Предательство знает наши имена (гет)

Есть в каждой нравственной системе

идея, общая для всех:

нельзя и с теми быть, и с теми,

не предавая тех и тех.

Игорь Миронович Губерман

Впервые Салазар Слизерин увидел Рейниру Таргариен и вечное наваждение Порочного принца на праздничной охоте по случаю рождения её первого брата. Это также были неофициальные смотрины, на которых принцесса присматривалась к мужьям.

Они с отцом слегка припозднились и подошли поздравить короля позже остальных, когда голоса вокруг неожиданно стихли.

Салазар никогда не встречал принцессу до этого момента, но, обернувшись, узнал её моментально и в тот же момент понял, что нужно было быть идиотом, чтобы верить, что Рейнира Таргариен станет покорной женой.

Никогда. Ни в этой жизни, ни в любой другой. Эта девушка состояла из огня и крови, и обычному мужу было не выжить в пожарах её души.

Нежные фиалки глаз оглядывали толпу без всякого интереса, даже царапали каким-то острым холодом и презрением. Пепельные волосы были покрыты свежей кровью. Салазару казалось, что он даже издалека чувствовал её металлический запах. Алые капли создавали драгоценный терновый венец. В ногах принцессы клубилось золотое свечение. Как самая преданная псина, оно ластилось и лизало ноги, а длинные лозы тащили за собой медвежью тушу.

Её Высочество ступало мягко, но не скрадывала все звуки сейдом, как это делал Деймон. Салазар видел, как билась магия вокруг неё, как прогибалось пространство под каждым лёгким шагом. Рейнира Таргариен была чудовищем, несмотря на юный возраст и невинный вид, и она не пыталась этого скрыть. Салазару из первых рук было известно, что драконы надевали маски, чтобы не пугать людей своей сутью, но принцесса даже не пыталась, будто презирала саму идею того, чтобы опускаться на один уровень с людьми.

Каждый шаг будоражил в душе Салазара старые воспоминания, как будто поднимал пыль со дна морского. Он всё пытался ухватиться за смутно знакомый образ.

— Надеюсь, ты доволен моей добычей, отец, — холодно произнесла принцесса.

Она даже не взглянула на брата и королеву. Ей словно и не было до них никакого дела.

— Безусловно, она возглавит прочие дары сегодня, — кивнул король.

Салазар сдержал едва слышный хмык. Король упорно делал вид, что его дочь не презирала собственного брата и королеву. Это зарывание головы в песок могло кончиться тем, что потом пришлось бы посыпать её пеплом.

Салазару оставалось лишь молчаливо наблюдать за диалогом, пытаясь понять, как далеко зашёл назревающий династический кризис.

— Я забила его для себя. Без Деймона здесь мне вряд ли преподнесут что-то достойное.

Настолько плохо, значит.

Рейнира Таргариен быстро окинула остальных взглядом и резко развернулась, следуя к собственному шатру. Её верная фрейлина тоже едва ли удостоила остальных господ своим вниманием. Только покорно последовала за своей принцессой, гордо подняв голову.

Салазару всегда было интересно, как женщинам, тем более столь слабым и вынужденным цепляться за свое место в обществе, это удавалось? Как можно было нести себя столь величаво и твёрдо, когда всё твоё положение и сила зависели от капризов избалованной принцессы?

У Алисенты Хайтауэр не было за душой ничего. Дочь второго сына. Сквиб. Сирота. Её доля была проста и незавидна — разменная монета в планах обогащения дяди. Брак по расчёту — и забудь дорогу к родному дому. Ублажай мужа, надейся, что он будет добр…

Старая история.

И вот она была здесь. Всё ещё в девках. Старше самой принцессы и под её полной защитой. Овца под крылом дракона. Или оставленный про запас ужин?

Сейды Таргариенов многое говорили об их характерах. Золотой и солнечный свет Рейниры Таргариен только выглядел безобидно — на деле оставлял ожоги куда хуже драконьего пламени. И это Салазару было известно из достоверных источников. В конце концов, он был на похоронах Отто Хайтауэра.

Опасность в чистом виде, но не для единственной фрейлины принцессы.

Алисента Хайтауэр нашла его чуть позже и без всяких приветствий молвила, что принцесса желала видеть Салазара в своём шатре.

Когда он последовал за ней, всё, что он видел, — это идеально ровную спину. Спину, которая должна была согнуться под ударами дяди, под давлением окружающих. Спину, которая оставалась такой же идеально ровной, как посох септона. Когда Алисента встала за спиной принцессы, на Салазара смотрели пустые, точно рыбьи, глаза. Они впивались в него, будто пытались заглянуть глубже, влезть в душу, взирали с безразличием Матери.

Может, она и не была овцой, но точно не певчей птицей в клетке когтей принцессы. Может, драконьи крылья защищали её, а не неволили. Может быть…

Он сдержал усмешку. Это становилось всё интереснее и интереснее.

— Ваше Высочество, — поприветствовал Салазар принцессу.

— Господин Слизерин, — фыркнула принцесса.

В этом слегка насмешливом тоне не было ничего злого, но глаза Рейниры мерцали золотыми искрами. Она точно смотрела глубже. Видела больше, чем он мог себе представить. Это заставляло скрежетать зубами и признавать, попирая гордыню и сжимая кулаки: то, что ей было дано кровью, для него оставалось недоступно. Их разделяли годы опыта и знаний, но вечность простиралась перед принцессой просто по праву рождения.

Тем не менее, в отличие от Годрика, Салазар всегда принимал несправедливость и жестокость мира и не пытался ничего выправить на единый манер.

— Ваше появление сегодня впечатлило всех, — незатейливо начал Салазар, сплетая кружево вежливого светского разговора.

— Печально, — фыркнула принцесса, покачав головой. — Вы тоже довольствуетесь малым?

Блеснули рубины на золотых шпильках. Принцесса смыла кровь, но запах никуда не делся. Он словно въелся в одежду или окружал её саму.

Запах был знаком, выучен наизусть.

Салазар помнил. Помнил мужчину, с глазами острыми, аметистовыми, с вкраплениями крови; с ухмылкой — такой, что звериный оскал был ближе; и сейдом, таким же резким и агрессивным, но алым. Рейнира Таргариен, с глазами нежной и трепетной Эйммы Аррен, подавала себя миру, как Деймон Таргариен.

Красный Ужас и Золотая Леди. Ну, конечно. Салазару стоило догадаться раньше.

— Я похож на такого человека, Ваше Высочество? — ответил Салазар, теперь смотря на юную принцессу с пониманием.

Было бы странно, если бы она согласилась на меньшее.

— Честно?

Салазар кивнул.

— Вместо того, чтобы думать о том, не вижу ли я в Вас будущего супруга, Вы думали о моей фрейлине, когда шли сюда. Я не знаю, чего я хочу больше: оскорбиться или рассмеяться.

Так вот к чему были те золотые искры.

— Читали мысли, Ваше Высочество?

Столь талантливый менталист в столь юном возрасте. Интересно, это тоже было отражением драконьей сути?

— Реальность. К чему мне ваши мысли? Люди лгут, мирозданье — никогда.

Она просто пожала плечами, как будто это было обычное дело. Как будто для людей было нормально читать «нити реальности», чтобы это ни значило.

— Наш интерес обоюден, только меня интересуют совсем иные нити, нежели вас.

Рейнира пожала плечами.

— Мне нужен учитель, Вам тоже. Заключим сделку? — она была невероятно прямолинейна, и Салазар поморщился от подобного.

Принцесса была остра и радикальна, но ей не хватало утончённости и вежливого безразличия, свойственного её статусу. Деймону подобное было к лицу. Он был мужчиной, воином, за ним следовала определённая кровавая слава, и та вполне оправдывала его поведение. От Восторга Королевства подспудно ждали иного.

Ситуация с медведем была хороша. Остра, но при этом пикантно и высокомерно приправлена. Будущей королеве это шло, но радикальную честность было лучше оставить Порочному Принцу.

— При всём уважение, Ваше Высочество… — улыбнулся Салазар, не желая занимать определённую позицию в предстоящем противостоянии.

Династический кризис не слишком привлекал его на столь ранней фазе. Мысль о браке была смехотворна, а исходиться завистью на поражающую воображение магию не хотелось.

Стоило уйти прямо сейчас. Один единственный урок изворотливости Салазар был готов дать принцессе.

