Маленькая принцесса, или волшебная история Сары Кру (джен)

Между тем в старинном замке Хогвартс, что расположен далеко в Шотландии, заканчивались учебные занятия.

Профессор защиты от тёмных искусств Уолтер Арагон уже отпустил учеников, ответив на все их вопросы, и удалился в свой собственный кабинет. Мановением руки он зажёг свечи, и помещение осветилось тёплым и приятным светом.

Комната, которая принадлежит человеку, многое может рассказать о нём; например, гостиная мисс Минчин в Лондоне была переполнена солидной, угловатой и громоздкой мебелью; покои Сары Кру, принадлежавшие ей прежде, чем её отец разорился, остались в памяти воспитанниц пансиона как самые светлые и уютные комнаты, какие им только приходилось видеть. Кабинет профессора Арагона производил впечатление весьма благоприятное. Те небольшие части стен, что оставались свободными от накрепко запертых шкафов и книжных полок, были покрыты дубовыми панелями. Тяжёлый дубовый стол со львиными ножками стоял посреди комнаты; на поверхности стола в кажущемся беспорядке лежали книги, журналы, тетради и свитки; на самом деле в этом хаосе была особая, одному владельцу кабинета понятная система.

На книжных полках теснились толстые и тонкие тома самых разнообразных изданий; рядом с книгами стояли таинственные волшебные приборы и сувениры из далёких стран. На небольшом столике, устроившимся в углу между двух удобных кресел, стояла коробка магических шахмат. Вечерний свет, проникая в комнату сквозь витражное окно, разноцветными пятнами падал на пёстрый восточный ковёр. В большом камине весело полыхало пламя; широкая каминная полка была уставлена магическими штуковинами, о предназначении которых несведущий человек мог только гадать.

Не успел Уолтер Арагон усесться за стол и погрузиться в проверку домашних работ, как пламя камина полыхнуло зелёным, и оттуда, отряхивая пыль, вывалился плотный, коренастый господин в алой форменной мантии со значком Аврората на груди. Следом за ним выбрались ещё трое человек в аврорских мантиях.

Профессор Арагон ничуть не удивился гостям. Совсем наоборот, он поднялся со своего кресла и, гостеприимно улыбаясь, шагнул навстречу аврорам.

— Здравствуй, Берт! — воскликнул профессор, крепко пожимая руку коренастого мужчины. — Очень рад тебя видеть. Ты, как всегда, пунктуален.

— Точность — вежливость королей, — хитро улыбнулся Берт, или Альберт Лонгботтом, глава Аврората; он с удовольствием потёр руки и огляделся. — Хогвартс! Родной Хогвартс! Сколько я тут не был!

Авроры согласно закивали. Едва ли не для каждого британского волшебника замок Хогвартс — второй дом.

— А повод-то для визита какой прекрасный! Лучше не придумаешь! До сих пор не могу поверить, что мы прищучим Блэка, эту старую заразу!

— Поистине, я был изрядно удивлён, когда узнал обо всех его поступках, — ответил профессор Арагон. — Но с его связями и положением он практически всесилен.

Альберт Лонгботтом помрачнел.

— Мантикора его раздери, я глава Аврората! А он мошенник, пусть и сторговал себе когда-то Орден Мерлина! Да ему в Азкабан дорога!

— Поэтому я и пригласил тебя сюда. Не сомневаюсь, что он постарается выйти сухим из воды и до Азкабана, разумеется, не дойдёт. Но, во всяком случае, школу мы от него избавим.

Альберт усмехнулся, взглянув в спокойное, благородное лицо профессора Арагона, наполовину скрытое каштаново-рыжей бородой. Уолтер Арагон был истинный хаффлпаффец: добрый, надёжный и уравновешенный, он был прекрасным учителем. Сам его вид, звук глубокого, размеренного голоса внушал уважение и приязнь. Самые робкие и нерешительные ученики не боялись подходить к нему и просить о помощи; а самые отъявленные хулиганы опасались проявлять свою натуру в его присутствии, поскольку гнев обычно спокойного и доброжелательного человека производит гораздо более сильное впечатление, чем привычные вспышки ярости Он выглядел очень хорошим, но совершенно не опасным человеком.

