Соль, фиалки, щепотка тепла (гет)

Из-за бессонной ночи голова гудела, а в глаза словно насыпали песка. Часы с синей подсветкой показывали без тринадцати пять. За окном ещё не было и намёка на рассвет. Дом со всех сторон окутала вязкая тишина, лишь изредка прерываемая уханьями одинокой совы, что затаилась где-то во мгле.

Анна лежала на спине, тщетно намаявшись поисками мало-мальски удобной позы, от которой не ломило бы все кости. После долгих часов попыток ненадолго впасть хоть в кратковременную дрёму, она сдалась. Холод пробрался внутрь, проморозив, казалось, всё тело насквозь — не спасали даже два ватных одеяла и спортивный костюм на меху. Она знала: причина отнюдь не в температуре воздуха. Вернее, не столько в ней, сколько в вылезших на поверхность сознания воспоминаниях. Были времена, когда Анна верила, что заражена этим до самой смерти. Ледяные пальцы и синюшные губы сопровождали сутками напролёт, но новая жизнь в уютном доме дорогой тёти Ядвиги отогрела. Как оказалось, ненадолго. Ошибкой было надеяться, что тепло и благостно теперь будет всегда.

Холод вернулся.

А она… Она так сильно успела от него отвыкнуть, и теперь попросту не могла смириться с присутствием казавшейся раньше привычной зябкости. И осознание возвращения старого не доброго не дру́га вселяло непомерный ужас.

Чёрный потолок не представлял из себя ничего интересного, но, вертя в руках материну брошь, Анна смотрела в него, словно пытаясь разглядеть нечто пока недоступное ей, точно одержимый поклонник творчества Малевича. Видение никак не приходило. Тьма потолка игнорировала, оставаясь просто тьмой…

День сегодня обещали солнечный — не грех было и прогулять школу. Так частенько поступали многие старшеклассники, стараясь как можно больше брать от жизни в промозглом городке, пока местный климат диктовал свои условия. Около получаса назад она уже позвонила подруге, как теперь осмеливалась называть ту в своих мыслях, набравшись наглости побеспокоить Вайолет в неприлично ранний час. Но Виола однажды сама обмолвилась, чтобы Анна звонила ей в любое время дня и ночи, если понадобится. И нынешняя необходимость оказалась столь велика, что вежливая и воспитанная быть удобной для окружающих Анна решилась на это.

Она сходу предложила сонно отозвавшейся в трубку Виоле поехать в Порт-Анджелес на весь день, чтобы отдохнуть от порядком набившего оскомину Форкса и отвлечься от знакомых лиц. А ещё просто хотелось вытеснить хоть чем-то все особо ужасные эпизоды, всплывавшие в голове один за другим. Вайолет согласилась на маленькое путешествие при условии, что поспит ещё хотя бы час, иначе в том состоянии, в каком она находилась на тот момент, уснуть за рулём было плёвым делом.

Шерил ещё спала. Хотя, странно было подмечать настолько очевидную вещь. Естественно, Шерил спала, ведь хроническая усталость не покидала тётку ни на миг, как бы та ни хорохорилась и ни строила из себя инициативно-активную личность. Злость на их с Ядвигой заговор уже давно сошла на нет. Глупо обижаться на заботу, тем более, что за свою отнюдь не сладкую жизнь Анна получала её до неприличия мало. Образ ласковых маминых рук с каждым годом становился всё более размытым, а за короткое время ставшие близкими люди здесь и сейчас могли дать тепла с избытком. Совершенно безвозмездно. Стоит лишь научиться не воротить от него нос и относиться с благодарностью.

Тщательно умывшись ледяной водой до покалывания в скулах, она спустилась вниз и приготовила для тётушки завтрак на скорую руку, а сама лишь выпила кофе и перекусила бутербродом. Есть совершенно не хотелось, но в ушах шумело, и пустой желудок точно бы усугубил недомогание. Блестящая поверхность чёрного напитка в чашке навеяла ассоциации с настолько же тёмными и сверкающими глазами недоноска. Всю ночь Анна снова и снова прокручивала в мыслях его слова и интонацию, сравнивая их с бесконечными оскорблениями Ублюдка, словно отпетая мазохистка. И находила между ними явное сходство.

Он был по-своему красив. Но выражение его лица, прищуренный взгляд, злобно сморщенный нос, издевательская ухмылка… Все эти детали искажали изначально привлекательные внешние черты, преображая их в отталкивающие. Судя по его уверенности, придурок явно пользовался успехом у противоположного пола, но вот хоть тресни, а понять, что же в нём находили девицы, Анна не могла. Может быть, с прочими он и сам был другим? Но как же можно не видеть в человеке особо и не скрываемой им червоточины? Или симпатичная оболочка стоит того, чтобы не обращать внимания на нутро? Пусть так. Но провалиться ей сквозь землю, если она деградирует когда-то до такой узколобости.

