Мейгор пришёл снова (гет)

Примечания:

Курсив в диалогах — высокий валирийский.

Я перепутала возраст Деймона, поэтому из прошлой главы убрала все упоминания Тёмной сестры, которую он еще не получил. Рейнис здесь 18, а Деймону 11.

Тема части:

tribute — "K..."

https://music.yandex.ru/album/32273523/track/128565945

«Простите мне, что я решился к вам

Писать. Перо в руке, могила -

Передо мной. — Но что ж? Всё пусто там.

Всё прах, что некогда она манила...

...И я пишу — пишу — но не для них.

Любви моей не холодит гробница.

Любви — но вы не знали мук моих...

...Я в жизни — много — много испытал,

Ошибся в дружбе — о! Храни моих мучений

Слова — прости — и больше нет волнений,

Прости, мой друг» — и подписал: «Евгений».

Под конец жизни (Алисанна умрет в 100г.) королеве становилось все хуже. В 93 г. она совершила свой последний полет. У нее сильно просел слух, пострадала координация и судя по всему были проблемы с памятью, что в купе может указывать на развитие одной из многих старческих болезней. Она перенесла 13 беременностей с 52 по 82 годы, что не могло не сказаться на её здоровье. И под конец жизни единственное, что еще дарило ей радость, — это её дети. К началу 92 года 7 из 13 были уже мертвы. События главы происходят вот-вот после смерти Эймона и назначения Бейлона Наследником в обход Рейнис.

Нагляделся я на семейные картины; стыдиться-то тут некого, люди тут нараспашку, без церемонии. Homo sapiens — какой sapiens, к чёрту! — ferus, зверь, самый дикий, в своей берлоге кроток, а человек в берлоге-то своей и делается хуже зверя…

Александр Герцен. «Кто виноват?»

С Деймоном было что-то не так.

В тот момент, когда трель Караксеса раздалась над крепостью, Рейнис поняла, куда так спешил кузен. Она пришла в ярость, чувствуя себя почти преданной. Не прошло и недели с того момента, как тело её отца предали огню. На ней ещё были траурные одежды, а ожидание скорого рождения собственного ребёнка было отягощено горем.

Джоселин⁽¹⁾ всё ещё была прикована к постели. Горе ударило её наотмашь, и даже баратеоновского нрава было недостаточно, чтобы вывести её мать из этого печального состояния. Рейнис всегда поражалась тому, какую любовь её родители смогли найти друг в друге, и искала такой для себя. Это был её отец и уважение, которое он всегда оказывал своей леди-жене; это была её мать, которая рьяно отстаивала кандидатуру Корлиса перед отцом и королём.

Леди Джоселин была прикована к постели, прах принца Эймона только доставили на Драконий камень, когда Деймон решил заявить права на Караксеса. Рейнис не могла сдержать слёз, вновь слыша такую знакомую трель, которая всегда знаменовала возвращение отца, а теперь лишь бередила свежую рану. Мейстры качали головами и говорили, что леди Джоселин звала мужа в бреду.

Она не знала, как выдержала бы это без поддержки Корлиса. Как и в любой шторм, он твёрдо стоял на ногах, не позволяя волнам сбить себя с выбранного пути. Рейнис хотела быть такой же сильной, как он, но первая же буря грозилась похоронить её под девятым валом.

Рейнис когда-то хватило порядочности выносить траур после смерти тёти Алиссы, почему Деймон отказывал ей даже в такой малости? Разве он не понимал её боли, горя собственного отца, потерявшего брата? Разве капля милосердия — это так много для семьи?

Деймон обозлился на неё после того, как она заявила права на Мелеис. Рейнис выждала три года, прежде чем рискнуть. Три года! У неё не было и мысли воспользоваться всеобщим трауром, а Деймон всё равно пришёл в ярость, обвиняя её в воровстве. В воровстве! Как он смел после этого!..

Острая боль вновь пронзила всё её существо, когда она услышала приветственный рёв Караксеса. Это должен был быть её отец! Победоносный и непобедимый! Kepa⁽²⁾…

Она не желала показывать двору свои слёзы, которые они обязательно бы назвали «женской блажью». Рейнис была кровью дракона и бури, и ей было что сказать кузену.

