Колдовство (гет)

Нельзя сказать, что Изабель убежала далеко.

Стоило ей приблизиться к тяжёлой деревянной двери, ощутить холодный ветер с улицы...

Как что-то дёрнуло её за шею, придушило. Словно она была собакой на поводке, а хозяин резко потянул его на себя, не позволяя питомцу убежать.

Изабель сопротивлялась, тянулась к выходу, но тут её дёрнули слишком сильно. Едва не падая, шатаясь, она шла за поводком.

Пока снова не упала в объятия П.О..

Изабель скрипнула зубами. Для "не влюблённого" он слишком часто её лапал!

— ...какого?

— Моя сила ограничивает тебя в перемещениях, meine Seele. Я создал вокруг тебя пару временных петель, которые и возвращают тебя ко мне, — хмыкнул мужчина, глядя ей в глаза и накручивая на палец её кудри. — Сейчас ты можешь отойти на пять метров. Убежишь ещё раз — будет два. И так, пока не научишься хорошо себя вести.

Он склонился и прошептал.

— Либо, пока ты не прилипнешь ко мне.

От его наглости у Изабель перехватило дыхание.

— Слушай, ты, — процедила она, — хамская немецкая скотина...

— Нет, слушай ты, — парировал П.О., пальцем проведя по щеке примы, сжав подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. — Ты актриса. А значит ты сыграешь, покажешь мне своё мастерство. И сейчас ты будешь горделивой и безупречной даже в своих лохмотьях.

Изабель попыталась вырваться из захвата. Быть так близко к мужчине было невыносимо, но П.О. оказался гораздо сильнее.

Единственное, чего она смогла добиться — развернуться. В ответ мужчина крепко прижал девушку спиной к себе.

Так было ещё страшнее, но по крайней мере он не видел ужаса в её глазах.

— Давай, — глухо, низко, с угрозой произнёс он ей на ухо. — Докажи, что я не ошибся, выложив за тебя состояние.

Он медленно зарылся носом в её кудри. Изабель похолодела.

— Иначе расплатишься телом.

Она не ответила, перестала шевелиться, чувствуя, как от ужаса всё внутри сжалось. Изабель не помнила, чтобы хоть раз в жизни ей было настолько страшно — она всегда была образцом смелости и нерушимого спокойствия.

Но сейчас её трясло.

С трудом совладав с собой, она, наконец, выдавила:

— И что же мне играть?..

— Мою спутницу, — прошептал он. — Великолепную приму парижской оперы.

— В мешке?! — прошипела она.

— Ты выступала и полуголая, едва прикрытая лохмотьями в роли нищенки. Смущаться не должна.

И почему Изабель не удивило по каким признакам ему запомнилась эта роль?

Но тогда на ней хотя бы было нижнее бельё!

Стиснув зубы, девушка крепко сжала кулаки, стыдясь своей наготы. Вокруг столько людей, все одеты с иголочки, каждый подчёркивал свой статус и состояние. А она стояла посреди бала даже без обуви.

— А теперь, — П.О. выпустил девушку из захвата и, проведя пальцами по её плечам, спустился к руке, поднёс к лицу и поцеловал костяшки пальцев. — Потанцуй со мной.

Что ещё попросишь? Может, в задницу тебя поцеловать?

Изабель прикусила язык, сдерживая рвущиеся наружу слова. Этот извращенец согласится на всё — лишь бы поставить приму на место.

Она вздохнула, глядя в его глаза.

П.О. приказал ей сыграть приму. Пора бы войти в образ.

— Я не танцую с незнакомыми мужчинами.

— Я настаиваю.

С этими словами П.О. притянул её к себе, опустив ладонь на талию. И снова он оказался слишком близко, снова на расстоянии вздоха.

— Разве я могу быть вам незнаком? Я ваш самый надёжный друг.

В гробу она видала таких друзей.

— Вы — сплошная тайна, — ответила Изабель, легко, без стеснения кружась с ним в танце. В Opéra Garnier она часто танцевала, так что сейчас тело двигалось само — умело, грациозно, изящно. — Как мне к вам обращаться... мсье?

Его губы прорезала холодная усмешка.

— Das Phantom der Oper. И никак иначе.

Хоть что-то в этом лающем языке было знакомым и похожим на родной французский.

Призрак Оперы, значит.

— Похоже на псевдоним клуба фетишистов.

Изабель прикусила губу. Слова от страха и раздражения сами собой сорвались с языка.

Впрочем, так ли она была далека от истины? Он не снимал маски, он привязал приму на магический поводок, сделал её слабой и вообще не раз прижимал к себе, обездвиживал, демонстрировал силу. К тому же, он был каким-то... ухоженным, роскошно одевался, носил только чёрное, гладко зачёсывал волосы назад, а ещё от него приятно пахло.

