Призрак Эбби-Грейндж (гет)

Холодным августовским утром тысяча восемьсот девяносто пятого года у двери дома 221-б по Бейкер-стрит остановился кеб, из которого вышел высокий худой мужчина с иссиня-черными, слегка вьющимися волосами и длинным прямым носом. Не глядя сунув вознице причитающуюся плату, он достал из кеба небольшой саквояж и, отрывистым движением повернув ключ, зашел в дом.

Была половина шестого утра, так что владелица дома, достопочтенная миссис Хадсон, еще спала, и поэтому ее постоялец весьма осторожно поднялся по старой скрипучей лестнице в свою квартиру. Только закрыв за собой дверь, он дал волю своему скверному расположению духа. Бросив саквояж и цилиндр на диван у стены, он подошел к двум креслам, стоящим у камина, и, с ногами сев в то из них, что было ближе к окну, обхватил руками колени и немигающим пустым взглядом уставился в безжизненное нутро камина. Из-за того что помещение не отапливалось несколько недель, в комнате было чертовски холодно, но он, казалось, этого не замечал.

Только спустя час его сумрачное бдение было нарушено — миссис Хадсон поднялась в комнату, чтобы по своему обыкновению распахнуть шторы и впустить в квартиру хотя бы те жалкие крохи света, что падали со стола скупого лондонского неба, и от неожиданности схватилась за сердце.

— Боже, мистер Холмс, вы меня напугали! Я и не знала, что вы приедете уже сегодня!

— Я тоже не знал, — мрачно ответил Шерлок Холмс, не поворачивая головы и не меняя позы. — Однако мое дальнейшее пребывание в Масгрейве оказалось… излишним.

Домовладелица сокрушенно покачала головой.

— Мне очень жаль, мистер Холмс. Это ужасная потеря.

Он ничего не ответил и с удвоенным напряжением продолжил буравить взглядом холодный камин. Не зная, что лучше сказать, миссис Хадсон решила положиться на проверенный способ наведения мостов.

— Наверняка вы устали с дороги, мистер Холмс. Разогреть вам воды? Или, может быть, хотите позавтракать? Я кликну Билли, он живо доставит ваши любимые булочки.

Ответ последовал не сразу, но терпение миссис Хадсон все-таки оказалось вознаграждено.

— Да. Пожалуй, — Холмс прищурился, словно разглядел на каминной решетке особо любопытного жука. — Спасибо.

Решив, что он утвердительно ответил на все ее предложения, миссис Хадсон, не откладывая дело в долгий ящик, поспешила на первый этаж, будить Билли — ей нужно было, чтобы он поставил на огонь ведро воды и побежал в булочную за свежим хлебом. Тем временем сама она приняла решение проветрить занимаемую Холмсом спальню и растопить камин. То, что сам постоялец продолжал сидеть в позе статуи в своем любимом кресле, она проигнорировала. Во-первых, миссис Хадсон достаточно долго знала Шерлока Холмса, чтобы не обращать внимания на его причуды, а во-вторых, она считала, что в данный момент он имеет на них полное право — в конце концов, последние недели его жизни никак нельзя было назвать ни легкими, ни приятными.

Спустя полтора часа, приняв горячую ванну, переодевшись и облачившись в свой любимый халат, Шерлок Холмс, набив трубку крепким табаком, сел за стол перед чашкой горячего кофе и подносом с булочками и принялся разбирать накопившуюся за время его отсутствия почту. В основном ее составляли письма от самых разнообразных людей, по той или иной причине решивших прибегнуть к помощи частного детектива. Машинально поглощая булочки (все-таки измотанный организм требовал пищи, и с этим ничего нельзя было поделать) и запивая их кофе, Холмс то и дело выпускал облака дыма, так что спустя полчаса гостиная начала напоминать курительную комнату в каком-нибудь дешевом лондонском заведении сомнительной репутации. Миссис Хадсон, которая обычно не оставляла без упрека данное обстоятельство, на сей раз решила промолчать — сейчас самым лучшим выбором было просто оставить ее постояльца в покое.

Одно за другим письма падали на пол — слишком банальные, слишком скучные, слишком предсказуемые и слишком дурно написанные. Так прошло еще где-то полчаса, после чего Холмсу наконец-то попалось письмо, которое действительно требовало его внимания.

Отложив угасшую трубку, он отодвинул подальше опустевший поднос и, нахмурившись, прочел:

Дорогой мистер Холмс,

приношу свои глубочайшие соболезнования в связи с постигшей Вашу семью утратой. Мы с женой глубоко скорбим и молимся о вас каждый день.

Прошу меня простить, мистер Холмс — Вы знаете, что я никогда не стал бы беспокоить Вас в такое время, если бы это не было абсолютно необходимо. Не желая тревожить Вашего брата, я принял решение написать Вам. К сожалению, я не могу больше ждать — рабочие должны знать, получат ли они свою заработную плату, а я должен понять, что еще мы успеем сделать до наступления зимы. Поэтому я хотел просить Вас приехать сюда и самому все оценить. Разумеется, если Вы не сможете этого сделать, я отпущу ребят до весны и закрою дом, но если Вы все-таки приедете, мы все будем очень Вам благодарны.

Искренне Ваш,

Дэвид Макгрегор.

Холмс дважды прочел письмо, после чего, не глядя, снова взял трубку и встал. Набив ее табаком, он чиркнул спичкой и закурил, смотря в окно. По оживленной улице сновали туда-сюда прохожие — установившаяся утром ясная погода весьма благоприятствовала их суетливой активности. Ему очень не хотелось вновь покидать шумный город ради уединенного поместья в сельской глуши, но, видимо, у него не было выбора.

Подойдя к камину, Холмс взял с полки колокольчик для вызова прислуги и позвонил.

Услужливый Билли явился меньше чем через минуту.

— Да, мистер Холмс? — с готовностью вскинул он свою растрепанную голову.

— Отправь телеграмму, — зажав зубами трубку, он нацарапал несколько слов на клочке бумаги. — По этому адресу. И попроси миссис Хадсон отдать прачке мои рубашки. Они нужны мне к вечеру — завтра утром я уезжаю.

— Опять? — Билли, кажется, такая перспектива расстроила.

— Опять, — бесстрастно повторил Холмс. Отдав мальчику бумажку с нужной информацией и снабдив его несколькими монетами, он отвернулся к окну и несколько минут смотрел на улицу. Увидев, как Билли вприпрыжку помчался исполнять поручение, Холмс подождал еще несколько мгновений и прошел в спальню. Выдвинув нижний ящик письменного стола, он протянул было руку, чтобы что-то оттуда достать, но передумал. Закрыв ящик, он сел на кровать и еще долго не двигался с места, продолжая дымить трубкой, пока его не потревожил очередной вопрос миссис Хадсон.

* * *

Утром следующего дня Шерлок Холмс сидел в вагоне первого класса направлявшегося в Шотландию поезда и без всякого выражения смотрел в окно. Путь ему предстоял не такой уж и близкий, но это его лишь радовало — движение создавало иллюзию действия, а действие как нельзя лучше помогало ему бороться с собственным бессилием. Так что Холмс был вынужден признать, что вчерашнее желание остаться в Лондоне было ошибочным. Тривиальные проблемы его заурядных жителей в данный момент точно довели бы его до могилы.

До места он добрался с пересадкой и без всяких происшествий. На крохотной железнодорожной станции его встречал дородный темноволосый мужчина с густой бородой и изборожденным морщинами лицом.

— Мистер Холмс, — хрипло проговорил он, протягивая ему крепкую мозолистую ладонь. — Спасибо, что приехали. Примите еще раз мои соболезнования.

— Да, — поджав губы, коротко кивнул детектив, и Макгрегор чуть смутился, но быстро взял себя в руки.

— Давайте ваш багаж, сэр — я оставил лошадей здесь, неподалеку…

Транспортом, на котором им предстояло добраться до места, была открытая коляска, запряженная парой лошадей. Без лишних слов Холмс устроился в экипаже, и Макгрегор, забравшись на козлы, щелкнул кнутом, после чего коляска тронулась с места, и они поехали.

Путешествие продлилось долго, больше получаса. Все это время Холмс внимательным напряженным взглядом изучал окрестности, но если бы кто-то увидел его в ту минуту, он понял бы, что они совершенно его не трогают. В каком-то смысле можно было сказать, что он будто вовсе не покидал своей комнаты — настолько безразлична ему была окружающая обстановка. Однако, когда на горизонте показался одиноко стоящий двухэтажный дом в форме квадратной скобки, снабженный несколькими хозяйственными пристройками, Холмс выпрямился и, прищурившись, принялся тщательно изучать его своим пристальным взглядом, будто парящий в небе сокол, что высматривает добычу.

Когда спустя пять минут коляска остановилась у парадной двери, Холмс сразу же спрыгнул на землю и поднялся по ступенькам на крыльцо, где его ждала полная добродушная женщина с немного печальным лицом.

— Миссис Макгрегор, — отрывисто поздоровался он. Не задерживаясь на крыльце, он прошел в дом, на ходу сняв цилиндр и положив в него перчатки.

— Мистер Холмс, — смущенно пробормотала экономка и поспешила вслед за ним. — Примите…

— Да. Спасибо, — не дав ей договорить, Холмс поставил цилиндр на столик у двери и подошел к лестнице, ведущей на второй этаж.

Дом, что они приобрели несколько месяцев назад, нуждался в основательном ремонте и покупке новой мебели. Холмсу уже доводилось здесь бывать, так что он мог оценить произошедшие с последнего визита изменения. Быстро обойдя помещения, расположенные на первом этаже, он увидел, что гостиная и столовая были полностью вычищены и теперь были похожи на скорбные больничные палаты, в которых ему часто доводилось бывать по долгу службы. В большом зале, что располагался напротив гостиной и слева от парадной двери, был свален строительный мусор, и только библиотека внушала хоть какое-то чувство уюта — стены не требовали отделки, так что книжные стеллажи были уже расставлены в нужном порядке, а в нескольких ящиках ждали возможности обрести свой новый дом купленные его братом книги.

— Хорошо, что вычистили гостиную и столовую, — лаконично отметил Холмс, поднимаясь на второй этаж. — Их убожество сражало наповал.

— Спасибо, мистер Холмс, — поспешил поблагодарить его за похвалу Макгрегор. Он передал лошадей на попечение конюшего и теперь вместе с женой с беспокойством следил за перемещениями хозяина. Когда Холмс пошел на второй этаж, оба супруга последовали за ним.

— А вот тут мы еще ничего не делали, — пояснил Макгрегор, когда Холмс прошел в просторную залу, расположенную в середине второго этажа. — И спальни тоже не трогали. Не сочтите за неделикатность, мистер Холмс, но порой пожилые люди… — он замялся и покраснел.

— Я знаю, — коротко сказал Холмс. Он прошел в зал, такой же пустой и голый, как гостиная и столовая, и посмотрел в окно, за которым открывался вид на парадный подъезд. Несколько мгновений он просто стоял, анализируя увиденное, после чего на каблуках повернулся к смотрителю и экономке.

— Что ж, мистер Макгрегор, вы правильно сделали, что меня вызвали. Мы не можем больше держать этот дом в таком позорном запустении, и раз уж мой брат… — он замолчал на мгновение. — Миссис Макгрегор, найдется здесь комната, где я мог бы поселиться?

— Конечно, мистер Холмс, — поспешно откликнулась экономка. — Я приготовила вам одну из спален в восточном крыле.

— Отлично. Тогда, мистер Макгрегор, с вашего позволения я немного передохну, а утром мы обсудим дальнейшие действия.

— Спасибо, мистер Холмс, — он склонил голову. Поскольку, отдав распоряжения, детектив снова повернулся к окну, супруги сынтерпретировали это как знак окончания разговора и сочли за благо удалиться.

Оставшись в одиночестве, Холмс еще немного постоял у окна, после чего не торопясь осмотрел расположенные на втором этаже спальни. Они внушали гораздо больше оптимизма, чем помещения первого этажа — пусть мебель и была старой, стены и потолок не требовали так много чистки. Удовлетворившись увиденным, Холмс прошел в отведенную ему спальню и, не раздеваясь, рухнул на массивную дубовую кровать. Весь этот переезд отнял у него больше сил, чем он предполагал.

Ужин по его просьбе подали в семь, и, поскольку ни одна из комнат не была приспособлена для трапезы, поднос миссис Макгрегор принесла прямо в спальню. Утолив голод, Холмс с наслаждением раскурил трубку и, сев у растопленного камина, думал было развлечь себя книгой, что он специально для этого взял в библиотеке, но его душевное состояние явно к этому не располагало. В течение дня он неоднократно думал о том, что ему следовало написать брату, но так и не отважился взяться за перо. Он до сих пор не знал, что может ему сказать. Поэтому, выкурив трубку, Холмс отложил книгу и отправился спать.

В соответствии со старой народной мудростью, утро принесло ему определенное облегчение — по крайней мере, вспомнив о том, что у него есть какое-никакое дело, Холмс сразу же ощутил прилив сил. Приведя себя в порядок и позавтракав, он спустился в гостиную, где, по договоренности с Макгрегором, его уже ждали сам смотритель и рабочие, которым предстояло привести дом в надлежащий вид.

Примерно десять минут ушло у них на определение алгоритма действий. Холмс не любил много говорить, если это не было абсолютно необходимо, и в данном случае ограничился самыми лаконичными разъяснениями. В итоге было решено, что сегодня рабочие займутся утилизацией накопившегося за время ремонта мусора, а Холмс и Макгрегор еще раз пройдутся по комнатам и уточнят все детали планировки и возможные трудности, которые нужно было учесть еще до начала ремонта. Однако не успел Холмс отпустить рабочих, как во дворе послышался шум подъезжающего экипажа.

— Вы кого-то ждете? — нахмурился детектив, глядя на смотрителя. Тот в ответ лишь беспомощно развел руками. Поняв, что расспросы бесполезны, Холмс вышел на улицу, чтобы поприветствовать нежданного гостя.

К его удивлению, им оказался Стэнли Хопкинс — невысокий коренастый человечек, с усами и в котелке, который, как только увидел Холмса, радостно всплеснул руками.

— Так значит, это правда! — воскликнул он. — Вы все-таки приехали!

Столь неподдельная реакция не смогла оставить Холмса равнодушным, и он улыбнулся.

— Инспектор Хопкинс, — человечек спрыгнул на землю, и он пожал ему руку. — Рад вас видеть.