— Поразительно, чтоб хаффлпаффец и гриффиндорец обыграли слизеринца! — воскликнул Лонботтом.

— Барсуки успешно охотятся на змей, — улыбнулся в бороду Уолтер, — как и кошки. А львы, как известно, из семейства кошачьих.

— Ах да! Существа, волшебные и не очень! Как продвигается твоя книга о саламандрах?

— Пока что не слишком бойко. Учебные дела... — развёл руками профессор Арагон. — Но я рад, что вернулся в Хогвартс.

— А я-то как рад! — воскликнул Альберт, от души хлопая друга по плечу. Берт и Уолтер дружили со школьной скамьи, хотя и принадлежали к разным факультетам; и если у первого ненависть к чистокровному снобизму, воплощением которого являлся нынешний директор Хогвартса Финеас Блэк, была основана на семейных принципах и здравом смысле, то Уолтеру Арагону довелось немало пострадать из-за древних и жестоких предубеждений.

Семья Арагон принадлежала к плеяде старинных волшебных семейств, однако преклонение перед чистотой крови никогда не являлось их семейной традицией. Более того, считалось, что предок Арагонов, чистокровный испанский идальго, был вынужден бежать из родных мест именно из-за того, что посмел заключить брак с магглорождённой волшебницей; он был вычеркнут из рода и взял себе новую фамилию, назвавшись, по месту рождения, Арагоном. В его дальнем потомке Уолтере уже не осталось испанских черт, он вырос истинным английским джентльменом и в юности влюбился, в отличие от родоначальника своего семейства, в чистокровную волшебницу — Элизу Уэстерстон, чья семья пусть и не входила в список "Священных 28", но тем не менее была весьма гордой и высокомерной. Элиза, казалось, отвечала Уолтеру взаимностью; они были неразлучны с тех пор, как впервые встретились в Большом Зале Хогвартса на церемонии распределения. На первом курсе они стали друзьями, а на седьмом уже планировали сбежать и пожениться тайком от родных Элизы, которые, конечно, никогда не дали бы согласия на их брак. Однако в последний миг она передумала и, уступив настояниям родителей, вышла замуж за своего кузена Седрика Фоули. Измена возлюбленной горько опечалила Уолтера, но, к удивлению неверной Элизы, он не бросился к её ногам, а отправился, по предложению друзей, в экспедицию в Центральную Африку вместе с известным учёным Джулианом Лавгудом. Несмотря на свою юность, выпускник Хогвартса мистер Арагон обладал широким кругозором, глубокими познаниями в различных сферах магических наук и готовностью много учиться. Объездив с Лавгудом полмира, через несколько лет Уолтер вернулся в цивилизованное общество Британии; если бы по возвращении он нашёл миссис Фоули счастливой или хотя бы довольной своей судьбой, эта страница его жизни была бы перевёрнута. Но Уолтер узнал, что Элиза была несчастна с жестоким и деспотичным мужем, что она сбежала от него и никто не знает, где она скрывается и какова её судьба. Оставив всё, он отправился на поиски бывшей невесты, но нашёл её слишком поздно: месть Фоули настигла её прежде. Она умирала от тяжёлого проклятия, и ему ничего не оставалось, кроме как облегчить, чем возможно, последние минуты несчастной. Содействие стремительно поднимавшегося по карьерной лестнице Берта Лонгботтома помогло призвать Седрика Фоули к ответу за использование тёмной магии. Это было всё, что Уолтер Арагон мог сделать.