Вскоре настала пора выдвигаться. Прикрыв оладьи глубокой тарелкой, чтобы не обветрились, и оставив на столе записку, она надела тёплую куртку, прихватила немного наличных и отправилась на улицу. Морозный воздух ворвался в лёгкие неожиданно, обратно изо рта выйдя особо густым паром. К дому как раз подъезжала сонная Вайолет, сладко зевавшая прямо за рулём. Анна отметила про себя, что подруге придётся тяжелей в дороге, ведь водителю необходимо быть сосредоточенным. У пассажира же всегда имеется возможность вздремнуть в пути.

И её уставший разум самовольно воспользовался таким преимуществом, соблазняемый монотонностью пролетавшего мимо однообразного, по-зимнему блёклого лесного пейзажа. Недолгая беседа с подругой прервалась и Анна заклевала носом уже на выезде из города.

В прерывистый сон постоянно вклинивались то шум проезжавшего мимо очередного грузовика, то два голоса где-то на стыке реальности и мира сновидений, сливавшиеся в один. Снова и снова произносившие это омерзительно-оценивающее «ни рожи, ни кожи». Окончательно выпасть из полусна заставил нервный гудок ярко-красного авто, обогнавшего джип Вайолет на повороте, из-за чего их едва не занесло.

— Чёртов ублюдок! — в сердцах выругалась подруга, стремительно выворачивая руль.

К счастью, всё обошлось, и уже спустя несколько минут они въехали в Порт-Анджелес. Пульс до сих пор колотился, однако опасная ситуация заставила выбросить все разрушающие изнутри мысли из головы.

Всюду сновало непривычно много народу, но за то время, что их машина лавировала меж улиц, толпы постепенно рассосались — люди разошлись по своим делам. Почувствовав небольшой укол совести от того, что большинство в этот самый момент начинают очередной трудовой день, пока она здесь бездельничает и развлекается, Анна немного пожурила себя. Но появиться сейчас в школе означало на какое-то время оказаться под пристальным вниманием. Этого хотелось меньше всего.

Небольшой книжный магазин, попавшийся им во время автопрогулки, воодушевил обеих. Внутри он оказался несколько больше, чем показалось на первый взгляд, и застряли подруги там надолго. Сначала вместе пытались выискать что-нибудь стоящее, а после тщетных попыток разбрелись в разные стороны, дабы удвоить шансы на успех. Впрочем, несмотря на обилие томов на любой вкус и кошелёк, ушли они оттуда практически ни с чем. Лишь один запылившийся сборник японских хокку, который, видимо, никого не интересовал до этого момента, гордо покоился теперь в сумке Анны. Не то, чтобы она любила этот жанр поэзии, но ввиду отсутствия качественного выбора, книга вполне удовлетворит её читательские потребности на какое-то время. На прощание проницательный продавец на кассе намекнул, что их ассортимент вскоре здорово пополнится.

Анна долго настаивала на том, чтобы рассчитаться за бензин и еду, но гораздо более проворная Вайолет таки дорвалась до оплаты последней, беззастенчиво оперируя тем фактом, что она старше, а значит имеет полное право вообще всегда и везде платить за обеих. Анна сдулась, согласившись на какой-никакой, а всё же компромисс — обеспечить их топливом.

На весь день в Порт-Анджелесе задержаться не удалось. В планы, как назло, вмешались тучи, за каких-то несколько минут затянувшие чистейшее небо, и тут же пролившиеся ледяным ливнем. Плотный поток мешал разглядеть хоть что-то в радиусе метра, и на свой страх и риск, Анна с Виолой отправились назад в Форкс сразу после ланча. Обратная дорога заняла гораздо больше времени, ведь плестись приходилось со скоростью сорок миль в час максимум. Поразительно, но самый «мокрый» во всей округе городок встретил их абсолютно сухим асфальтом, однако, никакого настроения для продолжения прогулки уже не осталось. Было решено отправиться на последний урок — благо, Анна как раз на него успевала.

Вопреки опасениям, внимания на неё обращали не более, чем обычно, но расслабляться она не спешила. В любой момент стайка вчерашних противных девиц могла её окружить, высказав в лицо не самые приятные вещи. От вероятности оказаться застигнутой врасплох было некомфортно. Словно на пороховой бочке она отсидела географию, ничего нового для себя, впрочем, не узнав, а со звонком стремглав бросилась к выходу, скорее всего оскорбив тем самым учителя. Но до чужих чувств Анне, по правде сказать, сейчас не было никакого дела.

Попытка побега оказалась напрасной: на улице ожидало кое-что похуже школьных сплетниц. Она поражённо застыла, раздумывая, стоит ли доверять глазам, или же предпочтительнее сразу списать увиденное на галлюцинации, как следствие полутора суток без сна.