Мальчик десяти и одного. У Деймона всегда был буйный и гневливый нрав. Не зря гвардейцы столько гоняли его по тренировочному полю. Казалось, из-под нахмуренного лба на тебя смотрел дикий пёс. Того и гляди — вцепится в руку. Рейнис всё ещё была способна оттаскать его за шкирку, как в детстве.

Мальчик десяти и одного ступал в тронный зал так, будто это всё принадлежало ему, а они были соринками у его ног. В глазах Деймона не было почтения к королю и королеве, там вообще не было ничего. Холодные аметисты, лишенные какой-либо жизни. Рейнис вздрогнула, когда увидела неестественную, спокойную и безмятежную улыбку кузена. Она почему-то напоминала ей оскал Караксеса перед тем, как он разрывал свою добычу.

По спине пробежал предупреждающий холодок, и она едва не отступила назад, лишь в последний момент подавив этот недостойный порыв. Что это было?

— Отец, позволь мне сказать, — дядя Бейлон задвинул Деймона за спину, собираясь взять этот тяжёлый разговор на себя.

— Если мальчик достаточно смел для того, чтобы украсть дракона, он способен говорить за себя! — припечатал король.

— Дракон не скотина, его нельзя украсть, — легкомысленно ответил Деймон, выходя из-за спины отца. — Я принц крови, сын Наследника, почему я должен просить разрешение на то, что моё по праву? Я не сменю фамилии, когда женюсь. Караксес в любом случае останется в семье.

Алисанна вздрогнула, как от удара, и Рейнис почувствовала, как Корлис крепче сжал её руку. Её поразила эта холодная отчужденность, с которой Деймон произносил слова, разившие наповал. Ему как будто доставляло удовольствие подливать огонь в конфликт между королём и королевой, напоминая о том, как обошли Рейнис и как король отказал в яйце для её первенца.

Деймон так легко и лицемерно забыл собственные обвинения, что Рейнис почувствовала, как огонь вспыхнул у неё под кожей. От сиюминутного порыва её удерживала только крепкая ладонь Корлиса.

Улыбка Деймона была чистым ядом. В ней не было ни вечного гнева, ни знакомой по детским истерикам чванливости. Каждое слово было выверено: он знал куда бить.

— Деймон!.. — прошипел принц Бейлон, крепко сжимая плечо сына.

Деймон и не поморщился. Всё в нём кричало о какой-то разительной и глубокой перемене, которую Рейнис не могла ни понять, ни уловить её причин. Дракон не мог привести к таким резким изменениям. Рейнис знала это по себе, но ребёнок, который ещё утром огрызался на её замечания, не был её кузеном.

Деймона вечно разрывала бурлящая энергия и беспорядочные импульсы. Он делал то, что хотел; говорил то, что думал, за что постоянно получал наказания. Гвардейцам было приказано изматывать его снова и снова на тренировочной площадке, чтобы у него не оставалось сил ни на что другое, но Деймону, казалось, и этого было мало. С каждым разом он добивался всё новых высот, желая однажды забрать себе Тёмную сестру.

Сражения были для него игрой, ещё одним способом утолить скребущийся драконий голод. Рейнис никогда не понимала, откуда в столь маленьком теле было столько гнева. Деймон всегда был слишком громким, слишком ярким, словно желая, чтобы его заметили. За каждой его выходкой что-то стояло, но эта была слишком жестокой даже для него.

Рейнис перевела взгляд на бабушку, которая единственная всегда оставалась на её стороне, ожидая, что она что-то сделает, как-то ответит на эту вопиющую несправедливость. Королева выжидающе смотрела на мужа, ожидая того же от него. Мир в их семье был хрупок и висел на волоске после смерти принца Эймона, и король отчаянно пытался балансировать над пропастью, боясь потерять ещё и жену, но оставаясь непреклонным в своей позиции.

Горькая правда заключалась в том, что в словах Деймона не было ни капли лжи.

— Зачем ты сделал это именно сейчас? — прошептал себе под нос Визерис, пытаясь стать ещё меньше рядом с тётей Гейль, но зал был пуст, и Деймон, конечно, услышал.