Горло сдавило, и он поперхнулся заготовленными словами. Ему оставалось только глупо, как выброшенная на берег рыба, открывать и закрывать рот, пытаясь вымолвить хоть звук. Фантомная хватка не стала слабее, Салазар потянулся к палочке, но остановил себя, понимая, что за ситуацией следило слишком много глаз. Даже всей его изворотливости не хватило бы, чтобы объяснить, почему он наставил палочку на наследную принцессу.

Может, госпожа Таргариен и не была столь безнадёжна, как показалось ему сначала. А может, то была не хитрость, а обычная драконья жестокость? В конце концов, любые капризы принцессы всегда легко исполнялись с руки её дорогого дяди.

Это была опасная игра, в которой Салазару оставалось только хитрить и изворачиваться изо всех сил. Беспалочковая магия была единственным выходом. Воздушная плеть взметнулась, силясь перерезать невидимые нити.

Раздался едва слышный звон, и Салазар в шоке уставился на Алисенту Хайтауэр. Едва заметные, переливающиеся перламутром, тонкие цепи тянулись к рукам фрейлины. К сквибу.

Это было невозможно.

Миледи Хайтауэр оставалась всё такой же холодной и невозмутимой, как и пару минут назад, но Салазар был достаточно проницателен: в карих глазах мерцало довольство. Чистое, ничем не затуманенное наслаждение от собственной силы.

— Всё ещё хотите уйти прямо сейчас? — Рейнира ухмыльнулась.

Хорошая ловушка, хорошая. Салазар должен был отдать ей должное. И обязательно отдаст. Её Высочество умело получать желанное и не умело принимать отказы.

Салазар собирался взять от этой сделки всё. Не меньше. И казалось, Алисента Хайтауэр вполне была готова осветить дорогу, которая вела его ко всем ответам.

— Обсудим условия? — прохрипел едва слышно он.

«Это будет первым уроком, Ваше Высочество».

Примечания:

Мне просто интересно, а настанет момент, когда вы посмотрите на таргариеновское высокомерие и скажете стоп, мне не нравится)))))

Комментарий перед частью:

Простите, что так долго, я постараюсь так больше не делать.

Вы же не думали, что Рейнира будет почтительна к своим не таким разумным собратьям, только потому что они похожи? О нет, для Рейниры есть валирийцы, а есть драконы, и это разные твари.

Я повышаю градус высокомерия таргов в надежде, что вы скажете стоп-слово (которое я вам не сказала).

Ахтунг! В главе упоминается убийство животного на охоте и его частичное освежевание.

Вот как это было:

Принцесса была

Прекрасная,

Погода была

Ужасная.

…

Вот какая легенда

Ужасная!

Вот какая принцесса

Прекрасная!

А может быть, было все наоборот:

Погода была

Прекрасная,

Принцесса была

Ужасная.

…

Вот какая легенда

Прекрасная!

Вот какая принцесса

Ужасная!

«Людоед и принцесса», Генрих Сапгир

Рейнира взмахнула полами платьев, как недовольная драконица — хвостом. Салазар практически увидел, как тонкие золотые линии протянулись за её движениями. В приёмной ощутимо запахло озоном, словно предвещая бурю. Алисента покорно следовала за своей госпожой незримой фигурой.

— Ваше Высочество, вы же не ожидали, что Его Величество примет ваши условия? — Салазар откинулся в кресле, пытаясь убедить самого себя, что это не была попытка вжаться и сбежать от чужой разрушительной силы.

— Себе он позволил жениться сразу после смерти моей матери! — зашипела принцесса, останавливаясь у окна.

Внутренний двор замка, как обычно, шумел. Слуги незаметно сновали, скрываясь в тенях и неприметных переходах, пока придворные совершали променад по королевскому саду. Рейнире не нужен был драконий слух, чтобы знать, что они обсуждали. Король решил дать каждому достойному мужу возможность завоевать её расположение.

У Рейниры сводило скулы от омерзения, а клыки норовили прорваться в несдерживаемом перевоплощении.

— Они думают, что делают мне одолжение, — почти прорычала принцесса.

Аккуратные руки Алисенты легли на её плечи, на удивление твёрдо сжимая и разминая, желая успокоить драконий гнев.

— Что я стану достойной партией для их сыновей, — Рейнира крепче вцепилась в подоконник, и камень треснул под её напором.

Это не было негодованием — чистым гневом. Салазар мог абсолютно ясно видеть, что принцессу оскорбляла сама мысль о том, что люди относились к ней… пренебрежительно, второсортно, как будто перед ними стояла одна из их нелюбимых дочерей, а не дракон.

Принцесса была больше драконом, чем женщиной, и в том была её трагедия. Мир вокруг не видел её когтей, не понимал, что золотое свечение несло не красоту, а уничтожение в чистом виде. Подданные не понимали, что драконьи клыки желали познать мягкость их слабой, смертной плоти.

В их глазах Рейнира Таргариен была просто женщиной, такой же слабой, как её мать. Салазар тяжело вздыхал, не стоило забывать, что женская доля была родом из Пекла.

— Слепые щенки и то видят больше них, — принцесса поморщилась и раздражённо махнула рукой, а затем откинулась назад, прямо в ласковые объятия фрейлины.

— Если речь зашла о щенках, то почему бы не присмотреться к Старкам? — осторожно заметил Салазар, понимая, что буря миновала, утихла в тонких, изломанных руках Алисенты Хайтауэр.

Ещё одна женщина, которая поднялась выше, чем должна была, и получила власть, которой не было даже у королевы.

«Я так долго была послушной дочерью», — однажды заметила леди Хайтауэр, меланхолично скручивая золотые нити в пряжу. У Салазара перехватило дыхание, когда она подняла взгляд на него. Такой тяжёлый и стальной, полученный горьким опытом. «Пока Рейнира не сказала мне делать то, что я хочу. И я сделала. И миру пришлось или принять это, или сгореть дотла. Иллюзия выбора на самом деле».

— Старки? — принцесса фыркнула и отмахнулась. — Ещё слишком рано для такого союза.

И, конечно же, она не стала пояснять, что это значило. Салазар уже привык, что за драконами тянулся длинный шлейф из тайн, которые те не желали открывать никому, даже самым приближенным людям. Уязвлённое эго кричало и топало от несправедливости подобного, но жизнь в принципе не была справедлива. Салазар принимал это, как неизбежное зло, как простую данность. Дракон выбирал дракона, а тайны рода передавались с кровью.

— Что собираетесь делать теперь, Ваше Высочество? — спросил Салазар, желая понять, изменился ли ход мыслей принцессы или она намерена взять своё силой.

— Им нужна демонстрация, — Рейнира оскалилась, и опасные золотые искры заплясали в её глазах. — Они знают, кто я, но не осознают. Надо показать им, что их сыновья никогда не встанут вровень со мной.

— Очень хорошо, — кивнул Салазар, довольный её подходом. — У Вас уже есть план?

— Да, — принцесса гордо выпрямилась и сцепила руки за спиной; она не подошла — плавно подплыла к дверям, ведущим в кабинет, словно и не касаясь пола, даже тяжёлые украшения в волосах не посмели шевельнуться и издать едва слышный звон. — А сейчас оставьте меня.

По дверям поползли золотые змеи, снимая магические замки и запоры. Салазар ненадолго засмотрелся на игру света, прежде чем одёрнуть себя и последовать за фрейлиной. Всё же было крайне неприлично рассматривать то, как волшебник работает с защитными плетениями.

Как только двери за ними закрылись, Салазар мог вежливо раскланяться с леди Хайтауэр и уйти. Он обещал встретиться с Годриком.

Они уже несколько лет обсуждали масштабный проект по строительству академии для волшебников. Магия в неумелых руках была так же опасна, как набирающая сила инквизиция. Альбиону она пока не грозила, сдерживаемая властью Таргариенов, но Салазар предпочитал думать о худшем, о тех временах, когда каждому магу может понадобиться безопасное убежище и просто место для совершенствования.

Эти размышления поглотили его всего на секунду, прежде чем его снова поймал в свою ловушку взгляд внимательных карих глаз. При поддержке принцессы разработка проекта могла бы пойти куда быстрее. Чистая выгода. Беспроигрышный сценарий и только, не так ли?

Смотря на это сквозь призму времени, Салазар понимал, что был так искусен во лжи, что сам верил в собственные увещевания. У его леди этих шор перед глазами не было. Мир представал перед ней оттенками золотого и честного; искреннего; до глубины души правдивого.