— Взаимно, мистер Холмс, — круглое лицо инспектора озарила улыбка, но в следующий миг он погрустнел. — Примите мои соболезнования.

Холмс желал бы, чтобы его перестали приветствовать этими словами, но, поскольку он ничего не мог с этим поделать, ему оставалось лишь вежливо ответствовать:

— Благодарю, инспектор. Я вижу, вы в прекрасной форме, раз слухи о моем приезде так быстро вас достигли.

— Не хочу вас разочаровывать, Холмс, но это нужда заставила меня столь бесцеремонно досаждать вам своим присутствием, — теперь он выглядел расстроенным. — Вчера вечером на Эбби-Грейндж было совершено нападение, и я в совершенной растерянности. А поскольку моя супруга видела, как Макгрегор доставил вас сюда, я решил незамедлительно воспользоваться вашей помощью. Ибо, не стану скрывать, сам я не в силах разобраться в этом деле.

— Понимаю, — промолвил Холмс и обернулся к смотрителю. — Боюсь, мистер Макгрегор, дела вынуждают меня отложить наши планы. Инспектор Хопкинс мой старый друг, я не вправе ему отказать.

— Конечно, мистер Холмс. Я послежу за ребятами, а как вернетесь, мы еще раз все осмотрим.

— Замечательно. Что ж, раз так, инспектор, давайте отправимся на место происшествия, — он вскочил на козлы. — Введете меня в курс дела по дороге.

— Спасибо, Холмс, — с облегчением проговорил Хопкинс. Как только его коляска, которой он сам управлял, выехала на проселочную дорогу, он заговорил:

— Не знаю, помните ли вы, но мой дом находится в нескольких милях от Эбби-Грейндж, и в хорошую погоду, возвращаясь домой, я предпочитаю съезжать с главной дорогой, и мой путь проходит в непосредственной близости от поместья. Так случилось и вчера. Я ехал домой в этой самой коляске и, проезжая мимо поместья, увидел, что в столовой (ее французские окна выходят во двор, за которым расположена дорога, по которой я езжу) как будто что-то происходит. Я услышал несколько сдавленных криков, за которыми последовал плач. Было уже довольно поздно, нигде не горел свет, так что я не на шутку перепугался — я подумал, что в дом забрались грабители. Я остановил коляску и, перемахнув через ограду, подкрался к дому и через открытое окно заглянул в столовую. К своему глубочайшему ужасу, в лунном свете я увидел, что леди Брэкенстолл, хозяйка Эбби-Грейндж, лежит на полу, привязанная к креслу. Поспешив ей на помощь, я увидел, что она страшно избита — все ее лицо покрывали отметины и кровоподтеки. Я попытался узнать у нее, что случилось, но все было напрасно — от ужаса бедняжка не могла вымолвить ни слова. Конечно, я тут же поднял тревогу. Слуги проснулись, и я, оставив леди Брэкенстолл на попечение ее служанки, поспешил узнать, что случилось с ее супругом. Как оказалось, лорд Брэкенстолл находился в своей спальне. Он был без сознания, и его лицо было разбито в кровь. Когда я разбудил его…

— Подождите, — прервал его Холмс. — Ничего больше не говорите.

— Почему? — растерялся Хопкинс.

— Потому что вы рассказали мне то, что видели своими глазами — а то, что увидел лорд Брэкенстолл, я хочу услышать от него самого.

Инспектор, который явно рассчитывал на то, что именно вторая часть его рассказа вызовет наибольший интерес, замолк, стараясь скрыть свое недовольство. Ему уже доводилось работать с Холмсом, так что он знал, что лондонский детектив не отличался деликатностью и порой пренебрегал чувствами других, когда дело касалось его расследований, но все равно он не мог не чувствовать себя уязвленным.

Спустя двадцать минут они достигли цели. Проехав сквозь парк по аллее, что шла между двумя рядами старых вязов, коляска остановилась у невысокого, вытянутого в длину дома с колоннами. На крыльце их уже ждал дворецкий.

— Джентльмены, — он невозмутимо склонил голову, когда Хопкинс и Холмс взошли на крыльцо. — Прошу следовать за мной.

Они прошли в гостиную, где их ждал хозяин дома.

— А, Хопкинс, — лорд Брэкенстолл поднялся с кресла, в котором читал газету, и подошел к гостям. — Вы говорили, что приедете не один.

— Все верно, лорд Брэкенстолл, — с готовностью ответствовал инспектор. — Позвольте представить — мистер Шерлок Холмс, частный детектив из Лондона.

Мужчины обменялись рукопожатием.

— Что ж, мистер Холмс, я рад, что инспектор Хопкинс получил возможность проконсультироваться с вами. Однако, к сожалению, я не представляю, как вы сможете нам помочь. Как я уже сказал инспектору, я знаю, кто стоит за вчерашним нападением.

— Вот как? — отозвался Холмс, внимательно изучая взглядом собеседника. Брэкенстолл бы еще молод (Холмс даже был склонен сказать, что он был на несколько лет младше него самого), однако в его облике было что-то такое, что лишало его свежести молодости и старило на несколько лет. Его костюм был безупречен, но его руки, которые он старался держать сцепленными, слегка дрожали, а его лицо имело неестественный красноватый оттенок. Возможно, конечно, дело было в том, что его лоб рассекал свежий шрам (очевидно, последствие нападения), однако Холмс слишком долго работал частным детективом, чтобы не замечать очевидного.

— Да, без сомнения, — подтвердил Брэкенстолл. — Это дело рук банды Рэнделлов, отца и двоих сыновей.

— Неужели? — промолвил Холмс. — В таком случае, я хотел бы подробно узнать, как все было.

Лорд Брэкенстолл небрежно махнул рукой, предлагая гостям сесть. Холмс, однако, с места не сдвинулся.

— Прошу прощения, лорд Брэкенстолл, но, насколько я понял из информации, предоставленной инспектором Хопкинсом, ваша супруга также стала жертвой нападения. Боюсь, я вынужден настаивать на том, чтобы она тоже приняла участие в нашем разговоре.

Хозяин дома нервно рассмеялся.

— Моя жена? Мистер Холмс, в этом нет никакой необходимости. Я могу пересказать вам все, что она видела. К тому же, после случившегося ей нездоровится — негодяи изрядно ее избили, и…

— Я понимаю, какое серьезное испытание выпало на долю леди Брэкенстолл, — спокойно перебил его Холмс, — и весьма ей сочувствую, однако я вынужден настаивать. Без свидетельских показаний всех очевидцев наш визит можно считать бессмысленным, и я уверен, что мы оба не хотим огорчать доброго инспектора Хопкинса.

Нижняя губа Брэкенстолла чуть дернулась, но он сразу же попытался скрыть это за улыбкой.

— Как вам будет угодно, мистер Холмс, — он кивнул дворецкому, и тот скрылся. Спустя пять минут, которые трое мужчин провели в молчании, послышались шаги, и в комнату вошла молодая женщина.

— Леди Брэкенстолл, джентльмены, — сказал хозяин дома. — Моя супруга.

Холмс, который до этого был поглощен изучением расстилавшегося за окном парка, повернулся, чтобы поприветствовать хозяйку дома, и замер.

Леди Брэкенстолл была самой прекрасной женщиной, которую ему доводилось встречать. Темноволосая, изящная, с глубокими карими глазами и фарфоровой кожей, она была настолько необыкновенной, что ее красоту не могли изуродовать даже синяки и кровоподтеки, скорбные свидетельства несчастий прошедшей ночи.

— Маргарет, мистер Хопкинс обратился к помощи мистера Шерлока Холмса, детектива из Лондона, — быстро пояснил лорд Брэкенстолл. — Как я понимаю, он сейчас живет недалеко от нас, и мистер Хопкинс полагает, что его помощь позволит пролить свет на это несчастье. Хотя, на мой взгляд, все предельно ясно.

— Я очень надеюсь, что все так и есть, лорд Брэкенстолл, — подал голос инспектор. — Однако есть в этом деле какое-то несоответствие. Не могу сказать, в чем оно заключается, но не могу его игнорировать.

— Вы весьма добры, инспектор, — тихо сказала леди Брэкенстолл, и Холмс вынужден был отметить, что ее голос звучал очень устало и печально, что заставило его отдать должное шестому чувству провинциального коллеги.

Когда все расселись, Холмс проговорил:

— Леди Брэкенстолл, пожалуйста, расскажите, что произошло вчера вечером.

Не поднимая глаз, она все так же тихо промолвила:

— Около половины одиннадцатого, после того как мой муж удалился к себе, я пошла проверить, все ли в порядке в доме — это моя обязанность. Я осмотрела все комнаты и, наконец, зашла в столовую. И вдруг… — она замолкла на мгновение, словно для того, чтобы перевести дух. — И вдруг я увидела, что там находились трое человек. Один… один был пожилой широкоплечий мужчина, двое других были помладше. Я так перепугалась, что даже не успела закричать. Один из тех, что был помладше, схватил меня и несколько раз ударил по лицу. Наверное, после этого я потеряла сознание. Когда я очнулась, я поняла, что они оторвали от звонка веревку и крепко привязали меня к креслу, что стоит во главе обеденного стола. Но в столовой уже никого не было.

— Вот как? — промолвил Холмс и перевел взгляд на хозяина дома. — А что же вы, лорд Брэкенстолл?

Тот заерзал на месте и заговорил, охваченный негодованием:

— Я удалился к себе в половине одиннадцатого и сразу же заснул. Но вскоре меня разбудил какой-то шум. Проснувшись, я увидел, что в комнате находится посторонний человек. Я закричал, но он ударил меня по голове чем-то тяжелым, и я потерял сознание. Очнулся я, когда меня разбудил инспектор Хопкинс.

— Значит, вы не слышали звуков борьбы? — уточнил Холмс.

— Моя спальня находится далеко от столовой, — покачал головой лорд Брэкенстолл.

— Понятно. Еще кто-нибудь видел нападавших?

— Нет. Слуги спали, а миссис Фрейзер, мать леди Брэкенстолл, очень плохо слышит, так что они не сумели ее разбудить.

Холмс кивнул и после паузы спросил:

— Из дома что-нибудь пропало?

— Как сказали слуги, лишь несколько серебряных приборов из буфета, — пожал плечами лорд Брэкенстолл. — Я полагаю, забравшись в спальню, они испугались, что убили меня, и сбежали, не став грабить дом дочиста.

На это Холмс ничего не ответил. Помедлив немного, он встал:

— Что ж, лорд и леди Брэкенстолл, спасибо вам за столь содержательные показания. Если вы не возражаете, я хотел бы осмотреть столовую.

Инспектор Хопкинс вопросительно посмотрел на хозяина дома, и тот кивнул.

— Да, конечно, если вы считаете это необходимым… Пройдемте…

Они последовали за ним в противоположное крыло дома. Перед тем как уйти, Холмс слегка поклонился леди Брэкенстолл, и она ответила почти незаметным кивком, по-прежнему не поднимая глаз.

Столовая представляла собой большое высокое помещение. Сквозь три французских окна, расположенных справа, лился теплый августовский свет. Слева находился камин, у которого стояло упомянутое леди Брэкенстолл кресло.

— Любопытно, — проговорил Холмс, проходя в центр комнаты, — Хопкинс обратил внимание на столовую, потому что окна не были занавешены портьерами. У вас столь недобросовестные слуги, лорд Брэкенстолл? Судя по виду вашего дворецкого, я бы так не сказал.

Тот снова нервно рассмеялся.

— Слуги у меня вышколены отлично, мистер Холмс, можете не волноваться. Это просто моя жена часто… любуется лунным светом, когда заходит в эту комнату. Вид действительно впечатляющий.

— Что ж, поверю вам на слово, — промолвил детектив. Подойдя к камину, он осмотрел оборванный конец шнура от звонка.

— Интересно, — сказал он, — неужели, когда грабители за него дернули, никто не услышал, как зазвенел звонок на кухне?

— Нет, — покачал головой Хопкинс. — Кухня расположена в противоположной части здания. Но, признаюсь, я и сам об этом подумал. Со стороны столь опытной банды было очень глупо так сильно рисковать.

— Но ведь они были настолько неосмотрительны, что начали избивать леди Брэкенстолл и, вместо того чтобы довершить дело до конца, оставили ее лежать без сознания, не подумав о том, что по пробуждении она может поднять тревогу, — задумчиво проговорил Холмс. — Действия этой банды столь неуклюжи, что я начинаю удивляться, как они вообще не споткнулись на лестнице и не переломали себе шеи, — он посмотрел на камин. — О, лорд Брэкенстолл, теперь я вижу, что вы были правы, когда говорили о том, сколь хорошо вышколены ваши слуги. Смотрите, какая чистая кочерга, Хопкинс, — он взял обозначенный предмет и продемонстрировал его инспектору.

— В этом нет ничего удивительного, мистер Холмс, — в голосе лорда Брэкенстолла почувствовался холодок. — Мы заменили ее несколько дней назад — старая совсем пришла в негодность.

— Ах, так вот оно что, — промолвил Холмс, ставя кочергу на место. — Что ж, это все объясняет.

Он замолчал, но с места не двигался, и отчего-то из-за этого Стэнли Хопкинсу стало не по себе. Он чувствовал растущее недовольство лорда Брэкенстолла и уже собирался что-то сказать, но Холмс его опередил.

— Инспектор, я думаю, нам не стоит больше злоупотреблять временем наших хозяев. Вы правы — это дело не решено определенного интереса, но вот его природа, к сожалению, лежит за пределами криминальной области, — он внимательно посмотрел на лорда Брэкенстолла. — К моему большому сожалению, — подчеркнул он.

Хозяин дома слегка побледнел, но пересилил себя и выдавил очередную вежливую улыбку.

— В таком случае, мистер Холмс, нам остается лишь надеяться, что банда Рэнделлов все-таки будет поймана, — сказал он. — Ведь мы не можем допустить, чтобы подобное произошло с кем-нибудь еще.

— Разумеется, — с обманчивой вежливостью ответил Холмс, и Брэкенстолл вызвал дворецкого, чтобы он проводил гостей.

Как только они отъехали на достаточное расстояние от Эбби-Грейндж, Хопкинс остановил коляску.

— А теперь, Холмс, скажите, что вы на самом деле думаете, — не без тревоги попросил инспектор. — Я ведь вижу, что вы пришли к какому-то заключению.