Прямо на выезде с парковки стоял уже известный ей пикап, на который вальяжно опирался тот самый хам. Напротив него, расположившись к Анне спиной, толпились остальные квилеты, коих она узнала только по смолистым волосам да знакомой одежде.

Он смотрел на школьный вход, будто поджидая кого-то, а едва заметив её, оторвался от своей шайки. Растолкав приятелей мощными плечами, направился прямо ей навстречу. Правда, глядя куда-то Анне за спину и хитро прищурившись при этом. Отступать было некуда. Она сделала несмелый шаг вперёд. Затем ещё один. И ещё. И хотя нутром чуяла, что недоносок припёрся сюда по её душу, вернуться обратно либо как-то обойти его не представлялось возможным. Ведь тогда он будет считать её не только уродиной, но и трусихой. В таком случае, дикарь точно не отвяжется, пока не добьёт выбранную жертву. Такие, как этот… чуют чужой страх за милю, словно псы.

Колени задрожали, а лицо вспыхнуло от прилива адреналина. Она пообещала себе во что бы то ни стало сдерживаться и игнорировать. Но обещание пришлось нарушить, потому что негодяй перешёл к физическому воздействию. Изначально места между ними совершенно точно было достаточно, чтобы разойтись, не столкнувшись. Но в последний момент он резко сменил траекторию пути и достаточно чувствительно задел Анну плечом, да ещё и хлестнул жёсткими чёрными патлами по лицу в придачу. И дураку было понятно, что сделал хам это намеренно.

— Смотри куда прёшь, — заявил он с самой наглой ухмылочкой, какая только может существовать на всём белом свете.

Анна задохнулась от возмущения. А когда недоносок прошёл мимо, всё-таки не выдержала:

— Эй!

Он остановился. Лениво повернул голову, не удосужившись обернуться целиком, тем самым проявляя высший уровень высокомерия.

— Чего тебе?

Мгновенно стушевавшись от внимания гада, она тут же пожалела, что вообще его окликнула, но назад дороги теперь точно не было. Придётся сказать хоть что-то, дабы не прослыть типичной жертвой на глазах других учащихся, что разбредались по парковке к своим машинам.

— Ты… козёл, — она произнесла это совсем уж несерьёзное оскорбление едва слышно, опасаясь, что голос попросту сорвётся, если повысить его хоть немного.

— Что-что? Повтори, что ты там пропищала.

Гадёныш явно провоцировал. Подметив, что она говорит тихо, в противоположность ей специально ответил громко. Кажется, его совсем не смущал тот факт, что на них потихоньку начинали обращать внимание.

— Я сказала, что ты… Ты…

— Ну, кто? Кто я?

— Козёл! — будучи невероятно раздраженной, уже громче повторила Анна.

Он театрально вздёрнул бровь.

— Детка, с такой внешностью на твоём месте я бы вообще помалкивал и не отрывал взгляда от дерьма под ногами.

И вновь стало обидно до чёртиков. Пришла очередь её реплики, а достойного ответа в свою защиту всё не находилось. И тогда Анна пошла в жалкое наступление, точно уверенная, что ни одно из её даже самых изысканных ругательств не заденет негодяя напротив. Просто потому, что она не способна жалить по-настоящему.

— Жертва обратной эволюции.

— Пф. Жертва любовной связи мыши и карася, — тут же нашёлся хам, не раздумывая над ответом и доли секунды.

А вот это уже было серьёзно. Ладно её, но оскорблять чьих бы то ни было родителей?! На такое способны только самые отпетые негодяи. Каким бы ни был Ублюдок, из чужаков никто не имел права вот так отзываться о нём, ведь это унижало честь и достоинство всей семьи Анны. А уж про её мать недоноску вообще не стоило трепать своим гнилым ртом. Возможно, он и сам не понял, что сморозил. Но если всё же сделал это обдуманно, то он во сто крат хуже, чем она считала изначально. Ощущая нервное покалывание где-то под языком и чертовски громкие удары пульса на шее, от которых заколотило всё тело, Анна смогла выдавить сквозь зубы только беспомощное:

— Как ты смеешь?! Ты… Ты моральный урод, и я…

— А ты просто уродина.

Казалось, чем сильнее она выходила из себя, тем её противник становился спокойнее, словно напитываясь её эмоциями. А ещё лыбился, как полнейший кретин. Анна не сдержалась. Доведённая до состояния аффекта, она ринулась на громилу, что был выше неё как минимум на голову, замахиваясь для удара.

Глупо.

Непредусмотрительно.

Но тело действовало само по себе, одержав над разумом верх. А гад без особых усилий поймал её руку в полёте — буквально в пяти сантиметрах от своей рожи, — и сжал запястье так сильно, что, казалось, оно вот-вот раскрошится в его гнусной лапе.