— Леди Хайтауэр, как насчёт сыграть партию в тафл?⁽¹⁾

— Устали побеждать Вашего друга? — едва заметно улыбнулась Алисента.

— Признаться честно, сейчас у меня серия поражений, — ответил Салазар, и даже лгать не пришлось.

Годрик только выглядел, как бравый и глупый рыцарь в доспехах, на самом деле за этой маской скрывался расчётливый воин. В этом плане змеем стоило величать не Салазара, потому что он никогда не скрывал свой алчный нрав.

— Хотите потешить своё эго, обыграв фрейлину? — хмыкнула Алисента, складывая руки перед собой и пряча ладони в длинных рукавах.

Она была в этот момент похожа на мраморную статую в главной септе. Такая же гордая и лишённая всех острых деталей. Только плавные изгибы мрамора и могильный холод во взгляде.

Ей было положено засмеяться на этом моменте, смущённо прикрывшись рукой и дать ему ответ. Она этого не сделала.

— Ни в коем случае, — Салазар покачал головой, нехотя признавая, что в этот раз выбрал… неправильную тактику.

Забылся.

Алисента Хайтауэр не была просто придворной дамой. Ей не было необходимости играть с ним по правилам. Она стояла выше, а он сам сдался в цепкие лапы принцессы.

— Хотел бы испытать Вас? Позволите?

Алисента выдержала небольшую паузу, словно действительно обдумывала его предложение.

— Нет, — ответила она и, резко развернувшись, ушла.

Взметнулись тяжёлые кудри, подол платья вспорхнул, и в свете факелов на нём вдруг ярко вспыхнул искусно вышитый золотой дракон. Салазару показалось, что чудовище… подмигнуло ему, прежде чем наваждение прошло.

Он не смог сдержать удивлённого вздоха. Что?.. Тихий смех леди Хайтауэр послужил ему ответом.

Эта женщина!..

В следующий раз он увидел леди Хайтауэр на охотничьем турнире в честь возвращения принца Деймона. Его Высочество (конечно же) принёс брату очередную победу. Её госпожи нигде не было видно, а она сама беседовала с леди Аррен.

Её праздничное платье было расшито драконами в окружении языков пламени. Подол украсили плетёной тесьмой, которую Салазару не сразу удалось разглядеть. Золотые нити сплетались в сложенные вместе камни для постройки… стен. Нетипичный узор. Драконы и пламя приобретали совсем иной смысл. Принцесса не могла позволить себе столь явных намёков, но фрейлина служила лучшим напоминанием для всех остальных. Её госпожа была драконом и находилась на грани от того, чтобы превратить место празднества в пепелище. Интересно, как на это отреагирует король? Заметит ли вообще? Или, как обычно, закроет глаза на все придворные склоки?

Салазар ухмыльнулся в свой кубок и сделал небольшой глоток.

— Приглянулась фрейлина принцессы? — голос принца раздался совсем рядом именно в тот момент, который был нужен для того, чтобы Салазар подавился.

Это мимолётное ощущение удушья принесло с собой чувство дежавю. Что племянница, что дядя — оба почему-то любили начинать переговоры именно с этого.

Его Высочество двигался абсолютно бесшумно, естественным образом заглушая собственные шаги и даже дыхание. Салазар заметил краем глаза лёгкое красное марево и понял, что принц воспользовался отводом глаз, поэтому его позор (как и в прошлый раз) не заметил никто.

— Ваше Высочество, Вам не говорили, что подкрадываться к людям грубо? — просипел Салазар, пытаясь прочистить горло.

Раз уж принц скрывал их от остальных, то можно было считать это почти неофициальной обстановкой.

— Говорили, — кивнул принц, вставая вровень с Салазаром и криво ухмыляясь.

Никакого раскаяния. Хотя чего ещё стоило ожидать?

— Приветствую Ваше Высочество, — почти сквозь зубы выдохнул Салазар, отвешивая положенный поклон. — Разве Вы не собирались принять участие в охоте?

— Такая скука, — ответил Деймон, делая ещё один глоток.

Его глаза на мгновение вспыхнули алым, и Салазар почувствовал лёгкое колебание воздуха.

— Медведь, группа оленей и всякая мелкая дичь. Ничего достойного принцессы, — пояснил он. — Хотя… А. Это, полагаю, не для меня.

— Прощу прощения за прямоту, — на языке придворных это было почти «я бы хотел иметь возможность Вас оскорбить в лицо, но могу только так», — но чем обязан такому — кхм! — вниманию?

Салазар кивнул в сторону купола, который их скрывал.

— Рейнира сделала тебя своим приближенным, как дяде, — это было больше похоже на рычание, и Салазар был готов поклясться собственной магией, что о родственных чувствах здесь речи и не шло, — мне интересно какое ты имеешь отношение к issa zaldrīzes⁽²⁾…

Угроза повисла в воздухе неозвученной. Салазар холодно хмыкнул, оценивая ситуацию и понимая, что нахождение в отдалении не сделало принца несведущим. За принцессой всё время кто-то присматривал, и, стоило только Его Высочеству вернуться, как перво-наперво он отправился допрашивать и карать. Методы Деймона не менялись, а вот его осведомительная сеть росла.

Интересно, это играло им на руку или нет?

Салазар сделал глоток вина, выигрывая себе ещё пару секунд на раздумья, и поднял взгляд на принца. Было нахальством смотреть королевской особе в глаза, особенно с такой насмешкой, но игра стоила свеч. Тем более сама принцесса не распространялась о том, какую позицию в их планах занимал её дядя. Кто знал, кто знал, возможно он всё ещё жаждал трона, несмотря ни на что.

Салазар не изменился в лице и не дрогнул, когда встретил взгляд алых глаз с вертикальным зрачком. Принц даже не скрывал своего дурного расположения. Он был в определённой степени красив, неудивительно, что дамы королевства порицали его в той же степени, в какой и желали. Короткие серебристые волосы, аристократичные черты лица и поистине пугающий, драконий взгляд. Деймон Таргариен был хаосом в чистом виде и не пытался этого скрыть.

Салазар усмехнулся. Он уже видел такой взгляд совсем недавно. Та же ярость, то же высокомерие, с таким видом Рейнира рассматривала придворных, рассуждающих о том, какой из их сыновей ей подойдёт больше. Принц смотрел на него, как на насекомое, которое он мог в любой момент раздавить, и не скрывал этого.

Ультимативный, радикальный, помните, принцесса?

Это должно было раздражать или даже злить, но Салазар ощущал лишь превосходство. Его Высочество явно чем-то разозлил свою племянницу, раз вопросы он задавал не ей. Ему нужны были ответы, и требовать их было не у кого. Вопрос с фрейлиной прощупал почву. Небольшая угроза — это всего лишь часть привычной тактики, но этот гнев? О. Салазар за версту чуял ревность. По двору уже ходили слухи о том, что принцесса благоволила роду Слизеринов. Принц не мог об этом не знать.

— Волнуетесь, что в скором времени я стану Вашим родственником? — это было опасно, это было всё равно, что смотреть смерти в глаза, поэтому Салазар чувствовал такой опьяняющий восторг.

Он вновь ощутил, как задрожала реальность вокруг; как сжался, словно под давлением, воздух. Дядя и племянница были так похожи.

— Так вот у кого она этому научилась, — усмехнулся Салазар.

Он бы не позволил себе обращаться к принцессе столь фамильярно, но сейчас… Сейчас часть его отчаянно и в чём-то безумно желала подёргать дракона за хвост. Может, это было вызвано постоянным нахождением рядом с кем-то, кто превосходил тебя по многим статьям и до кого нельзя было дотянуться. Мальчишеский и в чём-то детский способ что-то доказать самому себе.

Деймон не успел ответить, потому что раздался драконий рёв, и все резко затихли, ища его источник. Над лесом появилась тень. Стоило ей приблизиться, как Салазар с помощью магии разглядел зелёную чешую и гладкое тело с нехарактерной для Таргариенов приплюснутой головой.

— Валлийский дракон⁽³⁾, — пробормотал принц, слегка прищурившись.

Это был обычный дракон. Не стоило спрашивать, как принц легко определил его пол.

— Что он здесь делает? — Салазар инстинктивно потянулся к палочке, не ожидая ничего хорошего.