Детектив усмехнулся, и Хопкинс невольно поежился — только сейчас он понял, что все это время его коллега лишь с большим трудом сдерживал ярость.

— А вы к какому пришли заключению? — холодно поинтересовался он. — Вы видели и слышали все то же самое, что и я, даже больше. Разве вам не стало все очевидно еще вчера?

Хопкинс смутился и ничего не ответил. Опустив голову, он уставился на вожжи, что держал в руках. От собственной слабости ему стало стыдно, но он всегда был слишком мягким человеком для инспектора, пусть даже провинциального.

— Пьяный ублюдок избил жену и выдал все за ограбление, — от гнева Холмса слегка трясло, так что, если бы он обратил на это внимание, его бы это удивило — давно уже он не испытывал таких сильных негативных эмоций. — По всей видимости, вечером в пьяном угаре он устроил ей скандал в столовой. Не желая вмешиваться, слуги попрятались по углам, так что портьеры остались незанавешенными. Однако леди Брэкенстолл попыталась дать отпор и ударила его кочергой — поэтому ту и выбросили. Придя в ярость, он избил ее и привязал к креслу — ему-то не нужно было волноваться из-за того, что шум звонка кого-то потревожит. После этого негодяй добрался до своей спальни и завалился спать. Я так понимаю, когда вы разбудили его, он не сразу выдал вам эту умопомрачительную историю?

— Нет, — честно признал Хопкинс. — Про грабителей мне сначала сказал дворецкий, и уже потом… — он вздохнул.

Холмс презрительно фыркнул.

— Ох уж эти преданные слуги — даже если в доме произойдет убийство, они не вынесут сора из избы! — он спрыгнул с коляски и принялся прохаживаться взад-вперед, чтобы его чувства получили хоть какой-то выход. — Это отвратительно, Хопкинс, это просто отвратительно! — внезапно он остановился и посмотрел на него в упор. — И готов поспорить, что это далеко не первый случай.

Инспектор затеребил вожжи.

— Лорд Брэкенстолл известен своим крутым нравом и склонностью к… злоупотреблению спиртными напитками, — с тяжелым сердцем промолвил он. — Но так относиться к своей жене, это… — он снова не договорил.

Холмс прикусил губу и возобновил свое хождение. Перед его мысленным взором все еще стояло лицо леди Брэкенстолл — красивая молодая женщина, избитая тираном-мужем, что не понесет за это никакой ответственности.

— В любом случае, дело можно закрыть, — сказал Хопкинс, прерывая его мысли. — Никаких Рэнделлов здесь не было, а значит…

— Что значит, дело можно закрыть? — угрожающе прошипел Холмс. — А как же факт побоев? Она ведь могла умереть, в конце концов!

Хопкинс устало потер виски.

— Холмс, вы ведь не хуже меня знаете, что по закону она фактически является его собственностью, — со вздохом проговорил он. — К тому же, леди Брэкенстолл никогда не признает того, что он ее избивает. Если она пойдет против него, он просто выставит ее на улицу вместе с миссис Фрейзер, а этого она никогда не допустит. Им просто некуда идти, — заключил он.

Холмс не верил своим ушам. Столько лет он работал детективом, помогал людям и правосудию, но в данном случае, столкнувшись со столь явной несправедливостью, он был совершенно бессилен. Нет, это было невыносимо.

— Спасибо за увлекательное путешествие, инспектор, но домой я доберусь сам, — не прощаясь, он зашагал по дороге, а Хопкинсу оставалось лишь печально смотреть ему вслед.

С визита в Эбби-Грейндж минула уже неделя, а дело леди Брэкенстолл и ее мужа никак не шло у Холмса из головы, хоть отвлекающих факторов и было предостаточно. Верный своему слову, он принялся за ремонт дома — вместе с Макгрегором они еще раз все осмотрели, после чего отправились в город и заказали строительные материалы. Дело спорилось, и Холмс, чтобы как-то отвлечься, сам принимался за работу, и физическая активность стала тем лекарством, что хоть отчасти заглушало душевную боль. Несколько раз он порывался написать брату, но все его неуклюжие попытки неизменно оказывались в корзине для бумаг. Что-что, а выбор правильных слов в такой ситуации никогда не был его сильной стороной, и это, вкупе с неприятным делом, что навязал ему старый приятель, действовало на него крайне удручающе.

Видимо, решив, что после их непростого расставания должно было пройти некоторое время, инспектор Хопкинс не докучал Холмсу своими визитами, так что, если не считать Макгрегоров и рабочих, он оказался предоставлен самому себе, что было как раз тем, в чем он нуждался. Холмс взял за правило совершать каждый день верховые прогулки, и красоты Шотландии стали еще одним лекарством, что помогало ему оставаться на плаву.

Обычно он катался верхом после обеда, но в тот день решил выехать около десяти утра — в ожидании новых строительных материалов работа по отделке столовой была поставлена на паузу, и Холмс, которого с детства раздражало любое промедление, велел оседлать свою лошадь и поскакал в сторону леса, за которым простиралась бесконечная череда холмов и равнин.

Проведя в седле около получаса, он решил оставить лошадь у дерева, чтобы она немного отдохнула, и пройтись пешком. Погода была просто великолепной — приветливо светило солнце, было довольно тепло, и ему не хотелось думать о том, что вскоре все это сменится холодной промозглой осенью, что царила в его душе уже несколько недель.

Дойдя до небольшого пригорка, Холмс хотел было присесть на поваленное дерево и передохнуть, как вдруг он увидел внизу женщину, одетую в костюм для верховой езды. Приглядевшись, он понял, что это была леди Брэкенстолл. Отчего-то ему сразу же захотелось ретироваться, но он не успел — она подняла голову и заметила его, так что ему ничего не оставалось, как слегка приподнять шляпу в знак приветствия. Она склонила голову, и Холмс понял, что теперь ему следует спуститься и сказать ей хотя бы пару слов.

— Леди Брэкенстолл, — поскольку она стала подниматься ему навстречу, они поравнялись где-то на середине холма. — Доброе утро.

— Доброе утро, мистер Холмс, — промолвила она. Следы побоев недельной давности были все еще заметны на ее лице, но теперь они были не такими выразительными, так что Холмсу ярче, чем при знакомстве, бросилась в глаза ее красота. Это вернуло его к мысли о ее негодяе-супруге, и он попытался поскорее ответить на ее слова приветливой улыбкой.

— Я вижу, вы тоже любите верховую езду, — сказал он. — Где вы оставили лошадь?

— В миле отсюда, в старом охотничьем домике моего отца. Он был владельцем Эбби-Грейндж до того, как после моего замужества поместье перешло к моему супругу, — заметив его непонимание, пояснила леди Брэкенстолл. — Поместье досталось отцу по каким-то запутанным наследственным правам после смерти его кузена, я уже не помню всех подробностей.

— Вот как, — обронил Холмс. Что ж, дело обстояло еще хуже. Мерзавец заполучил ее приданое и обращался с ней хуже, чем с собакой. Не зря все-таки Холмс никогда не верил в институт брака.

— Инспектор Хопкинс сказал, что вы приобрели дом в наших краях, — продолжала между тем леди Брэкенстолл. — Наверное, сейчас у вас много работы.

— Да, вы правы. Мы купили его вместе с братом, но он недавно… — Холмс так и не смог произнести это вслух. — Он пережил большую потерю и пока не может этим заняться. Поэтому я решил взять дело в свои руки.

— Вы очень добры, — сказала леди Брэкенстолл. Они вернулись на пригорок и медленно пошли в ту сторону, где Холмс оставил лошадь. Разговор их как-то затих, так что он сам не заметил, как вдруг сказал:

— Я надеюсь, леди Брэкенстолл, вы пришли в себя после нападения… банды Рэнделлов, — в его голосе послышалось отчуждение, которого он не слышал уже целую вечность.

Она вздрогнула.

— Благодарю вас, мистер Холмс, я в полном порядке, — она опустила глаза на букет полевых цветов, что держала в руках. — Я рада тому, что… все обошлось.

Они прошли еще несколько шагов, после чего Холмс остановился и в упор на нее посмотрел.

— Вы не обязаны это терпеть, вы же знаете, — тихо сказал он.

— Я не понимаю, о чем вы, — она повела плечами, все еще смотря на цветы.

— У вас ведь должен хоть кто-то быть — родные, друзья. Даже если развод невозможен, вы можете добиться раздельного проживания, и он больше никогда не поднимет на вас руку.

— Кажется, мистер Холмс, вы меня с кем-то путаете, — она попыталась возобновить прогулку, но, сам того не замечая, он взял ее за руку, заставляя остановиться. Поняв, что он позволил себе недопустимое, Холмс сразу же отпрянул, но за секунду до этого он успел различить мелькнувший в ее глазах животный испуг. Боже, как он мог быть таким дураком — она ведь наверняка дрожит от каждого прикосновения, как он только не подумал об этом…

— Простите, мистер Холмс, мне пора, — выронив букет, она развернулась и почти бегом побежала в ту сторону, откуда пришла. Ему хотелось окликнуть ее, но это было глупо — все, что ему оставалось в данный момент, это проклинать собственную опрометчивость. Его взгляд упал на траву, и он увидел оброненный ею букет. Что-то заставило его поднять цветы. Они были совсем простыми — клевер, васильки, колокольчики, — но если бы кто-то решил нарисовать ее вместе с ними, они лишь подчеркнули бы ее красоту. Не понимая толком, что делает, он бережно поднял букет и взял его с собой.

Вернувшись домой, Холмс попросил миссис Макгрегор поставить цветы в воду, а сам прошел в библиотеку. Она была уже почти пригодна для обитания — книги он вместе с рабочими расставил по полкам, и оставалось только купить кресла, диван и стол, чтобы в библиотеке можно было спокойно заниматься и отдыхать. Пока же этого не было сделано, Холмс использовал библиотеку для музицирования. Из Лондона он привез с собой скрипку, и когда гнетущие мысли слишком сильно ему досаждали, он брал инструмент и принимался играть. Чаще всего это были импровизации, и Холмс надеялся, что музыка выручит его и сейчас.

Однако этого не случилось. Взяв скрипку и смычок, вместо того чтобы сразу же заиграть, как это происходило с ним по обыкновению, он долго стоял, замерев, и думал только о том, что ни одно музыкальное произведение не в силах было выразить то, что он сейчас чувствовал. Гнев, раздражение, обида и осознание чудовищной несправедливости перемешались в его сердце с тоской, восхищением и каким-то необъяснимым влечением, которого он никогда раньше не испытывал. Проведя в тишине около пятнадцати минут, Холмс вынужден был отложить инструмент. Вернувшись в спальню, он сел в кресло перед камином, и его мозг напряженно заработал, будто бы ему в руки попалась очередная загадка.

На следующее утро он поднялся очень рано. В пять утра он уже был на ногах, и, самостоятельно оседлав лошадь, он помчался в ту сторону, где, по его представлениям, должен был находиться старый охотничий домик мистера Фрейзера.

На поиски у него ушло около часа, но они увенчались успехом. Крохотное строение приютилось на краю лесной чащи. Сейчас там никого не было, так что расчет Холмса оказался верным. Спрыгнув с лошади, он привязал ее у ближайшего дерева и прошел к дому. Судя по всему, это было единственное убежище леди Брэкенстолл, в котором она могла быть свободна от своего супруга, и она содержала его в чистоте и уюте. Наверняка она приходила туда каждый день, так что Холмс мог быть уверен в том, что она не пропустит его подарок. И он оказался прав — когда на следующий день рано утром он снова прискакал к охотничьему домику, букета полевых цветов, что он оставил на пороге, там уже не было.

* * *

Дни бежали друг за другом, складываясь в недели, и постепенно горе Холмса притуплялось. Брату он так и не написал, но он говорил себе, что приведение в порядок дома компенсировало это молчание, и пока для успокоения совести ему было этого достаточно. Ремонт под чутким руководством Макгрегора продвигался довольно быстро, и Холмс по-прежнему периодически сам принимал участие в работах. Однако он не оставлял и конных прогулок, так что несколько раз в неделю на крыльце охотничьего домика мистера Фрейзера появлялись свежие цветы, которые на следующий день неизменно исчезали.

Необычно теплый сентябрь подошел к концу, и с наступлением октября в Шотландию пришли дожди. Расплатившись с рабочими, Холмс принял решение до весны прекратить работы. Они и так уже достаточно сделали — библиотека была полностью готова, в гостиной можно было без зазрения совести принимать гостей, да и одинокие трапезы Холмса теперь проходили в столовой. Конечно, в доме оставался еще непочатый край работы, но несмотря на это в нем можно было жить с комфортом и даже с уютом, так что Холмс мог поздравить себя хотя бы с этим.

Одним особенно пасмурным днем (дождь зарядил уже с самого утра и теперь лил стеной), Холмс, погрузившись в привычную меланхолию, разбирал в библиотеке пересылаемую из Лондона почту, которая, вопреки наступлению осени, оставалась все такой же тривиальной. Из размышлений его вывело тихое покашливание Макгрегора.

— Прошу прощения, мистер Холмс…

— Да? — он поднял вопросительный взгляд.

— Мистер Холмс, тут пришла леди Брэкенстолл. У нее лошадь ногу повредила, так что я попросил конюшего ее посмотреть, но сама леди вымокла до нитки. Я сказал, чтобы она заходила в дом, но она не слушает — говорит, не хочет вам мешать…

— Боже, что за глупости, — отложив письма, Холмс встал и прошел в коридор. — Где она?

— Ждет в конюшне, сэр…

Не заботясь о том, чтобы взять зонт или хотя бы надеть шляпу, Холмс вышел на улицу. Еще не дойдя до конюшни, он увидел леди Брэкенстолл. Выглядела она ужасно — мокрая амазонка висела на ней, словно мешок, шляпка была безнадежно испорчена, и пряди ее длинных каштановых волос свисали из-под нее как тающие сосульки. Увидев Холмса, она густо покраснела и опустила глаза.

— Леди Брэкенстолл, — негромко поздоровался он. — Прошу вас, зайдите в дом.

— Мистер Холмс, я не могу, — она покачала головой. — В таком состоянии…

— Вы заболеете и умрете. Пожалуйста, не упрямьтесь. Моя экономка приготовит вам теплую ванну и даст одежду на смену. Что случилось с вашей лошадью?

— Ногу подвернула, сэр, — бодро доложил ему Чарли, молодой конюший. — Надо бы подлечить. Сегодня она точно никуда не поедет.