— Никогда. Не смей. Поднимать на меня… А это ещё что такое? — сменив тон со злобного на растерянный, задал он кажется риторический вопрос, когда сначала на ощупь, а после и визуально обнаружил под своими заскорузлыми — явно от физического труда — пальцами её уродливый длинный шрам.

Оказывается, в пылу схватки рукав толстовки задрался почти до самого локтя. И почему она замахнулась левой рукой, если с рождения является правшой? Сама себя подставила, даже не заметив, выставляя свою тайну на обозрение. Рубец и вправду выглядел жутко, ведь резалась она абы как, впопыхах, да ещё и осколком разбитого ею же зеркала. Помнится, она успела потерять много крови прежде, чем Ублюдок обнаружил её. Он вызвал «своего» человека из какой-то частной клиники, молчание которого можно было оплатить, словно сыр на кассе продуктового маркета. И за отдельную плату Михал потребовал зашить руку дочурки так, чтобы след от пореза остался максимально неаккуратным. Как напоминание о глупости Анны. Он ни капли не жалел дочь, а только сильнее шпынял после случившегося…

— Не твоё дело! Пусти меня немедленно, мне больно!

Дикарь ослабил хватку, но так и не отпустил. Бесцеремонно разглядывал шрам, вертя её конечность и так, и эдак, пока она тщетно пыталась вырваться. Периферическим зрением Анна заметила его друзей, наконец-то соблаговоливших оторваться от своего ржавого корыта на колёсах и медленно двинувшихся в их сторону. Появилась надежда на избавление от этого человека с его ничем необоснованными придирками. А потом в спину дунул ветер, подхватывая её волосы и заслоняя мир. Как только Анна с трудом сумела сбросить их с лица единственной свободной рукой, вновь открывая себе обзор на ненавистную рожу напротив, то обнаружила замешательство на оной. А ещё до потешности нахмуренные брови и раздувающиеся ноздри. Причём, явно не от гнева. Недоносок абсолютно точно вдыхал её запах, медленно, но верно наклоняясь всё ниже. Чёрт побери, он просто обнюхивал её, словно животное! Она отшатнулась, гневно воскликнув:

— Что ты делаешь?!

От нервного вскрика придурок моментально пришёл в себя, выпрямляясь и вновь глядя на Анну сверху вниз.

— От тебя… воняет. Не знаешь, что такое мыло и шампунь, грязнуля?

— Я моюсь каждый день, ты!.. Недоносок!

— А так по запаху и не скажешь…

Всё, это была последняя капля. Анна почувствовала, что с неё срывает планку, но сопротивляться этому уже не могла, да и не хотела.

— Пошёл к дьяволу, неандерталец! Спьйэрдалай!

Она и не знала, что вообще умеет кричать. И так грязно материться. Вслух. Как странно узнавать себя с новых сторон. Невероятно, но на такие эмоции её ещё никто и никогда не выводил. Если от общения с Ублюдком вся её сущность покрывалась коркой льда, тормозившего ненависть до тихо-ядовитой, безобразной, то этот… козёл-урод-дикарь-придурок-мерзавец-примитивщина-сволочь-хам вынуждал гореть внутренним огнём. И совсем не оставлял возможности оставаться хладнокровной. Хотелось топать ногами от бессилия. Анну поглотила просто квинтэссенция раздражения, обиды и бешенства.

После её истеричного вопля на них не просто стали оборачиваться. Немногие оставшиеся на парковке застыли в недоумении и, кажется, передумали уезжать, решив дождаться окончания бесплатного представления. И никто, никто даже не попытался за неё заступиться! Однако, удовлетворение своих архаично-циничных потребностей в зрелищах наблюдатели таки получили, когда хилая бледная девчонка со всей дури врезала краснокожему длинноволосому здоровяку, отчего-то пожаловавшему сюда из своей резервации и докапывающемуся до неё вот уже несколько минут, ногой промеж ног. Да с таким остервенением, что из того вышибло весь дух, пригибая к земле. Только руки её он всё так же не выпустил, напротив, вцепившись совсем уж мёртвой хваткой, тем самым заставив присесть вместе с ним.

— Пол! Эй, Пол, Пол, ты как? — так и не решившись тронуть его за плечо в жесте поддержки, запричитал «особо весёлый», мгновенно подскочивший к другу.

Второй прыгал квочкой вокруг соплеменника, издавая какие-то малопонятные звуки. Надо же, сразу вмешались — стоило пострадать их товарищу. Правда, ещё двое почему-то остались у машины, лишь обеспокоенно переглядываясь.

Дикарь не отреагировал на заботу приятелей. Он медленно вернулся в исходное положение, морщась от боли, и заглянул в глаза Анны исподлобья. Его лицо исказила настолько яростная гримаса, что ей действительно стало страшно. На сей раз ноздри недоноска раздувались от злости, а вены на висках вовсю пульсировали, норовя прорвать кожу и вырваться на поверхность. Кажется, в этот момент он вполне был способен на убийство.