— Они спускаются к поселениям, когда в горах остаётся слишком мало еды, — бесцветно ответил Деймон, даже не напрягаясь и не меняя позы. — Из-за гладкой чешуи заклятья часто дают рикошет, так что на твоём месте я бы не размахивал палочкой.

Кровавое марево вокруг них пало, но принц даже не пошевелился. Он знал, что сейчас что-то произойдёт, и просто ждал этого. Салазар взял себя в руки, опуская палочку. Взрослый, разгневанный дракон представлял угрозу для любого мага, каким бы сильным он не был. Эти магические твари, конечно, были не чета Таргариенам, но всё же презирали магию почти на том же уровне, имея толстую и крепкую чешую.

Люди заволновались, и маги поспешили возвести барьеры над шатрами, зазывая туда женщин и детей.

— Брат, не пора ли тебе вмешаться?! — их окликнул король, который так и не покинул своего места, пока леди Когтевран возводила вокруг него и королевы защитный круг.

Деймону не составило бы труда отогнать драконицу и без крыльев.

— Может, сам наконец-то поднимешься в небо? — огрызнулся принц.

С Его Величеством он, значит, тоже успел поссориться. Какая поразительная продуктивность. Салазар действительно надеялся, что эту черту принцесса не унаследовала от своего венценосного дяди.

— Деймон!

Этот окрик больше подходил несчастному отцу семейства нежели королю, но лезть в отношения Таргариенов было себе дороже, и все это знали, а кто не знал — получал это знание вместе с драконьим огнём.

Салазар отвлёкся, и его взгляд сразу зацепился за леди Хайтауэр. Она не спешила под защитный купол, а просто расслабленно стояла перед опустевшими столами. Её тонкая и высокая фигура слишком противоестественно выглядела на общем цветастом и пустом фоне. Чёрное платье, золотые драконы и языки пламени над каменными стенами. Она была в этот момент больше монументом или живой картиной нежели человеком.

Салазар поймал её взгляд, и, он был готов поклясться родом и собственной магией, там были солнечные смешинки и огненные искры предстоящего пожара. Плавный силуэт уже не казался мраморным и холодным. Леди Хайтауэр было весело. Она ожидала представления. Она знала, что будет дальше, и собиралась насладиться всем из первого ряда.

Что-то опять щёлкнуло в Салазаре в этот момент. Он проигнорировал это, как и раньше. Как делал всегда. «Тебе всегда была свойственна трусость, брат мой», — разочарованно качал головой Годрик. «Нормальные люди называют это осторожностью», — огрызался он. Может, и была в словах его друга доля правды.

Силуэт дракона всё приближался, и казалось, единственными, кого это не волновало, были король с принцем и фрейлина принцессы.

Салазар видел, как вспыхнула где-то справа магия Годрика, складываясь в режущие проклятье, готовое сорваться с палочки по первому движению хозяина, и чувствовал, как магия Хельги распространялась вокруг, желая укрыть и спрятать. Будто сама земля отвечала её желаниям. Салазар бездействовал.

На него вдруг нашло опасное и новое чувство.

Многие предполагали, что противоположностью тревоги было спокойствие, и заблуждались в этом. Тревога — это отсутствие контроля над ситуацией, а спокойствие — это всего лишь одно из следствий того, что ты не нуждаешься в полном контроле всего и вся…

Противоположностью тревоги было доверие.

Сейчас Салазар доверял.

Он редко позволял себе это делать, но, глядя на спокойного принца и веселящуюся леди Хайтауэр, он неожиданно даже для себя самого ощутил спокойствие и убрал палочку. Это было частью спектакля. Он сам объяснял принцессе, как правильно его разыгрывать.

Пора было насладиться плодами своего учения.

Стоило дракону приблизиться достаточно близко, чтобы его можно разглядеть без использования магии, как из-за облаков бросилась тень. Солнце слепило их, поэтому золотую чешую удалось разглядеть лишь на самом подлёте. С громким рёвом драконы рухнули наземь, прямо на границе леса.

Салазар должен будет отдать должное принцессе за грамотно выбранную сцену для представления.

Раздался сдвоенный драконий рёв, за которым последовал взволнованный вскрик короля: «Рейнира!». Как будто его дочь не была одним из самых опасных созданий, которых только могла породить магия. Возможно, этот спектакль был необходим и ему. Валлийский дракон был крупнее, но Рейнира повалила его на землю. Взмахи крыльев сносили деревья, а извергаемый огонь грозился стать причиной крупномасштабного пожара. Салазар почти слышал скрежет чешуи и клацанье мощных челюстей.

Принцесса могла бы использовать сейд, но выбирала осознанно этого не делать. Ведь тогда картина не была бы такой запоминающейся и кровавой. Что было лучше: быстрое умерщвление магией или на глазах всего двора сомкнуть пасть на покрытой чешуёй шее и вгрызаться, вгрызаться, пока туша под тобой не перестанет двигаться и биться в отчаянных конвульсиях?

Взрослый дракон, представляющий угрозу даже для сильного мага, умирал так же жалко и быстро, как мышь в пасти лисицы.

Последний укус, и всё было закончено.

«В них нет ненависти к людям, господин Слизерин», — ответила ему однажды Алисента. — «Разве станет человек ненавидеть муравьёв под своими ногами?».

Золотая драконица, или, как её прозвали в народе, Сиракс, выпрямилась и издала гордый рёв. Деймон фыркнул. Салазар метнул на него взгляд и увидел картину, которую ему прежде не приходилось наблюдать. Деймон Таргариен восхищённо улыбался и смотрел на свою племянницу так, будто она была… всем. Будто одна женщина уместила в себе весь свет земной, всю непередаваемую силу природы и любовь человеческую.

Вот чего он хотел, вдруг осенило Салазара. Не трона (хотя и его тоже), не власти (которую он всегда мог взять силой), этого. Равную, валирийку, такую же яростную и непримиримую, как он сам.

Салазару казалось, что проще было обратить свой взгляд на Лейну Веларион, но, видимо, что-то было заложено магией в самой сути валирийцев, если они так отчаянно и жадно тянулись к своей крови. Невидимая нить судьбы, что опоясывала их души и связывала крепче любых обетов.

Салазар сглотнул и отвёл взгляд, вдруг ощущая себя вторженцем.

Мощные взмахи крыльев Сиракс к тому моменту уже потушили разгоревшийся пожар, но она не спешила принимать свой человеческий облик. Драконица вернулась к мёртвой туше и снова впилась в рваную рану на шее. И снова, и снова. Удерживая тело своим весом и помогая себе крыльями, она безжалостно рвала драконью плоть, пока от золота на морде не осталось и следа. Она… пожирала эти куски, не брезгуя и громко клацая челюстью.

Салазар знал, что драконы и валирийцы были весьма далеки друг от друга, но вся эта «трапеза» ощущалась почти святотатством, чем-то каннибалистическим и настолько ужасным, что кровь стыла в жилах. Только когда голова валлийского дракона отделилась от шеи, принцесса успокоилась.

С её морды свисали ошмётки мышц и сухожилий, капала кровь, и каждый раз, когда она открывала пасть, длинный язык мелькал меж клыков, собирая остатки плоти.

Золото мешалось с алым.

Время словно застыло, а потом Сиракс замерла, повела крыльями и схватила драконью голову за… ошмётки шеи. Золотые нити сейда наконец явили себя, помогая удержать всё это. Затем принцесса неспешно направилась к ним.

Драконы вообще медленно передвигались по земле, но Салазар не запомнил мгновения, которые все провели в ожидании. Шатры перед ней сдвигались, словно само пространство расширялось, создавая для неё проход.

Салазар часто потрошил животных, в том числе и магических, отделяя нужные для зелий внутренности, поэтому его не смутил ни вид, ни запах, но он слышал чьи-то болезненные возгласы и какой-то шум на фоне.

Принцесса желала произвести такое впечатление. Она хотела напомнить придворным, что перед ними не женщина, а чудовище из детских сказок. У неё получилось.

— Я решила, что в честь твоей победы, kepa⁽⁴⁾, ты заслуживаешь дар лучше, чем жалкая туша медведя, — голос Рейниры отдавался в висках, не теряя рычащих ноток.