— Но мне нужно домой! — испугалась леди Брэкенстолл. — Мой муж в отъезде, дом нельзя оставлять без присмотра!

— Значит, Макгрегор отвезет вас в крытом экипаже — мы как раз привели его в надлежащий вид, — настойчиво проговорил Холмс. — Пожалуйста, леди Брэкенстолл, будьте благоразумны.

С болью посмотрев на свою лошадь, она вздохнула и неуверенно кивнула.

— Замечательно. Я позову экономку, она вам поможет.

Увидев, в каком состоянии прибыла к ним нежданная гостья, миссис Макгрегор всплеснула руками и сразу же принялась отдавать распоряжения, так что уже через несколько минут леди Брэкенстолл в сопровождении молодой горничной отправилась в ванную комнату. Холмс тем временем приказал принести в гостиную горячий ужин (столовая была еще не совсем готова к приему гостей, да и топили там гораздо хуже, чем в гостиной) и, отложив свою бесполезную корреспонденцию, принялся ждать леди Брэкенстолл.

Она спустилась через полчаса. Видимо, миссис Макгрегор попросила служанку одолжить ей одно из своих платьев, а сама закутала ее в теплую шаль, так что выглядела она теперь чрезвычайно просто, словно обычная девушка среднего сословия, а не знатная хозяйка богатого дома. Волосы леди Брэкенстолл расчесала и связала лентой, но им требовалось время, чтобы высохнуть, и в мягком свете свечей они слегка поблескивали.

— Леди Брэкенстолл, — он встал, когда она вошла. — Пожалуйста, вам нужно поесть.

— Вы очень внимательны, мистер Холмс, — она подошла ближе, и он заметил, что несмотря на то, что она только что приняла ванну и немного отогрелась, ее кожа оставалась все такой же бледной, почти прозрачной. — Вам не стоило так хлопотать.

— Это не хлопоты, это обыкновенная вежливость. Уверен, если бы я оказался на вашем месте, вы поступили бы так же.

Леди Брэкенстолл улыбнулась.

— Вы бы никогда не оказались на моем месте, — она села на диван и взяла чашку горячего бульона. — Мне стоило остаться дома в такую погоду, а я пошла на поводу у собственного эгоизма, промокла сама и чуть не погубила Сандию. Это было очень глупо, — она сделала несколько осторожных глотков.

— Порой отчаяние толкает нас на необдуманные поступки, но его не стоит путать с глупостью, — негромко заметил Холмс, садясь в кресло.

— Как я и сказала — вы очень внимательны, — с печальной улыбкой отозвалась леди Брэкенстолл, глядя на танцующие в камине огоньки.

— Как себя чувствует миссис Фрейзер? — после небольшой паузы спросил Холмс.

— Неплохо, спасибо, — она сделала еще несколько глотков. — К сожалению, из-за болезни она почти не покидает своей комнаты, поэтому ее жизнь с трудом можно назвать разнообразной. Но я стараюсь следить за тем, чтобы она ни в чем не нуждалась.

— Вы — единственное, что у нее есть, — промолвил он.

— Хотите меня урезонить, мистер Холмс? — леди Брэкенстолл попыталась рассмеяться.

— Вовсе нет, просто констатирую факт. Это досадная привычка, обусловленная моей профессией.

Она немного помолчала, прежде чем продолжить беседу.

— Мистер Хопкинс сказал, вы частный детектив.

— Все верно.

— Должно быть, это очень… увлекательная профессия.

Холмс сухо рассмеялся.

— Это единственная профессия, которая не дает мне умереть от скуки. Так что, наверное, вы правы, она меня увлекает.

— Но почему вы решились оставить ее на столь продолжительный срок? — в ее голосе послышалось легкое любопытство. — Здешняя обстановка вряд ли привлекательнее лондонской.

Холмс немного напрягся и, медля с ответом, налил им обоим чаю.

— Каждому порой нужен отдых, — сказал, наконец, он. — Сейчас, по ряду причин, я нуждаюсь в перерыве. Мои… личные дела вынудили меня к этому, а я не могу позволить, чтобы они мешали моей работе.

— Понимаю, — леди Брэкенстолл медленно кивнула. Несколько минут они провели в тишине. Она доела бульон и взяла свою чашку чая.

— Я была в Лондоне всего несколько раз, — промолвила она. — Я родилась в Эдинбурге. Когда мне было десять лет, отец унаследовал Эбби-Грейндж, а еще спустя пять лет он умер. К тому времени между мной и лордом Брэкенстоллом уже был составлен брачный договор. Его отец был хорошим другом моего отца, поэтому в таком решении не было ничего удивительного. Не могу сказать, что я ему противилась — я была послушной дочерью и любила отца, так что я вышла бы за любого, на кого он указал. К тому же, мой жених был красив, обаятелен и казался мне весьма добрым человеком. Первые годы нашей совместной жизни прошли очень хорошо, а потом… Потом оказалось, что он ни к чему не может приложить свои силы. Как в той притче — работать не могу, просить стыжусь. Его готовили лишь к тому, чтобы играть роль блестящего аристократа, но даже блестящим аристократам нужно занятие, иначе они… — она умолкла. — Я думаю, больше мне добавить нечего.

Холмс ничего не сказал. В камине продолжал потрескивать огонь, за окном барабанил дождь, а леди Брэкенстолл все грела пальцы о чашку чая, так и не сделав ни одного глотка. Наконец он выпрямился в своем кресле и тихо сказал:

— Леди Брэкенстолл, обычно я не берусь за такие дела, но если я чем-то могу вам помочь…

— Не можете, мистер Холмс, — она покачала головой. — По условиям брачного договора, в случае развода Эбби-Грейндж перейдет к моему мужу. Если бы у нас были дети, они остались бы под его опекой. Меня же он просто выбросит на улицу, и мне некуда идти. Если бы я была одна, я бы еще попыталась найти работу и устроиться хоть где-нибудь, но я должна думать о матери. Ей нужен постоянный уход, и я не могу таскать ее за собой туда, куда забросят меня позор и бесчестье.

— Бесчестье? — повторил он. — Бесчестье? Вы ничего не сделали, чтобы его заслужить, и если вы инициируете развод…

— Мистер Холмс, вы же частный детектив, — прервала его леди Брэкенстолл. — Вы же знаете, что в данной ситуации я ничего не могу инициировать, не рискуя остаться у разбитого корыта. На бумаге я всего лишь красивая вещь, что шла в комплекте с еще одной красивой вещью. А у вещей нет голоса.

— Не называйте себя так, умоляю, — проронил Холмс. Она с удивлением подняла на него глаза и вздрогнула, так что чай чуть не пролился на ее одолженное платье. Холмс и сам не понял, что на него нашло. Он вспомнил, как несколько лет назад одна знатная дама на его глазах застрелила Чарльза Огастеса Милвертона. Ненависть, что он испытывал к беспринципному шантажисту, едва не сожгла его изнутри, и если бы его не опередили, он сам убил бы его, не колеблясь. Но то, что он чувствовал сейчас, было не просто праведным гневом против очередной несправедливости, порожденной ханжеством гнилого общества, в котором он жил. Каждый раз, когда он думал о леди Брэкенстолл и ее супруге, к беспомощному гневу примешивалось что-то еще. Что-то… теплое, что-то странно умиротворяющее и светлое. И теперь он начинал понимать, с чем это было связано.

— Кажется, мне пора, — тихо сказала леди Брэкенстолл, осторожно ставя свою чашку обратно на столик. — Я была бы вам очень признательна, мистер Холмс, если бы вы попросили вашего смотрителя отвезти меня домой, если вас это не затруднит.

— Конечно, — пробормотал Холмс. Он встал, чтобы вызвать Макгрегора, и, отдав ему нужные распоряжения, так и остался стоять у двери. Во время рассказа леди Брэкенстолл он был почти спокоен, но потом что-то в нем надломилось, и он оказался не в силах сдерживать эмоции. Видимо, она это поняла, так что всего лишь одна спонтанная фраза выдала ей его истинные чувства, в которых он сам не успел разобраться.

— Сэр, экипаж готов, — голос Макгрегора заставил его вздрогнуть. — Моя жена подсушила одежду леди, и я положил ее внутрь. Можем ехать.

— Спасибо, Макгрегор, — сказал Холмс и повернулся к леди Брэкенстолл. Она встала и подошла к нему.

— Благодарю вас за помощь, мистер Холмс. Я пришлю кого-нибудь за Сандией, когда она поправится.

Холмс хотел сказать, что в этом не будет необходимости — он мог поручить Чарли пригнать лошадь в Эбби-Грейндж — но решил, что лучше будет промолчать.

И словно в качестве вознаграждения за его деликатность, прежде чем уйти, леди Брэкенстолл на секунду задержалась и промолвила:

— На следующей неделе в Эбби-Грейндж состоится прием. Обычно мы зовем всех соседей, и я надеюсь, что мой супруг не обойдет приглашением и вас.

— Почту за честь, — Холмс слегка склонил голову, и леди Брэкенстолл удалилась в сопровождении Макгрегора.

* * *

— Миледи, вы чем-то встревожены. Сделать вам чаю?

Поймав в зеркальном отражении взволнованный взгляд своей старой служанки, леди Брэкенстолл покачала головой.

— Нет, спасибо, Тереза. Я думала надеть другое платье, но… Наверное, я все-таки остановлюсь на этом.

— Как скажете, миледи, — горничная слегка склонила голову и принялась убирать отвергнутые хозяйкой предметы гардероба.

Медленно надевая длинные черные перчатки в тон платью, леди Брэкенстолл мысленно корила себя за глупость. Обычно ей было безразлично, в чем она предстанет перед гостями традиционного октябрьского приема, но в этом году она битых полчаса выбирала платье, только чтобы потом отвергнуть его и приказать горничной подготовить один из ее самых нелюбимых нарядов. Ей не очень нравилось черное, но если лорд Брэкенстолл заподозрит, что она прихорашивается, он станет искать причину подобного поведения, и если, не дай Бог, он догадается…

Леди Брэкенстолл прошиб холодный пот. Ее ладони взмокли, и натягивание перчатки превратилось в пытку. Глупость, глупость, какая же это все-таки глупость…

— Это все, миледи? — мягкий голос горничной вернул ее к действительности.

— Да, Тереза, спасибо, — она улыбнулась ее отражению, и служанка, сделав неглубокий реверанс, вышла из спальни. Леди Брэкенстолл предпочла бы, чтобы Тереза не вела себя столь официально, однако горничную было не переубедить — после замужества мисс Фрейзер она обращалась с ней как со знатной дамой, хоть и не оставила былую сердечность.

Надев перчатки, леди Брэкенстолл посмотрела на свое отражение и постаралась придать себе спокойную отстраненность, к которой она научилась прибегать за все годы своего несчастливого брака. Но сейчас выдержка ее подводила. Она была взволнованна, и привычная бледность уступила место румянцу. На лице уже не осталось никаких следов нападения «банды Рэнделлов», и леди Брэкенстолл несколько минут изучала его с неожиданной придирчивостью, будто выискивая несуществующие изъяны, после чего ее тонкие губы искривила горькая усмешка, и она в бессилье уронила голову на сложенные на туалетном столике руки.

А она-то думала, что этот миг никогда не настанет. Не зря ведь она жила в глуши, вдали от общества, и почти никуда не выезжала. Так ей было легче мириться с собственным положением — с болезнью матери, с пьянством и побоями мужа, с тем, что ее жизнь была загублена, а она так и не узнала ни любви, ни счастья. И зачем, зачем только судьба поставила на ее пути этого человека, почему не дала ему спокойно жить в Лондоне и привела сюда, чтобы их жизни пересеклись, и…

«Глупая, ну зачем ты только об этом думаешь», — очередной упрек в собственный адрес оказался столь же бесполезен, как и все предыдущие. Она прекрасно знала, зачем и почему думает об этом. О нем. Он ведь был совсем не таким, как другие. Он сразу же все понял — уже в ту минуту, когда впервые увидел ее, избитую и обезображенную, вынужденную подыгрывать сочиненной за нее лжи. И, в отличие от других, он не спрятал глаза. Не сделал вид, что все в порядке. Он был первым, кто предложил ей помощь, а не скупую деланную жалость. И то, что он не мог ей помочь, угнетало его, она очень хорошо это видела. Все те букеты, что он приносил к охотничьему домику — это был не просто знак внимания, это был призыв к борьбе. Только вот леди Брэкенстолл уже устала бороться.

Она медленно выпрямилась, глядя на свое лицо, которое она безуспешно пыталась превратить в маску. Разве кто-то стал бы винить ее в том, что она просто хотела хоть раз в жизни чему-то порадоваться? Быть красивой, потому что рядом будет кто-то, кто сможет это оценить? Улыбаться, потому что его присутствие принесет ей радость? Поймать его взгляд, потому что в его пронзительных голубых глазах ей хотелось утонуть?

Конечно, винить ее стали бы все. Она была замужем, и уже сама мысль о другом мужчине считалась для дамы ее положения непростительным грехом. Ее мать, леди Брэкенстолл была в этом совершенно уверена, не пережила бы подобного позора. Возможно, только Тереза осталась бы ей верна, и только она поняла бы, что толкнуло ее на этот поступок. Но этого было слишком мало.

Впрочем, подумала леди Брэкенстолл, прищурившись и внимательно глядя на свое отражение, это не имело никакого значения. Скорее всего, она просто ошибается. То, как он смотрел на нее тогда, после того как она рассказала ему свою историю, совершенно неважно. Он не мог ничего почувствовать, и цветы, что он приносил ей, были всего лишь знаком поддержки, не более. А это значило, что ей будет легко похоронить свое чувство. Так же, как она давно похоронила последнюю надежду.

* * *

Обычно на октябрьский прием у Брэкенстоллов собиралось около тридцати человек. После ужина общество перемещалось в гостиную, где желающие могли сыграть в карты или помузицировать, а остальные предавались положенной в таких случаях светской беседе. К этому времени лорд Брэкенстолл уже успевал изрядно напиться, но присутствие гостей сдерживало его буйные порывы, так что он всего лишь громко говорил, сопровождая свою речь не слишком уместной жестикуляцией. Несколько его приятелей-аристократов из соседних поместий помогали ему удержаться в рамках приличий, в то время как леди Брэкенстолл ходила между гостями, поддерживая разговор.

— Мистер и миссис Хопкинс, мы очень рады вас видеть, — проговорила она, подойдя к инспектору и его супруге. — Насколько я знаю, мистер Хопкинс, вы недавно были в отъезде. Я надеюсь, ваша поездка прошла удачно.