— Пол! Отпусти её, слышишь? У тебя будут проблемы, — в один голос пытались достучаться до него преданные товарищи, но тот или делал вид, или действительно не слышал ни черта.

От нервного истощения на глазах выступили слёзы. Мир терял очертания с той же скоростью, с какой поднималась температура державшей её лапищи. Кажется, у дикаря начиналась горячка, а у Анны одна слезинка сорвалась таки за пределы века, покатившись по щеке. И в тот же момент он внезапно оттолкнул её. Вернее, будто сам оттолкнулся, опрометью бросившись в сторону леса. Она тут же утёрла глаза, снова обретая способность чётко видеть. Его фигура всё отдалялась, вскоре и вовсе скрывшись за деревьями. Её запястье горело. Весельчак закричал другу вслед:

— Пол! Эй По-о-ол, ты куда-а-а?

— Вот придурок психованный. Сам притащил нас сюда, а теперь кинул, — не поддержал его явно обидевшийся на не оценившего заботу приятеля второй квилет.

Оба парня одновременно развернулись к Анне, оглядывая её как-то по-особому. Хотя и вновь оценивающе, но совсем не так, как в прошлый раз. Если она ничего не путала, то в их глазах читалось нечто вроде уважения.

— Э-э-э, привет. Я Руди, а это Зак, — представился «особо весёлый», после указывая кивком на любителя подмигивать. — Возле тачки Энди, и ещё Адам. Слушай… Ты извини, что не вмешались сразу. Пол сказал не влезать, и мы не стали. Вмешаться в его личные отношения с кем-либо — подписать себе смертный приговор, — пожал он плечами.

Анна поморщилась. Неужели они вчетвером не справятся с одним, если что? Да и странная у них дружба, однако. Будто на страхе завязанная. Быть может, дикарь держит их рядом с собой при помощи шантажа или угроз?

— Ну да, — согласился Зак с другом. — Не обижайся на Пола. Он, конечно, придурок, но девчонок раньше никогда не обижал, вообще-то. Не знаю, что на него нашло. Сегодня вот к школе бледнолицых нас притащил. Мы сначала не поняли, зачем, но судя по тому, как он тебе навстречу сорвался — всё понятно.

Наступило неловкое молчание. Анне хотелось уже уйти отсюда поскорее, но снова чёртова вежливость удерживала её на месте. Чтобы заполнить тишину, она всё же задала вопрос, ответ на который не особо-то и интересовал:

— И что, простите, вам понятно?

— Ну-у… Что ты — исключение из правил, — улыбнулся Руди, в неловком движении почесав лоб.

— Не скажу, что приятно быть таким исключением, — сухо бросила она в ответ, до сих пор пребывая под действием адреналина.

— Да, наверное, ты права…

Внезапно раздался двойной сигнал их авто, а когда ребята обратили внимание на пикап, Адам или Энди — Анна не знала, кто из них кто — крикнул:

— Эй, ну вы идёте? Поехали уже отсюда!

— Ладно… Да, нам пора. Так… А, э-э, тебя-то как зовут?

— Это не имеет значения, — отрезала она, поспешив покинуть странную компанию.

Не хватало ещё, чтобы тот хмырь узнал её имя.

* * *

В лес Анна идти поостереглась, страшась встретить там кое-кого похуже дикого зверя. В глухом лесу, в отличие от школьной парковки с кучей зевак, свидетелей точно не будет. Вполне вероятно, псих бродит там до сих пор, поджидая случайную жертву, на которой можно было бы выместить всю злость. Посему пришлось топать прямиком домой, где, по крайней мере, ждал горячий душ. И дневник. Уж ему-то можно открыто излить душу, пожаловаться, а ещё смело выразить всё своё негодование.

Получается, поездка в Порт-Анджелес была напрасной, ведь Анна снова оказалась на взводе. Правда, ощущения несколько отличались от утренних. Если тогда ей было стыло и безысходно, то теперь трясло от гнева.

Шерил предсказуемо отсутствовала. Сегодня был её законный выходной, но, видимо, в больнице произошёл некий форс-мажор, и тётку срочно вызвали по телефону. Подобные звонки в их дом поступали достаточно часто, Анна и сама несколько раз становилась свидетелем спешных сборов тёти на работу то утром, то средь бела дня, то вообще в два часа ночи.

От долгой и крепкой хватки запястье ныло, однако серьёзной травмы, судя по всему, не было. Добравшись до дома, она первым делом бросилась в ванную, где по меньшей мере десять раз тщательно намыливала воспалённую кожу, пережившую совсем не ласковые прикосновения дикаря, а затем ещё четверть часа держала руку под ледяным потоком — в надежде предотвратить ещё большее расцветание фиолетовых отметин.