Отдав последний долг памяти Элизы, Уолтер вновь уехал вместе с Лавгудом в далёкую экспедицию. Но Лавгуд был уже старик ста пятидесяти лет, и та экспедиция была последней: он занялся разбором коллекций и написанием научных трудов. Уолтер Арагон мог бы продолжить полевые изыскания, но жизнь его сложилась иначе. Новое горе уже поджидало его. Младшая сестра Уолтера, Джоанна, вместе с мужем оказалась не в то время и не в том месте: магическая дуэль между очередными сторонниками кровной мести среди "древнейших и благороднейших" семейств прервала их жизни в один момент. На руках Уолтера остались двое племянников; один из которых учился на первом, а другой — на третьем курсе Хогвартса. Необходимость позаботиться об Артуре и Джереми заставила мистера Арагона остаться в Британии, и ему предложили место профессора ЗОТИ в Хогвартсе. Вакансия как раз пустовала.

Возможно, это предложение не было случайным. Уолтер ненавидел чистокровный шовинизм, а Финеас Блэк, нынешний директор, был воплощением этого печального явления. Возможно, деятельность Блэка уже давно вызывала подозрения у Аврората. Возможно, им нужны были доказательства. И они нашли человека, способного найти их.

И вот теперь оба друга, аврор и учитель, стояли в кабинете ЗОТИ, готовые к бою.

— Что ж, зачем я держу вас здесь? Милости прошу! — воскликнул Уолтер, широко взмахнув рукой, он указал на двери большого двустворчатого шкафа. Двери тут же раскрылись, и перед аврорами предстала небольшая уютная комнатка, посреди которой стоял накрытый стол с типично хогвартским обедом — или, по времени, ужином.

— О, тыквенный сок! Вкус и запах детства! — шепнул молодой аврор, на подбородке которого едва-едва пробивалась первая щетина; самый юный, он особенно старался казаться взрослым.

— Хогвартский пудинг и пирожки! Ой, не могу!

Альберт рассмеялся.

— Можно подумать, в столовой Аврората вас не кормят!

— Шкаф защищён чарами, звуков оттуда не доносится; но вы всё услышите.

И авроры забрались в шкаф. Профессор Арагон подошёл к дверям и, прежде чем закрыть их, улыбнулся:

— А сейчас ты услышишь кое-что любопытное, Берт. Впрочем, не беспокойся: таким сыном, как твой, можно только гордиться.

Вскоре, действительно, авроры услышали, как в дверь постучали.

— Войдите. Так, это вы, мистер Лонгботтом, мисс Грейндж? Но почему я не вижу мистера Гойла и мистера Нотта?

— Он не наказан, сэр, — услышал Берт Лонгботтом голос своего сына Невилла. И по этому голосу ясно чувствовалось, что именно он об этом думает.

— Что ж, — вздохнул профессор Арагон, — ваша версия событий? Говорите, мисс Грейндж.

— Сэр, это возмутительно, — авроры услыхали звонкий и чистый девичий голос, — Гойл и Нотт смеялись надо мной, над моим происхождением. Они назвали меня грязнокровкой, — добавила она с холодной злостью, — а когда Невилл вступился за меня, они начали швыряться заклинаниями. Разумеется, колдовство в коридорах запрещено, я сама староста и наблюдаю за этим правилом. Но мы что, должны были позволить проклясть себя?

— Да я не отступаюсь, я виноват, профессор Арагон! Но пусть и их накажут! — добавил юный Лонгботтом.

— Не беспокойтесь, Невилл. Ваши рыцарские чувства весьма похвальны, а что до слизеринцев — их постигнет наказание. Будьте уверены. Знаете, почему я предложил профессору Роули, чтобы вы отбыли свою отработку у меня?

— Потому что вы очень добры, сэр! — смело ответила мисс Грейндж.

— Полно, Изобел, нет. Дело в том, что вам, как успешным ученикам, не помешает пара дополнительных занятий по ЗОТИ. Разумеется, не сейчас, иначе вы не успеете написать эссе к понедельнику. а я надеюсь получить от вас качественные, достойные работы. Так что отработка во вторник и среду, в то же время, в этом кабинете. А теперь вы свободны и, будьте добры, доберитесь до гостиной прежде отбоя!

Едва затихли благодарности учеников и за ними закрылась дверь, как профессор Арагон сказал что-то висевшему на стене портрету, и вскоре авроры из шкафа услыхали голос Толстого Монаха.

— Будьте добры, братец, проводите ребят. Если они встретятся с директором...