— Спасибо, леди Брэкенстолл, — добродушно улыбнулся инспектор. — Меня попросили помочь с расследованием одного дела, но все оказалось гораздо проще, чем я думал. Мистер Холмс, наверное, посмеялся бы над моими потугами, — он со смехом покачал головой.

— Вас послушать, Хопкинс, так я только и делаю, что щеголяю своим лондонским снобизмом, — Холмс отвернулся от окна и подошел к беседующим. — Того и гляди, леди Брэкенстолл сочтет меня высокомерным всезнайкой, — он слегка склонил голову в ее сторону.

— Вы плохо обо мне думаете, мистер Холмс — я никогда бы не посмела обвинить вас в чем-то подобном, — она улыбнулась. Инспектор Хопкинс хотел было пошутить на этот счет, но тут к его супруге обратилась ее подруга, пришедшая на вечер в сопровождении мужа, и его вовлекли в этот разговор.

— Спасибо, что пришли, мистер Холмс, — тихо сказала леди Брэкенстолл, когда они оказались предоставлены сами себе. — Как продвигается обустройство вашего дома?

— Я решил сделать перерыв на зиму. Но мы уже многое сделали, благодарю, — он выглядел бесстрастным, но, отвечая, он свел руки за спиной, и ей показалось, что они чуть дрогнули. — Мой конюший сказал, что ваша лошадь полностью поправилась. Я рад это слышать.

— Да, это замечательно, — промолвила леди Брэкенстолл, и их разговор растаял. Она чувствовала, что Холмс хочет что-то сказать, но обстановка, в которой они находились, не позволяла ему быть до конца откровенным. Пока продолжался обед, она украдкой за ним наблюдала, и ей удалось поймать несколько его взглядов в тот момент, когда он смотрел на нее, но прочитать их она не смогла.

— Вы не играете? — спросил вдруг Холмс, кивнув головой в сторону рояля, за которым в данный момент сидела жена одного из приятелей лорда Брэкенстолла.

— Немного, — она чуть покраснела — ей было стыдно признаться в отсутствии таланта. — А вы?

— На скрипке. Мой брат превосходно играет на фортепиано, а вот я захотел освоить другой инструмент. Помогает сосредоточиться, когда нужно о чем-то подумать.

— Так вот в чем секрет ваших детективных успехов, — пошутила леди Брэкенстолл. Холмс не улыбнулся, но в его глазах она различила какой-то странный блеск. Помедлив несколько секунд, она посмотрела на гостей и промолвила:

— В нашей библиотеке есть несколько книг о скрипичном искусстве. Может быть, вы хотите посмотреть?

— С удовольствием, — коротко кивнул Холмс.

Библиотека Эбби-Грейндж располагалась сразу за большой гостиной, но звукоизоляция была настолько хорошей, что они словно очутились под непроницаемым куполом. В данный момент в помещении никого не было, но в камине горел огонь. Леди Брэкенстолл подошла к одному из дальних стеллажей и после недолгих поисков сняла с полки два старинных фолианта.

— Если вы играете на скрипке, у вас, скорее всего, есть эти книги, — она подошла к небольшому столику и жестом пригласила Холмса сесть в одно из двух кресел, стоящих рядом, и села сама.

— Да, вы правы, — улыбка появилась в его глазах, когда он пододвинул к себе книги, что она положила на столик. — Но я много лет их не видел. Мои экземпляры остались в родовом поместье, я не стал брать их в Лондон. В квартире, что я снимаю, слишком мало места.

— Вы живете один? — спросила леди Брэкенстолл и едва не покраснела — вопрос прозвучал слишком двусмысленно. Холмс, впрочем, этого не заметил.

— Да. Когда я только приехал в Лондон, брат оказывал мне помощь, но потом моя практика получила определенную известность, так что сейчас я вполне могу сам себя обеспечивать.

— Значит, вы счастливый человек, — она улыбнулась. Холмс ничего не ответил и несколько минут просто листал принесенные ею книги, не поднимая глаз. Леди Брэкенстолл подумала, что их могут хватиться в гостиной, но какой-то неизвестный внутренний голос успокоил ее сомнения. Она просто показывала ему книги, да и сидели они напротив друг друга — расстояние более чем достаточное. Пока он перелистывал страницы, она смотрела на его руки и поняла, что они очень подходили скрипачу — пальцы были длинными, но сильными и гибкими. Наверняка он мог бы стать профессиональным музыкантом, если бы захотел.

— У вас замечательная библиотека, леди Брэкенстолл, — Холмс аккуратно закрыл книгу. — Спасибо, что дали возможность ее увидеть.

Она лишь кивнула, не поднимая глаз. В его присутствии ей вдруг стало слишком сложно сохранять невозмутимость и обычную приветливую вежливость, захотелось вместо этого рассыпаться на тысячу осколков, чтобы никто никогда не смог заново ее собрать.

— Вы сегодня прекрасны, — тихо сказал он. — Черный вам очень идет. Хотя вы, наверное, хотели надеть что-то другое.

Ее пальцы в перчатках снова взмокли.

— Откуда вы знаете? — еле слышно спросила она.

На этот раз Холмс улыбнулся по-настоящему, пусть и не в полную силу.

— Потому что я видел, как вы смотрели на себя, когда вам удавалось поймать свое отражение. Вы будто были чем-то недовольны. Наверное, упрекали себя в том, что сделали неправильный выбор.

— Этот упрек не сравнится с тем, что вынудили меня почувствовать ваши слова, — теперь ее голос зазвучал словно издалека — леди Брэкенстолл не была точно уверена в том, что он принадлежал именно ей. — С вашей стороны было непозволительно их произносить, мистер Холмс, и я надеюсь, что вы отдаете себе в этом отчет.

— Вы правы, леди Брэкенстолл, — он пристально на нее посмотрел, и на сей раз она поймала его взгляд. Она ожидала увидеть в нем нечто оценивающее, какой-то расчет, прикидку того, насколько быстро она ему уступит. Но вместо этого она нашла в его глазах нежность и скрытое восхищение. Порой его слова еще сильнее расходились с тем, что он чувствовал, чем это было в ее собственном случае.

— И я прошу простить меня, если я причинил вам боль, — продолжил тем временем Холмс. — Но последние несколько недель я лишь с большим трудом заставляю себя… не думать о вас.

Отчего-то леди Брэкенстолл почувствовала себя уязвленной.

— Мистер Холмс, если вы хотели меня пожалеть, — она поднялась, намереваясь уйти, — я…

— То, что я испытываю, это вовсе не жалость, леди Брэкенстолл, — он взял ее за руку, когда она поравнялась с креслом, в котором он сидел. На сей раз она вздрогнула, но не стала вырываться. Его пальцы были чуть холодными, что было ощутимо даже сквозь перчатку, и это прикосновение заставило ее сердце пропустить удар.

— Мистер Холмс, — леди Брэкенстолл сглотнула, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. — Мистер Холмс, я замужем. Неважно, что вы думаете обо мне — я все равно никогда не смогу вам ответить, — она слегка потянула руку, и он ее отпустил. Не оглядываясь, она вышла из библиотеки и сразу же чуть не задохнулась в жаре и шуме гостиной, которая теперь показалась ей настоящим адом. Ее сердце отчаянно колотилось, рискуя вырваться из груди, и леди Брэкенстолл лишь с большим трудом привела его ритм в норму. Она нашла глазами мужа и поняла, что тот уже еле стоял на ногах. Дав знак одному из лакеев, она направилась к лорду Брэкенстоллу, даже не отдавая себе отчета в том, что ей вновь с риском для себя придется успокаивать пьяного супруга. Сейчас она могла думать лишь о том, какую невыносимую боль причинили Шерлоку Холмсу ее жестокие слова, от которых ей самой хотелось плакать.

* * *

Последний гость покинул Эбби-Грейндж около полуночи. Полчаса ушло у леди Брэкенстолл на то, чтобы проверить, все ли было в порядке, и отдать распоряжения слугам. К себе она поднялась совершенно разбитой. Эти октябрьские приемы всегда ее выматывали, но в этот раз все было еще хуже. У нее в голове до сих пор звучали слова Холмса, перед глазами стоял его внимательный нежный взгляд, а руку жгло его прикосновение. Пока Тереза помогала ей готовиться ко сну, леди Брэкенстолл намеренно не поднимала глаз, опасаясь того, что проницательная служанка заподозрит неладное и начнет задавать вопросы. К счастью, ее обманный маневр удался, и Тереза, пожелав спокойной ночи, без лишних слов скрылась за дверью. Леди Брэкенстолл потушила свечу и погрузилась в беспокойный, мучительный сон.

Проснулась она спустя два часа. Еще не открыв глаза, она сразу же поняла причину — в нос ударил отвратительный, тошнотворный запах перегара.

— Юстас, что случилось?.. — от усталости ее тело ломило, а из-за того, что ее сон так быстро прервался, у нее заболела голова. — Пожалуйста, иди спать…

Лорд Брэкенстолл ответил не сразу. Видимо, он не успел до конца протрезветь — пусть даже ему удалось сесть на кровать, он слегка раскачивался из стороны в сторону, и его руки дрожали.

— Я пришел к тебе, Маргарет… — заплетающимся языком пробормотал он.

— Юстас, тебе нужно поспать, — она попыталась сесть, но он сжал ее плечо, заставляя лежать. Леди Брэкенстолл ощутила, как по ее спине пробежал холодок — вестник слепого страха.

— Юстас, пожалуйста… — прошептала она. Ей следовало бы крикнуть, оттолкнуть его, попытаться вырваться, но ее волю будто парализовало. Она ведь столько раз через это проходила. Если она будет сопротивляться, это лишь его разозлит. Он ударит ее, и она опять будет ходить с обезображенным лицом. И если он разгневается, то причинит ей еще больше боли. Нет, самым разумным было просто не сопротивляться.

Ее тело пронзила боль, и она до крови прикусила губу, чтобы сдержать крик. В комнате было темно, и она сосредоточилась на тусклом лунном свете, что проникал внутрь сквозь неплотно зашторенные тяжелые портьеры. Завтра будет новый день. Завтра ничего этого уже не будет. Завтра она возьмет свою любимую Сандию и поскачет к охотничьему домику своего отца. Затопит там печку, заварит чай, и…

С громким стоном лорд Брэкенстолл перекатился на бок, и через несколько секунд она услышала его протяжный храп. Поспешно одернув свою измятую ночную рубашку, она смахнула со щеки непослушную слезу и, подавшись чуть вправо, соскользнула с кровати прямо на пол. Стуча зубами от холода, она встала и, накинув на плечи халат, шатаясь, направилась в соседнюю комнату, где стоял кувшин с водой. В это время года она была ледяной, но леди Брэкенстолл готова была потерпеть. Ей необходимо было помыться, хотя бы вытереть кожу мокрой тряпкой, чтобы смыть с себя ту грязь, что облепила ее, как мухи облепляют корову.

Дрожа, она налила воды в чистый тазик, взяла губку и мыло. Растрепавшиеся волосы лезли ей в глаза, и она попыталась заправить их за ухо, но непослушные пряди отказывались подчиниться. Чувствуя, как начинают предательски дрожать губы, леди Брэкенстолл намылила губку и, содрогаясь от холода, принялась мыться.

Когда она закончила, слезы градом катились по ее лицу. Задвинув тазик подальше в угол, она наспех вытерлась полотенцем, закуталась в халат и свернулась калачиком на кушетке, что стояла в комнате. Ей следовало бы разбудить Терезу, чтобы попросить ее постелить в одной из свободных комнат, но сейчас ей просто было все равно. Отвращение к самой себе пересилило в ней все остальные чувства. Леди Брэкенстолл ненавидела себя за то, что отказалась от борьбы, и сильнее этого было лишь отчаяние, вызванное тем, что она отвернулась от единственного чувства, что могло хоть как-то ее защитить.

На следующее утро Холмс проснулся еще засветло. Вернувшись с приема, он долго не мог заснуть, и его короткий сон был полон странными, тяжелыми сновидениями. Леди Брэкенстолл играла на рояле, не издававшем ни звука, инспектор Хопкинс вместе с Макгрегором делал ремонт в столовой Эбби-Грейндж, размахивая перед лицом Холмса дюжиной новых кочерёг, а лорд Брэкенстолл, облаченный в грязный костюм по моде прошлого века, выгуливал перед поместьем каких-то отвратительных склизких тварей. Одна из них как раз открыла свою зловонную пасть, намереваясь изрыгнуть что-то немыслимо ужасное, как вдруг Холмс проснулся, с трудом подавив стон отвращения. Выбравшись из-под теплого одеяла, он понял, что был мокрым от пота — последний раз такое случалось с ним, наверное, еще в детстве.

Поспешно приведя себя в порядок, Холмс оделся и вышел. От холода и пережитого кошмара у него зуб на зуб не попадал, и он быстро прошел в конюшню. Оседлав одну из лошадей, он пришпорил ее и помчался в сторону леса.

Холмс провел в седле около часа. За это время сновидение успело стать воспоминанием, но вот обстоятельства, вызвавшие его, не шли у него из головы. Вчера вечером Холмс приехал домой, обуреваемый нехорошим предчувствием. Он всерьез задумался о том, чтобы вернуться в Эбби-Грейндж и проверить, все ли там в порядке, но абсурдность подобного плана заставила его остаться дома. Однако, уже лежа в постели, Холмс вдруг понял, что с его стороны было непростительно оставить леди Брэкенстолл без защиты. Он просто не мог допустить, чтобы этот негодяй еще раз причинил ей боль. Но с другой стороны, что он мог сделать? Ворваться в поместье и убить лорда Брэкенстолла, как когда-то он хотел убить Милвертона? И что потом? Пойти на виселицу, заставить семью смириться с еще одним непоправимым горем? И больше никогда не видеть леди Брэкенстолл?

На последнем вопросе Холмс так резко натянул поводья, что, будь скорость лошади выше, он вылетел бы из седла. Какое дело им с леди Брэкенстолл должно быть друг до друга? Почему последние несколько недель ее взгляд, ее голос, ее улыбка не идут у него из головы? Он ведь встречался с ней всего несколько раз, он ничего о ней не знает. Почему она стала так важна для него, если всю свою жизнь он спокойно провел, даже не догадываясь о ее существовании?