Конечно, он был должен ответить на это немедленно:

— Я захотел.

Рейнис почувствовала ком в горле.

— Я позвал его — и он пришёл на мой зов. Караксес вырвался из цепей и потребовал, чтобы мы отправились в полёт. Он был готов к новому всаднику. Он. Выбрал. Меня.

Ей было тошно.

В каждом слове Деймона звучала гордость. Он совершил свой первый полёт, он каким-то мистическим образом развил такую связь с Караксесом, которой не могла похвастаться сама Рейнис и о которой не рассказывал даже её отец. Это было слишком мучительно. Так не должно было быть. Так не должно было…

— Рейнис! — крик Корлиса был слышен откуда-то издалека.

Так не должно… Почему её муж кричал? Она не чувствовала ног, и потолок почему-то вращался. Странное покалывающие ощущение в конечностях было последним, что она почувствовала.

* * *

Деймон не ожидал такого поворота событий. В прошлый раз он выждал несколько лет после смерти принца Эймона.

Зная дурной нрав Караксеса из первых уст, он не решался сыграть с судьбой, пока не окреп достаточно, чтобы не вылетать из седла даже самого норовистого скакуна. В этот раз его гнала другая потребность. Они с Караксесом прошли вместе слишком много, поэтому в тот момент, когда их связь протянулась вновь, от одной душе к другой, Деймон понял, что его брат вернулся вместе с ним.

Теперь Рейнис лежала на руках Корлиса, стремительно бледнея. Королева почти обезумела, требуя немедленно позвать мейстеров. Отец пихнул его в сторону Визериса и подбежал к матери, пытаясь осторожно сжать её плечи и удержать на месте.

Казалось, весь зал замер в этом невероятно длинном мгновение, и Деймон подумал, что в последний раз время замедляло ход, когда он летел навстречу одноглазому ублюдку.

Он помнил шквальный ветер и дождь, заливавший глаза. Ревела буря, какой ещё не видел Харенхолл, и рычали драконы, сходясь в смертельном танце. Слова из письма Рейниры стучали в его висках, а испуганное выражение Эймонда стояло перед глазами. Всё произошло быстро, но Деймон легко мог воспроизвести в памяти любой фрагмент той картины.

Он провёл тринадцать дней в пустом Харенхолле, и тринадцать кровоточащих зарубков осталось на чардреве.

Ему хотелось кричать. Ему хотелось вывернуться наизнанку и взреветь, подобно зверю, потому что Деймону некуда было больше возвратиться. Харренхолл выстоял в драконьем пламени и проиграл козням Лариса Стронга. Деймон мог выдержать драконий огонь, но не удар в спину.

«"Слова королевы, деяния шлюхи",⁽³⁾ — ты не думал, как другие трактовали это?» — шёпот Сиракс преследовал его теперь.

Её откровения были худшим наказанием. Это было четырнадцать дней назад, меньше оборота луны. Деймон помнил. Деймон помнил всё! Как будто он мог забыть! Ему хотелось отмахнуться от её слов. Так было бы проще, легче, но часть его твердила, что он не имел на это право, что Богиня давно распяла его судьбу и теперь с восторгом ребенка тыкала и спрашивала: «А здесь больно?».

Сквозняк Харенхолла поселился в его костях. Сажа осела на коже. Что-то в нём окаменело, застыв в безмолвном ожидании.

«Уверен, что они подумали о том же, что и ты? Особенно после того, как ты спас девчонку?» — Сиракс смеялась. — «Ты знаешь, они ведь верили, что ты выжил и просто сбежал, чтобы прожить свои дни вместе с юной любовницей. Ох уж эти великие истории любви, вечно им мешают старые жёны!»

Деймон едва удержал себя на месте от желания дёрнуться. Было омерзительно слышать это, было отвратительно понимать, что такими их запомнила история, что они все ушли, проклятые и одинокие.

Мгновение прошло, схлопнулось, как мыльный пузырь, — распахнулись двери, вбежал Великий мейстер. Король был опасно бледен, и Деймон думал, не придёт ли смерть за стариком раньше прежнего срока. Не то чтобы он возражал. С отцом было договориться проще, чем с упёртым дедом.