Пахло розами и дымом.

Запах, который будет преследовать Изабель в кошмарах, если она выберется отсюда живой.

Иными словами, мужчина каждой мельчайшей деталью показывал, что готов в любую секунду принять участие в оргии.

Призрак Оперы улыбнулся, глядя ей в глаза. В этот раз лукаво, коварно... похотливо.

— Мне льстит, что рядом со мной ты думаешь только о зове плоти.

Как будто ты об этом не думаешь!

Тварь! Маньяк! Извращенец!

Девушка прерывисто вздохнула, с трудом сдерживая гнев.

Она прильнула к нему в танце, проведя рукой по плечу, и зашептала на ухо, поднявшись на носочки.

— Трудно быть приличной с тем, кто оставил меня без белья.

Изабель хотела поставить его на место, хотела уколоть в ответ, но вновь забыла, с кем имела дело. Как только она попыталась отстраниться, Призрак крепче прижал её к себе.

Он смотрел ей в глаза с такой свирепостью, что прима потеряла дар речи.

Для других гостей театра будто бы ничего не произошло. Со стороны казалось, будто бы странная парочка в порыве страсти теснее прижалась друг к другу.

Как же близко он сейчас был.

Лицо Изабель запылало, руки задрожали, к горлу подступила тошнота. Чёрт! Что если этот ненормальный решит взять её прямо на полу?!

Она отвела взгляд, признавая позорное поражение.

— Ничего бы не случилось, — прошептал Призрак, проведя ладонью по её лицу, носом зарываясь в волосы. Изабель зажмурилась, пытаясь не завизжать от ужаса, — если бы ты сразу согласилась стать моей...

Он мягко, почти заботливо коснулся губами её лба. Девушка замерла, застыла.

— ...примой, — выдохнул Призрак, мягко сжимая её плечи. — Идём. Скоро прозвенит третий звонок.

Звонок... какой ещё звонок?

Конечно. Они же в театре.

Призрак вёл её за собой по коридорам, держа за руку, минуя просторные залы, поднимаясь по лестницам. Изабель покорно шла, порой спотыкаясь на негнущихся ногах.

И не могла поверить, что всё это происходило с ней.

Похищение? Одержимый маньяк-убийца? Могущественный маг? Ещё и извращенец с садистскими наклонностями?!

Нет. Это происходит не с ней. Этого не могло произойти с ней!

Она не в Германии. Это всё ловушка инквизиции. Это розыгрыш от Филиппа. Сейчас он ворвётся в театр, даст по зубам этому типу в маске и, наконец, спасёт её!

Так ведь? Она была ему небезразлична! Она приложила немало усилий, чтобы вскружить ему голову! Она так старалась, чтобы заполучить возможность вить из него верёвки!

Девушка не верила, что всё пошло прахом.

Призрак сел на мягкий диван ложи, усадив Изабель рядом с собой. На всякий случай она отодвинулась как можно дальше.

Девушка сжала подол мешка, стараясь игнорировать задумчивый взгляд мужчины. Она смотрела куда угодно: на гигантскую хрустальную люстру над зрительным залом, на сцену, на собирающихся зрителей в роскошных одеждах — но только не на него.

— Тебе нужно поесть.

Изабель сжала зубы.

— Мне нужно домой, — взорвалась она, тыча в него пальцем, — в ванну, в свою кровать, в квартиру, на работу! И мне точно нужно держаться подальше от тебя!

Призрак выразительно вздохнул. Прима, тяжело дыша, дрожа от ярости, молилась только об одном.

Пусть её услышат.

Пусть хоть один здешний зритель знает французский!

Пожалуйста! Пусть её поймут, пусть помогут!

Но никто не обратил внимания...

Изабель перевела взгляд на партер. От обиды и беспомощности ей вновь захотелось плакать.

Больше он ей ничего не говорил. Призрак подозвал работника, что-то сказал ему на своём гавкающем языке, после чего парень удалился. Изабель хотела было рвануть за ним, но быстро отказалась от этой идеи.

Из-за магии она и в самом деле прилипнет к Призраку, а потому нужно быть осторожнее.

— Можешь плакать, умолять, кричать, mein Herz, при любом работнике моего театра. Они в курсе, что ты похищена.

Изабель промолчала.

Парень вернулся с подносом на колёсиках, на котором стояло накрытое крышкой блюдо. Он поклонился Призраку, улыбнулся ему.

А потом Изабель схватила его за руку, заставив посмотреть на своё красное от слёз лицо.

— Пожалуйста, помогите мне! Меня похитили!