— Я знаю, что делать. Хогвартс перестал быть на стороне Финеаса Блэка, друг Уолтер! Pax! — воскликнул монах и исчез. Однако благочестивое пожелание мира в устах Толстого Монаха прозвучало весьма воинственно.

— Мир... да уж, не видать нам мира и покоя! — вздохнул профессор Арагон и откинулся на спинку кресла. Некоторое время слышался только шорох бумаг и скрип пера. Авроры ужинали в шкафу, а между тем их зачарованные записывать каждое слово перья застыли над приготовленными пергаментами.

Затем в двери вновь постучали. Это был не прежний ученический, а властный и настойчивый стук.

— Войдите. Господин директор? Чем обязан?

Авроры столпились у двери шкафа. Берт обнаружил щель между створками и приник к ней.

— Вы прекрасно знаете, чем обязаны, — раздался обманчиво вкрадчивый голос Финеаса Блэка, в котором слышались стальные ноты. — Всего лишь моя старинная традиция. Как вам известно, я придерживаюсь правила наносить визиты своим коллегам, а не только вызывать их к себе в кабинет. Я не желаю отрывать вас от дел, Уолтер; мне необходимо обсудить с вами ваши уточнения к программе по ЗОТИ.

Добрых полчаса авроры вынуждены были выслушивать мелочи бюрократического толка, в которые профессор Арагон и директор Блэк вдавались с завидным терпением дуэлянтов, которые начинают бой медлительно и осторожно, не тратя понапрасну сил с самого начала. Наконец вопрос был исчерпан.

Взгляд Финеаса Блэка, блуждавший по кабинету, остановился на шахматном столе.

— Кажется, в начале вашей работы вы, Уолтер, желали обсудить создание шахматного клуба в стенах Хогвартса?

— Да, сэр. Каково ваше мнение на этот счёт?

— А ведь я когда-то и сам добился немалых успехов в этой благородной игре. Мне бы хотелось помериться силами с достойным противником. Вы, говорят, один из лучших шахматистов в Британии.

— Молва нередко льстит людям. Впрочем...

Некоторое время слышался только стук шахматных фигур по доске.

Берт усмехнулся в шкафу, слыша недовольное сопение Блэка. Должно быть, он проигрывал.

— Да, пожалуй, шахматный клуб — прекрасная идея, — сказал директор, — шахматы развивают ум, интуицию, хитрость и изворотливость. Шахматы — игра королей и будущих полководцев. Хотя, признаться, ваша персона, Уолтер, заставляет меня усомниться в этом утверждении. Вы понимаете меня?

— Будьте добры объясниться, сэр.

— Вы желаете, профессор, чтобы я объяснился начистоту? — с угрозой произнёс Блэк. — Возможно, вам всё же лучше научиться понимать людей с полуслова?

— Так, как понимают вас остальные учителя? Те, которые не теряют должностей среди учебного года?

— Берегитесь, сударь. Ваши заявления неуместны, а попытки изображать сарказм не идут к вашей физиономии. Вы не змей, а всего лишь барсук.

— Вы забываете, директор, что барсуки невосприимчивы к змеиному яду.

— А вот львов и ворон змеиный яд поражает, помните об этом.

Племянники Уолтера учились на Гриффиндоре и Рейвенкло соответственно. Намёк был ясен, но профессор Арагон предпочёл сохранять видимость неведения.

— Верно ли я понимаю, что мы отвлеклись от шахматной партии, чтобы обсуждать зоологию?

Раздался лёгкий смешок.

— Вы давным-давно поняли меня, профессор Арагон. К чему вы юлите? Хотите говорить напрямик, как привыкли прорубаться через джунгли с дикарями? Так вот, ваши выходки мне надоели. По дороге к вам я встретил учеников, которых вы потребовали к себе на отработку и тут же отпустили. Как это называется?

— Очень просто. Они придут в другое время, а сейчас им нужно сделать уроки по ЗОТИ.