Мысль, что Лейна могла не родиться в этой временной линии, была странной. На языке оседал вкус пепла.

Он любил её, как мужчина мог любить женщину, которой не принадлежало его сердце. Рядом с ней он нашёл покой, для которого не был создан, и был всегда благодарен за это. Пентос стал их маленьким, выдуманным миром. Деймон забывал о пустоте в груди, которую ничто так и не смогло заполнить. Лейна купалась в свободе, которой была лишена.

Это был долгий спектакль, в который они почти поверили. Было так просто притворяться, что всё было хорошо, а Караксес не смотрел тоскливо на море.

Деймон не хотел этой жертвы, но чувствовал себя почти безразличным к судьбе Рейнис и Лейны. Ему было не суждено встретить Бейлу и Рейну вновь. Это осознание пришло почему-то слишком поздно, но они с Лейной всегда были друг для друга не теми. Деймон почувствовал тихую безнадёжную тоску по дочерям, которых он больше не увидит.

Королева Алисанна выглядела почти обезумевшей, когда вышла из покоев, поддерживаемая Алой Тенью⁽⁴⁾. Аккуратно заплетённые волосы королевы сбились, и тонкие пряди торчали во все стороны, а гордую осанку гнуло горем.

— Как Рейнис, мама? — первым спросил Бейлон.

— Ты! — зашипела королева, не хуже ядовитой змеи.

Деймон почему-то вспомнил Мисарию, но шлюха никогда не позволила бы себе такого поведения. Деймон даже не успел понять, что произошло, когда тяжёлая пощёчина обрушилась на его лицо. Было унизительно признавать, но он был слишком юн, чтобы остаться невозмутимым. Силы удара оказалось достаточно, чтобы Деймон оступился и попятился назад. Щёку обожгло болью, а на языке осел металлический привкус крови.

— Мама!

— Ваше Величество!

— Алисанна!

Голоса единовременно вспыхнули где-то на фоне. Деймон даже не пытался разобрать их. Его рука инстинктивно потянулась к поясу, где висел кинжал. Он даже не успел остановить себя, когда жёсткий пинок леди Дарк повалил его на пол.

Боль вспыхнула где-то под рёбрами, и Деймон закашлялся, чувствуя острую нехватку кислорода. Всё повторялось.

Сиракс поставила его на колени, заставив наблюдать за казнью собственной жены. И вот Деймон снова лежал на земле, побеждённый за то, над чем был не властен. По подбородку струилась кровь, пачкая камзол.

Он почувствовал странное, ему не свойственное спокойствие, пока Алисанна извергала проклятья:

— Это всё из-за тебя!.. Моя девочка!..

Отчаяние исказило лицо королевы. Деймон слышал эту дорожающую нотку страха, которую не мог скрыть никакой гнев. Она трепетала, как хрупкий цветок на ветру, обнажая израненное нутро.

Он мог найти правильные слова, мог дать утешение, в котором нуждалась его… бабушка. Деймон лежал на полу, пока его кровь окропляла залы Красного замка, как кровь Рейниры когда-то. Деймон провёл в кандалах восемнадцать лет.

Ему казалось, что обида давно прошла, но она всё время гнездилась у него в груди. Жила все эти годы, чтобы теперь поднять голову перед лицом Доброй королевы и потребовать своего.

— Не я лишил Рейнис наследства, — сплюнул Деймон, пытаясь встать и остановить кровь из разбитой губы. — Как и Эйрею с Рейллой.

Это было жестоко. Прекрасно! В Деймоне не осталось жалости даже для Лейны. Едва ли он мог наскрести что-то для Доброй королевы. Едва ли он хотел это делать.

— И не я отказал Рейнис в драконьем яйце, — Деймон выпрямился, смотря на застывшую королеву с вызовом и презрением. — Не я раздал детей Вере. Возможно, Четырнадцати просто надоело наблюдать эту мерзость.

Деймон всегда хотел это сказать, но не решался, скованный ожиданиями отца и собственными, сгоряча данными клятвами.

