Предательство знает наши имена (гет)

Примечания:

Тема части: ApSent — Можно я с тобой

Мои попытки понять Салазара Слизерина, которого я придумала

Засыпай, мой сынок, а покуда ты спишь, вдали

Одинокое деревце высится из земли.

Глубоки его корни, ветви его крепки,

У мерцающих крон — цикады да мотыльки.

Засыпай, моя дочь, — в неприступных крутых грядах

Под ночною землёй твой сон стережёт руда.

Глубоко-глубоко, не достать ни одной норе,

Посреди темноты — чёрный порох и акварель.

Станет дерево крепкой мачтой, руда — рулём,

Станут вместе они стремительным кораблём.

Он пройдёт много шрамов, стычек, путей и бед,

Чтоб потом, потерявшись, как-то попасть к тебе.

Засыпай, моя дочь, а покуда ты спишь, учись

Видеть боль, погибать за правду, искать ключи,

Находить своё сердце в звёздных пустых морях,

Понимать и прощать, ни слова не говоря.

Засыпай, мой сынок, помни это, сынок, и спи:

Смерть находит одну, но бежит от десятка спин.

И, каким бы ты ни был странным, чужим, другим,

Не бывает того, чтоб тебе не нашлось руки.

Засыпай, засыпай. Где-то там, у другой черты

Спят в далёких домах такие же, как и ты,

И не знают о том, что вдали, в световых годах

Не видны никому, ждут их дерево и руда.

Джек-С-Фонарём, «Outlaw's Lullaby»

Салазар устало потёр лицо: свадьба уже выходила слишком расточительной, на его взгляд, но он был Наследником и на торжестве собиралась присутствовать вся королевская семья.

— Ты не похож на счастливого жениха, — заметила принцесса, лениво развалившись на диванных подушках.

Возможно, они знали друг друга слишком давно, чтобы она видела необходимость держать лицо перед ним, возможно, дело было в большом животе и пятом месяце беременности.

— Это выгодный союз, — пожал плечами Салазар, отсылая бумаги в сторону.

— Для тебя? — Рейнира изящно выгнула бровь, прямо как её языкастый супруг, и поморщилась. — Возможно. Когтевран? Естественно.

— Я не Вы, Ваше Высочество, — огрызнулся Салазар, — я не могу просто проигнорировать волю главы Дома и сделать так, как хочу, а потом заявить, что все недовольные могут отправляться прямо мне в пасть.

Принцесса не выглядела впечатлённой его тирадой. Она только уселась поудобнее и лениво подпёрла голову рукой.

Принцессам так сидеть не пристало, хотелось бы подметить Салазару, но игривая усмешка его останавливала.

— Почему нет? Или ты боишься заявить, на чьей ты стороне? Ищешь оправдания? Тебе нужна большая злая драконица?

Салазар вскинулся, разгневанно смотря на свою благодетельницу. Разговоры о трусости и смелости всегда задевали в нём какую-то невидимую струну. Годрик часто любил играть на этом, заводя свою очередную песнь о том, что ему нужно быть более открытым и решительным.

Эти разговоры заглушал только смертоносный шёпот проклятий, которым обучала его Алисента. В глазах женщины никогда не было упрёка, когда её искусство становилось тайным оружием в его руках. Годрик не мог принять этого в нём. Этот «женский» способ вести свои войны, не бросаться в самую гущу событий, возвращаясь с головой побеждённого врага, а скрываться в тенях, никогда не выдавая своих действий. Салазар предпочитал действовать чужими руками, а не марать собственные.

«Кинжалы, яды да плетение — это не мужское дело, даже принц это понимает», — кривился его друг, презрительно сплёвывая. — «Мы разбили датчан, проливая кровь в бою, сокрушая мечом и магией, а не занимаясь ткачеством!».

Салазар никогда не добавлял, что плетение, созданное принцессой Рейнис, разнесло к пекловой матери всю линию датского флота, а принц просто тянул время. Салазар также молчал о смертоносных путах верной фрейлины наследной принцессы. Он только смотрел с годами всё отстранённее и холоднее. Оглядываясь назад, он мог признать, что столь тесное общение с наследной принцессой не могло не пошатнуть его убеждения и ориентиры.

Вечно натянутая нить, которая твердила разными голосами о его не мужских методах, наконец, дрогнула… и заиграла другую мелодию.