Его действия являлись грубейшим нарушением её личного пространства. Уму непостижимо! Неужели абсолютно любой, кто хоть немного сильнее неё в этом мире, может вот так запросто и безнаказанно наставить ей кровоподтёков? Накатило ощущение полнейшей беззащитности.

Наградив психа отнюдь не лестными эпитетами на целых три листа дневника, она с чистой совестью приготовила ужин на двоих, который вполне мог стать для Шерил завтраком или даже обедом. А после решилась отзвониться Вайолет, в двух словах поведав о произошедшем. Та напросилась в гости и примчалась спустя десять минут.

Виола отметила, как горят у подруги глаза после стычки. А ещё похвалила за то, что Анна не стала молчать: какой-никакой, а отпор она дать сумела, наградив хама ещё и ударом прямо в стратегически важное место. Однако, Вайолет предупредила, что за свою главную святыню парни могут и мстить. Стоило быть начеку — это Анна понимала и сама.

Они просидели в гостиной весь вечер, грея руки об огромные кружки с ромашковым чаем. На болтовню настроены не были ни одна, ни другая, но трепетная тишина в приятной компании имела умиротворяющий эффект. Ближе к полуночи, почти одновременно, они уснули прямо на диване, в бессознательности инстинктивно — и впервые — прижимаясь друг к другу в поисках тепла…

Дождь начался глубокой ночью и хлестал без передышки, поутихнув лишь к утру. Ливень сменился противной моросью, и наблюдать за непогодой, сидя в тепле и сухости, было терпимо, даже несколько приятно.

На завтрак подруги решили отправиться в «Мейбл». Через полчаса у Вайолет как раз начиналась смена, и если поспешить, они вполне успеют потрапезничать, не отвлекаемые никем. Почти никем. Сменщица Виолы — размалёванная нахрапистая девица по имени Джудит, от коей за милю разило дешёвым табаком — нетерпеливо притопывала ногой, когда они заявились в круглосуточную кафешку. Анна никогда бы не позволила себе осуждать кого-то даже в мыслях, если бы только этот кто-то не трепал своим поганым языком весьма неприятные, а временами и похабные вещи непосредственно в их с Вайолет сторону. Чтобы не портить и без того зыбкое сонное утро, Виола отпустила сменщицу чуть раньше, а та, довольная, как слон, даже не стала плеваться ядом. Двух закадычных подруг она попросту проигнорировала и ускользнула, не попрощавшись и не поблагодарив. Анна уже знала, что это норма для неё, а потому не обратила никакого внимания на откровенно непорядочное поведение.

Добираться до школы пришлось пешком. Мелкий дождик всё моросил, и зонт не особо спасал, но мысли о возвращении домой оказались отвергнуты ею. Возможно, поход в обитель сплетников сегодня являлся чистой воды авантюрой, но оставаться с собой наедине казалось ещё худшей затеей.

По дороге ей попался одетый не по погоде и дышащий пивным перегаром Гленн Митчелл, направлявшийся в сторону забегаловки. Анна проводила его встревоженным взглядом, но пойти за ним не посмела. В случае чего, Вайолет вполне способна постоять за себя, а путаться под ногами, чтобы той, помимо себя самой, пришлось ещё и заступаться за подругу, точно не было здравой идеей.

* * *

Вот теперь школа гудела, как растревоженный пчелиный улей. И на этот раз из-за неё, Анны. Никто не осмеливался подойти открыто, чтобы задать интересующие вопросы, и сей факт немного облегчал незавидное положение. Шепотки за спиной становились всё навязчивей. Шушукающиеся стайки старшеклассников преследовали её везде и всюду, и избавиться от их внимания не представлялось возможным.

Возникло спонтанное желание перевестись на домашнее обучение. Или и вовсе получить аттестат экстерном. Её знаний на это вполне бы хватило, но что дальше? Можно всю жизнь избегать людей, прячась в коконе, а покоя так и не обрести. Нет уж, так просто она не сдастся. Не доставит им всем такого удовольствия. Пусть шушукаются себе по углам, как крысы, пусть хоть захлебнутся злорадством, — она сумеет выстроить оборону. Ну кто они все в сравнении с этим индейским хамом-верзилой, которому она так здорово врезала?

Справедливости ради, стоило отметить, что находилось также немало сочувствующих. Одиночек, в основном, не поддающихся влиянию толпы ввиду отсутствия с нею контактов. Но их жалостливые взгляды вызывали ещё больше омерзения, нежели кривотолки.

Окончания занятий Анна дождалась с трудом. Слегка рассеянный биолог где-то пропадал, отмазавшись ото всех бланками с тестами. Быстрее прочих справившись с заданием, она положила листок с ответами на край учительского стола, а после тихонько выскользнула из класса. Анна планировала вновь сорваться в «Мейбл» — провести время в компании подруги и заодно справиться о её делах. Не особо веря, что придурок вновь мог припереться, она всё же поддалась голосу интуиции и выглянула в первое попавшееся по дороге окно прежде, чем выйти на улицу. И даже не удивилась.