Холмс усмехнулся сам себе и покачал головой. Всю свою жизнь, это верно. Но что это только была за жизнь? Что за жизнь?

— Кажется, есть только один способ ответить на этот вопрос, — пробормотал он и, пришпорив лошадь, направил ее в сторону охотничьего дома Фрейзера.

Сначала ему показалось, что там никого не было — камин явно не горел, окна были занавешены, а Сандии нигде не было видно. Но, подъехав ближе, он уловил тихое фырканье и понял, что леди Брэкенстолл привязала лошадь с другой стороны дома, где был навес, под которым животному было теплее, чем на открытом воздухе.

Спешившись, Холмс оставил лошадь у дерева и, подойдя к домику, постучал.

Леди Брэкенстолл открыла спустя минуту. Увидев его, она инстинктивно сделала шаг назад и попыталась закрыть дверь.

— Мистер Холмс, прошу вас, уходите, — прошептала она. — Пожалуйста, не надо…

— Он снова сделал вам больно? — слова вырвались сами, но их эффект был столь сильным, что он едва не опустил руку, которой пытался удержать дверь. Впрочем, необходимость в этом отпала — леди Брэкенстолл отвернулась, пряча лицо в ладонях.

И тут Холмс понял. На ее лице и руках не было никаких следов, и она вряд ли отправилась бы верхом, если бы муж нанес ей серьезные повреждения. А значит, он просто пришел за тем, что причиталось ему самим фактом заключения брака. И с этим, действительно, никто ничего не мог поделать.

Только вот Шерлок Холмс не привык мириться с подобным положением дел.

— Леди Брэкенстолл, я… — он медленно зашел в дом, не зная, что сказать, и лишь осторожно прикрыл дверь, чтобы не пускать внутрь холодный октябрьский воздух.

— Прошу вас, уйдите, — тихо повторила она, не поворачивая головы. — Вы ничем не можете помочь, я уже сказала.

Холмс помедлил немного и проговорил, сам с трудом веря в то, что это происходит наяву:

— Может быть, я не помогу. Но я хотя бы буду рядом.

В домике стало так тихо, что он почти услышал собственное сердцебиение. Леди Брэкенстолл все молчала, не поворачиваясь к нему, и вдруг Холмса пронзила ужасная мысль.

— Впрочем, вчера вы ясно дали понять … — пробормотал он, опуская глаза и оставляя эту фразу незавершенной.

Леди Брэкенстолл покачала головой.

— В нашей жизни так много страданий, мистер Холмс, а мы причиняем друг другу еще больше боли, — проронила она. — И все из-за того, что так нам велят люди, которые почему-то решили, что могут распоряжаться нашими жизнями.

— Разве не в этом состоит естественная человеческая потребность? — проговорил он. — В желании управлять другими?

Она горько усмехнулась.

— Наверное, вы правы, — ее голос был уставшим, почти вымученным. — Жаль только, что некоторые достигают таких больших высот в этом искусстве, — она передернула плечами, и только сейчас Холмс понял, что она, должно быть, сильно озябла — ее руки в перчатках дрожали, а в домике, несмотря на закрытую дверь, было довольно холодно.

— Вы замерзли, леди Брэкенстолл, вам нужно отогреться, — найдя конкретное дело, которым он мог себя занять, Холмс сразу же почувствовал себя увереннее. Он быстро отыскал печку (она стояла в противоположном углу комнаты, за простой односпальной кроватью и продолговатым столом) и, сняв перчатки, приступил к растопке. Через несколько минут поленья занялись, и комната наполнилась их веселым треском.

— Я так полагаю, вы пропустили завтрак, — нарочито беззаботно проговорил Холмс, оборачиваясь к леди Брэкенстолл, что так и стояла у двери.

— Я не голодна, — она покачала головой.

— Что ж, раз так, может быть, вы выпьете чаю? Моя квартирная хозяйка всегда в трудную минуту заваривает чай. Не знаю, насколько это помогает, но традиция не такая уж и плохая. К тому же, чай хорошо поможет вам согреться. Так что скажете?

В ответ она лишь кивнула, но ему было достаточно и этого.

* * *

Когда спустя два с половиной часа хозяйка Эбби-Грейндж вернулась домой, первым делом она попросила Терезу принести что-нибудь поесть. Перекусив в малой гостиной, она поднялась к себе в спальню. Недавно проснувшийся лорд Брэкенстолл ушел сражаться с похмельем к себе, так что его жена попросила горничных поменять постельное белье и, приняв горячую ванну, отправилась спать, перед этим по обыкновению проведав миссис Фрейзер. Леди Брэкенстолл думала, что сегодня традиционное свидание с матерью заставит ее испытать жгучий стыд, но единственной ее эмоцией оказалось легкое удивление от его отсутствия.

Устроившись поудобнее под теплым одеялом и закрыв глаза (все-таки ее организм продолжал настойчиво требовать компенсации за отсутствие полноценного сна), леди Брэкенстолл поняла, что отчего-то не испытывает ни малейшего страха. Еще несколько часов назад она обвиняла себя в трусости, а теперь собственная дерзость не вызывала у нее ни малейшей тревоги. Наверное, потому что сейчас она осознала, что больше не была одна.

Они начали встречаться почти каждый день. Теперь, когда Холмс больше не был занят ремонтом, его отсутствие было заметно только смотрителю и его жене, а леди Брэкенстолл и раньше была известна своей тягой к продолжительным конным прогулкам. Погода становилась все более промозглой и сумрачной, но это им не мешало — они оба уже давно привыкли к шотландскому холоду, а присутствие друг друга делало его практически незаметным.

С некоторым удивлением леди Брэкенстолл обнаружила, что Холмс оказался интересным собеседником. Она подозревала, что обычно он предпочитает больше слушать и меньше говорить, но с ней, видимо, все было иначе. По ее просьбе Холмс начал рассказывать ей о своих расследованиях. Леди Брэкенстолл сразу же поняла, что писатель из него вышел бы ужасный — в своем стремлении поскорее добраться до разгадки он рвал повествовательную канву и давал слишком очевидные подсказки. Но было в его манере рассказывать что-то уникальное, что заставляло ее перенестись на место событий и увидеть все его глазами. Так леди Брэкенстолл поняла, что Холмс был не только проницательным и вдумчивым — еще он был очень восприимчивым и даже ранимым. Одни клиенты его трогали, другие — вызывали возмущение или даже гнев, третьих он высмеивал, а над четвертыми по-доброму смеялся. В какой-то момент ей начало казаться, что она сама встречала этих людей, настолько живыми были его рассказы. Слушая их, леди Брэкенстолл проживала вместе с ним происходящее и, незаметно для него самого, узнавала о нем много такого, что он сам вряд ли за собой замечал.

Однажды, спустя примерно неделю после приема в Эбби-Грейндж, когда они прогуливались недалеко от охотничьего домика, он показал ей небольшой медальон, который носил с собой. Увидев, что внутри помещался фотографический портрет молодой женщины, леди Брэкенстолл почувствовала некоторое замешательство, которое, однако, сменилось легким изумлением, стоило ей получше разглядеть снимок.

— Неужели это…

— Моя сестра, да, — подтвердил Холмс, и леди Брэкенстолл заметила, как в его глазах появился свет, который обычно был скрыт от посторонних глаз.

— Она младше вас?

Он почти рассмеялся.

— Да, младше, — подтвердил он. — На три минуты.

Почему-то эта информация поразила леди Брэкенстолл, будто она узнала о нем нечто совершенно невероятное, так что все его рассказы о приключениях и детективных расследованиях померкли на фоне этого, в общем-то, вполне естественного обстоятельства.

— Так значит, вы двойняшка, — пробормотала она. — Это удивительно. Как ее зовут?

— Элизабет Эвр, — сказал Холмс.

— Эвр? — переспросила леди Брэкенстолл. — Это, кажется, греческое имя?

— Все верно, — он кивнул. — Означает «богиня Восточного ветра».

— Ничего себе… — промолвила она. — Ваши родители дали вам такие красивые имена. Наверное, они определили всю вашу жизнь.

— Точнее и не скажешь, — теперь в его голосе слышалась горечь. Он закрыл медальон и спрятал его в карман жилета. Леди Брэкенстолл внезапно очень ясно ощутила его боль, словно сама ее почувствовала.

— Где теперь ваша сестра? — тихо спросила она.

Не поднимая глаз, Холмс начал ковырять землю носком своего ботинка. Свет померк в его глазах, и ему на смену пришли тучи.

— Моя сестра, леди Брэкенстолл, сейчас находится в одном… специализированном учреждении, — он старательно избегал ее взгляда, но она и не пыталась его поймать. — Дело в том, что она обладает особым даром, по сравнению с которым мои тривиальные детективные способности могут показаться шуткой. Но ей… очень трудно его контролировать. Трудно находить общий язык с другими людьми. А хуже всего то, что из-за него она стала объектом интереса некоторых… не совсем честных людей. Поэтому мой брат принял решение до поры до времени спрятать нашу сестру. Моя невестка отлично ее понимала и помогала ей социализироваться, но теперь… — он замолк. Леди Брэкенстолл дала ему немного времени и только потом проговорила:

— Должно быть, вы очень сильно по ней тоскуете.

— Еще бы, — он с силой выковырял довольно большой кусок земли, и, подпрыгнув, тот откатился в сторону. — Но брат настаивает, что пока ей лучше побыть одной, и я вынужден его слушать, хоть и не нахожу это решение полностью оправданным. С другой стороны, возможно, он прав — пока мы не в состоянии о ней позаботиться, — Холмс покачал головой и наконец-то перестал мучить землю.

— Порой горе толкает нас на необдуманные поступки, так что вашего брата можно понять, — промолвила леди Брэкенстолл. — Но если в мире существует хоть какая-то справедливость, вы обязательно воссоединитесь с вашей сестрой. Вы слишком хороший человек, чтобы Бог все время вас наказывал.

Холмс наконец-то поднял голову и внимательно на нее посмотрел.

— Удивительно, леди Брэкенстолл, что в вашем положении вы по-прежнему полагаетесь на Бога.

— Удивительно? — повторила она. — Напротив, мистер Холмс, я не вижу в этом ничего удивительного.

Теперь они смотрели друг другу в глаза, и леди Брэкенстолл почувствовала, как по ее телу медленно растекается паралич, а в груди у нее все цепенеет. Внезапно ей стало трудно дышать, и она вновь обрела возможность двигаться, только когда он взял ее за руки и приник к ее губам. От терпкого запаха дорогого одеколона и табака у нее слегка закружилась голова, но, ответив на поцелуй, она ощутила прилив сил. Ей будто наконец-то позволили задышать полной грудью после целой жизни, проведенной в темном затхлом чулане, и она лишь с трудом заставляла себя поверить в то, что это происходит на самом деле.

В следующие несколько часов ее чувства словно перемешались, и она перестала различать грань между физическим и духовным, словно ее эмоции каким-то образом покинули ее сердце и стали осязаемыми. Она понимала, что должна бы была испытывать жгучий холод, потому что в тот день в домике ее отца так и не растопили печку, но вместо этого она едва не сгорала от нахлынувшего на нее жара. Его желание было почти осязаемым, и все-таки она чувствовала, как он сдерживался и медлил, видимо, стремясь растянуть до бесконечности каждую минуту, что они были вместе. Ощутив на своей обнаженной коже прикосновение его губ, она поняла, что теряет контроль — теперь все вокруг словно исчезло, оставляя только его одного. Слегка запрокинув голову назад, она прикрыла глаза и в следующую секунду ощутила, как по венам растекается наслаждение. Ей подумалось, почему она раньше никогда не чувствовала этого тепла, почему никогда не была столь счастлива. Он был очень нежен и все еще сдерживался, но теперь она поняла, что это не продлится слишком долго. Он просто давал ей привыкнуть, не хотел испугать ее или оттолкнуть. Спрятав лицо у него на плече, она нежно коснулась его губами и легонько дотронулась кончиками пальцев до его обнаженной спины. Ей хотелось, чтобы он понимал, что она не боялась, что она доверяла ему и уже давно хотела этой близости, на которую они решились только сейчас.

Когда же он наконец-то дал волю своим чувствам во всей их полноте, у нее перехватило дыхание. Живя в несчастливом браке, она привыкла к тому, что муж считал ее своей, но она никогда не думала, что это право принадлежности может иметь оттенок, отличный от собственнического. Что кто-то может обладать ею и в то же время боготворить ее так, словно она была его миром. Это пугало ее, но одновременно приносило покой, будто ее жизнь наконец-то обрела смысл, которого она была лишена все эти годы.

— Шерлок… — называть его по имени теперь показалось самой естественной вещью на свете. Он осторожно убрал с ее лица растрепавшиеся, чуть влажные пряди волос, а затем, взяв ее руку в свою, целомудренно поцеловал ее пальцы.

— Теперь мне не страшно будет погибнуть… — прошептала она, не отрывая взгляда от его пронзительных голубых глаз.

— Ты не погибнешь, Маргарет, — он покачал головой, переплетя их пальцы. — Ты не погибнешь, я этого ни за что не допущу.

* * *

Октябрь без сопротивления уступил место ноябрю. Зима обещала выдаться довольно холодной, но Маргарет не придавала этому никакого значения. Жизнь в Эбби-Грейндж шла своим чередом. Миссис Фрейзер все так же медленно угасала, лорд Брэкенстолл продолжал регулярно прикладываться к бутылке, но его приступы реже оканчивались физическим насилием — видимо, холодное время года притупило его буйство. Брэкенстоллы по-прежнему вели уединенный образ жизни, лишь изредка принимая гостей, и никто, казалось, не придавал значения тому, что леди Брэкенстолл продолжала совершать свои традиционные конные прогулки. Только раз спокойствие обитателей Эбби-Грейндж было потревожено нищенкой, напросившейся переночевать в особо холодную ночь. Лорд Брэкенстолл, никогда не злоупотреблявшей благотворительностью, как раз был в отъезде, так что экономка, сжалившись, отвела ей комнатку во флигеле, а наутро женщина убралась восвояси. Леди Брэкенстолл, как показалось слугам, этот инцидент не заинтересовал вовсе — в то утро она пролила на свою кровать флакон духов и была озабочена лишь заменой постельного белья.