Королева застыла. Гнев вспыхнул в её глазах, и Деймон вспомнил, что, несмотря на внешний вид, она всё ещё была всадницей Среброкрылой. В ней текла чистая валирийская кровь, ярость была сравнима только с морским штормом. Даже странно было думать, что её отцом был Эйнис, а матерью Алисса Веларион⁽⁵⁾.

Из всех женщин Веларионов Деймон признавал только свою покойную жену, отдавая ей дань, как одной из самых свирепых драконьих всадниц.

Королева сделала угрожающий шаг в его сторону и снова замахнулась, но Деймон даже не пошевелился. Он смотрел в глаза своей бабушки и молча ухмылялся. Он не был ребёнком, в нём давно не было страха.

Было забавно вдруг осознать, что они с королевой были почти ровесниками.

— Мама, пожалуйста, хватит. Он просто ребёнок, — Бейлон осторожно подошёл к королеве, беря её под руку и закрывая сына от королевы. — Тебе нужно отдохнуть.

Слабая попытка дистанцирования вызвала у Деймона насмешку. Ему ещё было что сказать, когда Визерис неожиданно появился рядом и схватил его за руку, утаскивая подальше от семейной ссоры.

Он вырвался из крепкой хватки брата, как только они оказались в отцовских покоях. Идеальное следование инструкциям.

— Деймон! — зашипел Визерис. — Что ты там устроил?

Деймон проигнорировал вопрос, развалившись в отцовском кресле и со скукой разглядывая брошенные в спешке свитки.

— Деймон! — Визерис всегда был упрямым.

Почему он никогда не был таким, когда дело касалось сохранения их наследия? Изменилась бы история, если бы Визерис хоть иногда использовал свой драконий огонь против лизоблюдов вокруг себя?

Деймон не был подарком и в свои лучшие годы, но он собрал для Визериса армию и возложил корону на его голову, готовый сражаться даже с Рейнис. В знак благодарности Визерис великодушно отказался расторгнуть его брак.

Все его родственники наслаждались семейным теплом и детским смехом, пока Деймон прозябал в бесплодном союзе.

— Неужели я где-то ошибся? — невинно уточнил Деймон. — Просто указал на факты, разве нет?

— Ты знаешь, о чём я! — всплеснул руками Визерис, хмуро смотря на брата.

— Понятия не имею, — почти пропел Деймон.

Ему доставляло почти садистское удовольствие злить Визериса. Это была игра. Всю свою жизнь он отчаянно боролся за братскую любовь и внимание. Всё это сгорело в огне Сиракс.

Деймона трясло от ярости, от осознания того, сколько жертв было принесено к ногам Визериса, к грёбаному подножию Железного трона. Платили всегда другие — не король, никогда! Ему хотелось смеяться от этой мысли, но эта участь не миновала даже грёбаную хайтауэровскую сучку.

Всего пламени мира было недостаточно, чтобы утолить гнев Деймона. Ему нужно было лицезреть страдания Визериса.

Проклятия Железного трона было мало. Визерис был другим человеком. Он не дорожил своей подвижностью и воинской силой. Его всегда больше интересовали пиры и валирийские сказки. Слабость тела не сломила бы его так же, как поразила бы Деймона.

Нет, здесь нужно было действовать более тонко. Как бы сказала Сейра: «Не велика проблема — играть на теле, а вот задеть струны души, низвергнуть в адскую пучину и вознести к Богам…» Деймон хотел, чтобы каждый год отпущенной жизни Визериса поражали новые удары; чтобы ему приходилось бороться и отчаянно цепляться за здравый рассудок, ища крошечный островок света в кромешной тьме.

Деймон жаждал, чтобы война, которая разорвала его семью, рассудок и любовь на части, обрушивалась на Визериса каждый год. Разве это такая высокая плата за крах династии? За смерть его семьи?

Возможно, Визерис и не был единственным, кто нёс груз этой вины, но всё началось с него.

Была причина, по которой Бейлон так и не женился снова. Новая королева стала бы настаивать на наследовании своих детей. Если бы они ещё и оказались талантливыми всадниками. Трения только между Рейнис и Визерисом едва не кончились войной. А что было бы, роди чужая женщина здоровых мальчиков? Всадников?

