Касательные (гет)

Примечания:

Это было написано до того, как автор прошёл Тёмным Соблазном второй акт. Так что после это в некоторых моментах ау

Правда редко бывает чистой и никогда не бывает простой.

Оскар Уальд

Тёмный Соблазн и Мигелиан — это два разных человека (вернее, дроу).

Мигелиан — чистый лист, едва испачканный дымкой воспоминаний. Память о прошлом причиняет больше боли, чем что-то проясняет.

Мигелиан не похожа на альтруиста, но не любит излишнюю жестокость. Мигелиан привязана к своим товарищам. Мигелиан любит Астариона.

Тёмный Соблазн с радостью убивает Альфиру, смотрит на страдания животных и жаждет искупаться в крови каждого из спутников. Он хочет видеть, как жизнь покинет глаза вампира в последний раз, как лицо его будет искажено болью, а доверия предано. Тёмный Соблазн хочет вернуть место, которое изначально принадлежало ему.

Мигелиан и рада бы убежать от прошлого, забыть его, как страшный сон, но чужое сознание продолжает жаждать крови. Её жизнь превращается в вечную борьбу с самой собой и опасливыми взглядами остальных. Она знает: они ждут от неё удара. Мигелиан и сама ждёт этого момента.

Ей хочется смеяться в той же степени, что и плакать.

Астарион понимает. Слишком хорошо знает, что значит не быть себе хозяином и тащить на спине груз невинных жизней. Может, поэтому они и сходятся, потому что слишком похожи, потому что разделяют боль друг друга. Может, поэтому Астарион помогает ей сопротивляться и не сдавать позиции.

Когда Горташ делает свой последний вдох, она разворачивается и идёт в его покои. Мёртвые сегодня не слишком разговорчивы, а ей нужны ответы. Проблески воспоминаний только бередят душу.

Она понимает, что сейчас нужна Карлах, что той пришлось убить человека, которого она любила и который её предал, но Мигелиан падает и падает. Ей самой некому протянуть руку.

Она распахивает ящики, переворачивает бумаги, роет носом, точно ищейка. Что-то на самой границе её сознания, что-то, что когда-то было Тёмным Соблазном, знает — ответы здесь.

Мемуары.

Сердце подскакивает к горлу и грохочет, грохочет, как сумасшедшее.

— Мигелиан? — осторожно зовёт Астарион, видно, слыша бешеный стук её крови.

Она не оборачивается, а раскрывает книгу, вчитываясь в неаккуратный почерк.

Мигелиан знала это. Сначала подозревала, но в какой-то момент, наверное, после встречи с Орин, к ней пришло осознание. Это было подобно вспышке из прошлой жизни. Ей до самого конца не хотелось в это верить.

Тёмный Соблазн и Мигелиан — это два разных человека. Ей нравится это повторять про себя. Это даёт ей силы сопротивляться, становиться лучше. Это не спасает от правды: она — творение Баала, она творила великое зло добровольно и наслаждаясь каждым мгновением.

Она создала Абсолют.

— Это была я… — слегка безумно шепчет Мигелиан, отчаянно сжимая страницы дневника. — Это была я. Камни, Корона, Абсолют… Я начала это.

Она не находит в себе сил посмотреть на остальных, только крепче впивается в книжку, хватается, как утопающая, искусывая губы до крови.

— Это была я! — Мигелиан истерично смеётся, медленно оседая на месте. — Я собиралась принести весь мир в дар Баалу!

Она комкает страницы дневника, до рези в глазах впиваясь в обличающие строки. Смотри! Смотри, что ты сделала, и не отводи взгляда.

Слёзы не освобождают душу и не смывают боль. Они просто приходят, падая раскалёнными каплями на желтоватые страницы. Зачем? Откуда такая бессмысленная преданность? Кто останется в этом пустом мире?

У чудовища в глубине её сознания есть ответы на эти вопросы. Оно сыто урчит и возносит хвалу Баалу, оно жаждет смерти и крови, оно было создано только для этого. Плоть от плоти, кровь от крови Баала, его любимое дитя, Избранный.