Если его подстерегания превратятся в традицию, то она попросту не выдержит. Либо настучит в полицию — и пусть подонок пеняет сам на себя, либо… Нет, о возвращении в Польшу пока думать не хотелось. Безусловно, Анна соскучилась и по тётушке, и по старой немке, но бросить здесь всё, что привнесло в жизнь радость — такая себе перспектива.

Она заметила его не сразу, ведь сегодня недоносок предусмотрительно припрятал пикап за углом школы. С ним за компанию явились двое: молчун Энди-Адам, и полная противоположность вышеназванному — Руди.

Добравшись до выхода, Анна собралась с духом и осторожно выглянула наружу сквозь едва заметную щель, слегка приоткрыв входную дверь. Дикарь был занят болтовнёй с приятелями. Наверное, не ожидал, что жертва может попытаться его обыграть и покинуть школу раньше других. На свой страх и риск, она чуть расширила проход и прошмыгнула в него тенью, на носочках пролетев до ближайшей машины, и тут же присела на корточки, прячась.

Господи, какой же бред!

Не давая себе времени на раздумья, Анна стремительно двинулась вдоль ряда автомобилей, пригибаясь как можно ниже. Побег обещал стать удачным. Сейчас как раз раздастся звонок с последнего урока, ученики толпами хлынут на улицу. Гад отвлечётся на их мельтешение, выискивая среди других школьников её фигуру, и она благополучно вырвется из этой западни.

Анна остановилась возле крайней машины, что стояла за самым выездом и соседствовала с пикапом индейцев. И пока ждала единственного шанса на побег — стала невольной слушательницей их разговора.

— Ну и чего ты к ней прицепился?

— Она… раздражает меня. Бесит. И она должна ответить за то, что сделала вчера.

— Да он влюбился, говорю тебе, Энди!

Ага, значит всё-таки Энди. И в смысле «влюбился»? Разве они не видят, что их дружок способен только на ненависть?..

— Заткнись! — отвесил хам подзатыльник своему не в меру болтливому приятелю. — Вы вообще её видели?

…Что не устаёт доказывать.

— Видели! — как ни в чём не бывало ответил Руди за двоих, потирая пострадавший затылок рукой. — Девчонка симпатичная и безобидная с виду!

— Кажется, у тебя проблемы со зрением. Она мне врезала, вообще-то! Унизила перед бледнолицыми! Пусть спасибо скажет, что не получила сдачи. Это с виду белые девки безобидные. А на деле — те ещё сучки.

— Хочу заметить, что ты сам её довёл, — впервые на её глазах открыл рот «молчун».

— Ну довёл. И что? Это повод делать меня инвалидом?

Вот гад! Да он ей сам чуть руку не вывихнул!

— Дружище, слабых обижать — последнее дело.

— Когда это ты стал поборником морали? — вздёрнул недоносок бровь. — И я не собираюсь её обижать. Если бы я хотел её обидеть — обидел бы, недоумки. Трахнул бы в тёмной подворотне, например. Я всего лишь повывожу её из себя немного, и отстану, — огрызнулся он, лениво жуя жвачку.

Подглядывающая сквозь автомобильное стекло за троицей Анна шумно выпустила воздух из лёгких, тут же пригнувшись из-за опасности быть обнаруженной. Но выдох не выдал её — парковку потихоньку начинали заполнять шумные подростки. После откровений дикаря её бросило в жар, а сердце пустилось вскачь. Что он вообще несёт? От услышанного она почувствовала себя такой грязной, словно её макнули головой в сортир. Хотелось вернуть время вспять и открыто выйти уроду навстречу — только бы не слышать всего этого.

Квилеты отвлеклись на гомонящую толпу школьников, а Анна стала аккуратно выбираться с парковки спиной вперёд, чтобы не выпускать шайку из виду. Чуть отойдя, развернулась и дала дёру во весь опор, не забыв накинуть чёрный капюшон на голову.

Дьявол побери, во что она ввязалась?

* * *

Первым делом Анна отзвонилась подруге и прямо спросила, всё ли у той хорошо. Вайолет успокоила, сообщив, что выпроводила Гленна сразу же, как только тот пересёк порог «Мейбл». Это принесло долю облегчения. Язык чесался попросить Виолу зайти после смены, чтобы вместе отправиться в лес. От недостатка мшелой тяжести тамошнего кислорода уже наступала ломка, и срочно необходимо было очутиться в чаще хоть ненадолго. Или просто посидеть да помолчать вместе за чашкой чая. Что угодно, лишь бы не оставаться наедине с наглым голосом в голове. Однако, Анна так и не решилась на просьбу. Страх, что её может стать слишком много в жизни немногих близких людей, здорово тормозил. Вскоре она сдавленно попрощалась с Вайолет и положила трубку. Конечно, подруга что-то заподозрила, и скорее всего в ближайшее время Анну ждёт нечто вроде допроса. Как старший товарищ, Вайолет не могла не беспокоиться о её благополучии, особенно в связи с событиями последних дней.