— Они нарушили правила. Один из них — староста! Другой — капитан команды по квиддичу! Я буду ставить вопрос об их смещении. Назначить эту Грейндж старостой было и вовсе ошибкой. Я был против и не понимаю, как это произошло!

— Не горячитесь, господин директор. Насколько мне известно со слов портретов, призраков и других учеников, мистер Лонгботтом вступился за мисс Грейндж, когда Гойл и Крэбб оскорбили её, попрекнув происхождением. Я понимаю, что вас дурно проинформировали, но мы всегда можем исправить эту ошибку.

— И вы верите их россказням?

— Не имею причин не доверять ни одному из моих источников информации. Они никогда не лгали мне, в отличие от Гойла с Ноттом... и вас, сударь.

— Это уже переходит всякие границы!

— То же самое подумал и я, когда узнал кое-что о том, какие поручения выполняет для вас профессор гербологии Бастиан Роули. Он загубил половину растений в теплицах, в его лекциях грубые ошибки, однако вы терпите его. Прежде я думал, что только из-за рода; но, кажется, здесь нечто большее, чем непотизм.

— Вы забываетесь!

— Напротив, у меня прекрасная память. Благодаря некоторой небрежности профессора Роули мне удалось выяснить, каковы на самом деле были намерения родителей магглорождённых волшебников по фамилиям Аштон, Бартон, Вернон, Дженкинс, Кру... они не отказывались от обучения в Хогвартсе. Они не нанимали частных учителей. Всё это фикция. Сложносочинённая система отбраковывания магглорождённых волшебников на самом первом этапе. Вы не учли одну небольшую деталь: некоторые из них становятся не просто сквибами со временем, а обскурами. А увеличившееся количество обскуров заинтересовало Аврорат... полагаю, далее вы сами можете проследить цепочку. Ежегодно вы убирали из списка более половины магглорождённых, лишая их образования и будущего, обрекая на мучения, вину и смерть. Одного я не смог разгадать: по какому принципу вы это делали.

— И вы полагаете, что загнали меня в угол, глупый барсук? — Финеас несколько деланно рассмеялся. — Вспомните о своих племянниках, профессор... пока вы ещё профессор.

— Поверьте, я всё время думаю о них.

— Так вот, подумайте, подумайте хорошенько. Они могут так же случайно пострадать, как их несчастные родители. Вы забрались чересчур глубоко, друг мой барсук, вы вырыли такую глубокую нору, что она вот-вот станет могилой.

— Так вы угрожаете мне?

— Напротив, у меня к вам деловое предложение. Ваше молчание в обмен на то... что ваши племянники будут застрахованы от... случайностей. А кроме этого, так как Роули показал себя столь негодным, я предлагаю вам занять его место. Оно прибыльное, пусть и сопряжённое с известной долей риска. И всё же риск не так велик, как ваш нынешний... необдуманный поступок. Итак, ваше молчание и участие — в обмен на отсутствие... случайностей с... Артуром и Джерри, так?

— Иными словами, в обмен на их жизни?

— Если вам так угодно. Мерлин и Моргана, какое утомительное занятие — иметь дело с такими грубиянами! К чему такие резкости?

— Для протокола, сэр. Шах и мат.

Послышался грохот. Кабинет озарился вспышками проклятий. Авроры выскочили из шкафа, словно отряд джеков-из-коробочки, и вскоре директор Хогвартса Финеас Блэк со связанными за спиной руками изрыгал проклятия — иными словами, удивительно неутончённую для такой персоны брань.

— Вам это с рук не сойдёт, — прошипел он.

А всё же дни его были сочтены.

С того вечера Альберту Лонгботтому и его товарищам из Аврората, а так же всем участникам длинной цепочки следствия, разоблачавшей многолетнюю кампанию директора по бескровному и бесшумному избавлению школы от магглорождённых — всем им пришлось нелегко из-за постоянных угроз, перемежавшихся с просьбами и щедрыми посулами.