О чем же на самом деле постоянно размышляла Маргарет, не знал никто, даже Тереза, ее верная горничная. В ту ночь, что они провели в ее постели, Шерлок впервые предложил ей убежать. Она была так счастлива просто оттого, что он был рядом, что в ответ лишь покачала головой и крепче прижалась к его груди. Но она знала, что этот вопрос обязательно возникнет при их следующей встрече, и из-за этого, седлая свою лошадь для очередной прогулки, она почувствовала, как ее сердце впервые за несколько дней наполняется безысходностью и грустью.

— Ты знаешь, как я этого хочу, — промолвила она, когда они прогуливались недалеко от того места, где он впервые встретил ее во время конной прогулки. — И ты знаешь, что даже произошедшее между нами не меняет того, что это невозможно.

Шерлок помотал головой, стараясь сдержать собственное нетерпение.

— Нет ничего невозможного, — возразил он. — Есть только то, что мы считаем таковым. Маргарет, у нас гораздо больше шансов на успех, чем ты думаешь. Мы можем поехать в Америку или в колонии, начать новую жизнь…

— Но я все равно не смогу стать твоей женой, — произнесенные вслух слова причинили ей боль, какую она и не ожидала почувствовать. — Юстас никогда не даст мне развода, его гордость ему этого не позволит. Он пойдет на все, чтобы меня уничтожить. Но даже если и так, мы все равно не вольны распоряжаться нашими жизнями.

Он помрачнел.

— Миссис Фрейзер, — тяжело вздохнул он. — Что ж, признаюсь, я понимаю твои чувства. Но…

— Шерлок, я говорю вовсе не о своей матери, — Маргарет помотала головой. — Я говорю о твоей семье.

Он остановился и, нахмурившись, посмотрел на нее.

— А что с ней не так? — видимо, он действительно этого не понимал.

— Шерлок, ты не сможешь ее бросить, — тихо сказала она. — Твой брат, твоя сестра, твои племянники — если мы убежим, ты никогда больше их не увидишь. Неужели ты готов пойти на такую жертву?

— Неужели ты думаешь, что я не отношусь к этому серьезно? — с раздражением бросил он и отвернулся.

Маргарет смутилась. Конечно, она так не думала, и ему было прекрасно это известно, так что она даже не стала ничего говорить. Совладав с эмоциями, Шерлок повернулся и сказал:

— Прости меня. Я не должен был этого говорить. Я просто… — он вздохнул, тщательно подбирая слова. — Я человек действия, Маргарет. Я не могу отсиживаться, когда обстоятельства требуют от меня принятия активных мер. Когда я только встретил тебя, я думал, что мною двигает желание исправить несправедливость — и оно никуда не исчезло, я уверяю тебя. Но теперь… Теперь я понимаю, что полюбил тебя, Маргарет, — он посмотрел ей в глаза. — Я никогда не думал, что найдется женщина, которой я скажу эти слова, никогда не предполагал, что пойду против своего жизненного кредо и открою свое сердце чувствам. Но ничего не поделать, это все-таки случилось. Я не могу и не хочу жить без тебя, и я клянусь, что сделаю тебя счастливой, если ты только позволишь мне это.

Маргарет улыбнулась и взяла его за руку.

— Ты уже сделал меня счастливой, Шерлок. Может быть, смысл был только в этом?

Его лицо возмутилось отчаянием.

— Как ты можешь такое говорить? Неужели ты не хочешь освободиться от этой жизни, неужели…

— Конечно, я этого хочу, — вопреки произнесенным словам Маргарет покачала головой, будто желая умерить его пыл. — Но я просто думаю, что нам нужно все хорошо обдумать, прежде чем принимать такое серьезное решение. Хорошо?

— Хорошо, — без особой охоты согласился Шерлок, и Маргарет с улыбкой коснулась губами его губ.

Вечером в тот же день, когда Тереза, закончив помогать ей подготовиться ко сну, собрала ее одежду и вдруг невольно замешкалась, Маргарет решила первой к ней обратиться:

— Что-то еще, Тереза?

Старая горничная не стала опускать глаз и после небольшой паузы тихо сказала:

— Миледи, я знаю, вы всегда относились ко мне с большой добротой, так что я надеюсь, что вы не сочтете, будто я желаю вам зла. Я просто хотела сказать… Миледи, тому джентльмену лучше быть осторожнее.

Маргарет почувствовала, как внутри все превращается в лед.

— Какому джентльмену, Тереза? — спокойно спросила она, не поворачиваясь и продолжая расчесывать волосы, глядя на отражение в зеркале, свое и служанки.

— Я думаю, вы знаете, миледи, — был ответ. — Вы же понимаете, в Эбби-Грейндж везде есть уши. И мне просто тревожно из-за того, что все это может очень плохо для вас кончиться, — теперь она выглядела всерьез обеспокоенной.

Несколько мгновений Маргарет молчала, после чего все так же спокойно проговорила:

— Спасибо, Тереза. На сегодня это все.

Горничная склонила голову и вышла из спальни. Маргарет еще долго продолжала все так же неторопливо расчесывать волосы, хоть в этом и не было больше никакой необходимости. Затем, отложив гребень, она достала из тумбочки бумагу, перо и чернила и, не замечая сковавшего ее холода, очень медленно и тщательно принялась писать.

* * *

Шерлок приложил печать к третьему конверту и откинулся на спинку стула. Кажется, на этом приготовления можно было считать завершенными. Утром, уже после отъезда, миссис Макгрегор найдет на его столе три запечатанных письма и отправит их по назначению. Миссис Хадсон в Лондон, брату в Масгрейв и сестре — в то учреждение, что останется неназванным. Конечно, Шерлок предпочел бы все объяснить им лично, но для этого у них еще будет время, в этом он был совершенно уверен. Сейчас ему нужно было позаботиться только о том, чтобы Маргарет наконец-то освободилась от власти пьяницы-мужа и обрела столь желанную безопасность. Теперь она была его главным приоритетом.

Раздевшись, Шерлок потушил свечу и лег в постель. Вещи уже были собраны, все было готово. К счастью, за годы детективной работы он обзавелся достаточным количеством знакомств, так что ему было на кого положиться в этом трудном пути. Они приняли решение сначала уехать в Америку. Впоследствии, надеясь на помощь брата, Шерлок был намерен добиться развода и узаконить их отношения. Он был уверен, что они найдут рычаги давления на Брэкенстолла (болевые точки были у всех, это он знал наверняка), но сейчас самое главное было в том, чтобы уберечь от него Маргарет. Добившись этого, он добьется и всего остального.

Шерлок закрыл глаза, безуспешно пытаясь заставить себя поскорее заснуть, но для этого он явно был слишком взволнован. Он вспомнил, как вчера, уже когда они прощались, Маргарет сказала, что любит его. Почему-то эти слова придали ему уверенности, так что он понял, что у них обязательно все получится. Он не мог и помыслить, что это могло быть иначе. Ведь зачем тогда жизнь свела их вместе, если не для того, чтобы они исцелили друг друга? Он поможет ей покончить с беспросветным существованием, ведь она заставила его вновь почувствовать себя человеком, поверить в то, что его жизнь не была напрасной. Шерлок просто не мог помыслить, что это дело всей его жизни может иметь иной исход.

Он забылся сном, а когда через несколько часов проснулся, то в первые секунды бодрствования отчего-то потерял ориентир, и это изрядно его испугало. Когда же он вспомнил, что ему предстояло сегодня убежать вместе с Маргарет, он вдруг почувствовал ноющую боль где-то в животе. На секунду Шерлока окатила ледяная паника, так что ему стало трудно дышать. Привыкший к эмоциональному напряжению, он быстро отогнал от себя это наваждение. Ему нужно было сохранять голову холодной — впереди его ждал долгий утомительный день.

Быстро одевшись, Холмс спустился на первый этаж и прошел в конюшню. Багаж они заранее отправили в Эдинбург, так что к условленному месту встречи, которым был домик Фрейзера, он приехал налегке, за несколько минут до назначенного срока. Спешившись, он принялся нетерпеливо расхаживать взад-вперед, периодически поглядывая на часы. Было очень холодно, но из-за вернувшегося гнетущего чувства опасности он перестал замечать что-либо еще. Самым главным теперь было дождаться Маргарет, а все остальное было неважно.

Когда прошло пять минут после условленного времени, он счел, что она просто запаздывает. Когда прошло десять минут, он всерьез заволновался, а спустя еще четверть часа не находил себе места. Его сердце будто отяжелело, и из-за этого он даже перестал ходить взад-вперед. Сбылись их самые худшие страхи — каким-то образом лорду Брэкенстоллу все стало известно. Несколько мгновений Холмс лихорадочно пытался придумать другие объяснения ее задержки, но интуиция оказалась сильнее логики. Почувствовав внезапный прилив ярости, он вскочил на лошадь и помчался в сторону Эбби-Грейндж.

Он был настолько поглощен собственными эмоциями, что даже не обратил внимания на стоящую у парадных дверей повозку. Только когда он практически влетел в гостиную, где в первый раз увидел Маргарет, он понял, что почему-то в Эбби-Грейндж уже находились инспектор Хопкинс и, как ни странно, Макгрегор.

— О, а вот и наш драгоценный мистер Холмс, — лорд Брэкенстолл поднялся со своего кресла. — Кажется, мой друг, вы опоздали.

Холмс замер как вкопанный. Только сейчас он заметил, что и Хопкинс, и Макгрегор были чем-то серьезно опечалены. Брэкенстолл, напротив, имел вид человека, вполне удовлетворенного происходящим.

— Вы… негодяй, — хрипло выговорил он. — Бессовестный мерзавец, что вы с ней сделали?! — он ринулся было к Брэкенстоллу, но инспектор и смотритель, бросившись ему наперерез, крепко схватили его за руки и за плечи.

Хозяин Эбби-Грейндж явно наслаждался этой сценой. Скорчив притворно грустную мину, он слегка склонил голову набок.

— Вы о той шлюхе, которую я имел неосторожность называть своей женой? — с невинным видом уточнил он. — О, боюсь вас огорчить. Она уже в лучшем мире.

Холмс похолодел. Силы покинули его, так что он безвольно опустил руки, и Хопкинс с Макгрегором чуть ослабили хватку.

— Вы лжете… — у него в горле все пересохло, и из-за этого слова прозвучали как-то неестественно шипяще. — Вы лжете, вы подлая тварь…

— Можете убедиться сами, Холмс, — Брэкенстолл пожал плечами. — К сожалению, сегодня утром Маргарет поскользнулась на лестнице и сломала себе шею. Я вызвал инспектора Хопкинса, чтобы он засвидетельствовал сей прискорбный факт. А вашего слугу мы позвали для того, чтобы он сдержал ваши излишние порывы. Убитые горем любовники могут быть так назойливы, — он брезгливо поморщился, и это вызвало у Холмса новый прилив ярости. Он едва не вырвался, но Хопкинс и Макгрегор снова его перехватили.

— Вы грязное ничтожество, — прошипел он, прожигая Брэкенстолла взглядом. — Вы и мизинца ее не стоите!

— О, Холмс, для частного детектива вы слишком плохо разбираетесь в общественном устройстве, — он сухо рассмеялся. — Неважно, кто из нас чего стоит. Важно лишь то, что по закону она была моей. И когда она легла под вас на моей собственной земле, она этот закон нарушила. Так чего же удивляться, что божественная кара ее настигла?

— Божественная кара? — сплюнул Холмс. — Это вы ее убили!

— Нет-нет, не стоит бросаться ложными обвинениями, — назидательно погрозил ему пальцем лорд Брэкенстолл. — Если бы Маргарет была более разумной, она не стала бы пренебрегать своими обязанностями хозяйки Эбби-Грейндж и лучше бы следила за состоянием лестниц в доме. Ей некого винить, кроме себя.

И тут Холмс все понял.

— Так это был ваш дворецкий… — он говорил тихо, но отчего-то вокруг него заискрился воздух, так что перепуганные Хопкинс и Макгрегор едва не отпрянули. Брэкенстолл, впрочем, ничего не заметил. — Это он проследил за ней и донес вам — сами бы вы никогда до этого не додумались. Но ничего, не беспокойтесь. Расплата настигнет вас всех, — он сверкнул глазами, и впервые лорд Брэкенстолл ответил ему не насмешкой, а гневом.

— Расплата? — чуть дрожа, переспросил он, вперив в противника свой пристальный взгляд. — Расплата от кого, мистер Холмс? От вас? Вы, эсквайр, будете мстить мне, аристократу и богатому землевладельцу? Кого вы хотите этим рассмешить? Или вы надеетесь на помощь вашего брата? Он ведь, если я не ошибаюсь, женился на судомойке — да, такие истории как раз по его части. Но не боитесь ли вы, что ваша праведная месть может возыметь побочный эффект? Да, мистер Холмс, я знаю о вас все — о вас, о ваших грязных делах и о сомнительных личностях, которыми вы себя окружаете. Это не говоря уже о том, что ваша сестра находится в приюте для душевнобольных, и, как мне говорили, все это сопряжено с какими-то весьма подозрительными обстоятельствами. Может быть, мистер Холмс, вы расскажете нам, от чего на самом деле умер профессор Джеймс Мориарти?

При упоминании этого имени инспектор Хопкинс вздрогнул, а Макгрегор помрачнел. Холмс, от лица которого отхлынула кровь, сделал полшага назад.

— Вы сделали сегодня очень большую ошибку, лорд Брэкенстолл, — его голос был тихим, но было отчетливо слышно каждое слово. — Не думайте, что вам сойдет это с рук, — он вырвался из хватки инспектора и смотрителя, которые уже устали его держать, и вышел из гостиной. В передней он остановился на несколько секунд. Ярость внезапно куда-то ушла, уступив место горю, и он почти побежал к лестнице, намереваясь подняться в ее спальню и окончательно убедиться в том, что ему не солгали, как вдруг откуда-то из тени возникла фигура дворецкого, и он преградил ему путь.

— Вам лучше уйти, мистер Холмс.

— Мне нужно ее увидеть, — он попытался обойти его, но тот грубо схватил его за руку.

— Вам лучше уйти, мистер Холмс, — повторил дворецкий. Из гостиной вышли Хопкинс и Макгрегор, все с такими же печальными и немного угрюмыми лицами. Где-то за ними маячила торжествующая физиономия лорда Брэкенстолла.

— Шерлок, пойдемте, — грустно попросил инспектор. Впервые он назвал его по имени, и от этого Холмса чуть не разорвало напополам — он вспомнил ее. Он попытался снова прорваться наверх, но душевное потрясение было настолько велико, что у него не осталось никаких физических сил. Ни на кого не глядя, Холмс попятился и, шатаясь, вышел из дома. Машинально он забрался на свою лошадь, и она, видимо, почувствовав настроение хозяина, медленно пошла по аллее, ведущей к Эбби-Грейндж, а затем пустилась вскачь.