Немец склонил голову набок, глядя на неё.

— Entschuldigung, ich spreche kein Französisch.

— Ме-ня по-хи-ти-ли, — Изабель максимально чётко выговаривала каждый слог. — Вызови полицию, чёрт тебя дери! По-ли-ци-я!

Она верила. Нет. Она хотела верить, что это слово звучит схоже и в немецком!

Парень посмотрел на Призрака, после чего рассмеялся, что-то сказал ему и поспешил уйти.

— Wie ich schon sagte.

— Заткнись...

Он снял крышку. На большом круглом блюде кто-то аккуратно разложил многочисленные закуски из мяса, рыбы, птицы, рядом — поджаренные хлеб и взбитое масло. С нижнего яруса столика Призрак вытащил шампанское из ведра со льдом и разлил по бокалам.

Изабель хотела проявить гордость и вышвырнуть блюдо в зрительный зал, но прекрасно помнила, что произошло с теми предметами, которые она кидала в Призрака. Он всё вернёт обратно.

Временные петли, чёрт их дери.

К тому же, у неё от одного вида еды заурчало в животе.

— Угощайся.

— Надеюсь, хотя бы шампанское отравлено, — огрызнулась она, протянув руку к хлебу.

Деревянные ножи для масла, вместо вилок — зубочистки. В качестве оружия можно использовать только бутылку от шампанского, но Призрак предусмотрительно держал её рядом с собой.

В какое же дерьмо она вляпалась.

Вздохнув, Изабель нехотя жевала хлеб. В Opéra Garnier её заставляли соблюдать строгую диету, чтобы девушка влезала в корсеты, выглядела юной и привлекала мужскую аудиторию.

А теперь театр её предал, а диеты подарили навязчивого поклонника.

Она не планировала есть много, но после первого укуса голод стал волчьим. Изабель забирала закуски с блюда, обещая себе, что следующая — точно последняя, и не исполняя обещания.

Призрак наблюдал за ней, пальцем поглаживая ножку бокала.

— Что? — процедила прима.

— Auf diesen Moment warte ich schon eine lange Zeit.

Он произнёс это так мягко, так нежно, что Изабель насторожилась.

— Я просто пожелал тебе приятного аппетита.

Иди к чёрту.

Изабель жевала закуски, даже когда в зале погас свет, когда зажглись софиты.

В ложе было прохладно и потому, наплевав на этикет, прима убрала босые ноги под себя.

— Тебе дать мой плащ?

— Попробуй, — огрызнулась девушка, — и он полетит в партер.

Не говоря ни слова, Призрак снял верхнюю одежду и бросил плащ в Изабель. Поначалу она действительно хотела его вышвырнуть, но быстро передумала. Ей было зябко, да и нужно же чем-то прикрыть этот идиотский мешок.

— Вот и сиди, — проворчала девушка, — мёрзни.

Стоило ей набросить на себя одежду, как её тут же окутал запах дыма и роз.

Как унизительно.

Представление началось. Сытая, согретая Изабель осовело смотрела на сцену. Ужас, паника и страх уступили место отупелому шоку, и потому, не думая о побеге или нападении на мужчину, девушка уставилась на сцену.

И действие её заворожило.

Она узнала сюжет — его ставили в Opéra Garnier, а либретто к постановке им прислал П.О.. И Изабель играла в нём главную роль.

Она попыталась вызвать в себе отвращение к его работам и не могла. В своих письмах девушка не лгала, когда утверждала, что жила, пока читала и репетировала его сюжеты.

В сущности только в эти моменты она и жила.

Здесь, в Clessidra, постановка выглядела иначе. За одни декорации Призрак, должно быть, выложил не меньше пары сотен миллионов. А костюмы? Они были великолепны. По сравнению с ними дорогостоящие наряды Opéra Garnier казались постыдными тряпками, а украшения — сверкающими стекляшками. Изабель закусила губу.

Сколько же зарабатывает эта немецкая сволочь, чтобы так обдирать продюсеров?! Постановки должны окупаться и приносить неслыханный доход!

Изабель сжала кулаки. Он этим хотел её заворожить? Большими деньгами?

Что ж, он знает, на что давить. Вот только даже миллионы франков не стоили того, чтобы она терпела его общество.

Но действие продолжилось. И когда диалоги сменились пением, Изабель перестала дышать.

Смешанный хор звучал, как спустившиеся с небес ангелы, пробирая до мурашек. Сопрано завораживало, гипнотизировало, точно пение древнегреческой сирены, баритон же звучал дьявольски, соблазнительно, игриво.

Изабель обняла себя за плечи, неотрывно следя за действием.