Деймон отдавал должное политической хватке отца. Он знал, в каких водах плавал, и старался укрепить династию, которая уже пошла трещинами после пренебрежения Рейнис. Видимо, у Визериса в крови было разрушать всё, к чему он прикасался.

Деймон с горечью посмотрел на собственные руки и подумал, что это у них семейное.

— Если с Рейнис что-то случится или с ребёнком… — залепетал Визерис, расхаживая вправо-влево прямо у Деймона перед носом.

Это начало раздражать быстрее, чем он думал.

— Сядь! Смотреть тошно, — рявкнул Деймон, заставив Визериса вздрогнуть.

— Обязательно быть таким ублюдком? — огрызнулся Визерис.

Деймон поморщился. Ему ещё понадобится хорошее расположение Визериса. Пока что. Стоило сыграть более хорошего и заботливого брата, чем он планировал быть.

— Ты больше всех нас любишь копаться в пыльных свитках. Мы не заявляем права на драконов — это иллюзия. Они заявляют права на нас, — Деймон добавил мягкости в голос и состряпал вымученную улыбку. — Мне жаль, что так вышло, но ты и сам знаешь: если дракон требует — время пришло.

— Я знаю, — раздражённо ответил Визерис, тяжело вздыхая.

«Это ты знаешь, а то, что Тессарион никогда не посылает благословений, — нет», — мысленно огрызнулся Деймон, пытаясь сохранить виноватый внешний вид. Ему стоило лучше себя контролировать, но старые обиды держали крепко, а желание сжечь всё королевство грозилось выйти из-под контроля.

Деймон не знал, как справиться с этой яростью. Стоило ему снова увидеть все эти мёртвые лица, как всё, что он хотел сказать годами, просилось на язык. Деймон кипел и боялся снова оступиться. С Сиракс не могло быть никаких третьих шансов.

Он не знал, сколько они так просидели в покоях. Деймон хотел уйти, но Визерису, очевидно, было приказано удерживать его здесь. Что ж… Отец хотя бы пытался не допустить нового конфликта.

Уже стемнело, когда двери распахнулись. Отец выглядел усталым и разбитым. Он горбился точно так же, как королева до этого. Деймон уже в тот момент понял, что история только что совершила непоправимый поворот.

Он устало опустился в свободное кресло и прикрыл лицо руками. Бейлон был опечален, понял Деймон, и не находил в себе сил начать разговор. Слова рвались наружу, но трагедия, случившаяся с единственным ребёнком его любимого брата, вязала язык.

— Ребёнок не выжил, — констатировал Деймон.

— Это была девочка, — глухо ответил Бейлон и тут же себя поправил. — Должна была быть девочка.

— Семеро! — выдохнул Визерис, схватившись за спинку кресла.

Деймон отстранённо подумал, где была это шокированность и восклицания в день похорон Лейны? Настоящей, яркой и невероятной женщины, которая мечтала быть свободной, сжигала доктракийцев с азартом, не свойственным даже самому Деймону, и имела самый острый язык во всём Эссосе. Где был Визерис, когда андальский щенок напал на её дочерей прямо в день похорон?

Он думал, что должен был что-то почувствовать от того, что не встретит Лейну снова, но внутри было пусто. Она умерла больше десяти лет назад. Деймон пережил это и построил жизнь, о которой всегда мечтал.

Сейчас его больше занимала мысль о том, какие последствия ждали его. Королева никогда не оставила бы это просто так. Не в её власти было наказать короля — у Алисанны был только нелюбимый внук.

— Чего хочет королева? — спокойно спросил Деймон.

Всё можно было обернуть в свою пользу, кроме смерти, но даже король не позволил бы жене подобную вольность.

— Ты отправишься на воспитание лорда Аррена. На год.

— Значит, изгнание, — протянул Деймон, рассеянно отмечая, что только что побил свой личный рекорд.

— Ты знаешь, что у короля не было выбора, Деймон, — сокрушённо ответил Бейлон.

Деймон бы поспорил. Король был единственным человеком, у которого выбор действительно был. Было ли отцу просто стыдно смотреть на родного сына? Или он испытывал ту же противоречивую гамму чувств, желая выплеснуть свой гнев?