До Визенгамота, впрочем, дело так и не дошло; Финеас Блэк умудрился выйти сухим из воды — он внезапно умер от сердечного приступа в собственном доме на площади Гриммо, где содержался под домашним арестом; в семье долгое время считали Лонгботтома и Арагона причинами смерти "бедного и несчастного, несправедливо оклеветанного Финеаса" — по крайней мере, косвенными причинами. И хотя взрыв скандала изумил всё волшебное сообщество, многие ревнители чистокровности пребывали в убеждении, что преступное мошенничество директора — не более чем чудовищная клевета. Их не могло переубедить даже появление в Хогвартсе первокурсников, которые были старше положенного на несколько лет.

Правда, через некоторое время Изобел Грейндж, окончившая школу и уже превратившаяся в миссис Невилл Лонгботтом, готова была поклясться, что видела в Калькутте человека, весьма похожего на бывшего директора. Видели его даже в Париже и Санкт-Петербурге. Но прямых доказательств бегства Финеаса Блэка не было, кроме отсутствия его портрета на стенах Хогвартса. Но тут все, знавшие суть дела, признавали: после таких мошеннических афер он не заслуживал портрета, даже если бы и впрямь умер.

В любом случае, добровольная ссылка оказалась для него немалым наказанием, ведь Финеасу пришлось отречься от всего, чем он особенно дорожил: должности, славы, родословной. Он ушёл из жизни и был похоронен под чужим именем, в чужой стране; его портрет всё же появился в директорском кабинете Хогвартса, и тогда племянники профессора Арагона — Артур и Джерри уже учились на старших курсах — наконец перестали вздыхать насчёт того, что их дядя ведёт себя как старая курица-наседка и не спускает с мальчишек глаз.

* * *

Смещение директора Хогвартса посреди учебного года привело к ряду кадровых перестановок и прочих неудобств. Из солидарности с Блэком отказался от должности заместитель директора. Никто из деканов не соглашался взять на себя руководство школой, хотя бы временное. Рассчитывали на легендарного старца Армандо Диппета, который как-то поклялся, что управлял бы Хогвартсом существенно лучше, чем Финеас Блэк, но Диппет оказался погружённым по уши в научные изыскания и потребовал отсрочки на несколько лет, по крайней мере. В конце концов педсовет решил, что тот, кто заварил кашу, должен её и расхлёбывать — следовательно, быть профессору Арагону хотя бы временно исполняющим обязанности директора школы.

Уолтер мог выдержать многое, но настойчивость коллег оказалась сильнее его хаффлпаффского упрямства, к тому же профессора бессовестно надавили на его чувство долга.

И вот он сидел в изрядно посветлевшем и повеселевшем кабинете директора, лишившемся слизеринских оттенков, склоняясь над списком магглорождённых учеников, якобы отказавшихся от обучения.

— Так-так, здесь, согласно проверке, родителям изменили память, будто не было письма. Так. А здесь... письмо просто осталось без ответа, а повторного не прислали. Так-так. Мисс Сара Кру, пансион для благородных молодых девиц... кого же послать туда?

Профессор Арагон говорил сам с собой и был изрядно удивлён, услышав за спиной голос Дайлис Дервент, одной из предыдущих директрис.

— Возможно, с этой задачей лучше всего справится мисс Розье, которая нынче профессор гербологии.

— Мисс Розье? В самом деле. Но я опасаюсь отпускать её одну в Лондон, всё-таки семья ещё не простила её за побег, насколько я понимаю. Мало ли...

Мадемуазель Эуфемия Розье прибыла из Парижа в Лондон незаконным порталом. Она была одной из тех девушек, которые бегут из чистокровных семей, дабы избежать брака с нелюбимым и даже ненавистным человеком; она была умна и мила, и недаром заняла место профессора гербологии. Хоть она и не имела прежде опыта работы в школе, но выросла в знаменитых теплицах старинного парка Розье, сама как цветок. Нежный, но устойчивый к холодным и резким ветрам.

— Разумеется, поэтому составьте ей компанию, друг мой. Ведь однажды вы уже помогли ей.