Принудительная массовая телепатия. Салазар даже не почувствовал, что его ментальные щиты снесли. Точнее, ему так показалось, но, потянувшись к своему сознанию, он обнаружил, что они на месте, как и голос Её Высочества. Либо принцесса создавала колебания воздуха, либо его щиты не воспринимали её силу как чужеродное воздействие и просто не замечали. Оба варианта приводили его в восторг напополам с ужасом, потому что жажда знаний мешалась с осознанием масштабов чужой силы.

У Салазара было столько вопросов.

Деймон Таргариен выглядел почти очарованным, но больше возбуждённым.

Выбор принцессы был очевиден всем в тот день. Всем, кроме короля.

Комментарий после части:

Понятия не имею, как мы к этому пришли.

Я люблю Алисенту (если это еще было не очевидно), то какой смелой она может быть, и я люблю рейнисенту в виде броманса и романса

Вы видели, как Деймон смотрит на Рейниру? Вы видели?! Это не формидабле, девочки, это всё.

Пояснение: я люблю сериальную Алисенту, потому что у нее есть эти лесб... дружеские вайбы в сторону Рейниры и она в целом похожа на пасхального агнца, который не хотел такой судьбы. Книжная Алисента? О, я вас умоляю, она даст Серсеи прикурить. Книжная Алисента не то что не жертва, она активный игрок, который изначально понял место женщины в мире и играл по-крупному. Книжная Алисента едва ли не прямо заявляла Рейнире, что хочет, чтобы Эйгон сел на трон. Там никаких печальных вайбов о потерянном. Там обещание убить друг друга в каждом жесте. Вот её я не люблю. Узурпаторские настроения я могу простить только Мейгору, потому что он ебнутый. А у меня слабость к таким. Поэтому я люблю сериальную Алисенту, поэтому мне нравится давать ей свободу выбора и лучшую жизнь. Не книжной. Книжная горит на моем личном костре нелюбимых персонажей.

Кст о персонажах, которых я хочу сжечь. Как вы смотрите на идею фф, в котором Тарги эта какая то мифическая валирийская хтонь, действия происходят во времена правления Джоффри и ну, ему надо было послушать мамочку, когда она говорила, что валирийские храмы не грабят даже ребята с Железных островов?

1) Это древняя скандинавская стратегическая игра, которая напоминает шахматы или шашки и играется на доске различного размера с использованием фишек или фигурок. В неё играли до широкого распространения шахмат, и скандинавы завезли её на Альбион. Шахматы (точно) и табулу (ещё одна древняя игра, но уже от римлян) скорее всего завезли в Альбион уже после падения Таргариенов, т.е. в XI-XIII веках нашей эры

Вернуться к тексту

2) моему дракону (высок. валир.)

Вернуться к тексту

3) Валлийский зелёный дракон — порода драконов зелёного окраса из Уэльса, покрытых гладкой чешуёй и обладающих массивными задними лапами. Самка валлийского зелёного дракона была привезена в Англию в 1994 году для первого испытания Турнира Трёх Волшебников. Возможность сражаться с ней имела Флёр Делакур.

Вернуться к тексту

4) дядя (высок. валир.)

Вернуться к тексту

Примечания:

Тема части: ApSent — Можно я с тобой

Мои попытки понять Салазара Слизерина, которого я придумала

Засыпай, мой сынок, а покуда ты спишь, вдали

Одинокое деревце высится из земли.

Глубоки его корни, ветви его крепки,

У мерцающих крон — цикады да мотыльки.

Засыпай, моя дочь, — в неприступных крутых грядах

Под ночною землёй твой сон стережёт руда.

Глубоко-глубоко, не достать ни одной норе,

Посреди темноты — чёрный порох и акварель.

Станет дерево крепкой мачтой, руда — рулём,

Станут вместе они стремительным кораблём.

Он пройдёт много шрамов, стычек, путей и бед,

Чтоб потом, потерявшись, как-то попасть к тебе.

Засыпай, моя дочь, а покуда ты спишь, учись

Видеть боль, погибать за правду, искать ключи,

Находить своё сердце в звёздных пустых морях,

Понимать и прощать, ни слова не говоря.

Засыпай, мой сынок, помни это, сынок, и спи:

Смерть находит одну, но бежит от десятка спин.

И, каким бы ты ни был странным, чужим, другим,

Не бывает того, чтоб тебе не нашлось руки.

Засыпай, засыпай. Где-то там, у другой черты

Спят в далёких домах такие же, как и ты,

И не знают о том, что вдали, в световых годах

Не видны никому, ждут их дерево и руда.

Джек-С-Фонарём, «Outlaw's Lullaby»

Салазар устало потёр лицо: свадьба уже выходила слишком расточительной, на его взгляд, но он был Наследником и на торжестве собиралась присутствовать вся королевская семья.

— Ты не похож на счастливого жениха, — заметила принцесса, лениво развалившись на диванных подушках.

Возможно, они знали друг друга слишком давно, чтобы она видела необходимость держать лицо перед ним, возможно, дело было в большом животе и пятом месяце беременности.

— Это выгодный союз, — пожал плечами Салазар, отсылая бумаги в сторону.

— Для тебя? — Рейнира изящно выгнула бровь, прямо как её языкастый супруг, и поморщилась. — Возможно. Когтевран? Естественно.

— Я не Вы, Ваше Высочество, — огрызнулся Салазар, — я не могу просто проигнорировать волю главы Дома и сделать так, как хочу, а потом заявить, что все недовольные могут отправляться прямо мне в пасть.

Принцесса не выглядела впечатлённой его тирадой. Она только уселась поудобнее и лениво подпёрла голову рукой.

Принцессам так сидеть не пристало, хотелось бы подметить Салазару, но игривая усмешка его останавливала.

— Почему нет? Или ты боишься заявить, на чьей ты стороне? Ищешь оправдания? Тебе нужна большая злая драконица?

Салазар вскинулся, разгневанно смотря на свою благодетельницу. Разговоры о трусости и смелости всегда задевали в нём какую-то невидимую струну. Годрик часто любил играть на этом, заводя свою очередную песнь о том, что ему нужно быть более открытым и решительным.

Эти разговоры заглушал только смертоносный шёпот проклятий, которым обучала его Алисента. В глазах женщины никогда не было упрёка, когда её искусство становилось тайным оружием в его руках. Годрик не мог принять этого в нём. Этот «женский» способ вести свои войны, не бросаться в самую гущу событий, возвращаясь с головой побеждённого врага, а скрываться в тенях, никогда не выдавая своих действий. Салазар предпочитал действовать чужими руками, а не марать собственные.

«Кинжалы, яды да плетение — это не мужское дело, даже принц это понимает», — кривился его друг, презрительно сплёвывая. — «Мы разбили датчан, проливая кровь в бою, сокрушая мечом и магией, а не занимаясь ткачеством!».

Салазар никогда не добавлял, что плетение, созданное принцессой Рейнис, разнесло к пекловой матери всю линию датского флота, а принц просто тянул время. Салазар также молчал о смертоносных путах верной фрейлины наследной принцессы. Он только смотрел с годами всё отстранённее и холоднее. Оглядываясь назад, он мог признать, что столь тесное общение с наследной принцессой не могло не пошатнуть его убеждения и ориентиры.

Вечно натянутая нить, которая твердила разными голосами о его не мужских методах, наконец, дрогнула… и заиграла другую мелодию.

Принцесса Рейнира медленно, но неуклонно прибирала к рукам сторонников фракции принца Эйгона. Направляемая его наставлениями, она оплетала людей незаметной паутиной долгов и обязанностей. Когда придёт время — ей останется только потянуть за узелки, чтобы оппоненты посыпались к её ногам, как бусины с дорогих украшений королевы. И никаких кровавых войн.

Иногда эта дуальность убивала его. Он прекрасно осознавал, что Кандида желала видеть на троне своего внука, в то время как сам Салазар помогал всячески избежать такого развития событий. Было легко отделаться от подруги рассказами о знаниях, страсть к которым они всегда делили, но что-то всегда скреблось на задворках сознания. Возможно, понимание, что их дружба не проходила испытание властью.

Салазару не нужны были оправдания для благовидного отказа, его острого языка было всегда достаточно. Невелика была задача, когда Кандида была так поглощена придворными интригами, а Годрик — войнами. Пенелопа вообще была не в счёт. Когда это некромантов вообще интересовал окружающий их мир живых?