— Я уверен, что тебе понравится в Долине. Эймма будет рада познакомиться со своим будущим добрым братом.

Деймону было что сказать по поводу Долины, но последнее предложение отца заставило его замереть. Неожиданно простая мысль посетила его разум.

Кого Визерис любил больше всего? Чей мёртвый образ не позволял ему даже взглянуть на Рейниру в течение многих лет? Эймма Аррен была величайшей любовью Визериса. Он убил её в собственном эгоизме и умышленной слепоте, но даже Деймон никогда не смел утверждать, что между супругами не было чувств.

Эймма была отрадой его брата. Она наполняла их совместную жизнь теплом и счастьем. У Деймона был целый год, чтобы настроить юную деву против Визериса и влюбить в себя. Долина никогда не обменяла бы будущую королеву на жену второго сына, но — Четырнадцать! — ему хотелось смеяться. Разве это был не классический бытовой сюжет? Женщина выходит замуж за лорда, но её тоскливый взгляд всегда обращён на его младшего брата?

Десятилетия назад их отношения не задались с самого начала. Эймма была нежным цветком Долины, а Деймон — сосредоточением хаоса и жажды насилия. Что стоило Деймону теперь сыграть идеального рыцаря и околдовать сердце юной девочки? Это был тот рычаг давления, который он не мог упустить и который сам шёл ему в руки.

Деймон впервые с момента возвращения почувствовал такой прилив сил. Планы разворачивались в его голове, как карты военных наступлений. Эймма стала бы прекрасной ступенькой на пути к его цели.

— Если бабушке станет от этого легче… Тебе не стоит волноваться, отец. Год пролетит быстро, — Деймон расплылся в слабой улыбке, как будто пытался поддержать отца.

Всё ложь. Эта семья. Эти узы. Данные когда-то клятвы. Всё сгорело.

Дракон поднял голову, сверкнул оскал, и где-то в глубине глотки зародилось пламя. Вестерос затаил дыхание в ожидании того, куда же упадёт монетка. Сиракс просто знала, что всё уже было предопределено.

Примечания:

Я: идея была о мести Деймона?

Муза: да

Я: когда страдать начнут другие?

...

Я: мы так не договорились

Муза: а уточнять надо было

Принимаются ставки на то, удастся ли Деймону не поехать кукухой с таким Богом на плече.

Очень сильно заметно, что болтать о Деймоне мне нравится больше, чем развивать сюжет?

Ни у кого не возникла мысль "почему никто не кричит имя Деймона"?

О том, почему мы вернулись так далеко в прошлое.

Кто-то сказал мне о Деймоне: "Рейнира — не его слабое место, она та, кто держит оковы, удерживающие огненное чудовище. И без неё — все обречены".

Помимо других сюжетных моментов, если бы мы вернулись во времена, когда Рейнира уже родилась, для ран Деймона нашёлся бы бальзам, нашёлся бы кто-то, кого нужно было бы беречь и действовать осторожно и сразу, без растягивания мучений. А сейчас ему не найти утешения. Он абсолютно одинок в этом новом (старом) мире, окруженный лишь Богами, что снисходят до разговоров лишь из собственной выгоды. У него есть только обещание, что Рейнира родится.

Я знаю, что это не очень очевидно, но сравнение детей с щенками, — это не мило. Деймон опускает детей от союза с андалкой до уровня обычной скотины.

Такое чувство, что я закончила писать пролог истории.

1) Мать Рейнис

Вернуться к тексту

2) отец (высок. валир)

Вернуться к тексту

3) Когда Рейнира прислала письмо с требованием головы Крапивы, Деймон прочёл его и прокомментировал этой фразой.

Вернуться к тексту

4) Джонквиль Дарк, по прозвищу Алая Тенью, воительница в свите королевы Алисанны Таргариен.

Вернуться к тексту

5) По воспоминания септона Барта, Алисса была доброй и умной женщиной, но ей недоставало решимости и твердости: «…но правитель должен иногда совершать деяния, которые, как он знает, вызовут недовольство и возмущение, и вот на них-то недоставало решимости у королевы Алиссы».

Вернуться к тексту