Холмс очнулся только тогда, когда понял, что лошадь привела его обратно к охотничьему домику Фрейзера. Спешившись, двигаясь словно во сне, он открыл дверь и зашел внутрь. Теперь комнатка выглядела необитаемой — перед отъездом она забрала оттуда почти все вещи. Обессиленный, Холмс опустился на кровать и завалился на бок, словно раненое животное. От холода и боли у него стучали зубы, а грудь разрывали рвущиеся наружу рыдания. Ему показалось, он был ранен, настолько сильной была боль. Это ведь он во всем виноват. Это он ее погубил — единственную женщину, которая его полюбила. И теперь ему оставалось лишь последовать за ней, потому что жить дальше ему было незачем.

Боль накатывала на него волнами — иногда он выл в голос, иногда лишь жалобно скулил. Измученное тело не подавало никаких других признаков жизни, кроме, разве что, периодических судорог и прерывистых вздохов. Но хуже всего было то, что боль сделала с его разумом. Она атаковала его как вирус, как смертоносная бактерия, разлагающая все на своем пути. Запертый внутри своего горя, как в клетке, Холмс понял, что начинает сходить с ума — у него не было ни одного довода, ни одного рационального средства, что помогло бы заглушить боль. Только теперь он осознал, что чувствовал брат, и с ужасом понял, что, в отличие от Майкрофта, он не обладал достаточно сильным характером и необходимой волей, чтобы противостоять этому саморазрушению. Для него все было кончено.

Он пришел в себя лишь поздно вечером. Кто-то тормошил его за плечо, и Холмс с большим трудом разлепил отяжелевшие веки. Где-то рядом парила свеча, и он понял, что ее держит все такой же печальный, но теперь еще и испуганный Хопкинс.

— Холмс, слава Богу, вы живы! — облегчение было столь велико, что силы покинули его, и он опустился на ближайший стул. — Мы весь день вас искали, это просто ужас что такое. Хорошо, что Тереза нам помогла.

Слегка покачиваясь, Холмс сел. Так он увидел еще две фигуры, что стояли у двери — в одной он узнал Макгрегора, в другой — горничную Маргарет.

— Мистер Холмс, — не дав ему ничего сказать, она подошла ближе, и он увидел, что ее лицо опухло от слез, а руки слегка дрожали. — Мистер Холмс, это все Брантон, он устроил ловушку, и…

— Я знаю, не надо, — он махнул рукой, и в свете свечи его пальцы показались ему неожиданно костлявыми. — Прошу вас, не надо.

Горничная замялась и бросила быстрый взгляд на инспектора, как бы прося его о помощи. Вздохнув, Хопкинс встал и проговорил:

— Послушайте, Холмс, Тереза… хотела отвести вас… Отвести вас в Эбби-Грейндж. Лорд Брэкенстолл, кажется, снова напился, а дворецкий…

— Этот негодяй проспит до утра, — губы горничной слегка дрогнули от переполнявшего ее негодования. — Я подлила ему снотворного в вечерний чай, так что он вам не помешает. Мистер Холмс, вы должны с ней проститься.

Он смотрел на нее невидящими глазами и вдруг понял, что ему очень страшно. Нет, он не может снова ее увидеть. Ведь тогда он поймет, что она действительно умерла, а это разорвет ему сердце. Нет, он не может этого сделать, пусть они даже не просят.

— Мистер Холмс, — подал голос доселе молчавший Макгрегор, и невольно все перевели на него взгляд. — Мистер Холмс, мне очень жаль того, что случилось с леди Брэкенстолл. Она была хорошей женщиной, и то, что с ней произошло, просто ужасно. Но ей бы не хотелось, чтобы вы погубили свою жизнь. Вы еще много кому сможете помочь, с вашим-то даром, и вы не можете сейчас от всего отказаться. Но чтобы идти дальше, вы должны с ней проститься. Я думаю, она бы этого хотела.

Холмс опустил голову, чувствуя, как его глаза вновь наполняются слезами. Сердясь за собственную слабость, он поспешно вытер их рукавом и, шатаясь, встал.

— Тогда, я думаю, нам стоит идти.

* * *

Погруженный во тьму Эбби-Грейндж встретил Терезу и Шерлока привычным безмолвием. Трагедия мало на нем отразилась — и так сумрачный и неприветливый, он не должен был надевать траурные одежды.

— А миссис Фрейзер… знает? — через силу спросил Шерлок, когда они неслышно поднимались по одной из служебных лестниц.

Тереза скорбно покачала головой.

— Негодяй не посмел ей сказать, — она стиснула зубы, но подавила гнев. — Он послал за одной из ее прежних подруг, она и сообщит миссис Фрейзер. Бедняжку это убьет, разумеется, — она горько усмехнулась. — Разом избавится от обеих, вот ведь удача.

Больше они ни о чем не говорили. Остановившись у двери в спальню леди Брэкенстолл, Тереза вздохнула и сказала лишь:

— Я подожду вас снаружи, мистер Холмс.

Он нетвердо кивнул и, взявшись за ручку двери, повернул ее и зашел внутрь.

Маргарет лежала посередине кровати, по периметру которой стояли четыре свечи. Ее обмыли и облачили в белое платье, накрыв полупрозрачным саваном. Руки сложили на груди, волосы уложили в ее обычную прическу. Раны не было видно, но искушенному наблюдателю стало бы и без того ясно, что послужило причиной смерти.

Медленно Шерлок подошел к кровати. В изголовье стоял стул, и он опустился на него, не сводя с Маргарет глаз. К его удивлению, слез не было, да и боль почему-то отступила. Пришло лишь оцепенение. Он не знал, что делать, что говорить, и был ли в этом какой-то смысл — ее ведь уже здесь не было. Тут он вспомнил, что сказал Макгрегор: «Вы должны с ней проститься». Проститься. Сказать прощай, потому что больше они никогда не увидятся. Нет, в это он верить не хотел.

Соскользнув со стула, он опустился на колени. Шерлок никогда не молился — в их семье это было уделом его невестки. Ну конечно. Только сейчас он понял, что Маргарет теперь была вместе с ней. Эта мысль, как ружейный выстрел, вернула и слезы, и боль. Проклятье Холмсов — терять любимых и заживо хоронить свои разбитые сердца. Чем они только это заслужили, в чем провинились, раз судьба была к ним столь жестока? Вопрос, на который у него не было ответа.

Спустя несколько минут Шерлок поднялся на ноги. Наклонившись, он легонько коснулся губами ее холодного лба и прошептал:

— Я люблю тебя, Маргарет. Прости, что…

Слезы потекли по его щекам, и он закрыл лицо ладонью. Сзади послышалось какое-то движение, и он понял, что в комнату вошла Тереза. Траурные свечи осветили ее лицо, и Шерлок увидел, что она тоже плачет.

— Мистер Холмс, — прерывисто прошептала она. — Мистер Холмс, леди Брэкенстолл хотела передать вам это. Конверт был в кармане ее халата — я успела достать его до того, как этот изувер до него добрался.

Шерлок взял сложенный вчетверо плотный кусок бумаги и, развернув его дрожащими руками, прочитал:

Любимый.

Пожалуйста, если что-то пойдет не так, не вини себя. Ты подарил мне счастье, которого я и не надеялась встретить, и ради этого стоило пойти и на риск, и, если так будет угодно Богу, на жертву. Ты удивительный человек, и я бесконечно тебя люблю. Мне так жаль, что я не встретилась с твоим братом, твоей сестрой и племянниками — наверняка они такие же необыкновенные, как ты. Прошу, если со мной что-то случится, не отчаивайся. Постарайся жить дальше. Ты нужен своей семье и нужен всем тем людям, о которых ты так увлекательно рассказывал. Они нуждаются в твоей помощи, Шерлок. Меня ты уже спас. Не забудь спасти и других. И помни: что бы ни случилось, я всегда буду любить тебя.

Твоя Маргарет

* * *

Спустя две недели после трагической гибели леди Маргарет Брэкенстолл у дома по адресу 221-б, Бейкер-стрит остановился кеб. Стояла морозная декабрьская погода, и вышедший из него мужчина, попросив возницу его подождать, не стал медлить и сразу же позвонил в дверь. Наглухо застегнутый во все черное, с высоким лбом и чуточку более длинным, чем требовалось, носом, он не выказал никакого нетерпения и спокойно ждал, сжимая до блеска отполированную трость.

Наконец дверь открылась, и на пороге показалась достопочтимая домовладелица миссис Хадсон.

— О, мистер Холмс, слава Богу, вы приехали!.. — она всплеснула руками, и ее изборожденное тревогами лицо слегка посветлело. — Я так рада, пройдемте…

— Благодарю за отправленную телеграмму, — негромко сказал он, следуя за ней в полутемную прихожую. Остановившись у лестницы, он посмотрел наверх. — Как он?

Миссис Хадсон покачала головой, ломая пальцы.

— Ужасно, мистер Холмс. Не выходит из комнаты, почти не ест. Ничего не делает, только смотрит в потолок. Я несколько раз вызывала врачей, но он никому не дал себя осмотреть. Это просто ужасно, мистер Холмс, — чуть не плача, повторила она.

— Не бойтесь, миссис Хадсон, — с мягкой, но немного грустной улыбкой проговорил он. — Я с ним поговорю, все будет в порядке.

Он начал подниматься по лестнице, в то время как миссис Хадсон посчитала, что ей лучше будет остаться у себя. Оказавшись перед дверью в квартиру, не став стучать, он аккуратно открыл ее и почти сразу же прошел в спальню, которая не была заперта.

Все было так, как и сказала миссис Хадсон. Шерлок был одет, но сидел на не заправленной постели, белье на которой уже давно перестало быть свежим. Сам он выглядел неопрятным и действительно просто смотрел в одну точку. Когда его покой оказался потревоженным, он даже не шелохнулся и не моргнул.

— Ох, Шерлок, — Майкрофт Холмс снял цилиндр и положил его вместе с тростью на стол. В его взгляде было искреннее сочувствие, и несмотря на то, что Холмс-младший не удостоил его взглядом, его губы слегка дрогнули, и он уткнулся лбом в колени, которые крепко обхватил руками.

— Шерлок… — прошептал Майкрофт и, осторожно сев рядом, привлек его к себе. Брат не сопротивлялся и, все так же съежившись, спрятал лицо у него на плече.

— Прости меня, я должен был быть рядом, — Майкрофт погладил его по спутанным волосам. — Я очень плохо с тобой поступил, ты не должен был так уезжать из Масгрейва.

— В этом нет твоей вины, — последовал глухой ответ. — Это я не смог ее защитить. А эта свинья Брэкенстолл все еще гуляет на свободе, — внезапно в нем волной поднялось озлобление, и он до боли стиснул плечо брата. — Но ничего, я еще до него доберусь…

— Шерлок, ты не должен об этом думать, — Майкрофт чуть встряхнул его, заставляя посмотреть себе в глаза. — Слышишь? Сейчас у тебя будут другие заботы. Ты возвращаешься со мной в Масгрейв.

Удивление мелькнуло в его потускневших глазах.

— В Масгрейв? — пробормотал он. — Но…

— Скоро Рождество, — Майкрофт попытался улыбнуться. — Мы должны встретить этот праздник вместе. Мальчики очень соскучились и постоянно о тебе спрашивают. А малыш уже так подрос — ты его теперь точно не узнаешь.

— Малыш… — повторил Шерлок, стараясь проглотить новый комок боли. — Малыш…

— Да, верно, — подтвердил Майкрофт, вновь улыбаясь через силу. — К тому же… — он чуть помедлил. — К тому же, Эвр будет очень рада тебя видеть.

— Эвр?.. — пораженный, он даже чуть выпрямился. — Ты не говорил, что Эвр…

— Она приехала два месяца назад. Прости, что не писал, но я решил, что сначала ей следовало побыть одной. Но теперь… Я думаю, она готова.

— Что тебя подвигло? — Шерлок все еще не верил в то, что слышит.

Майкрофт помедлил немного с ответом.

— Молли всегда в нее верила, — он не поднимал глаз — боялся выдать эмоции, ведь сейчас это он должен был быть сильным. — К тому же… Дома ведь всем лучше, верно?

— Верно, — эхом отозвался Шерлок. Теперь он понимал, что брат был прав. Возможно, в присутствии сестры им обоим станет легче.

— Как… — он откашлялся, как бы для храбрости. — Как ты все это пережил? — он поднял на брата глаза.

Майкрофт покачал головой.

— Никак, Шерлок, — на сей раз он не стал избегать его взгляда. — Я до сих пор это переживаю. Но просто… — он выдержал паузу. — Просто боль со временем утихает. Ты носишь ее в себе, но, вместо того чтобы убивать тебя, она делает тебя сильнее. Вот так ты и живешь. Это симбиоз, Шерлок, и нам всего лишь надо научиться с ним жить.

Младший брат ничего не ответил. Майкрофт легонько потрепал его по волосам и встал.

— Идем, тебе нужно привести себя в порядок. Я попрошу миссис Хадсон согреть воды и приготовить что-нибудь поесть. Наш поезд отходит через три часа, так что не будем терять времени даром.

Шерлок лишь кивнул и потянулся все еще дрожащей рукой к своему халату.

Когда он скрылся в отведенной для банных процедур комнате, Майкрофт вернулся в его спальню. Подойдя к столу, он выдвинул нижний ящик. Несколько секунд он изучал взглядом его содержимое, после чего достал оттуда нечто похожее на фотографию и, тщательно завернув ее в писчую бумагу, спрятал во внутренний карман своего сюртука.

* * *

Холмсы прибыли в Масгрейв поздним вечером того же дня. А спустя ровно месяц сэра Юстаса Брэкенстолла нашли убитым в собственной постели. Согласно отчету инспектора Стэнли Хопкинса, прибывшего на место происшествия, это было дело рук банды Рэнделлов, которая все-таки довершила начатое несколько месяцев назад преступление. Его жертвой стал также дворецкий Брантон. С ним бандиты разделались с особой жестокостью. Старая горничная Тереза обнаружила его в столовой повешенным на скрипичной струне. Местные острословы из числа приятелей покойного лорда Брэкенстолла еще долго шутили, что невозмутимый дворецкий поперхнулся своей собственной музыкой.