Салазару хотелось бы вменить принцессе в вину, что это её действия создали ситуацию, когда Кандиде понадобился ещё один договорной брак для укрепления позиции принца Эйгона, но эту трусость он себе позволить не мог. Дело было даже не в пресловутом малодушии. В реальной жизни ничто никогда не крутилось только вокруг одного желания что-то сделать. Обстоятельства были важны. Положение в обществе было важно. Власть… Всё это вкладывало в руки человека возможность поступать, как хочется.

Такой была Алисента Хайтауэр. Едва ли кто-то позволил бы ей решать самой, если бы не её покровительница. Но, конечно, конечно же, выбор всегда оставался за ней! Она могла воспротивиться, уйти из отчего дома и остаться на улице без гроша в кармане и капли магии в крови. А если женщина ничья — значит, она общая. И эта жестокая истина была вырезана на их эпохе.

Принцесса Рейнира дала огромную силу своей фрейлине и не меньшую возможность выбирать самому Салазару. Было ли это ему нужно?

Салазар всегда стремился оставаться реалистом и циником. Возможно, поэтому он потерялся во взгляде карих глаз, заблудился в переливах золотых нитей и не смог оторваться от магических игр роскошных платьев. Он так неистово верил, что всегда будет смотреть на ситуацию трезво, что сам себя убедил, что не было в его чувствах никакого особо интереса. Только магия. Конечно же. Конечно.

Рейнира Таргариен не была циником. Она алкала всех удовольствий жизни с той же неистовой страстью, с которой принц Деймон сёк головы.

Ей были неведомы их человеческие трагедии и моральные выборы, поэтому она давила и давила, желая заставить и его признать очевидную, давно известную истину.

Салазар Слизерин, циник, реалист и прожжённый интриган, влюбился, как мальчишка, и не знал, что с этим делать.

Какая потеха. Какой же он дурак.

— Вам придётся попросить меня об одолжении, чтобы я могла что-то сделать, — принцесса продолжала ухмыляться, ласково поглаживая рукой налитой живот.

Она выглядела на удивление мягкой и даже уязвимой. Принц Деймон с момента беременности не желал покидать жену даже на несколько мгновений. И как только сюда отпустил? Было ли то высшей степенью доверия или Салазара просто никогда не считали за противника?

Новые вопросы только забивали голову. Салазар тяжело вздохнул, потёр лицо и, наконец, рухнул на сложенные руки.

Он так устал. Кто бы знал, как он устал разбираться со всем этим. Ему светило место Мастера над Шептунами при новой королеве, но эта ноша всё сильнее тянула к земле.

— Вы коварная женщина, Ваше Высочество, — ответил Салазар, с трудом отрываясь от стола и смотря на принцессу.

— Вашими усилиями, лорд Слизерин, — Рейнира рассмеялась.

— Вы будете отличной крёстной, если ваша фрейлина не скормит меня дракону, — Салазар впервые за долгие недели позволил себе улыбнуться.

— Человечина не так приятна на вкус, как хотелось бы думать людям, — невозмутимо ответила Рейнира.

Она продолжала смотреть на него всё так же выжидающе. Салазар знал, чего она хотела. Принцесса могла исполнить собственное эгоистичное желание держать его при себе или выполнить его просьбу, и это были две абсолютно разные вещи.

Его рубикон.

Салазар ненавидел такие мгновения.

Годы, долгие годы назад Кандида была единственной, кто разделял его стремления к знаниям, а Годрик заслонял от людских суждений, не дожидаясь просьб. Может, в этом и было дело? Может, Салазар и не нуждался никогда в том, чтобы его защищали? Они не клялись друг другу выбирать одних и тех же королей, они клялись только династии. И… разве не было иронично, что на престоле они видели разных драконов?

А может… может, какая-то его часть всегда смотрела с тихой завистью на принца Деймона, который не нуждался в оправданиях, или на принцессу Рейниру, для которой все его загадки были детским лепетом?

Салазар ненавидел самокопания. Куда проще было плести интриги, чем в собственной душе разбираться.

— Пожалуйста, — выплюнул Салазар, как будто бросил проклятие.

Вот и всё. Как быстро склонилась чаша весов. Ухмылка принцессы стала довольнее.

— Вы делаете предложение мне? — улыбалась леди Хайтауэр, взирая на него с другой стороны стола.

В идеальном и правильном мире Салазар должен был вначале дождаться ответа на свои письма, потом отправиться в Старомест и сделать выгодное предложение Лорду Хайтауэру.

Салазара хватило дождаться окончания партии в тафл, чтобы сделать Алисенте Хайтауэр предложение стать его женой.

— Откажете? — с азартом спросил Салазар.

— Соглашусь, — со всё тем же спокойствием и холодом ответила его леди.

Её выдавали только глаза, они сверкали золотыми вкраплениями.

— Вы станете моей погибелью, — с каким-то фатальным оптимизмом признал Салазар.

— Так и будет.

Она всегда была права. Иногда Салазар ненавидел это в ней.

Его решение не остудило намерений Кандиды, разве что она стала бросать на него более холодные и яростные взгляды.

«Любовь, любовь», — понимающе кивала Пенелопа. — «Мужчины не впервой сходят от неё с ума».

Она почти смеялась над его положением, но Салазара это не устраивало. Династический кризис был всё ближе, и он не желал воевать против собственных друзей. С момента пробуждения дракона принцем Эйгоном ситуация становилась опаснее с каждым годом. Пока Кандида не могла решить, какой союз был бы более выгоден короне. Салазар был уверен, что всё кончится помолвкой между Хелейной и Эйгоном.

Обещать руку принца кому-то ещё было бы слишком накладно. Такой перевес в силе не устроил бы других сторонников, а вот добавить ещё одно доказательство в копилку того, что принц Эйгон — настоящий валириец и сильный правитель… Умно. Тем более, что сам принц чурался любого обучения так, словно и не текла в нём кровь Когтевранов.

Салазар долго обдумывал это, пока ему не пришла в голову гениальная и в той же степени безумная идея. Что мешало поменять одну сестру на другую? Молодую девушку — на взрослую женщину с детьми-наследниками, мужем и не уступающим по силе драконом?

Кого-то не просто равного, а даже превосходящего. Принц Эйгон станет королём… консортом, разделив этот титул с Деймоном. В конце концов, что было бы более прозаичным и метафорическим, чем если бы у первой королевы было двое мужей? Один для души и один для долга? Что лучше этого ставило её в один ряд с её коронованными предками? Так выглядели Таргариены, когда захватили Альбион столетия назад.

Ещё более поэтичным было то, что это предложение королеве принёс он, а потом отвлекал Кандиду, пока ничего уже нельзя было исправить.

Справедливости ради, Салазар никогда не видел свою подругу в большей ярости, чем наутро, когда всё тайное стало явью. От убийства родичей её, кажется, удерживало только то, что её магия физически не действовала на Таргариенов. Какая-то часть Салазара наблюдала за этим, как за отличным шоу. Не хватало только выступления фокусников, но картина складывалась знатная. Достойная потомков.

О, Семеро, как же ему хотелось смеяться! Прямо там, в тронном зале, пока двор сходил с ума от этой новости, а король ругался на новоявленных супругов.

Его дорогая жена стояла по правую руку от него, придерживая уже свой налитой живот и довольно ухмылялась. Она уже точно знала, какие истории будет рассказывать их детям.

И это мгновение, полное хаоса, мрачного веселья и удовлетворения, давало Салазару призрачную надежду на то, что всё ещё может наладиться. Решиться без крови.

Теперь такой шанс был. И, смотря на свою жену, он отчаянно за него цеплялся.

Примечания:

Пенелопа Пуффендуй была некроманткой, и вы никогда меня не переубедите.

Примечания:

Рекомендую вначале прочесть вбоквел про королеву Елену (https://fanfics.me/fic195335), который также немного раскрывает персонажа Алисенты и перекликается с темой справедливости, о которой вспоминает Салазар. А ещё там можно узнать, что было после.

тема части: polnalyubvi & Attaque de panique — Дикий Райский Сад

https://youtu.be/zVUXK9qcSZY?si=6ZabRhcFMUVRCEAR

Я разлюблю тебя в феврале 30-го,

Когда Луна поменяется с солнцем местами,

Или же в начале часа 25-го,

А может, тогда, когда младенцами станем.

Вдруг с небес как посыплется золото,

И темнота начнёт излучать свет,

А от огня повеет холодом,

И вода наконец обретёт цвет.