Принцесса Рейнира медленно, но неуклонно прибирала к рукам сторонников фракции принца Эйгона. Направляемая его наставлениями, она оплетала людей незаметной паутиной долгов и обязанностей. Когда придёт время — ей останется только потянуть за узелки, чтобы оппоненты посыпались к её ногам, как бусины с дорогих украшений королевы. И никаких кровавых войн.

Иногда эта дуальность убивала его. Он прекрасно осознавал, что Кандида желала видеть на троне своего внука, в то время как сам Салазар помогал всячески избежать такого развития событий. Было легко отделаться от подруги рассказами о знаниях, страсть к которым они всегда делили, но что-то всегда скреблось на задворках сознания. Возможно, понимание, что их дружба не проходила испытание властью.

Салазару не нужны были оправдания для благовидного отказа, его острого языка было всегда достаточно. Невелика была задача, когда Кандида была так поглощена придворными интригами, а Годрик — войнами. Пенелопа вообще была не в счёт. Когда это некромантов вообще интересовал окружающий их мир живых?

Салазару хотелось бы вменить принцессе в вину, что это её действия создали ситуацию, когда Кандиде понадобился ещё один договорной брак для укрепления позиции принца Эйгона, но эту трусость он себе позволить не мог. Дело было даже не в пресловутом малодушии. В реальной жизни ничто никогда не крутилось только вокруг одного желания что-то сделать. Обстоятельства были важны. Положение в обществе было важно. Власть… Всё это вкладывало в руки человека возможность поступать, как хочется.

Такой была Алисента Хайтауэр. Едва ли кто-то позволил бы ей решать самой, если бы не её покровительница. Но, конечно, конечно же, выбор всегда оставался за ней! Она могла воспротивиться, уйти из отчего дома и остаться на улице без гроша в кармане и капли магии в крови. А если женщина ничья — значит, она общая. И эта жестокая истина была вырезана на их эпохе.

Принцесса Рейнира дала огромную силу своей фрейлине и не меньшую возможность выбирать самому Салазару. Было ли это ему нужно?

Салазар всегда стремился оставаться реалистом и циником. Возможно, поэтому он потерялся во взгляде карих глаз, заблудился в переливах золотых нитей и не смог оторваться от магических игр роскошных платьев. Он так неистово верил, что всегда будет смотреть на ситуацию трезво, что сам себя убедил, что не было в его чувствах никакого особо интереса. Только магия. Конечно же. Конечно.

Рейнира Таргариен не была циником. Она алкала всех удовольствий жизни с той же неистовой страстью, с которой принц Деймон сёк головы.

Ей были неведомы их человеческие трагедии и моральные выборы, поэтому она давила и давила, желая заставить и его признать очевидную, давно известную истину.

Салазар Слизерин, циник, реалист и прожжённый интриган, влюбился, как мальчишка, и не знал, что с этим делать.

Какая потеха. Какой же он дурак.

— Вам придётся попросить меня об одолжении, чтобы я могла что-то сделать, — принцесса продолжала ухмыляться, ласково поглаживая рукой налитой живот.

Она выглядела на удивление мягкой и даже уязвимой. Принц Деймон с момента беременности не желал покидать жену даже на несколько мгновений. И как только сюда отпустил? Было ли то высшей степенью доверия или Салазара просто никогда не считали за противника?

Новые вопросы только забивали голову. Салазар тяжело вздохнул, потёр лицо и, наконец, рухнул на сложенные руки.

Он так устал. Кто бы знал, как он устал разбираться со всем этим. Ему светило место Мастера над Шептунами при новой королеве, но эта ноша всё сильнее тянула к земле.

— Вы коварная женщина, Ваше Высочество, — ответил Салазар, с трудом отрываясь от стола и смотря на принцессу.

— Вашими усилиями, лорд Слизерин, — Рейнира рассмеялась.

— Вы будете отличной крёстной, если ваша фрейлина не скормит меня дракону, — Салазар впервые за долгие недели позволил себе улыбнуться.

— Человечина не так приятна на вкус, как хотелось бы думать людям, — невозмутимо ответила Рейнира.

Она продолжала смотреть на него всё так же выжидающе. Салазар знал, чего она хотела. Принцесса могла исполнить собственное эгоистичное желание держать его при себе или выполнить его просьбу, и это были две абсолютно разные вещи.

Его рубикон.

Салазар ненавидел такие мгновения.

