Подойдя к столу, он выдвинул нижний ящик. Несколько секунд он изучал взглядом его содержимое, после чего достал оттуда нечто похожее на фотографию и, тщательно завернув ее в писчую бумагу, спрятал во внутренний карман своего сюртука.

* * *

Холмсы прибыли в Масгрейв поздним вечером того же дня. А спустя ровно месяц сэра Юстаса Брэкенстолла нашли убитым в собственной постели. Согласно отчету инспектора Стэнли Хопкинса, прибывшего на место происшествия, это было дело рук банды Рэнделлов, которая все-таки довершила начатое несколько месяцев назад преступление. Его жертвой стал также дворецкий Брантон. С ним бандиты разделались с особой жестокостью. Старая горничная Тереза обнаружила его в столовой повешенным на скрипичной струне. Местные острословы из числа приятелей покойного лорда Брэкенстолла еще долго шутили, что невозмутимый дворецкий поперхнулся своей собственной музыкой.