Но всё же, когда звёзды покинут вселенную,

Я смогу с тобой распрощаться,

А пока, к счастью или сожалению,

Тебе в моём сердце придётся остаться…

Арен П. В.

Тело Алисенты было брошено в канаву. Салазар практически слышал насмешливый голос Годрика: «Собаке — собачья смерть». Затем тяжёлый сапог, наверное, встретился с хрупким станом и отбросил её в сторону. Такую маленькую, тонкую, как ивовая ветвь.

Изломанной куклой она лежала в грязи, утопая в сточной воде, в зловонии и смраде, в ожидании, пока зверье растащит её по частям.

«Ты знал, что этим всё кончится», — насмешливо шептало сознание. Конечно знал, но, как дурак, верил в лучшее.

У Салазара не было слов, не было сил и не было времени. Он не дал себе задержаться, даже не остановился. Ему нужно было пересечь границы антиаппарационного барьера, потому что он так и не научился ткать в его пределах.

«Ты видишь, но не разумеешь, — шипела на него Алисента. — Вот. Одна нота отделяется от другой, вот меняется тональность. Всё существует в гармонии, потому что не смешивается. Видишь?».

Салазар не видел. Такое простое для неё, девушки-сквиба, действие и такое невозможное для него, великого мага этой эпохи. Какая нелепица.

«А Вы сами в магию-то верите, господин Слизерин?», — спросила однажды Её Высочество. Он тогда и вопроса не понял, думал — она опять смеётся. Принцессе это было под стать. А она не шутила. У неё вообще всегда было дерьмовое чувство юмора.

«Не верю», — хотелось теперь закричать Салазару, потому что холодное тело Алисенты лежало в канаве, потому что Годрик оставил её там. Его лучший друг. Рыцарь без страха и упрёка.

Салазар крепче сжимал в руках палочку и бежал к воротам.

«Не Четырнадцать сделали Таргариенов королями, и не Семеро дали мне шанс на лучшую жизнь… Салазар. Я верую в милосердие Матери, но предана человеку», — Алисента тогда смотрела на него на удивление спокойно и даже расслабленно, а ему ответить было нечего. Она же впервые назвала его по имени. Влюблённый дурак.

Последний рывок. Ворота распахнулись перед ним, замок точно чувствовал его нетерпение.

Салазар потянул к нитям мироздания, как показывали Алисента и принцесса, и мир откликнулся. Неразборчиво, нечётко, но этого было достаточно. Теперь он знал, где всё должно было кончиться.

Он мысленно возвращался к тому дню, когда решил открыться Кандиде. Салазар попытался протянуть оливковую ветвь и стал причиной падения династии. И смерти Алисенты. И горя вдовствующей королевы. И своего. И…

Он стиснул зубы, отгоняя видения. Всё это было теперь неважно. Вся его жизнь свелась к одному неверному решению, к доверию, которого Кандида не стоила. Где была его циничность, когда она была так нужна?

Рейнира взошла на престол мирно. Эйгону уже не светило ничего больше, чем король-консорт. Линия наследования отклонилась в сторону потомков принцессы, и, чтобы возвести даже Эймонда на престол, нужно было убить слишком много драконов. В Альбионе не осталось безумцев, которые бы пошли на такое. Игра не стоила свеч.

Кандида не получила ни драконьих знаний, ни своей крови на престоле. Она не могла с этим смириться. Салазар слишком хорошо знал подругу (думал, что знал). Её стремление к знаниям происходило из высоких амбиций и циничных чаяний.

Он не ведал единственного, насколько отчаянной Кандида могла стать в своей ярости. Она считала его предателем, не могла перестать проклинать свою дочь, которая перечеркнула годы работы одним быстрым решением. Салазар хотел дать ей мира в память об их былой дружбе.

Он разбудил чудовище.

Правда заключалась в том, что драконья магия принадлежала драконам. Любой носитель Таргариеновской крови был способен к ней. В большей или в меньшей степени. Просто по праву рождения. Всё, как у магов и маглов. Это было иронично, по мнению самого Салазара. Для того, чтобы обучить своей магии людей, валирийцы давали тем свою чешую. Они добровольно становились проводниками сейда.

Способности Алисенты происходили от сил Рейниры. Со смертью королевы Салазар лишился бы всех своих драконьих проклятий. Обычные люди были просто неспособны носить в себе валирийскую магию.

Для Таргариенов все они были «просто людьми». Салазар знал, что Годрик ненавидел это. Ненавидел то, что принц Деймон равнял великого мага с магловскими солдатами и не делал различий. В той же степени, в которой Кандида ненавидела то, как высоко принцесса, а потом королева подняла Алисенту Хайтауэр, сквиба.

Салазар тоже, наверное, ненавидел бы. Если бы ещё раньше принцесса не сделала его частью своей свиты. Если бы великолепная леди Хайтауэр не становилась в его руках просто Алисентой, маленькой девочкой, которая до безумия любила покойную королеву Эймму и которая отчаянно была предана её дочери. Если бы не видел, как простой народ любил короля-консорта Деймона, потому что в его глазах все люди были равны. Все были ниже его, истинного дракона, но стоило просто признать… Проглотить свою гордость хоть раз и признать, что равняла всех только смерть или сила столь огромная, что самые высокие из высокородных склоняли головы. Таргариены были всем этим.

Салазар думал, что эта правда успокоит Кандиду, сможет унять пожары её души и позволит погрузиться полностью в обучение юных магов.

Он просчитался. Самый большой просчёт в его жизни, за который ему было не расплатиться.

Кандида пришла в ярость. Поняв, что никогда бы и не смогла приблизиться к понимаю валирийской магии, а с линией королевы Рейниры ушли бы и знания о её передаче, она… Она просто этого не вынесла. Понимание того, что все её планы изначально были бесплодны… Кандида не дошла до принятия, она навечно застряла в гневе.

Салазар никогда и не смог бы ей помочь. В мире не было справедливости, которая принесла бы Леди Когтевран покой.

Нити завились вокруг него, точно он был веретеном, а затем протолкнули его через складки пространства, как иголку. Возможно, именно поэтому у женщин Таргариенов ткать получалось лучше, чем у мужчин. Они просто не смущались этих метафор. Мужчины — воины, женщины — ведьмы. Взгляд, конечно, грубый, но не лишённый истины.

Салазара перенесло в Уилтунскир⁽¹⁾. Его бросило на землю, как соломенную куклу, которой так любила играть его дочь. Дочь, которая сегодня потеряла мать… Салазар с силой отогнал от себя эти мысли и бросился в сторону кромлеха⁽²⁾. Пространство дрожало от магии. Он практически задыхался, но не обращал внимания ни на боль в груди, ни на туманящий взгляд образ Алисенты.

Салазар должен был успеть… Он опоздал.

Когда он добрался до кромлеха и прорвался сквозь защитные барьеры, всё было уже кончено. Магия оседала на его коже, как пепел после извержения вулкана, как роса ранним утром. Всё, что напоминало о ритуале, — это диадема, лежащая на церемониальном камне.

Он потянулся к веретену, но золото едва дрожало в воздухе. Всё было кончено…

Салазар опоздал. Алисента была мертва. Династия… династия пала. Он не выполнил своих обетов.

— Что вы наделали? — это был почти кататонический ужас в его голосе.

Пенелопа спорно собирала принадлежности, пританцовывая на месте. Её как будто и не заботила вся трагедия, которая развернулась перед ним. Она всегда была такой: больше о мёртвых, чем о живых, но почему-то это ударило Салазара именно сейчас.

— О, Салазар, ты из-за своей миленькой жёнушки? Ну, нам нужна была кровь проводника, а ты бы живым не дался. Сам понимаешь. Найдёшь более выгодную партию, не волнуйся, — Пенелопа пожала плечами, пока Кандида и Годрик хранили молчание.

Возможно, они были слишком измождены, может, им нечего было ему сказать, а может, они и не хотели говорить. Или… или они думали, что оказали ему услугу? Они же не… Они бы не?..

Пенелопа говорила об Алисенте так, будто она была просто… вещью. Чем-то неодушевлённым, просто предмет для достижения цели. Она правда думала, что он искал в жене только влияние? Она видела это так? Как она смела?! Как она смела открывать свой поганый рот сразу после того, как убила его жену?! Она была крестной матерью его детей!

Салазар не знал ярости до этого момента. Салазар не знал, что в его крови могла жить такая буря.