Годы, долгие годы назад Кандида была единственной, кто разделял его стремления к знаниям, а Годрик заслонял от людских суждений, не дожидаясь просьб. Может, в этом и было дело? Может, Салазар и не нуждался никогда в том, чтобы его защищали? Они не клялись друг другу выбирать одних и тех же королей, они клялись только династии. И… разве не было иронично, что на престоле они видели разных драконов?

А может… может, какая-то его часть всегда смотрела с тихой завистью на принца Деймона, который не нуждался в оправданиях, или на принцессу Рейниру, для которой все его загадки были детским лепетом?

Салазар ненавидел самокопания. Куда проще было плести интриги, чем в собственной душе разбираться.

— Пожалуйста, — выплюнул Салазар, как будто бросил проклятие.

Вот и всё. Как быстро склонилась чаша весов. Ухмылка принцессы стала довольнее.

— Вы делаете предложение мне? — улыбалась леди Хайтауэр, взирая на него с другой стороны стола.

В идеальном и правильном мире Салазар должен был вначале дождаться ответа на свои письма, потом отправиться в Старомест и сделать выгодное предложение Лорду Хайтауэру.

Салазара хватило дождаться окончания партии в тафл, чтобы сделать Алисенте Хайтауэр предложение стать его женой.

— Откажете? — с азартом спросил Салазар.

— Соглашусь, — со всё тем же спокойствием и холодом ответила его леди.

Её выдавали только глаза, они сверкали золотыми вкраплениями.

— Вы станете моей погибелью, — с каким-то фатальным оптимизмом признал Салазар.

— Так и будет.

Она всегда была права. Иногда Салазар ненавидел это в ней.

Его решение не остудило намерений Кандиды, разве что она стала бросать на него более холодные и яростные взгляды.

«Любовь, любовь», — понимающе кивала Пенелопа. — «Мужчины не впервой сходят от неё с ума».

Она почти смеялась над его положением, но Салазара это не устраивало. Династический кризис был всё ближе, и он не желал воевать против собственных друзей. С момента пробуждения дракона принцем Эйгоном ситуация становилась опаснее с каждым годом. Пока Кандида не могла решить, какой союз был бы более выгоден короне. Салазар был уверен, что всё кончится помолвкой между Хелейной и Эйгоном.

Обещать руку принца кому-то ещё было бы слишком накладно. Такой перевес в силе не устроил бы других сторонников, а вот добавить ещё одно доказательство в копилку того, что принц Эйгон — настоящий валириец и сильный правитель… Умно. Тем более, что сам принц чурался любого обучения так, словно и не текла в нём кровь Когтевранов.

Салазар долго обдумывал это, пока ему не пришла в голову гениальная и в той же степени безумная идея. Что мешало поменять одну сестру на другую? Молодую девушку — на взрослую женщину с детьми-наследниками, мужем и не уступающим по силе драконом?

Кого-то не просто равного, а даже превосходящего. Принц Эйгон станет королём… консортом, разделив этот титул с Деймоном. В конце концов, что было бы более прозаичным и метафорическим, чем если бы у первой королевы было двое мужей? Один для души и один для долга? Что лучше этого ставило её в один ряд с её коронованными предками? Так выглядели Таргариены, когда захватили Альбион столетия назад.

Ещё более поэтичным было то, что это предложение королеве принёс он, а потом отвлекал Кандиду, пока ничего уже нельзя было исправить.

Справедливости ради, Салазар никогда не видел свою подругу в большей ярости, чем наутро, когда всё тайное стало явью. От убийства родичей её, кажется, удерживало только то, что её магия физически не действовала на Таргариенов. Какая-то часть Салазара наблюдала за этим, как за отличным шоу. Не хватало только выступления фокусников, но картина складывалась знатная. Достойная потомков.

О, Семеро, как же ему хотелось смеяться! Прямо там, в тронном зале, пока двор сходил с ума от этой новости, а король ругался на новоявленных супругов.

Его дорогая жена стояла по правую руку от него, придерживая уже свой налитой живот и довольно ухмылялась. Она уже точно знала, какие истории будет рассказывать их детям.

И это мгновение, полное хаоса, мрачного веселья и удовлетворения, давало Салазару призрачную надежду на то, что всё ещё может наладиться. Решиться без крови.

Теперь такой шанс был. И, смотря на свою жену, он отчаянно за него цеплялся.

Примечания:

Пенелопа Пуффендуй была некроманткой, и вы никогда меня не переубедите.