В самом деле. Ничего и никого не знавшая мадемуазель Розье пыталась заложить свои украшения в ломбарде на пересечении Лютного и Косого переулков, когда её настиг вор, а вора, в свою очередь — вышедший из книжной лавки профессор Арагон. Он же, узнав о судьбе мадемуазель Розье, предложил ей стать компаньонкой у Селии Боунс, дочери его старого знакомого, чей дом был защищён не хуже крепости. Ибо Эффи опасалась преследований родных...

— Дайлис, мне кажется, вы позволяете себе чересчур насмешливую улыбку. Это нехорошо.

— О, я проявляю не более насмешливости, чем вы, когда ваш друг Берт спрашивает, каков характер мисс Грейндж... которая, видимо, через несколько лет станет его невесткой, — ответила Дайлис, постучав пальцем по подбородку. — Но шутки в сторону. Кру, мисс Кру... Сара Кру!

— Вам знакомо это имя, Дайлис?

— Похоже, что да. Среди портретов, да ещё в Сент-Мунго, бродит много светских сплетен. Сведения летают из гостиных в гостиные и бурлят в приёмном покое. Вам известно, что у мадемуазель Розье была старшая сестра по имени Сара?

— Сара? Ах да, именно Сара! Эф... Мисс Розье говорила, что у неё была старшая сестра-сквиб, но она умерла в семнадцать лет. Это было давно, мисс Розье сама была ещё девочкой.

— Да-да, но не всё так просто. Теперь я припоминаю... да, мозаика сложилась. Да-да, Сара Розье была сквибом и, после того, как это стало ясно, жила долгое время в семье таких же сквибов, родственников со стороны матери. Там Сара познакомилась с очаровательным молодым магглом-англичанином и сбежала с ним. Это вместо того, чтобы передать свою чистую, хоть и лишённую магии кровь потомству от избранного её родителями волшебника. Англичанина звали Ральф Кру. Сара умерла родами... но её дочь выжила. Возможно, она носит имя матери.

— И вы только сейчас говорите это?

— Я только сейчас всё поняла, Уолтер. Думаете, мне делать нечего, только размышлять над сплетнями? Следует выяснить детали. В любом случае, этой мисс Кру вы должны отправить письмо.

— Разумеется. Благодарю вас, Дайлис. А вы не могли бы передать моё сообщение Августу Лонгботтому, который работает в Отделе по взаимодействиям с магглами? Нам нужно проверить метрики этой девочки, прежде чем...

* * *

По просьбе директора Хогвартса проверки совершались с удивительной быстротой. При помощи быстрой связи портретов в разных уголках мира нетрудно было связать Хогвартс с Лондоном, Лондон — с Индией, и выяснить потрясающие факты, которые нынче излагал директор Хогвартса Уолтер Арагон своей подчинённой Эуфемии Розье.

Они шли по берегу Чёрного озера; в его глади отражался великолепный замок Хогвартс. Это тихое и уединённое место показалось Уолтеру более подходящим для разговора с Эффи, чем кабинет — не хотелось вызывать её к себе, будто на ковёр для разбирательств.

— Таким образом, — продолжил он, — предположения Дайлис Дервент оправдались. Ваша сестра, мисс Эффи, не умерла в семнадцатилетнем возрасте, она вышла замуж, и в этом браке у неё родилась дочь. Эта девочка сейчас живёт в пансионе мисс Минчин в Лондоне.

— Её дочь! Моя племянница...

— Именно, ваша племянница. Но это ещё не всё. Дело в том, что её положение очень сложно. Отец мисс Кру умер, и умер разорённым. У девочки нет ни гроша. Она живёт в пансионе...

— ...на положении прислуги, — закончила фразу Эффи; её мелодичный обыкновенно голос понизился до сдавленного шёпота. — Бог ты мой, почему, почему я не подошла к ней? Но чего же мы ждём? — она вспыхнула, сообразив, что говорит не только с другом, но и с начальником. — Вы... вы ведь позволите мне взять выходной и съездить в Лондон, и...

Глаза мисс Эффи так и блестели, и она крепко сжала руку Уолтера.

— Безусловно, я собирался предложить вам поехать туда вместе со мной, так как меня всё равно ждут в Министерстве.