Астарион опускается перед ней на корточки и осторожно забирает дневник из её рук. Огонь быстро охватывает книгу и догорающие страницы опадают к её ногам, как осенняя листва.

У Астариона холодные ладони. Он почти ласково смахивает её слёзы.

— Нет, — шепчет он, заглядывая ей в глаза.

Мигелиан всё ещё стыдно смотреть на него. Ей хочется оттолкнуть и его сбежать, забившись в угол и утонув в жалости к самой себе.

— Тёмный Соблазн был убит Орин, my dearheart, — убеждает её он. — Ты спасла тифлингов, дважды, несмотря на то что некоторые, в том числе я, предлагали их бросить. Ты пошла против воли Баала. Ты не убила меня. Это была ты, а не Тёмный Соблазн.

Мигелиан вся сжимается и проваливается в его объятия. На её руках ещё не успела засохнуть кровь Горташа и прислужников Бейна, она оставляет алые разводы на чёрной броне Астариона. Кровь путается в её волосах, как грозди рябины в припорошённых снегом ветвях. На поясе мерцает, алкая смерть, Кровожадность⁽¹⁾. От этого не отмыться.

Некоторые вещи просто въедаются в кости. Мигелиан прикрывает глаза, позволяя себе ненадолго спрятаться.

Чтобы она не делала дальше, это навсегда останется пятном на её судьбе.

«Ты не убежишь от себя, дорогая сестрёнка», — шепчет на ухо голос Орин. — «Маленькое жалкое создание, и за что только Отец так благоговел тебе?».

Мигелиан тоже не знает ответа на этот вопрос. И если честно совсем не желает знать. Слишком высока цена, слишком необъятна её горечь.

— Ты не прав, — замечает Шэдоухарт. — Это была она. Это были её руки. Это были её решения.

Её голос твёрд и на лице застыло жёсткое выражение.

— Неважно, что сейчас она другой человек, те решения были приняты ею. Она была создана Избранной Баала. Это навсегда останется частью её. Ты не можешь сказать ей отбросить это, — Шэдоухарт морщится. — То, что я делала во имя Шар, всегда будет преследовать меня. Не имеет значения, насколько это была я и насколько сильно меня ввели в заблуждение. Я не вырежу Шэдоухарт из своей истории.

Она вздыхает и трёт глаза, словно пытаясь подобрать слова. Слишком чувствительные моменты всё ещё даются ей со скрипом, а делиться своей историей ей хочется меньше всего.

— Мигелиан или Тёмный Соблазн — это один человек, который изменился под давлением обстоятельств. Сложись всё иначе и не появись Орин — мы бы сражались против неё, — она смотрит Астариону в глаза.

Он жаждет защитить Мигелиан. Он любит её. По-своему. Так, как умеет, как у него получается. Они все здесь покалечены и переломаны. Их любовь настолько разнится, что это делает одни и те же чувства едва ли не противоположными понятиями.

Астарион желает накрыть чужие раны мягкой повязкой, спрятать всё самое болезненное и нанести бальзам. Шэдоухарт считает, что раны следует прижигать, а копья безжалостно вытаскивать из бьющегося в агонии сердца.

— Но мы там, где есть. И в чём-то Астарион прав. Ты убедила нас спасти тифлингов. Дважды. И гномов, будь они прокляты. Полезла на эту чёртову подводную базу спасать других тоже ты. Избранник Баала бы так не поступил. Он бы уже давно убил нас и использовал гоблинов для возвращения своего законного места.

Мигелиан открывает красные от слёз глаза и шмыгает носом, вызывая у Астариона тихий смешок. Он протягивает ей платок из нагрудного кармана.

— Мы знаем тебя. И знаем про Тёмный Соблазн. Мы видели, на что он способен. И мы любим тебя со всем этим, — припечатывает Гейл серьёзно.

— И любой, кто попытается вытащить наружу твои секреты, умрёт от наших добрых рук, — довольно улыбается Астарион.

Он не шутит. Мигелиан недостаточно хороший человек, чтобы чувствовать что-то кроме полного принятия и заботы.

Примечания:

Вообще, нигде не написано, что признание в любви обязано быть романтическим, а не платоническим.

1) кинжал Орин

Вернуться к тексту