Она не понимала языка, но для постановки этого и не требовалось. Танцы, жесты, интонации и поступки были универсальны как для немцев, так и для француженки.

И только сейчас она поняла, о чём на самом деле был сюжет.

Не о двух влюблённых, живущих в разных мирах, а о Жизни и Смерти.

Изабель бросило в жар от этой мысли.

Действие разворачивалось стремительно, бешено, драма нарастала. И прима, неоднократно игравшая в этой постановке, должна была уже привыкнуть ко всему. Но не могла.

И потому, когда занавес опустился, когда объявили от антракте, Изабель ёрзала от нетерпения.

— Итак.., — произнёс Призрак. — Как тебе?

Восхитительно.

— Ничего бездарнее в жизни не видела, — огрызнулась девушка.

Она посмотрела в сторону, проведя ладонью по пылающему лицу, когда Призрак Оперы смерил её взглядом.

И почему такой невероятный талант достался сумасшедшему ублюдку?!

— Каждому из артистов, — произнёс мужчина, скрестив руки на груди, — давно перевалило за сотню лет.

...чего?

— Clessidra построен на... особом месте, которое позволило мне создать вокруг театра временную воронку, — ответил он. — Ты писала мне, что не веришь в свой талант. Писала, что я исчезну, стоит тебе хоть на пару лет постареть.

Он это запомнил?

— Здесь никто не стареет, — продолжил мужчина. — Но если хочешь, для тебя я отменю этот эффект. И покажу, что даже на девятом десятке ты будешь сражать наповал.

— Состаришь меня так же, как Филиппа?

Призрак закатил глаза, проигнорировав её вопрос.

— Лучше взгляни на свой контракт.

Он протянул ей папку с бумагами. Изабель выдернула её у него из рук, резко открыла, едва не разорвав.

Сначала Изабель читала по диагонали, но, когда её взгляд остановился на гонораре, девушка перестала дышать. Только после этого она нахмурилась, вчитываясь в каждую строку, старательно выискивая мелкий шрифт.

— Мне удалось тебя впечатлить?

— Не могу найти пункт, по которому обязана терпеть твоё общество.

Он хмыкнул, не ответив. Изабель до боли прикусила губу.

— Такую сумму я посчитал справедливой оценкой твоего таланта, — мужчина вновь окинул её взглядом. — Ты... прекрасно поёшь, великолепно играешь. И достойна петь перед лидерами государств, а не перед вульгарной толпой.

У Изабель запылали уши. Призрак хвалил её неоднократно... но вживую он казался невероятно искренним. Его акцент звучал сильнее, его голос становился глубже и ниже, а во взгляде загоралось пламя.

Девушка не ответила, ещё раз перечитав контракт.

Нет. Это неправда. Это не могло быть правдой.

— К чему такие жертвы?

— Я уже сказал...

Изабель не позволила ему договорить. Она бросила папку на пол, приблизилась к мужчине, оседлала его.

И, пока решимость не оставила её, поцеловала.

Призрак не сопротивлялся. Напротив, его руки скользнули по её талии, бедру, крепко стиснули девушку в тесных объятиях. Ему потребовалась секунда, чтобы прийти в себя от потрясения и ответить на поцелуй.

У Изабель закружилась голова.

Ей было до того страшно, что она едва не теряла сознание. В то же время, если ей нужна была свобода, она готова была пойти на всё.

...но с каким же пылом он целовался. Не совладать.

Никак не совладать!

Она оборвала поцелуй, жадно хватая ртом воздух.

— Давай же, — прошептала Изабель, губами касаясь его уха. — Прекрати этот фарс... мы оба знаем, чего ты на самом деле хочешь...

Девушка зарылась пальцами в его жёсткие волосы, прерывисто дыша.

— Давай... сделай это... охлади страсть и, наконец, отпусти меня.

С жаром выдохнув, он повернул голову, вновь обхватив губами её губы, вновь обжигая её своей лаской. Девушка зажмурилась, пытаясь отыскать в себе отвращение к нему, гадливость, неприязнь.

Но от его близости, его прерывистого дыхания, его тесных объятий ей было не по себе. Никогда прежде с ней так не обращались. Филипп всегда был учтив, боязлив, контролируем, неопытен: его Изабель всегда держала на расстоянии.

А этот...

Призрак подался вперёд, роняя девушку на мягкий диван, склонившись над ней, словно хищник над добычей.

А этот был опасен. Крайне опасен.

Изабель задрожала, чувствуя вес его тела, его изучающие, ловкие руки, его требовательный поцелуй.

Чёрт...

Это неправильно.

Она должна была чувствовать отвращение, ужас, ненависть.

Но вместо этого терялась в острых ощущениях.

---

Примечания:

https://vk.com/misternevermore