Но это будет завтра. Сегодня же она оставалась в пустом доме один на один с прокля́той тишиной. Нет, это совершенно невозможно терпеть! Плюнув на все риски, Анна вновь набросила куртку, выскочила из дома и спешно бросилась по узкой тропинке к возвышающимся над Форксом деревьям. Вряд ли индеец бродит там сегодня в ожидании неё. Да и что он ей сделает, ну серьёзно? Кишка тонка покалечить или избить. Ведь тогда его будет ожидать долгая и тесная связь с правоохранительными органами, ибо побоев Анна молча терпеть больше не станет никогда. А кое-что пострашнее — то, о чём он обмолвился со своими приятелями — ей точно не грозит. Недоносок всеми силами доказывал и ей, и всем окружающим, что она в его глазах урод, не вызывающий ничего, кроме отвращения.

Неужели он и вправду собирается преследовать её? Каждый день так унижаться, как сегодня, играя в прятки? Или разрушить свою новую жизнь и надежду на что-то светлое? Бросив и Шерил, и Вайолет, сверкать пятками в сторону Польши? Нет уж.

На самом деле, кое-что её всё же интересовало в дикаре, а конкретнее, две вещи: какого чёрта он трётся в компании подростков? Ведь ему самому не меньше двадцати на вид. Это странно. И второе: не боится ли этот хмырь прессовать малолетку? Что, если бы у неё имелись братья или даже нормальный живой отец, способные заступиться? Лежать бы уже этому неандертальцу избитым в палате местной больницы. Либо он интуитивно чувствовал, что защитить её некому, либо что-то о ней знал. Только вот откуда?

Безмолвное общение с деревьями, конечно, не привело в состояние полнейшего умиротворения, но привести в порядок хаос в голове, притупив тревогу, помогло.

Дома уже отдыхала тётя, сумевшая только добраться до дивана в гостиной и рухнуть на него плашмя прямо в уличной одежде. Рядом с диваном на полу лежала благоухающая на всю комнату небольшая ель. Едва заметив племянницу, тётка театрально раскинула руки и заныла:

— Энн… Я умираю… То есть, Анна, прости-прости.

— Да называй уже Энн, — отмахнулась она. — Сильно устала?

Тётка разулыбалась в ответ.

— Стоило поддразнивать тебя лишний раз, чтобы ты позволила мне называть тебя Энн. Серьёзно, это звучит лучше Анны.

— Звучит нелепо.

— Ты не права, — никак не сходила улыбка с лица Шерил. — И да. Устала чертовски. Надо поставить ёлку, пока я совсем не отключилась. Честно говоря, ёлки у нас в доме не было с детства.

— У меня вообще никогда.

— Правда? — удивилась тётя. — Выходит, я не зря старалась, умыкнув этот чудесный экземпляр из-под носа у одного сварливого старикашки. Сейчас немного отдохну и поставлю её, а завтра украсим.

По правде говоря, Анну не особо тревожил тот факт, что настоящие праздники в её сознательной жизни отсутствовали. Раньше было не до тоски по ним, а сейчас ей вполне хватало Вайолет, искренней заботы тётушек и относительного покоя.

После ужина тётю совсем развезло, а Анна окончательно расслабилась. Невероятно долгий день наконец-то закончился. Ярко-зелёная ель теперь гордо красовалась посреди гостиной, расточая до боли знакомый носу, но никогда не надоедающий хвойный запах. За окном поднималась буря, ветер не на шутку разбушевался, скрипя ветвями старых деревьев. Неожиданно на всю округу раздался отчаянный волчий вой. Анна поёжилась, передёрнув плечами.

— Ты не говорила, что здесь водятся волки.

— На моём веку их и не было, — ответила подорвавшаяся с дивана Шерил, сосредоточенно пытаясь выискать зверя во мгле за оконным стеклом, будто это представлялось возможным. — Анна, я прошу тебя пока не ходить в лес. Знаю, что для тебя это важно, но ты должна пока гулять только в городе. Съезди со своей подружкой в Порт-Анджелес или Сиэтл, пригласи её в гости, в конце концов. Я надеюсь на твоё благоразумие.

Чёрт. Это очень, очень плохо. Знала бы тётя, насколько она не благоразумна…

Чуть позже, уже готовясь ко сну, Анна поплотнее задёрнула шторы, в последний момент заметив нечто… Это что-то было похоже на два светящихся глаза, что наблюдали за её окном из-за дерева.