Его рука взметнулась раньше, чем он успел осмыслить это действие. Пенни всегда была слишком беспечна в отношении живых. Ей нравилось проводить время в окружении мёртвых, неохотно выполняя обязанности, налагаемые на неё реальной жизнью и весом титулов. Салазар просто помог ей присоединиться к её единственной настоящей страсти, когда режущее проклятье отсекло ей голову.

— Закрой рот, — прошипел Салазар.

Он смотрел, как из разорванных артерий хлынула кровь, а большая голова с пышной причёской покатилась по земле. В каштановых кудрях путалась грязь и застревал мелкий мусор. Салазар думал о своей жене, оставленной на съедение лесным тварям, оставленной гнить в шотландской сырости, и желал скормить Пенни свиньям.

Этот день должен был однажды кончиться, и ему пришлось бы пойти домой и рассказать своим дочерям, своим прекрасным, умным и чудесным дочерям, о том, что случилось с их матерью. Его маленькие змейки неизбежно бы спросили, чья в том была вина? И у Салазара не осталось бы для них иного врага помимо себя самого, потому что от всех остальных он собирался избавиться до.

Плетение едва заметно звякнуло, и Салазар дёрнулся в сторону, отражая проклятье Годрика и принимая на щит магию Кандиды. Они оба были ослаблены, но их всё ещё было двое против одного.

— Что ты творишь?! — взревел его бывший лучший друг.

Семеро, как же это горчило на языке. Это словосочетание, за которым стояло слишком много. Годрик был единственным, кто видел его долгие годы. Долгие годы, полные одиночества, разрушенных ожиданий и надежд.

Годрик убил Алисенту. Салазар зло сощурился, пытаясь сглотнуть ком в горле. Ему было трудно дышать, ему было трудно думать — его тело двигалось почти автоматически, отражая атаки.

— Я любил её… — едва слышно прошептал Салазар, ловя взгляд Годрика. — Я любил её, ты знал?

Это упало между ними с грохотом, взрывами и тут же вспыхнуло неукротимым пожаром.

— Ты знал?! — закричал Салазар.

Казалось, весь мир замер в это мгновение. Как будто даже реальность дрожала в ожидании ответа.

Годрик моргнул и выдохнул.

— Да.

Нет.

Нет!

Он закричал, чувствуя себя убитым дважды. Годрик знал и всё равно… Существовала ли вообще дружба, за которую он так отчаянно цеплялся все эти годы?

Боль переполнила его до краёв. Она должна была во что-то вылиться, превратиться в стихийный выброс и сжечь здесь всё дотла. Вместе с Салазаром. Погребальный костёр. Это был бы хороший конец для плохой истории. Это оказалась не магия, это был сейд. Едва заметные, перламутровые (как у Алисенты) цепи метнулись от него, обвиваясь вокруг Кандиды и Годрика.

Они мгновенно упали. Цепи тянули их к земле, не давая встать, стягивая руки до болезненных судорог. Салазар лучше многих знал ощущение этих пут на себе.

Он тяжело дышал, всё ещё едва способный осмысливать происходящее. Всё это не должно было никогда случиться и было больше похоже на страшный сон, да? Он должен был сейчас вернуться домой к жене и детям, а на следующий день получить сообщение от королевы, в котором она жаловалась бы на то, что все мужчины — идиоты. Это был просто кошмар. Кошмар.

Его колени подогнулись, и он сам упал на землю, пытаясь сделать вздох.

Это было не по-настоящему.

Пожалуйста. Пусть это будет просто игрой сознания.

Пожалуйста. Семеро, пожалуйста.

— Нам нужен был проводник, Салазар. Либо ты, либо она, — голос Годрика раздался точно из-под толщи воды. — Ты — мой друг! Брат не по крови, а по сути. Это был единственный выбор.

Единственный выбор? Убийство его жены было единственным выбором? Салазар поднял на него глаза и почувствовал, как ярость разгорается в нём с новой силой.

— Иначе нам бы не удалось избавиться от Таргариенов, Салазар! — рявкнула Кандида. — Мы прозябали в их тени столетиями, потому что наши предки когда-то склонили головы. У нас не было другого выбора! Как ты не понимаешь, мы не могли иначе сбросить их тиранию!

Цепи продолжали едва заметно мерцать в свете заходящего солнца. «Они преклонят колени передо мной, или я согну их».

Салазар перевёл взгляд на Кандиду, и его лицо исказила злая усмешка. Кандида невольно вздрогнула. За этим никогда не следовало ничего хорошего.

«В Вас слишком много злости Ваше Высочество, — качал головой Салазар во время очередного урока. — Ваш разум должен оставаться холодным, потому что только тогда Ваша месть будет достойна вашей ярости».

Месть — это блюдо, которое следовало подавать холодным.

— Избавиться? — Салазар сплюнул. — Чувствуешь эти путы? Это любимое оружие моей дорогой, — горький смешок, — покойной жены. Это сейд.

Последнюю фразу он почти пропел. Ему не хватало хладнокровия раньше, чтобы осмыслить это, чтобы понять, что он всё ещё может использовать дар Её Светлости.

— Вы не избавились от них. Что бы вы ни сделали, вы просто отсрочили неизбежное.

Он должен был убить их. Здесь и сейчас. Прирезать как бешеных животных.

«Предателям — собачья смерть», — так сказал бы Годрик? Салазар не был Годриком. В нём не было этого благородства, этой самоотверженности и лицемерия. Годрик говорил об убийстве Алисенты как о жертве, на которую он вынужден был пойти ради друга. Рыцарь без страха и упрёка! Салазар был змеёй. Не в его правилах было даровать легкую смерть. Нет, нет. Это было бы слишком просто. Слишком недостойно его семьи и Таргариенов.

Салазар встал и аккуратно отряхнулся, точно грязная одежда была его самой большой проблемой.

Внутри него что-то умерло этим днём. Возможно, это был сам Салазар, но его холодное, как Датские земли, сердце продолжало размеренно биться в груди.

Тук-тук. Тук-тук.

Пусть живут. Пусть живут.

В отчаянии. В страхе.

Были вещи куда хуже смерти. Так уж получилось, что должность требовала от Салазара кристального понимания этой истины.

Нити сплетались в его руках в золотой узор.

Её Высочество, принцесса Хелейна, умела видеть полотно судьбы, сотканное из мириад этих нитей. Отчего страдала больше любого другого Таргариена. Салазару не нужно было всё полотно. Мир мог спать спокойно. Он хотел соткать новый узор лишь для двух человек.

Маглы, маги, сквибы — всё было едино. Все они были всего лишь узорами на полотне. Они не умели ткать. Они не были Таргариенами. Салазару бы хватило одной чешуйки.

Вместе с последним стежком он почувствовал крепкую хватку Её Величества, Рейниры, на своих руках, будто она снова направляла его движения, недовольно ворча на ошибки.

Избалованная принцесса. Великая королева. Ученица. Наставница. Защитница. Подруга. Крестная мать его детей.

Она не была мертва, но Салазар потерял и её.

Горе и ярость были опасной смесью. Салазар хотел, чтобы после него осталась только выжженная пустыня. Всё смешалось в ужасное проклятье, но, в конце концов, разве его друзья не знали, кем он был?

Салазар остался злобным шёпотом в их сознании, алым росчерком на судьбе:

«Четырнадцать подожгут ваше будущее, и Семеро не возьмут ваши души. Пламя заберёт каждого вашего потомка и знаменосца, пока от вас не останется только пепел».

И так оно и было.

Примечания:

А ведь изначально это была просто милая история о любви. Жаль, что пришлось поменять прилагательное.

На мой взгляд, амбиции — это не Слизерин, это Когтевран. Слизерин — это о страсти к знаниям, это о получение удовольствия от процесса и его результатов, змеи процветают в тени, а Когтевран — это знания ради знаний, ради новых высот, это желание достигнуть таких приделов, которых еще никто не достигал, это о высоком полете.

1) Wiltunscir в 9 веке. Сейчас это Уи́лтшир, церемониальное графство на юге Англии в составе региона Юго-Западная Англия. Там располагается кромлех Стоунхендж.

Вернуться к тексту

2) древнее сооружение, как правило, позднего неолита или раннего бронзового века, представляющее собой несколько поставленных вертикально в землю продолговатых камней, образующих одну или несколько концентрических окружностей.

Вернуться к тексту